Потерянные крылья

– Какие новости?

Алана не тратит времени на приветствия. Сейчас два часа ночи, и ей бы хотелось закончить побыстрее. Они в очередной раз в тупике или в этот раз была возможность хоть что-то узнать? Первым говорит Карл:

– Я чувствую их запах, но здесь он обрывается.

Алана приподнимает брови удивленно.

– Что, прямо здесь?

Пес кивает, пожимая плечами. Соли обходит помойку по кругу, словно сама надеется учуять запах беглеца. Алана знает, что Соли просто высматривает хоть что-то, что могло бы подсказать им направление. Алана и сама осматривается по сторонам. Ее взгляд цепляется за маленький ресторанчик на цокольном этаже одного из домов.

Она подходит к зданию ближе и внимательно осматривает. Как она и думала, в углу, под козырьком, была установлена камера, и, если они будут достаточно везучими, она может даже быть рабочей. Тогда они узнают, каким образом волку удалось испариться, не оставив после себя запаха.

Подойдя, Соли смотрит на камеру с радостным возбуждением.

– Алана, ты гений!

Леон вздыхает и поворачивается к Грегори:

– Езжай домой, мы дождемся владельца и все узнаем. Ты помог.

Грегори облегченно вздыхает и прикрывает глаза.

– Слушай, я рад. Прости, что это повесили на тебя. Удачи!

Алана взмахивает рукой, словно все это ничего не значит, и усаживается на ступеньки, ведущие к дверям ресторана, постелив пиджак. Ей хочется посидеть на улице. Соли присаживается рядом и устраивает голову на плече капитана, широко зевнув.

– Я посплю, а ты не смей двигаться.

Алана смеется и кивает, прижимаясь к макушке Соли щекой. Возможно, она тоже могла бы вздремнуть. Середина ночи не располагает к бодрости.

Они и сами не замечают, как время приближается к утру, а к ступенькам подходит бородатый мужчина, который, уперев руки в бока, сурово смотрит на двух полицейских, дремлющих на ступеньках его ресторанчика.

– Хэй, мэм, здесь вам не ночлежка.

Алана открывает глаза и смотрит на хозяина этого места, медленно поднимаясь и отряхивая брюки. Она достает удостоверение, показывая его так, чтобы было видно фотографию, имя и звание.

– Алана Леон, капитан полиции, а это моя напарница, офицер Соли Бойл. У нас есть парочка вопросов.

Мужчина достаточно грубо протискивается между ними и принимается греметь ключами, чтобы открыть дверь.

– Я ничего не знаю, ни в чем не виноват. Если есть претензии – тащите ордер, легавые.

Алана открывает рот, но ее опережает Соли:

– Никаких претензий, дядюшка, нас просто интересовало, работает ли у вас камера. Тут бегает опасный преступник, и он вполне может нанести ущерб и вашему бизнесу. Тем более за содействие полиции вполне можно получить денежное вознаграждение.

Алана наблюдает, как глаза хозяина ресторанчика зажигаются алчным блеском, и думает о том, что он даже слишком предсказуем. Настроение мужчины меняется как по щелчку пальцев.

– Что ж вы сразу не сказали? Скорее проходите внутрь. Камера-то, разумеется, рабочая, знаете, сколько здесь засранцев шатается, любящих портить чужое имущество? И не пересчитаешь.

Соли сочувственно качает головой, включаясь в разговор, словно это действительно ее родной дядюшка. Алана так не умеет: она просто не может понять, как именно надо общаться с людьми, чтобы они вот так открыто рассказывали о своих проблемах, давали именно то, что тебе нужно. Языком Аланы остается сухая бюрократия, неспособная располагать к себе.

Леон осматривает грязноватый ресторанчик, который ни за что не прошел бы санитарную проверку, пока Соли и «дядюшка» запускают компьютер. Она подходит к ним как раз вовремя, чтобы просмотреть записи последних двенадцати часов в ускоренной съемке. В кадр как раз попадает угол мусорки. Алана надеется, что это нужный ракурс.

Видимо, госпожа Фортуна сегодня на их стороне, поскольку после продолжительного наблюдения они отчетливо видят знакомую по фотографиям белую макушку, которая выделяется даже ночью. На плече беглеца висит бессознательный Кристофер Олдридж. Следующие несколько минут они втроем наблюдают, как тот, никем не замеченный, с ужасающей ловкостью забирается в мусоровоз.

– Остановите!

Алана перематывает назад и достает телефон, чтобы внести в заметки номер нужной им машины.

– Спасибо, вы нам очень помогли!

Соли улыбается, поспешно жмет руку хозяину ресторана, а потом выскальзывает наружу. Алана следует за ней, слыша в спину вопрос про то, как ему получить денежное вознаграждение. Уже в машине Соли весело смеется и барабанит пальцами по сиденью.

Алана качает головой, но ничего не говорит, потому что делать выговор с улыбкой на губах было бы совсем не солидно. Женщина быстро набирает номер компании, занимающейся вывозом мусора: им нужно узнать, кто был водителем машины.

Немного подумав, она бросает телефон Соли, а сама направляется в участок. Стоило пробить мусоровоз в базе, ну а Соли гораздо лучше справится с убалтыванием операторов, если вдруг так случится, что они не согласятся поделиться сведениями, пока не увидят ордер.

В базе нет ничего интересного: ничем, кроме пары штрафов, мусоровоз похвастаться не может. Впрочем, как и его водитель, имя которого Соли все же выудила спустя час переговоров с упертыми работниками на том конце телефонной линии. Алана знает не понаслышке: этой девушке просто невозможно отказать.

Они с Соли сидят за столиком какой-то кофейни. Ни одна из них еще не завтракала, так что они решают сделать небольшой перерыв на кофе. За пять минут волк не пересечет границу, а вот им нужна энергия для погони. Алана уже запросила отряд с собаками. Им нужно просто узнать, в каком месте беглец покинул мусоровоз. Около городской свалки? Может, раньше? Одно ясно точно: он нашел способ покинуть город и не попасться полицейскому оцеплению. Хитрый. Словно и не волк вовсе, а лис.

Клубничный латте быстро кончается, а пять минут подходят к концу. Соли со смехом вытирает молочную пенку с носа Леон, и Алана улыбается. Им пора возвращаться к работе, но делать это совсем не хочется. Продлить бы эти спокойные мгновения, которые они тратят на то, чтобы вдвоем посидеть в абсолютно пустой кофейне. Им не нужны слова, чтобы разговаривать, им не нужно вести диалог, чтобы развеять тишину, ведь она оказывается на удивление приятной и комфортной.

С места они поднимаются почти одновременно. Их следующий пункт назначения – дом водителя мусоровоза. Алекс Грэм живет в одном из небольших частных домиков, которые любят покупать семейные пары с детьми. Когда они стучатся в дверь, никто уже не спит. Сам Алекс собирается на работу, его жена готовит сына в школу. Весь дом замирает, стоит им увидеть двух женщин в полицейской форме.

* * *

На заправке не так уж много машин. Эта дорога не слишком популярна после того, как пару лет назад построили объезд, сокращающий путь чуть ли не в два раза. Они с Соли устало стоят у кромки леса, пока поисковая группа с собаками пытается поймать беглеца. У них есть образец запаха только одного из них: Кристофера Олдриджа. Тот, что предоставлен его отцом. Золотой мальчик сейчас вместе с волком, Алана надеется, что их всех не уволят, когда собаки схватят Кристофера за какую-нибудь конечность. В конце концов, рядом с беглецом он может умереть в любую секунду, и укус собаки не должен стать такой уж большой проблемой. Что странно – так это то, что Итан Олдридж так легко согласился на эту авантюру. Обычно родители дольше думают о том, позволить ли своре собак гнаться за их ребенком, многие соглашаются лишь после утомительных уговоров.

Из леса выбегает офицер, и Алана тут же устремляется к нему навстречу. Она надеется услышать радостные вести, но лицо коллеги уничтожает любую веру в чудо.

– Он… Он убил собак. Мы потеряли их след у реки.

Соли рядом сминает бумажный стаканчик с остатками кофе, не обращая внимания на то, что остывший напиток стекает по ее руке. Алана хмурится, рассматривая стволы деревьев вдалеке. Они снова его упустили. И теперь она, кажется, понимает, почему Грегори не сумел его отловить.

Алана разворачивается на каблуках и идет к полицейской машине. Теперь поимка Джейсона Коуэлла – это не просто задание. Это вызов, брошенный лично ей и ее профессионализму.

Глава 12

Поначалу дорога кажется ужасно долгой и мучительной, но со временем Кристофер просто перестает ждать ее конца. Раздражающая и тянущая за душу мысль: «Когда же это закончится?» – отходит на второй план. Рана успевает немного поджить, затянувшись грубой корочкой, и уже беспокоит не так сильно. Впрочем, если она и начинает ныть, Олдридж может зацепиться за руку Джейсона. Тот еще ни разу не возразил, хотя, может, это и доставляет ему неудобство.

Бо́льшую часть пути они молчат, и между ними больше нет той враждебности и напряженности, что царила раньше.

– Теперь ты больше не выглядишь как кукла, – произносит Джейсон во время одного из привалов.

Крис, очищающий сосиски от пленки, отвлекается от своего занятия и поднимает на Джейсона удивленный взгляд.

– Что?

– Я говорю, что теперь ты… менее искусственный. Живой какой-то.

Это вызывает у Кристофера приступ смеха. Разумеется, он прекрасно понимает, о чем говорит волк. На экране и на публике он производит впечатление нарисованного. Макияж скрывает все недостатки, а камера и свет создают ощущение, что он вовсе не настоящий человек, а идеальный фарфоровый образ. Любые его взгляды и движения должны источать элегантность, быть точными и выверенными. Его вкус должен быть утонченным. Он не может позволить себе пить кофе с сахаром или с недостаточно пышной пенкой, пользоваться дешевым парфюмом и носить неидеально отглаженный костюм.

– Ну, я и не должен был казаться живым.

Джейсон приподнимает брови, протыкая сосиску остро наточенной палкой.

– В смысле?

– Когда ты лицо фармацевтической компании, ты не имеешь права быть неидеальным. Твоя кожа должна быть ровной и чистой, потому что любой, кто посмотрит на тебя, спросит: «А каким кремом пользуется этот человек? Может, он пьет какие-то витамины?» Ты не имеешь права болеть, потому что лекарства, которые производит твоя семья, не имеют изъянов. Так же, как и ты сам. Люди всегда будут говорить: «Если Олдридж не смог вылечить своего сына, как он вылечит нас?»

Очередная пленка от сосиски летит в пакетик, который они отвели под мусор. Крис не отдает сосиску Джейсону, вместо этого сразу откусывая половину, и Коуэлл издает возмущенный возглас:

– Эй! А ну, не есть раньше времени!

Крис довольно смеется и заканчивает с сосиской, которая была немного склизкой из-за того, что полежала два дня в рюкзаке. Он берет следующую и поддевает ногтем краешек упаковки.

– Должен же я хоть какую-то пользу семье приносить.

Джейсон хмурится: его волей-неволей закидывает в старое воспоминание, которое лишь слегка поблекло со временем, но на поверку остается все таким же болезненно-острым.

День клонится к закату, и лучи вечернего солнца делают маленькую комнатку с окошком оранжевой. Обычно она выглядит серой из-за бетонных стен и пола, в ней нет ничего, что притягивало бы взгляд. В вечерние часы все становится не так уныло.

Тельце, свернувшееся клубком в самом углу, кажется крошечным. Серый мех хвоста прикрывает босые ступни, пальцы на которых поджимаются от холода: на улице недостаточно морозно, чтобы хозяйка дома решила, что уже пора начинать тратиться на отопление этой части дома.

Ребенок, на вид лет десяти, лежит на грязном матрасе, который уже давным-давно просел и кое-где даже порвался, так что можно увидеть его поролоновые внутренности. Дрожь проходит по всему маленькому телу, но совершенно неясно, что ее вызвало: то ли это от холода, пробирающего до самых костей, то ли от страха.

Громыхание замка и протяжный скрип, похожий на чей-то крик о помощи, заставляют мальчика плотнее прижаться к бетонной стене, окрашенной оранжевым. Дыхание становится настолько частым и прерывистым, что можно невольно задаться вопросом: а не задохнется ли малец?

В комнату вплывает женщина. Она совсем не подходит здешней обстановке: ее идеально уложенные золотые волосы струятся по хрупким плечам, словно шелк. Открытое платье позволяет хорошо разглядеть фарфоровую кожу на них. Все ее движения кажутся плавными, полными элегантности и королевского достоинства. Легко оказаться во власти ее очарования, не стоит только смотреть в ее грязно-зеленые, почти коричневые, глаза. В них не найти ничего привлекательного – лишь жестокость, гнев и отвращение.

Комочек, сжавшийся в углу, скалит маленькие белые клыки, смотря на женщину исподлобья.

Взмах. Удар. Вскрик.

Биться головой о бетонный пол ужасно больно. Оба об этом знают.

– Ты ничего не можешь! Я столько тебя учила, но, кажется, ты совершенно необучаем! Ты можешь быть хоть немного полезен?

Тонкая женская ручка в перчатке оказывается неожиданно сильной. Изящные пальцы сжимаются на серебристых волосах, ногти даже через ткань царапают кожу. Мальчишку встряхивают, словно беспомощного щенка, не давая ему ни минуты на то, чтобы прийти в себя после первого удара.

– Я заплатила за тебя слишком много. Твоя мерзкая мамаша уверяла меня, что ты не ведешь себя как волчонок, но на деле я вижу обратное: дикое глупое зверье!

Попытка вырваться вызывает у женщины лишь еще более ослепительную ярость. Она хочет с размаху впечатать его в стену лицом, но останавливается, вместо этого сжимая его щеки пальцами.

– Завтра приезжает мой дорогой братец, и я надеюсь, ты будешь хоть немного полезен. Мой брат должен остаться доволен, или, клянусь богом, я вырву твои клыки, а хвост пущу на воротник. Ты меня понял, звереныш?

Попытка закивать не увенчалась успехом из-за крепкой хватки в его волосах.

– Я тебя не слышу, паршивец!

Проглотив слезы и собственную гордость, мальчик произносит:

– Да, хозяйка.

Из личного кошмара его вырывает требовательный голос избалованного мальчишки, который настойчиво просит прекратить подпаливать сосиски и, если ему их не жалко, отдать ему. Джейсон резко вытаскивает палку из огня и смотрит на то, во что она превратилась.

– Ну вот. Ты что, уснул? Ее теперь даже собаке не отдашь.

Крис бросает быстрый взгляд в сторону волчьих ушей на макушке у спутника и заливается громким смехом.

– Брось ее в огонь, раз уж решил уничтожить.

Джейсон кидает на Кристофера злобный взгляд, а потом действительно бросает несчастную подгоревшую сосиску обратно в огонь. Язычки пламени тут же обхватывают подношение, поедая его вместе с тяжелыми воспоминаниями.

– Я так понимаю, ты все прослушал!

– Ага.

Кристофер даже поражается такой наглости. Не слушает его, да еще так весело и просто это признает. Хоть бы сделал вид, что слушал! Он бы тогда спокойно забрал лишнюю сосиску себе.

– Так что ты говорил?

– Ничего!

Крис фыркает и забирает у Джейсона палку с готовой сосиской, злобно ее кусая, но тут же открывает рот, принимаясь хватать холодный воздух. Теперь приходит очередь Коуэлла смеяться и ловить на себе злобные взгляды Олдриджа.

Крис откручивает крышечку белого пузырька, смотрит внутрь долго и чуть задумчиво, а потом закидывает его в мусорный пакет. Пустышка ему ни к чему.

– Так и не расскажешь, что за таблетки?

Кристофер поднимает палку с земли и засовывает ее в огонь, перемещая угольки. Он молчит. Говорить об этом совсем не хочется.

– Потом.

Джейс больше не пристает, принимая ответ. Кристофер ему за это чертовски благодарен. Сил на подобное у него однозначно нет. О таком не говорят вслух. Голос отца в голове громко повторяет, что никто не должен знать. Крис не готов к последствиям, о которых предупреждал отец. Рассказ об этом словно может приблизить это, так что он предпочитает отмалчиваться.

– Пошли спать.

Олдридж со вздохом укладывается на земле, укрываясь тем самым пиджаком, в котором неделю назад сидел перед телевизионными камерами. Столько всего изменилось с тех пор. Если бы он сейчас посмотрел в глаза тому Кристоферу, которым он был, что бы они друг о друге подумали? Много всего, но мало хорошего.

Кристофер знает, что Джейсон сидит некоторое время у костра, но как долго – остается загадкой. Крис засыпает раньше, чем волк ложится. Ночь тихая и спокойная. А вот утро таковым Кристоферу не кажется. Возможно, было бы куда лучше совсем не пытаться отоспаться.

Глава 13

Крис открывает веки и тут же закрывает их обратно. Свет режет глаза, тело словно окунают в холодную воду. Озноб пробирает до костей, но футболка с нечетким логотипом заправки настолько мокрая от пота, что ее, кажется, можно выжимать.

Крис слышит, как рядом шевелится Джейсон, просыпаясь. Он встает, бродит вокруг, собирая вещи. Кристофер старается не двигаться. Кажется, с каждой секундой ему становится все хуже и хуже. Отвратительная тошнота подбирается к горлу, а кости ноют, словно их ломают.

Кристофер чувствует, как его плеча касается чужая ладонь. Он приоткрывает глаза и смотрит в лицо Джейсону, пытаясь собраться с силами, чтобы сообщить, как ему плохо. Настолько, что он, наверное, сейчас умрет. Джейсон, судя по обеспокоенному лицу, понимает это и без слов. Он исчезает на пару мгновений и появляется рядом снова всего через секунду с бутылкой воды.

Как только Джейсон пытается его приподнять, Кристофер чувствует резко возрастающую тошноту, и вскоре его вчерашний ужин оказывается на траве. Коуэлл убирает мокрые от пота волосы с его лица и прикладывает к губам горлышко бутылки.

Через некоторое время ко всему уже имеющемуся добавляется головная боль, все его тело трясется, сердце заходится в бешеном ритме. Крис не сдерживает болезненных стонов. На лоб ложится мокрая тряпка, она обтирает его лицо, но это приносит лишь временное облегчение. И Кристофер, и Джейсон понимают, что сегодня они путь не продолжат.

Лучше ему не становится: каждая секунда тянется словно вечность, а боли только усиливаются. Кажется, Кристофер совсем скоро сойдет с ума. От мучительных ощущений некуда деться: в его теле раскрываются все новые и новые бутоны боли. Если бы у кого-то внутри разрасталось дерево, он чувствовал бы себя точно так же. Холодный огонь окутывает тело, заставляя выть и биться в агонии.

Он теряет счет времени, не знает, сколько он уже мучается, сколько Джейсон придерживает его, когда Кристофера в очередной раз выворачивает наизнанку. Давно уже пустой желудок сжимается от болезненных судорог.

Готовое вот-вот вырваться из груди сердце словно пронзают раскаленными иглами. Глаза застилает пелена, и он не может сдержать дрожь. Тем не менее к концу дня у Кристофера не остается сил даже на то, чтобы стонать.

Ночь проходит без сна: невозможно даже провалиться в спасительную тьму. Липкий страх все время вырывает его обратно, заставляя хрипло вскрикивать, жаться к другому человеку. Точнее, к зверочеловеку. Такого с Кристофером не происходило никогда. Но сейчас подобная компания кажется лучшим из всего, о чем он только может мечтать, потому что каждую секунду тепло чужого тела спасает от холода, поселившегося внутри.

Кристофер не может с гордостью заявить, что ни разу не заплакал. Нет, он совершенно точно рыдает и просит ему помочь, пока на это есть силы, но он сам не замечает, в какой момент замолкает, обреченно переживая один из самых болезненных моментов своей жизни.

На следующий день лучше не становится. Крис теряется в реальности, утопает в ядовитом ужасе. Он бесконечное количество раз пытается встать на ноги. Бесконечное количество раз вздрагивает, когда его касаются чужие руки, и бесконечное количество раз обещает, что совсем скоро встанет. Вот прямо сейчас, ему просто нужна еще одна попытка. Клянется, что никто даже не поймет, что ему плохо. Ответ услышать невозможно, он звучит словно из другой комнаты, и кажется, что в уши Крису натолкали ваты. От этой неопределенности становится лишь хуже. Неясно, что будет в следующее мгновение, прибавится ли к старой боли новая, еще более острая.

Легче становится только к вечеру, когда разум проясняется и Крис может хоть немного двигаться самостоятельно, несмотря на то что кости все еще невыносимо ломит. Он держит в руках бутылку с водой и медленно пьет, пока сидящий около костра Джейсон помешивает в какой-то кружке суп быстрого приготовления.

Крис есть не хочет, но Коуэлл его не спрашивает, просто методично кормит с пластиковой ложки. Приходится делать большие перерывы, чтобы суп не запросился обратно. Джейсон не задает вопросов.

– И что, тебе совсем не интересно?

Крис хрипит, не узнавая собственный голос, и Джейсон окидывает его скептическим взглядом.

– А чем тут интересоваться? Я что, ломки никогда не видел?

Кристофер приподнимает брови слегка возмущенно, считая своим долгом возразить:

– Это не ломка, а синдром отмены.

– Одно и то же. Когда приводили слишком буйных новичков, их просто подсаживали на наркоту. Если не слушаешься – остаешься без дозы. Их примерно так же ломало, как тебя, только сильнее.

Крис кивает и тут же морщится от головной боли: она возвращается резко, словно его со всей силы ударили молотком.

– Меня больше интересует, почему ты все время порывался встать.

Крис молчит некоторое время, а потом, прикусив губу, отвечает:

– Помнишь, я говорил, что я не имел права болеть? Однажды я с температурой под сорок должен был разговаривать с десятками гостей на каком-то приеме, организованном отцом. Одна женщина заметила, что я плохо себя чувствую. Когда она подошла к отцу и выразила беспокойство, тот, конечно, отпустил меня с приема, но… Он был очень недоволен.

Кристофер приподнимает брюки, демонстрируя покрытые шрамами икры. Некоторые из них пересекают друг друга, сложно даже найти живое место. Крис опускает штаны, чувствуя себя так, словно разделся перед Джейсоном догола, но у него есть тайны и похуже, чем какие-то жалкие следы на коже.

– Понятно. Значит, никаких болезней для детей семейства Олдриджей?

– Никаких болезней для любого из членов семьи. Хотя стоит признать: отец весьма умело находил отговорки, чтобы оставить дома любого, кроме меня. Моя роль в этой семье – быть красивым лицом. Если бы я внезапно пропал, пошли бы слухи.

Джейсон смотрит на него так, будто находит их похожими, а потом, кажется, сам удивляется этой мысли, отбрасывая ее в сторону. Он и сам ужасно поражен, что такое вообще может быть: неужели у такого, как он, может быть что-то общее с настолько привилегированным человеком?

Кристофер устало вздыхает и ложится на землю: короткий диалог отнимает последние силы. По крайней мере, он чувствует, что наконец-то может поспать, когда бо́льшая часть боли стихает.

– Спи.

Джейсон, похоже, читает его мысли. Или, может, это у него на лице все написано? Разгадывать, что из этого правда, совсем нет желания. Он просто прислушивается к этому совету, больше похожему на приказ, сильно контрастирующий с мягким тоном, которым он произнесен. Кристофер принимает решение счесть это за рекомендацию, и к ней он собирается прислушаться со всей ответственностью.

Он отворачивается и выравнивает дыхание, практически заставляя себя провалиться в спасительную темноту. Никогда ему еще не было так спокойно и хорошо, как в этом абсолютном мраке, в котором час пролетает как одно мгновение. Реальный мир там власти не имеет, и этим тьма хороша.

* * *

Глава 14

Через день Кристофер вполне способен продолжать путь. Они с Джейсоном торопятся, потому что смутное ощущение погони играет на нервах, словно ловкий пианист, создающий незатейливую мелодию, которая становится все сложнее и вычурней с каждым мгновением.

Они убеждаются, что оставили минимум следов, собирая оставшиеся вещи. Джейсон передает Кристоферу рюкзак полегче. В отличие от Коуэлла с его спортивным телосложением, Олдридж вряд ли когда-нибудь поднимал что-то тяжелее гантелей в спортзале.

Лес встречает приветливо, солнце, проникающее сквозь густые кроны деревьев, приятно греет. Единственным минусом, пожалуй, остаются миллионы мошек, поднимающихся из травы, стоит только присесть. У Джейсона есть хвост, им он успешно отмахивается от насекомых, но у Криса такой чудесной части тела не имеется, так что приходится пользоваться руками.

Его представление вызывает совершенно неприличный гогот у зверочеловека, и это раздражает так сильно, что челюсть сводит судорогой. Кристофер, вопреки вредности своего характера, на удивление продолжает спускать подобное волку с рук: в конце концов, он был рядом все те три дня, пока Кристофера колотило от невыносимых болей. Он вполне может проигнорировать громкий смех в качестве подобия благодарности.

Джейсон останавливается у одного из кустов и машет рукой Крису. Заинтересованный Олдридж подходит, ожидая увидеть что-то необычное, но разочаровывается: волк просто показывает ему куст с ягодами.