Миссия из прошлого

Свиток этот бережно хранился в их роду вот уже несколько сотен лет. Но в отличии от статуи богини Тиннит, он хранился в глубокой тайне и лишь перед самой смертью умирающий передавал его своему наследнику. Сам тайный свиток представлял собой небольшой кусок папируса, полностью исписанный красными чернилами. Его получил в награду легендарный основатель их славного рода – Магон Зен. Он получил его ещё там, в далёкой, изначальной земле предков. Предание об этом было записано и передавалось вместе с тайным свитком, дабы ни одно слово о тех событиях не затерялось в череде сменяющих друг друга поколений.

Осторожно убрав камень, закрывающий вход в тайник, Ганнон глубоко засунул руку в расщелину в скале и осторожно, стараясь не повредить, вытащил завёрнутый в ткань папирусный свиток – послание Магона Зена своим потомкам. В нём говорилось – это старик помнил и так – о том, как благородный Магон Зен, рискуя своей жизнью, спас от смерти Верховного жреца одного древнего египетского храма, переправив его на своём корабле в тихое безопасное место.

Быстро освободив папирус с посланием Магона от ткани, Ганнон аккуратно развернул его и, чтобы освежить свою память, торопливо пробежался по тексту глазами. По мере чтения его воображение само рисовало картины тех событий, что происходили несколько сотен лет тому назад.

И вот он, как наяву, увидел плавно покачивающийся на волнах большой морской корабль, а на нём самого Магона Зена рядом со старым египетским жрецом в строгом белоснежном одеянии. Древний, седой как лунь, старец как-то странно посмотрел поверх головы Магона, а затем торжественным голосом произнёс:

– Сын мой, прежде чем сойти на берег, я хочу отблагодарить тебя. Я мог бы вознаградить тебя золотом, металлом столь ценимым твоим народом, но решил дать тебе другой, куда более ценный подарок. Вот этот свиток, – жрец вытащил из рукава небольшой папирусный свиток, перетянутый чёрной ленточкой. – Он мал и как будто бы ценности не представляет никакой. Но когда-нибудь он будет нужнее и дороже всего золота мира одному из твоих потомков. Он будет его единственной надеждой. Я не могу приоткрыть тебе завесу будущего, так же как и не могу сделать выбор за тебя, Магон Зен. Ты должен сделать выбор сам. Сам, как подскажет тебе твоё сердце. Итак, что же ты возьмёшь: золото или надежду на спасение одному из твоих потомков?

Магон Зен – жестокий воин и опытный торгаш – уже хотел было выбрать золото, как вдруг что-то остановило его. Он внимательно посмотрел на жреца и замер в полной растерянности. Он никогда не доверял жрецам. А, зная их корыстолюбие, порой даже сомневался в самом существовании богов, считая, что их вполне могли выдумать сами жрецы, дабы обогащаться за счёт них. Но тут его убеждённость впервые дала трещину. Что-то было в лице, в голосе и фигуре старого жреца такое… такое мудрое, доброе и, в то же время, столь далёкое от его Магона Зена мира, мира полного ненасытной жажды богатств, славы, почестей, что заставляло верить в то, что есть в этом мире и нечто совсем другое, вечное, неземное. То, перед чем бессилен и жалок ум человеческий, то, чего нельзя купить ни за какие земные богатства. И Магон Зен верил, кожей чувствовал, что этот странный, непонятный ему старик говорит сейчас правду, и от этого ему вдруг стало почему-то неуютно и страшно. И подумав немного, он, чуть запинаясь, несмело попросил у жреца второе.

Верховный жрец, мягко улыбнувшись, протянул папирусный свиток Магону.

– Возьми его, сын мой. Я знал, что ты выберешь свиток, а не золото, поэтому написал его заранее. И не переживай, ты сделал правильный выбор! – Магон, немного вспотев от волнения, осторожно взял свиток в свои руки. – Не жалей об утраченном золоте – оно не всемогуще, и пусть блеск его не затмит твой разум, и да не станешь ты рабом его!

После этих тёплых слов старого жреца, у Магона Зена как-то разом отпали все сомнения, колебания насчёт этого странного, прямо-таки неестественного для него выбора, и какая-то волна облегчения прошла по его возбужденному телу, и уже совершенно успокоенный он последовал за старым жрецом на нос корабля. Там, наедине, твёрдо глядя в глаза своему собеседнику, старик тихо продолжил:

– В глубокой тайне храни свиток сей! О нём никто не должен знать! Ты можешь рассказать всё только своему наследнику – ибо своего смертного часа не ведает никто и знание о свитке не должно умереть раньше времени. Но помни – свиток нельзя разворачивать, иначе он потеряет свою силу! Я написал его на твоём родном языке. Смысл написанного ты не поймёшь. Это старый, мёртвый язык, и едва ли во всём мире найдётся с десяток человек, знающих его. В свитке – прямая просьба к древнему божеству продлить жизнь, дабы успеть довершить дело, которое мучает тебя и не даёт спокойно умереть! – Заметив радостный блеск в глазах Магона, старик медленно покачал головой. – Нет! Просить можно только один раз, и только в том случае, о котором я тебе только что поведал! Если же ты просто попросишь продлить себе жизнь, то в лучшем случае ничего не произойдёт, а в худшем – просителя ждёт медленная, мучительная смерть… И ещё! Не продавай свиток!

Египетский жрец отвернулся от Магона, посмотрел на ласковое лазурное море и, глубоко вздохнув, устало добавил:

– Наш храм сотни, ты слышишь, Магон, многие сотни лет хранил подлинник этой молитвы! И только два раза Верховные жрецы, не выдержав искушений, продавали копии правителям… Правителям свитки не помогли, а вот конец тех Верховных жрецов был ужасен… Знай же: Верховный жрец всегда даёт копию молитвы сам, по знаку свыше, только одному, одному конкретному человеку. И даже передаривать сей свиток нельзя! Иначе он потеряет свою силу. Этот свиток – только для твоего далёкого потомка! Только для него одного! Оставь ему шанс на спасение… Помни о том, что я поведал тебе, Магон! Помни и передай потомкам своим!

Последние фразы жрец считай прокричал, до предела повысив свой голос. Затем он отвернулся от Магона и вновь устремил свой взор к спокойному морю. Жрец молчал. Молчал и Магон Зен, он стоял неподвижно, боясь проронить хоть слово. Он терпеливо ждал, что старый жрец скажет ещё. Громко прокричала пролетевшая над кораблём чайка. Жрец, погружённый в свои мысли, вдруг вздрогнул и, обращаясь неизвестно к кому, со скорбью и горечью заговорил:

– Моего храма больше нет, и некому его восстановить. Он прослужил моему великому народу три тысячи лет. Вдумайся в эту цифру, чужеземец! Три тысячи лет!!! Но храм разрушен, его нет, как и нет моего великого народа. Мы прошли свой путь, мы слишком стары, наша молодость давно прошла, угасли силы… Благословенный Нил, как и прежде, сотни и тысячи лет назад, несёт свой плодородный ил на наши поля, но изменились мы, и скоро от нашего былого величия, от Великого Египта останемся лишь мы – жалкая кучка жрецов, неграмотные крестьяне, да могилы наших предков. Да, люди остались – они чинят плотины, чистят каналы, сажают хлеб, возводят дома… Они по прежнему искусны в ремёслах, но не более того… Нет в них жизни, нет жажды свершений. Пойми, чужеземец, это просто кучка людей, а не народ. И эти люди скоро забудут свою историю, забудут веру предков и своё былое величие, и останется одна лишь территория, носящая название Египет, кусок земли, переходящий из рук в руки, словно продажная женщина, у жадных, чуждых нам народов. Народы рождаются, взрослеют, стареют и умирают, совсем как люди. Быть может и боги рождаются вместе с ними, достигают могущества и славы, а затем, так же, теряя силы, медленно угасают, уходят в небытиё, бессильные помочь народам своим?..

Вопрос сей повис в воздухе, ответа на столь кощунственный вопрос Магон не знал.

Внезапно верховный жрец словно проснулся, очнулся от сна, его потухшие глаза заблестели, сгорбленные плечи расправились, и дряхлая старческая фигура приобрела гордый, величественный вид.

– Нет! – выкрикнул он оробевшему Магону, устремив на него яростный взгляд своих ясных, по детскому чистых, чёрных глаз. – Нет! Боги не умирают! Это святотатство! Боги лишь меняют свои имена! Они вечны! Они не теряют могущества своего! Я верю в это! Верь и ты, Магон! Верь, и боги в трудный час помогут роду твоему!

И долго ещё Магон Зен стоял и смотрел в след этому величественному, но дряхлому, уже стоящему пред вратами вечности, старику, олицетворявшему собой знания и мудрость умиравшего народа.

Дочитав, старый Ганнон решительно отложил папирус с преданием и, не колеблясь более, вынул из тайника старый глиняный кувшин. Кувшин, высотой около тридцати сантиметров, имел форму греческой амфоры, но без ручек. Горлышко было заткнуто тряпкой и обильно залито воском, предохраняющим содержимое от сырости. Прижав драгоценную ношу к груди, Ганнон быстро вернулся к сыну.

Гамилькар – слава всем Богам! – был ещё жив. Но старик видел, что только верность долгу и воля сына удерживали сейчас жизнь в этом окровавленном, измученном теле – он решительно отказывался умирать, не сдержав своей клятвы.

Медлить больше нельзя! Ганнон, встав на колени, одним ударом разбил кувшин об пол и, дрожащей рукой, достал из кучи глиняных осколков свиток папируса. Как ни странно, но свиток, пролежавший в сосуде сотни лет, выглядел абсолютно новым и свежим, словно его положили туда только вчера. Ганнону, однако, было не до таких подробностей. Быстро развернув свиток, он начал громко читать, тщательно выговаривая каждое слово незнакомого ему языка, интуитивно чувствуя, что ошибаться тут было нельзя.

Пришедший в сознание Гамилькар, сразу узнал разбитый кувшин и понял, что отец, в отчаянной попытке спасти его, решил воспользоваться тайным свитком – ещё одной реликвией их древнего рода. Правда сам он не очень-то верил в силу этого старого свитка, считая всё это лишь красивой легендой. Однако свиток дарил хоть какую-то надежду, и Гамилькар, подавив в себе малейшие сомнения, принялся внимательно слушать отца, старательно повторяя про себя все те незнакомые слова, что тот вещал.

Внезапно послышался топот множества ног, и вскоре в освещённый факелами круг, тяжко лязгая железным облачением, молча вступили шесть человек с обнажёнными мечами. Вошедшие устремили свои взоры прямо на лежащего на полу Гамилькара. Не нужно было даже гадать – враги это или друзья. Вид их свирепых, мрачных лиц говорил сам за себя. Исходящая от них аура ненависти незримым холодом дохнула в лицо Гамилькару. Нашли-таки, подонки… Кроме Автарита, он узнал в вошедших ещё двоих – их он сам недавно выгнал из дворцовой стражи за пьянство, грабежи и насилие. «Впрочем, каков сам Малх, таких и помощников он себе набрал», – с презрением подумал Гамилькар и внутренне усмехнулся.

Ганнон же, полностью погружённый в чтение, даже не заметил вошедших. Он быстро дочитал свиток до конца и едва торжественно произнёс последнее слово, как папирус быстро сморщился, почернел… А затем, с громким хлопком, рассыпался в прах прямо на руках у изумлённого Ганнона. Свершилось, свиток не потерял своей чудодейственной силы! Ганнон весь замер в ожидании чуда и…

И ничего не произошло! Совершенно ничего! Сын по-прежнему лежал весь в крови на полу пещеры и не двигался, смотря куда-то в пустоту.

Ганнон бросил недоумевающий взгляд на остатки папируса – его последней надежды – и вновь посмотрел на статую богини Тиннит. Игра теней образовала на её устах странную, таинственную улыбку. Но не этого ждал от неё Ганнон. Он ждал чуда. Чуда! Мгновенного исцеления сына! А отнюдь не новой насмешки…

Внезапно, услышав какой-то шум, Ганнон резко повернул голову и с крайним изумлением уставился на шестерых воинов с мечами, что незаметно для него проникли в пещеру. Один быстрый взгляд на их лица и Ганнон мгновенно определил: кто они. Убийцы! Перед ним стояло шестеро убийц – внутреннее чувство опасности буквально кричало об этом. Он забыл про осторожность. Вот только исправить что-то уже было нельзя. Поздно, враги уже пришли в его дом…

Убийцы же, чувствуя себя хозяевами положения, злорадно скалились и откровенно неспешно так осматривались вокруг – куда спешить, ведь жертвы теперь никуда не денутся от них. И бойцы из них теперь никакие: умирающий юноша да тщедушный старик… Зато при виде лежащей на полу Элиссы, лица воинов мгновенно осветились довольными похотливыми улыбками, они уже заранее предвкушали ночь удовольствия – Автарит уже твёрдо решил, что привезёт во дворец только трупы.

С удивлением узнав в повернувшемся старике Ганнона – отца столь ненавистного ему Гамилькара, Автарит сначала опешил, а затем с деланной радостью воскликнул:

– Как, Ганнон, мерзкая подлая скотина, ты всё ещё жив? Ах, ах, как нехорошо. Совсем нехорошо. А ведь твоя драгоценная супруга с детками уже небось заждалась тебя на том свете? А?

Через мгновение, сбросив добродушную личину, он со злостью добавил:

– Ничего, подлая тварь! Я снова помогу тебе, Ганнон, как помог много лет тому назад! Скоро, очень скоро, я отправлю тебя на небеса вместе с твоим последним выродком! Ты помнишь, как убил моего отца, Ганнон?! Помнишь?! Или уже забыл, старая гиена?! Ничего, теперь я полностью рассчитаюсь с тобой!..

Распалённый ненавистью, Автарит ещё долго что-то кричал, брызгая во все стороны слюной, но старый Ганнон уже не слышал его.

– Ты!.. Так это был ты!.. – только и смог выкрикнуть с искажённым от ненависти лицом Ганнон и с яростью выхватил из ножен свой меч. Но через мгновенье он схватился за грудь и, жадно глотая воздух, начал медленно оседать на пол. Старое сердце не выдержало…

– Отец… – только и смог вымолвить Гамилькар.

Враги глумливо засмеялись. Автарит меденно подошёл к хрипевшему, хватающемуся за сердце старику и, злобно оскалившись, пнул его несколько раз в живот, постоянно приговаривая:

– На, получай, старая скотина! Сдохни, подлая тварь!

Никогда ещё Гамилькару не было так мучительно больно осозновать своё бессилие. Он был в сознании, он всё понимал, но, одновременно, был лишён всякой возможности действовать – его израненное тело просто отказывалось повиноваться ему. Он больше походил на труп, и лишь слезящиеся, горящие ненавистью глаза доказывали окружающим, что он всё ещё жив, отражая как в зеркале все те чувства, что кипели в его измученной душе. Собрав последние силы, Гамилькар, превозмогая боль и слабость, потянулся к своему мечу, желая умереть с оружием в руках. А меч лежал так рядом и, в тоже время, так далеко от него. Гамилькар отчаянно пытался, но никак не мог дотянуться до меча, а враги стояли рядом и открыто смеялись над ним. И никто не спешил добить его. Это же так весело поглумиться над своим поверженным врагом… Вскоре, однако, одному из них надоела эта игра, он подошёл к Элиссе и, довольно скаля зубы, провёл рукой по её высокой груди, а затем, повернувшись к Гамилькару, предложил ему посмотреть, как он будет заниматься с нею любовью.

– Тебе это очень понравится! Понравится…

Его глумливый голос и мерзкий смех эхом отдались в голове Гамилькара. Его глаза буквально полыхнули от ярости. Жгучая, всепоглощающая ненависть придала ему сил, и пальцы судорожно охватили рукоятку меча…

Но в это время оглушающе громко прогремел первый гром, и тут же молния с жутким треском ударила в скалу над пещерой. Ослепительно-яркий свет, через окно в потолке, колонной рухнул в пещеру, захватив в свой сияющий круг Гамилькара. И этот яркий, режущий глаза белый свет – было последнее, что успел запомнить Гамилькар, перед тем как провалиться в густую, непроглядную тьму…

Глава третья

18 декабря 2015 года. Ботсвана. Южная Африка.

– Осторожно, яма!

Однако предупреждение профессора Туманова явно запоздало. Грузовик несколько раз чуствительно тряхнуло, и Туманов, потирая рукой ушибленное место на макушке, начал беззлобно выговаривать водителю:

– Ты всё же поаккуратней вези, Джек, а то вот пробью головой крышу – заставлю потом новую покупать.

Чернокожий водитель в ответ только засмеялся и, показывая рукой на свою шерстяную шапочку – пуме, что наподобием шлема закрывала его голову, шутливо отмолвил:

– Я же предлагал вам, господин профессор, утром надеть такую же. Глядишь, и ваша голова осталась бы целой. Вот мне же хоть бы хны… Для нас, тсвана, пуме – это самый лучший головной убор. Защитит не только от ушибов, но и от вечернего и утреннего холода. Да, кстати, у меня есть ещё одна пуме. Может всё-таки возьмёте?

– Нет, спасибо, Джек. Не возьму, – Туманов широко улыбнулся. – Уж больно у меня дурацкий вид в ней, лучше я останусь так, с непокрытой головой.

– Ну как хотите, дело ваше, – филосовски прокомментировал Джек. – На дороге ещё много ям… Но если передумаете, знайте, что моя пуме всегда к вашим услугам.

– Спасибо, Джек, если что, я охотно воспользуюсь твоим предложением. – Туманов бросил быстрый взгляд на шапочку ботсванца и поинтересовался: – Эти пуме вяжут ваши женщины?

– Да. Тсванские женщины по-прежнему очень искусные вязальщицы, даже вездесущий китайский ширпотреб не убил в них это умение. Они могут вязать даже на ходу. Вспомните тех трёх женщин, что мы встретили полчаса назад. Они шли на местный базар. Так вот, двое из них вязали прямо на ходу. При этом у одной из них за спиной был привязан ребёнок, а у другой – корзина с початками кукурузы, – с гордостью пояснил Джек и тут же отчаянно закрутил рулём, дабы избежать столкновения с неизвестно откуда взявшейся на этой пустынной дороге коровой, что гордо шествовала прямо посередине.

Когда тощая как вобла корова благополучно осталась позади, Джек облегчённо выдохнул и, заметив, что профессор Туманов, по-прежнему, внимательно слушает его, продолжил свой рассказ о жителях Ботсваны, их обычаях и традициях.

Чуть заметно улыбаясь, профессор Туманов с неподдельным интересом слушал своего чернокожего водителя, не перебивая и не задавая лишних вопросов. Перебивать собеседника вообще было не в его правилах, а во-вторых, он всегда любил когда человек рассказывал всё сам, без принуждения, по собственному желанию, ибо такой человек, по его личному убеждению, почти всегда искренен в своих высказываниях и, следовательно, его легче понять и узнать.

Ну, а Джек, найдя в лице профессора благодарного слушателя, по мере своего рассказа всё больше и больше воодушевлялся. Он отчаянно размахивал руками и жестикулировал, успевая при этом следить и за дорогой, и едущими сзади машинами.

Однако многое из рассказа Джека Туманов уже знал. Он не в первый раз был в Ботсване, да и, к тому же, успел перед поездкой изучить пару справочников. И теперь его тренированная память, по мере рассказа водителя, послушно выдавала информацию о стране в сжатой, в виде коротких справок, форме.

Ботсвана – небольшое государство в Южной Африке. Территория – шестьсот тысяч квадратных километров. Это двадцать первое место среди африканских стран. Однако большую часть территории занимает одна из самых засушливых пустынь мира – пустыня Калахари.

По политическому устройству Ботсвана – республика, её глава – президент избирается на пять лет при проведении парламентских выборов. Страна делится на десять провинций. Официальные языки – английский и тсвана. Национальный праздник День провозглашения независимости – 30 сентября. До 1966 года страна являлась британским протекторатом под названием Бечуаналенд. Столица государства – город Габороне.

Население – более двух миллионов человек. Однако каждый четвёртый житель ВИЧ-инфицирован, из-за чего произошло снижение продолжительности жизни на 20 лет. И всё равно численность населения быстро растёт. Начиная с конца двадцатого века в стране настоящий бум рождаемости. И по расчётам специалистов, лет так через пятьдесят, Ботсвана по численности населения обгонит Украину и Белоруссию…

Само население Ботсваны почти целиком, на девять десятых, состоит из народности тсвана, или бечуана, которая делиться на несколько этнографических групп, самая многочисленная из них – нгвата.

Все они принадлежат к языковой группе юго-восточных банту, относящихся к негроидной расе. Среди этнических меньшинств страны, таких, как гереро, шона, коса, педи, ндебели, балози и другие, большинство также принадлежит к банту.

И лишь в пустыне Калахари живут представители койсанской языковой семьи – бушмены и готтентоты, которых племена банту оттеснили в глубину пустыни ещё до начала европейской колонизации.

Большинство банту занимаются скотоводством и земледелием, но с каждым годом увеличивается число работающих в горной промышленности. Фактически восемьдесят процентов населения живёт на узкой полосе плодородной земли восточной Калахари…

Продолжая слушать Джека, Туманов, незаметно для себя, погрузился в собственные воспоминания о том, как и почему он оказался здесь…

Всё началось в октябре, когда ему неожиданно позвонил его старый друг и однокашник Вадим Дмитриевич Дербенёв. Как раз за день до этого Туманов выписался из больницы, где долго лежал с пневманией.

С Вадимом Дербенёвым они дружили с детства. Жили рядом, вместе ходили в детский сад, вместе учились в школе, вместе ходили в волейбольную секцию. Однако после окончания школы, учится они пошли в разные ВУЗы: он в Московский Государственный Университет, а Дербенёв – в Московский горный институт. Но дружить не переставали. Вместе ухаживали за девушками, а после почти одновременных свадеб дружить стали уже семьями. Нечего и говорить, что звонок очень обрадовал Туманова, ведь они с Вадимом не виделись уже целых шесть лет. После радостных распросов, Дербенёв попросил разрешения приехать к нему, сказав, что у него есть для старого друга потрясающий сюрприз. Естественно, такое разрешение было немедленно дано.

Профессор Аркадий Александрович Туманов – известный российский археолог и специалист по истории Древней Африки, а также автор ряда популярных книг и научных статей – жил в Москве, рядом с Кутузовским проспектом. У него была уютная четырёхкомнатная квартира, где он тихо жил вместе со своей женой Любовью Владимировной. Их взрослые дети давно уже жили отдельно, и навещали родителей лишь по праздникам, приезжая в гости вместе с внуками.

Ровно в семь часов вечера раздался звонок в дверь – пришёл долгожданный Вадим Дмитриевич Дербенёв. После традиционного чаепития, расспросов и воспоминаний, Любовь Владимировна позволила старым друзьям уединиться, наконец, в рабочем кабинете Аркадия Александровича.

Рабочий кабинет для профессора Туманова был одновременно и любимым местом работы, и любимым местом отдыха. В нём же он и принимал своих гостей. Кабинет был достаточно просторным и, в то же время, весьма уютным. У дальней стены находилось окно, наполовину закрытое тяжёлыми тёмно-синими шторами с золотистой бахромой. Прямо перед окном стоял массивный письменный стол с высоким кожаным креслом. Одну половину стола занимал компьютер с различными вспомогательными устройствами, а другую – уложенные в три аккуратные стопки книги, журналы и папки с документами. Вдоль длинных стен, как в какой-нибудь библиотеке, стояли высокие, почти до самого потолка, деревянные шкафы. Эти массивные шкафы, до отказа заполненные книгами, статуэтками, старинным оружием и прочими предметами древности, казалось, воссоздавали в кабинете атмосферу настоящего средневекового замка с его тяжёлой старой мебелью и приличествующей ему благородно-таинственной тишиной. Царящий в комнате полумрак лишь усиливал этот эффект. Сам Туманов в шутку называл свой кабинет «кельей учёного монаха».

Справа от двери, на толстых изогнутых ножках стоял старинный кожаный диван с двумя маленькими подушками. На полу, во всю длину комнаты, лежал настоящий узбекский шерстяной ковёр с очень сложным замысловатым узором. Освещался кабинет огромной хрустальной люстрой со множеством мелких лампочек.

Однако люстрой Туманов пользовался редко, ему не нравился её яркий, заполнявший всю комнату, свет. Он, как ему казалось, только нарушал рабочую атмосферу кабинета. А для работы ему вполне хватало света старой настольной лампы. Эта лампа, с бледно-голубым абажуром, была предметом особой гордости Туманова. Она досталась ему ещё от деда, и он её очень берёг. Настолько, что даже прикрепил её к крышке стола шурупами, дабы исключить случайное падение.

Удобно расположившись на диване, Аркадий Александрович предложил присесть и Дербенёву, но тот только отмахнулся и продолжил осмотр кабинета, внимательно разглядывая старинные предметы, лежавшие за стеклянными дверцами шкафов. Туманов подобному интересу к своей коллекции нисколько не удивился. Эта коллекция древностей, любовно собранная им за многие годы, неизменно привлекала к себе внимание любого гостя – и Вадим Дмитриевич в этом плане не был исключением. Поняв, что никакого рассказа в ближайшие десять минут от Дербенёва он не услышит, Аркадий Александрович устало положил голову на спинку дивана (недавняя болезнь всё ещё давала о себе знать) и стал внимательно изучать своего старого друга, пытаясь отыскать перемены, что произошли с ним за те несколько лет, что они не виделись.