Потерянные крылья

Пенсия их бабки никогда не смогла бы обеспечить жизнь трем людям даже с пособием, которое ей платили за опеку над ними. К тому же она сама нуждалась в дорогостоящих лекарствах. Так что с того момента, как родители умерли, вся ответственность легла на совсем к этому не готовую Соли. Словно все мироздание было против нее. Против ее семьи.

Соли, уже одетая, уставилась на своего спящего брата. Он учится на программиста, и она чертовски горда этим негодником, который вытрепал ей все нервы. Бойл тихо выходит из комнаты, прикрыв дверь, и садится на крыльце дома, извлекая из кармана пачку ментоловых сигарет. Она начала курить давно, еще когда родители были живы, но с тех пор, как их не стало, она редко брала в руки сигарету – они бы этого не одобрили.

Сейчас, когда воспоминания так внезапно нападают на нее, едкий дым табака – единственное, что может помочь не погрязнуть в этом кошмаре, но в этот раз сработало не так хорошо, как обычно. Соли прикрывает глаза, но на обратной стороне ее век отчетливо отпечатываются картины того самого вечера.

Стоит самая обычная темная ночь, которую неприятным желто-оранжевым светом рассеивают городские фонари. Только они через окно освещают маленькую кухоньку в одном из районов столицы. Именно там молодая девушка копается в шкафах в попытках найти хоть что-нибудь для ночного перекуса. В школе популярна какая-то модная диета, так что днем она старалась не есть лишнего, но ночью не могла сдержаться.

Так всегда бывает – ночь словно скрывает все поступки, которые человек мог бы назвать постыдными, она как мантия-невидимка: прячет от остального мира, что именно ты решила умять на кухне в полночь, и в каком количестве ты планируешь это съесть.

Ночь ее завораживает. В маленьком палисаднике стрекочут кузнечики, и это единственный звук, который нарушает ночную тишину. Соли садится за стол с пачкой крекеров, которые удалось обнаружить в верхнем шкафу.

Забрасывая очередной крекер в рот, Соли совершенно не ожидает, что тишину ночи вскоре прорежет громкий крик, который не может принадлежать никому, кроме ее матери.

Он настолько громкий, что кажется сюрреалистичным. От него кровь стынет, становится ледяной, а разум отказывается даже думать о том, что могло стать причиной такого пронзительного вопля.

Соли не помнит, что происходит с крекерами, не помнит, как бежит, преодолевая коридор, который впервые кажется настолько длинным. Распахнув дверь в комнату родителей, единственное, что она может сделать – это замереть. Комната, которая раньше была образцом порядка в этом доме, теперь перевернута вверх дном.

В центре всего этого хаоса, как будто на картине из артхаусного фильма, лежит ее отец, смотрящий в проем двери пустыми глазами: его стеклянный взгляд словно пронизывает Соли насквозь, его черная кровь становится антуражем для трагического героя на сцене. Эта кровь везде. Его ослабевшие пальцы не держали ружье, которым он не успел воспользоваться.

Звук упавшего на пол телефона – словно удар в колокол. Соли поворачивается на этот звук. Телефон выпадает из рук ее матери – шикарной блондинки, в горло которой сейчас впиваются клыки не зверя и не человека – настоящего дьявола.

Все это – лишь секунда. Больше Соли и не нужно. Ее отца не спасти, но мама? Может хотя бы маму? Пожалуйста! Пожалуйста! Не забирайте у нее маму! Она не позволит!

Одно мгновение, и вот отцовское ружье в ее дрожащих руках: нет права на ошибку, у нее лишь один шанс. Мохнатое ухо поворачивается в ее сторону почти одновременно с лохматой головой. Чужие желтые глаза, светящиеся в оранжевом свете фонарей, смотрят прямо в душу. В них нет ничего человеческого, ничего, что Соли назвала бы чувствами.

Ее руки больше не трясутся, один шанс – один выстрел. Прыжок. Оглушающий звук выстрела. Отдача. Тупая боль в плече. Чужое тело с глухим стуком валится к ногам Соли. Желтые глаза зверочеловека смотрят на нее. Это была женщина возраста ее мамы. Пума. Это все, что Соли помнит. Она не запоминала, как подходила к матери, запомнила лишь свои руки на ее разорванном горле. Она пыталась надавить на рану, остановить фонтан, благодаря которому она сама вся оказалась в этой черной, словно нефть, жидкости – такой уж была кровь в ночном свете.

Ее мать не сказала ей последнего слова – не могла, но ее глаза, полные нежности и боли, навсегда останутся в памяти Соли, даже если все остальное исчезнет. В одну обычную ночь судьба сразу нескольких людей перевернулась с ног на голову. И скрывать сигареты от родителей или соблюдать диету, на которой сидели все крутые девчонки… Все это вмиг перестало быть важным. Тишину ночи прорезает еще один крик, который останется царапающим ощущением в горле надолго.

Звук мотора рассеивает воспоминания, как дымку. Соли больше не та маленькая девочка, у нее теперь есть сила и цель. Она не позволит подобной трагедии повториться. И прямо сейчас она идет к своей цели: с каждым пойманным зверочеловеком этот мир становится чуточку безопаснее и, если понадобится, она поймает их всех.

Подъехавшая машина принадлежит Алане. Она дожидается пока напарница залезет в машину, и выражение лица Соли кажется настолько серьезным, что Леон начинает беспокоиться. Вообще-то Соли часто беспокоила ее своим поведением. Она энергична, жизнерадостна и остается по-настоящему хорошей девочкой до тех пор, пока это не начинает касаться зверолюдей. Тогда в ней просыпается очень темная сторона, которая сильно пугает Алану. Соли действительно становилась чуть ли не безумна в своем стремлении преследовать зверолюдей до потери пульса. Причем совсем не своего. Складывается ощущение, что она никогда не устает от этого. Как жаждущий чужой крови охотник – она неумолима. Если все это время Алана лишь делает вид, что ненавидит зверолюдей ради защиты своей небольшой тайны, то ненависть Соли настолько настоящая и яркая, что от нее становится неуютно.

– Поехали. Осмотрим район, в котором видели нашего волка.

Соли кивает, чуть прикрывая глаза – она все еще выглядит сонной. От нее пахнет ментолом и сигаретным дымом. Обычно Алане не по душе эти запахи, но Соли они как будто идут, так что не вызывают раздражения или отвращения.

Район, в котором они останавливаются, нельзя назвать благополучным. Не худший, но далеко не самый приятный. Впрочем, он идеально подходит для беглецов, таких как Джейсон Коуэлл. Грегори рядом со своей неказистой иномаркой, которой идет уже не первый десяток лет, стоит около мусорки, разговаривая с полицейской ищейкой Карлом. Карл – зверочеловек на службе полиции. Иногда правоохранительные органы принимают к себе псовых, чтобы использовать их как поисковых собак. Это гораздо удобнее, чем обычные собаки – они могут говорить. Платят им не так уж много, так что бюджет не страдает, но зато работа движется намного эффективнее.

– Какие новости?

Алана не тратит время на приветствия. Сейчас два часа ночи, и ей бы хотелось закончить все побыстрее. Они в очередной раз в тупике, или в этот раз была возможность хоть что-то узнать? Первым говорит Карл:

– Я чувствую их запах, но здесь он обрывается.

Алана приподнимает брови удивленно:

– Что, прямо здесь?

Пес кивает, пожимая плечами. Соли обходит помойку по кругу, словно сама надеется учуять запах беглеца. Алана знает, что Соли просто высматривает хоть что-то, что могло бы подсказать им направление. Алана и сама осматривается по сторонам. Ее взгляд зацепляется за маленький ресторанчик на цокольном этаже одного из домов.

Она подходит к зданию ближе и внимательно осматривает. Как она и думала, в углу, под козырьком, была установлена камера, и, если они будут достаточно везучими, она может даже быть рабочей. Тогда они смогут узнать, каким образом волку удалось испариться, не оставив запаха после себя.

Соли, подошедшая к ней, смотрит на камеру с радостным возбуждением.

– Алана, ты гений!

Леон вздыхает и поворачивается к Грегори:

– Езжай домой, мы дождемся владельца, и все узнаем. Ты помог.

Грегори облегченно вздыхает и прикрывает глаза.

– Слушай, я рад. Прости, что это повесили на тебя. Удачи!

Алана взмахивает рукой, словно все это ничего не значит, и усаживается на ступеньки, ведущие к дверям ресторана. Ей хочется посидеть на улице. Соли присаживается рядом и устраивает голову на плече капитана, широко зевнув.

– Я посплю, а ты не смей двигаться.

Алана смеется и кивает, прижимаясь к макушке Соли щекой. Возможно, она могла бы тоже вздремнуть. Середина ночи не располагает к тому, чтобы быть слишком бодрой или активной.

Они и сами не замечают, как время приближается к шести утра, а к ступенькам подходит бородатый мужчина, который, уперев руки в бока, сурово смотрит на двух полицейских, дремлющих на ступеньках его ресторанчика.

– Хэй, мэм, здесь вам не ночлежка.

Алана открывает глаза и смотрит на хозяина этого места, медленно поднимаясь и отряхивая брюки. Она достает удостоверение, показывая его так, чтобы было видно фотографию, имя и звание.

– Алана Леон, капитан полиции, а это моя напарница, офицер Соли Бойл. У нас есть парочка вопросов.

Мужчина протискивается между ними, толкаясь достаточно грубо, и принимается греметь ключами, чтобы открыть дверь.

– Я ничего не знаю, ни в чем не виноват. Если есть претензии – тащите ордер, легавые.

Алана открывает рот, но ее опережает Соли:

– Никаких претензий, дядюшка, нас просто интересовало – работает ли у вас камера. Тут бегает опасный преступник, и он вполне может нанести ущерб и вашему бизнесу. Тем более за содействие полиции вполне можно получить денежное вознаграждение.

Алана наблюдает, как глаза хозяина ресторанчика зажигаются алчным блеском, и думает о том, что он оказывается даже слишком предсказуемым. Настроение мужчины меняется, как по щелчку пальцев.

– Что же вы сразу не сказали? Скорее проходите внутрь. Камера-то, разумеется, рабочая, знаете сколько здесь негодников ходит, любящих портить чужое имущество? И не пересчитаешь.

Соли сочувственно качает головой, включаясь в разговор, словно это действительно ее родной дядюшка. Алана так не умеет: она просто не может понять, как именно надо общаться с людьми, чтобы они вот так открыто рассказывали о своих проблемах, давали именно то, что тебе нужно. Языком Аланы остается сухая бюрократия, не способная располагать к себе.

Леон осматривает немного грязный ресторанчик, который ни за что не прошел бы санитарную проверку, пока Соли и «дядюшка» запускают компьютер. Она подходит к ним как раз вовремя, чтобы просмотреть записи последних двенадцати часов в ускоренной съемке. В кадр как раз попадает угол мусорки. Алана надеется, что это нужный ракурс.

Видимо, Госпожа Фортуна сегодня на их стороне, поскольку после продолжительного наблюдения они отчетливо замечают, знакомую по фотографиям, белую макушку, которая выделяется даже ночью. На плече беглеца висит бессознательный Кристофер Олдридж. Следующие несколько минут они втроем наблюдают, как тот, никем не замеченный, с ужасающей ловкостью забирается в мусоровоз.

– Остановите!

Алана перематывает на пару кадров назад и достает телефон, перепечатывая в заметки номер нужной им машины.

– Спасибо, Вы нам очень помогли!

Соли улыбается, поспешно жмет руку хозяину ресторана, а потом выскальзывает наружу. Алана следует за ней, слыша в спину какой-то вопрос про то, как ему получить денежное вознаграждение. Соли весело смеется в машине и барабанит пальцами по сиденью.

Алана качает головой, но ничего не говорит, потому что делать выговор с улыбкой на губах было бы совсем не солидно. Женщина быстро набирает номер компании, занимающейся вывозом мусора: им нужно было узнать, кто был водителем машины.

Немного подумав, она бросает телефон Соли, а сама направляется в участок. Стоило пробить мусоровоз в базе, ну а Соли гораздо лучше справится с убалтыванием операторов, если вдруг так случится, что они не согласятся поделиться сведениями, пока не увидят ордер.

В базе нет ничего интересного: ничем, кроме пары штрафов, мусоровоз похвастаться не может. Впрочем, как и его водитель, имя которого Соли все же выудила спустя час переговоров с несговорчивыми работниками по ту сторону телефонной лини. Алана знает не понаслышке – этой девушке просто невозможно отказать.

Они с Соли сидят за столиком какой-то кофейни. Ни одна из них еще не завтракала, так что они решают сделать небольшой перерыв на кофе. За пять минут волк не пересечет границу, а вот им нужна энергия для погони. Алана уже запросила отряд с собаками. Им нужно просто узнать, в каком месте беглец покинул мусоровоз. Около городской свалки? Может, раньше? Одно было ясно точно – он нашел способ покинуть черту города и не попасться оцеплению, которое организовала полиция. Хитрый. Словно не волк вовсе, а лис.

Клубничный раф быстро кончается, а пять минут подходят к концу. Соли тянется к лицу Леон, вытирая молочную пенку с ее губ с мелодичным смехом. Алана смущенно улыбается. Им пора возвращаться к работе, но делать это совсем не хочется. Продлить бы эти спокойные мгновения, которые они тратят на то, чтобы вдвоем посидеть в абсолютно пустой кофейне. Им не нужны слова, чтобы разговаривать, им не нужно вести диалог, чтобы развеять тишину, ведь она оказывается на удивление приятной и комфортной.

С места они поднимаются почти одновременно. Их следующий пункт назначения – дом водителя мусоровоза. Алекс Грэм живет в одном из небольших частных домиков, которые любят покупать семейные пары с детьми. Когда они стучаться в дверь, никто уже не спит. Сам Алекс собирается на работу, его жена готовит сына в школу. Весь дом замирает, стоит им увидеть двух женщин в полицейской форме.

***

На заправке не так уж много машин. Эта дорога не слишком популярна после того, как пару лет назад построили объезд, сокращающий путь чуть ли не в два раза. Они с Соли устало стоят у кромки леса, пока поисковая группа с собаками пытается поймать беглеца. У них есть образец запаха только одного из них: Кристофера Олдриджа. Тот, что предоставлен его отцом. Золотой мальчик сейчас вместе с волком, Алана надеется, что их всех не уволят, когда собаки схватят Кристофера за какую-нибудь конечность. В конце концов рядом с беглецом он может умереть в любую секунду, и укус собаки не должен был стать такой уж большой проблемой. Что странно, так это то, что Итан Олдридж – отец похищенного, – так легко согласился на эту авантюру. Обычно родители дольше думают о том, позволить ли своре собак гнаться за их ребенком, многие соглашаются лишь после утомительных уговоров.

Из леса выбегает офицер, и Алана тут же активизируется, устремляясь к нему навстречу. Она надеется услышать радостные вести, но лицо коллеги уничтожает любую веру в чудо.

– Он… он убил собак. Мы потеряли их след у реки.

Соли рядом сминает бумажный стаканчик с остатками кофе в руке, не обращая внимание на то, что остывший напиток стекает по ее руке. Алана хмурится, рассматривая стволы деревьев вдалеке. Они снова его упустили. И теперь она, кажется, понимает, почему Грегори никак не может его отловить.

Алана разворачивается на каблуках и идет к полицейской машине. Теперь поимка Джейсона Коуэлла – это не просто задание. Это вызов, брошенный лично ей и ее профессионализму.

Глава 12

Поначалу дорога кажется ужасно долгой и мучительной, но со временем Кристофер просто перестает ждать ее конца. Раздражающая и тянущая за душу мысль – «Когда же это закончится?» – отходит на второй план. Нога успевает немного поджить, затянувшись грубой корочкой, и уже беспокоит не так сильно. Впрочем, если она и начинает ныть, Олдридж может зацепиться за руку Джейсона. Тот еще ни разу не возразил, хотя, может, это и доставляет ему определенные неудобства.

Большую часть пути они молчат, и между ними больше нет той враждебности и напряженности, что ощутимой неприятной атмосферой царила между ними раньше.

– Теперь ты больше не выглядишь, как кукла, – произносит Джейсон во время одного из привалов. Крис, очищающий сосиски от пленки, отвлекается от своего занятия и поднимает удивленный взгляд на Джейсона.

– Что?

– Я говорю, что теперь ты… Менее искусственный. Живой какой-то.

Это вызывает у Кристофера необъяснимый приступ смеха. Разумеется, он прекрасно понимает, о чем говорит волк. На экране и на публике он производит впечатление нарисованного. Макияж скрывает все недостатки, а камера и свет создают ощущение, что он вовсе не настоящий человек, а идеальный фарфоровый образ. Любые его взгляды и движения должны источать элегантность, быть точными и выверенными. Его вкус должен быть утонченным. Он не может позволить себе пить кофе с сахаром или с недостаточно пышной пенкой, пользоваться дешевыми духами и носить неидеально отглаженный костюм.

– Ну, я и не должен был казаться живым.

Джейсон приподнимает брови, протыкая остро наточенной палкой сосиску. Приходит его очередь задавать вопросы:

– В смысле?

– Когда ты лицо фармацевтической компании ты не имеешь права быть неидеальным. Твоя кожа должна быть ровной и чистой, потому что любой, кто посмотрит на тебя, спросит: «А каким кремом пользуется этот человек? Может, он пьет какие-то витамины?». Ты не имеешь права болеть, потому что лекарства, которые производит твоя семья, не имеют изъянов. Так же, как и ты сам. Люди всегда будут говорить: «Если Олдридж не смог вылечить своего сына, то как он вылечит нас?».

Очередная пленочка от сосиски летит в пакетик, который они определили, как мусорный. Крис не отдает сосиску Джейсону, вместо этого сразу откусывая половину, и Коуэлл издает возмущенный возглас:

– Эй! А ну не есть раньше времени!

Крис довольно смеется и заканчивает с сосиской, которая была немного склизкой из-за того, что полежала два дня без холодильника. Он берет следующую и поддевает ногтем краешек упаковки.

– Должен же я хоть какую-то пользу семье приносить.

Джейсон хмурится: его волей-неволей закидывает в старое воспоминание, которое лишь слегка потеряло свои краски со временем, но на проверку остается все таким же болезненно-острым.

День клонится к закату, и лучи вечернего солнца делают маленькую комнатку с окошком оранжевой. Обычно она выглядит серой из-за бетонных стен и пола, в ней нет ничего, что притягивало бы взгляд. В вечерние часы все становится не так уныло.

Тельце, свернувшееся клубком в самом углу, кажется ужасно крошечным. Серый мех хвоста прикрывает босые ступни, пальцы на которых поджимаются от холода – на улице было недостаточно морозно, чтобы хозяйка дома решила, что уже пора начинать тратиться на отопление этой части дома.

Ребенок, на вид лет десяти, лежит на грязном матраце, который уже давным-давно просел и кое-где даже порвался, так что можно увидеть его поролоновые внутренности. Дрожь проходит по всему маленькому телу, но совершенно неясно, что вообще стало ее причиной: то ли это дрожь, вызванная холодом, пробирающим до самых костей, то ли дело в отвратительных пятнах крови на внутренней стороне бедер: она успела засохнуть, а потому чудом не пачкает матрац еще сильнее. А может это дрожь страха?

Громыхнувший замок и протяжный скрип, похожий на чей-то протяжный крик о помощи, заставляют мальчика прижаться к бетонной стене, окрашенной оранжевым, плотнее. Дыхание сбивается: оно и раньше не было ровным, а теперь становится настолько частым и прерывистым, что можно невольно задаться вопросом – а не задохнется ли малец.

В комнату вплывает женщина. Она совсем не подходит здешней обстановке: ее идеально уложенные золотые волосы струятся по маленьким и хрупким плечам, словно шелк. Открытое платье позволяет хорошо разглядеть фарфоровую кожу на них. Все ее движения кажутся плавными, тягучими, полными достоинства и королевской элегантности. Легко оказаться во власти ее очарования, не стоит только смотреть в ее грязно-зеленые, почти коричневые глаза. В них не найти ничего, что могло бы привлекать – лишь жестокость, гнев и отвращение.

Маленький комочек, зажавшийся в углу, скалит маленькие белые клыки, смотря на женщину исподлобья.

Взмах. Удар. Вскрик.

Биться головой о бетонный пол ужасно больно. Оба об этом знают.

– Ты ничего не можешь! Я столько тебя учила, но, кажется, ты совершенно необучаем! Ты можешь быть хоть немного полезен?

Тонкая женская ручка в перчатке оказывается неожиданно сильной. Изящные пальцы сжимаются в серебристых волосах, ногти даже через ткань царапают кожу. Мальчишку встряхивают, словно беспомощного щенка, не давая ему ни минуты на то, чтобы прийти в себя после первого удара.

– Я заплатила за тебя слишком много. Твоя мерзкая мамаша уверяла меня, что ты не ведешь себя как волчонок, но на деле я вижу обратное – дикое, глупое зверье!

Попытка вырваться из рук женщины вызывает у той лишь еще более ослепительную ярость. Она хочет с размаху впечатать его в стену лицом, но останавливается, вместо этого сжимая его щеки пальцами.

– Завтра приезжает мой дорогой братец, и, я надеюсь, ты будешь хоть немного полезен. Мой брат должен остаться доволен или, клянусь богом, я вырву твои клыки, а хвост пущу на воротник. Ты меня понял, звереныш?

Попытка закивать не увенчалась успехом благодаря крепкой хватке в его волосах

– Я тебя не слышу, паршивец!

Проглотив слезы и собственную гордость, мальчик произносит:

– Да, хозяйка.

Из личного кошмара его вырывает требовательный голос избалованного мальчишки, который настойчиво просит прекратить подпаливать сосиски и, если ему их не жалко, отдать ему. Джейсон резко вытаскивает палку из огня и смотрит на то, во что она превратилась.

– Ну вот. Ты что, уснул? Ее теперь даже собаке не отдашь.

Крис бросает быстрый взгляд в сторону волчьих ушей на макушке у спутника и заливается громким смехом.

– Брось ее в огонь, раз уж решил уничтожить.

Джейсон кидает на Кристофера злобный взгляд, а потом действительно бросает подгоревшую несчастную сосиску обратно в огонь. Язычки пламени тут же обхватываю подношение, поедая его вместе с тяжелыми воспоминаниями.

– Я так понимаю, ты все прослушал!

– Ага.

Кристофер даже поражается такой наглости. Не слушает его, да еще так весело и просто это признает. Хоть бы сделал вид, что слушал! Он бы тогда спокойно забрал себе лишнюю сосиску.

– Так что ты говорил?

– Ничего!

Крис фыркает и забирает у Джейсона палку с готовой сосиской, злобно ее откусывая, но тут же открывая рот, принимаясь хватать холодный воздух. Теперь приходит очередь Коуэлла смеяться и ловить на себе злобные взгляды Олдриджа.

Крис откручивает крышечку белого пузырька, смотрит внутрь долго и чуть задумчиво, а потом закидывает его в мусорный пакет. Пустышка ему ни к чему.

– Так и не расскажешь, что за таблетки?

Кристофер поднимает палку с земли и засовывает ее в огонь, перемещая угольки. Он молчит. Говорить об этом совсем не хочется.

– Потом.

Джейс больше не пристает, принимая ответ. Кристофер ему за это чертовски благодарен. Сил на нечто подобное у него однозначно нет. О таком не говорят вслух. Голос отца в голове громко повторяет, что никто не должен знать. Крис не готов встречаться с теми последствиями, о которых предупреждал отец.

– Пошли спать.

Олдридж со вздохом укладывается на земле, укрываясь тем самым пиджаком, в котором пару дней назад сидел перед телевизионными камерами. Столько всего изменилось с тех пор. Если бы он сейчас посмотрел в глаза тому Кристоферу, которым он был, что бы они друг о друге подумали? Много всего. И мало что из этого было бы хорошим.

Кристофер знает, что Джейсон сидит некоторое время у костра, но как долго остается загадкой – Крис засыпает раньше, чем волк ложится. Ночь тихая и спокойная. А вот утро таковым Кристоферу не кажется: возможно, было бы куда лучше совсем не пытаться отоспаться.

Глава 13

Крис открывает глаза и тут же закрывает их обратно. Свет режет до боли, тело словно окунают в холодную воду. Озноб пробирает до костей, но футболка с нечетким логотипом заправки настолько мокрая от пота, что ее, кажется, можно выжимать.

Крис слышит, как рядом шевелится Джейсон, просыпаясь. Он встает, бродит вокруг, собирая вещи. Кристофер старается не двигаться. Кажется, с каждой секундой ему становится все хуже и хуже. Отвратительная тошнота подбирается к горлу, а кости ноют, словно их ломают.

Кристофер чувствует, как его плеча касается чужая ладонь. Он приоткрывает глаза и смотрит в лицо Джейсону, пытаясь собраться с силами, чтобы сообщить, как ему плохо. Настолько, что он, наверное, сейчас умрет. Джейсон, судя по обеспокоенному нахмуренному лицу, понимает это и без слов. Он исчезает на пару мгновений и появляется рядом снова всего через секунду с бутылкой воды.