Цветок вампира – аконит

Получается, я прогуляла не уроки, а диспансеризацию? Удивительно. Интересно, когда о ней только успели объявить, что я даже не знала об этом? Кажется, я была совсем невнимательна последнее время в школе. Пора бы все важное начать записывать.

– Неужели он купился на эту чушь?

Настало время Станиславу примерять удивленное выражение лица.

– А почему не должен был? Мне показалось, что он даже был рад этой новости и согласился отпустить тебя к нам еще и в субботу.

– Это еще что означает?

– Это значит, что, если ты захочешь, сможешь действительно посмотреть особняк и узнать историю Ксертони.

Я не верила своим ушам. Интересно, кто из семейки Смирновых придумал историю с вампирами и решил меня напугать? Наверное, зачинщицей была Виола. В конце концов, она же использовала трюк с дверью. Думаю, где-то у нее был спрятан пульт, просто я не заметила. Должно быть, во второй руке: одной Виола делала эффектный жест, отвлекая внимание, другой нажимала кнопки на пульте, открывая двери. Звучит вполне логично. Я читала, что фокусники часто так делают: отвлекают внимание от того места, где на самом деле происходит трюк.

Однако я до сих пор не понимала, что произошло после пиццерии. Быть может, никакого свидания в кафе и не было вовсе? Что, если мне стало плохо в лесу и каким-то образом Макс и Виола пришли на помощь, ничего не замышляя поначалу? Наверное, мне приснился весь этот кошмар с похищением и грузовиком. Ну зачем кому-то красть меня среди бела дня, точно в кино? Все было достаточно нелепым и без вишенки на торте в виде героического вмешательства вампиров.

Мысль, что, скорее всего, я получила травму головы, выглядела реалистичной. Хотелось надеяться, что приятные части свидания не привиделись. Стоило проверить, вот только как уточнить это у Ника, я не представляла. В любом случае мне определенно стоило показаться врачу в ближайшее время и только после разбираться с ситуацией.

– Как дружелюбно с твоей стороны, – лукаво сказала я в ответ на своеобразное приглашение. – То есть твоя семейка решила не сдаваться до тех пор, пока я не поведу себя как идиотка на камеру? Скажи, а что вы потом будете делать с записью? Сами в Интернете разместите или отправите куда?

– Ты о чем? – Стас нахмурился.

– Ну, вся эта выдуманная история с похищением и вампирами – отличный розыгрыш, я не спорю, но для самой популярной семьи в городе как-то низко. Не думала, что популярные детишки из хорошей семьи начнут травить новенькую и потешаться, рассказывая ей страшную историю о вампирах. Живем как-никак в 2017, а дети все еще занимаются травлей друг друга.

Я заметила, как напряглась челюсть Стаса, а губы сжались в тонкую линию. Он будто побледнел еще больше от моих слов.

– Думай что хочешь. Захочешь правда во всем разобраться, приезжай к нам домой.

– Что? Без предупреждения и в любое время?

Станислав недобро усмехнулся:

– А в твоей семье не учат элементарной вежливости? Позвони, если соберешься.

– У меня нет твоего номера.

Машина резко остановилась, и я только сейчас обратила внимание на пейзаж за окном. Напротив моего подъезда стояла машина Ника. Сам он сидел на капоте и смотрел в сторону дороги, по которой как раз подъехала я со Станиславом.

– Спросишь у Каримова, – сказал Смирнов и нажал на кнопку панели, разблокировав замки на дверях автомобиля. – До завтра.

– Пока. – Я поспешно вышла из машины и направилась навстречу Нику.

Он поднялся и развел руки в сторону, приглашая меня в свои объятия. Я ускорила шаг, и все внутри меня подалось вперед, желая раствориться в руках Никиты. Я обняла его так крепко, что щекой прислонилась к холодной ткани куртки. Ник поцеловал меня в макушку и тихо проговорил:

– Я так рад, что ты в порядке.

– А должна быть не в порядке? – Я внимательно всматривалась в лицо Никиты, желая понять, что же произошло на самом деле. Какая часть привиделась, а какая происходила наяву. Только он один, как я надеялась, не мог быть причастен к розыгрышу Смирновых.

Однако реакция Никиты едва ли о чем-то сообщала. Он провел пальцами по моему лицу, убирая волосы, и внимательно изучил кожу, точно искал ссадины или другие отметины. Не найдя ничего, Каримов довольно кивнул и только тогда ответил на вопрос.

– Конечно, – начал он и на мгновение запнулся, посмотрев на что-то позади меня. – Конечно, ты в порядке. Просто экскурсия так затянулась… Я начал переживать, что ты не успеешь вернуться домой раньше, чем приедет Костя. Вот твой телефон.

От его слов меня будто пронзило насквозь. Я смотрела на смартфон в раскрытой ладони Ника, и события дня по крупице начали выстраиваться в единое полотно. Я прекрасно помнила, как все начиналось утром: ссору с отцом, попытку сбежать, звонок матери. Как мы с Никитой решили прогулять и отправились в лес, впервые поцеловались и как сорвалось продолжение свидания в пиццерии, когда меня похитил дальнобойщик в клетчатой рубашке. Мужчину звали Глебом, а его подельницу – светловолосую официантку с вульгарно-малиновой помадой – Галиной. Все внутри меня кричало, что это было на самом деле. И какое же разочарование я почувствовала, поняв истину:

– Ты со Смирновыми заодно. – Я забрала телефон из раскрытой ладони.

На мгновение в глазах Никиты отразилась боль, но он быстро совладал с собой, надев на лицо бесстрастную маску. Объятия ослабли. Каримов отступил на шаг назад и убрал руки в карманы куртки.

– Мы не заодно, – коротко отрезал Ник без малейшей доли тепла в голосе. – Ася, у меня нет выбора. Я обязан подчиняться.

– Обязан затравить новенькую, выставив ее посмешищем? Что они тебе пообещали? Рекламу для магазина папочки, вставленную в ролик?

Каримов безмолвно раскрыл рот, смотря то на меня, то на нечто позади. Я обернулась и увидела машину Смирнова. Она все стояла на подъездной дорожке, а водитель без стеснения наблюдал за развернувшимся представлением.

– Ася. – Ник дотронулся до моего плеча, призывая обратить внимание на него. – Какая травля? Какая реклама? Ася, о чем ты?

Резким движением я сбросила его руку с плеча:

– Очевидно, неудавшаяся.

Я вложила в слова всю накопленную обиду и злобу. Все повторялось, хотя я так надеялась, что в Ксертони все будет по-другому. Предательство отдавало горечью во рту. Хотелось расплакаться здесь, посреди дороги, но меньше всего я желала доставить удовольствие двум заигравшимся мальчишкам, а потому уверенным шагом направилась к подъезду. Дверь за мной оглушительно захлопнулась, подарив спасительную тишину. Не находя больше сил, я опустилась на ступеньку и заплакала.

Не знаю, сколько я просидела в сыром темном подъезде, предаваясь рыданиям. Вместе со слезами наружу изливались все обиды и невзгоды за прошедшую пару месяцев. Точно инородный предмет, Ксертонь отвергала меня с момента приезда, не позволяя ни узнать себя, ни хотя бы попытаться сблизиться. Все зачатки доброго и хорошего оборвались в один день. Дружба, которой я дорожила и которая, как мне казалось, могла перерасти в нечто большее, обернулась предательством. С девушками в классе я не находила общий язык, но, сказать по правде, это случилось не впервые: в Ростове у меня были лишь две близкие подруги, которые растворились в ксертоньском тумане и перестали отвечать на сообщения в Сети. Помню, в начальной школе дела шли лучше, но начиная с седьмого класса я отдалилась от большинства, просто не поспевая за изменениями, которые безжалостно наступали на пятки, твердя, что мне нет места во всеобщем витке взросления. Наверное, именно про таких, как я, говорили «родилась не в то время».

Утерев слезы, я поднялась в квартиру. Стоило открыть дверь, как с порога меня встретил пленяющий аромат блинов. С кухни доносилось шипение масла и неразборчивые голоса из телевизора. Должно быть, Костя фоном слушал новости во время готовки или смотрел какую-то передачу. Неужели он в хорошем настроении?

Сняв обувь и повесив куртку на крючок, я заглянула в зеркало. Для человека, который дважды плакал за один день, лицо выглядело вполне свежим. Удивительно.

Пригладив непослушные волосы, которые от лесной влажности завились еще сильнее, я мелкими щипками прошлась по лицу, придавая румянец, будто только вернулась с улицы. Расправив плечи, я одернула книзу кофту и глубоко вдохнула, готовая ко всему – этот день уже не мог стать хуже, а значит, и не стоит переживать напрасно.

Пройдя в кухню, я застала Костю стоящим у плиты. Через плечо у отца было переброшено полотенце. Подхватив сковородку за ручку, Костя ловким движением заставил блинчик перевернуться на другую сторону. Когда еще влажное тесто соприкоснулось с пылающей поверхностью, от сковородки пошел пар, а шипение стало громче. Всегда думала, что кулинарные способности Кости заканчиваются на жарке яичницы или, на худой конец, разводимой водой каше. Я прислонилась к стене, обняв себя руками, насколько это было возможно, и молча наблюдала, как один за другим румяные блины отправляются к собратьям на тарелку.

– Ты чего там притихла? – сказал отец, на мгновение обернувшись. – Доставай из холодильника масло и смазывай блины.

Я сделала, как он просил. Встав сбоку от Кости, я пододвинула ближе тарелку с блинами и принялась промазывать один за другим с помощью ножа с полукруглым концом. Намасленные блины отправлялись на другую тарелку. Как только у Кости был готов очередной горячий диск, он отправлял его ко мне.

– Мария звонила, – осторожно начал отец и остановился, наблюдая за моей реакцией. Я старалась не выдать себя, сосредоточившись на уникальном узоре блина, что ждал очереди.

– Мы поговорили обо всей этой ситуации с маньяком в городе, о твоей безопасности. Долго говорили. Раза два успели переругаться. – Костя мечтательно улыбнулся, точно подобные разговоры с мамой напоминали ему о прошедших днях совместной жизни. – Она предложила, чтобы ты вернулась в ноябре в Ростов. Если это то, что тебе нужно, я не стану возражать. Наоборот, буду только рад, если ты окажешься как можно дальше от местных неприятностей.

Он запнулся, будто каждое слово отнимало много сил. Плечи чуть осунулись, а последний блин пригорел.

– Ах ты… – раздосадованно произнес Костя и с усилием отделил лопаткой пострадавшего от сковородки. Подбросив блин на вершину стопки собратьев, отец достал тарелки и приборы. Последовав его примеру, я смазала последний блин и осторожно подхватила тарелку обеими руками, после чего отнесла к столу. Хлопнула дверца холодильника, и через мгновение Костя сел рядом со мной на диван, прижимая к себе рукой банки сгущенки, клубничного варенья и меда. В нашей семье все любили сладкие начинки.

Потянувшись к блинной стопке, отец отсчитал три штуки и переложил на тарелку. Я стянула с верхушки только один и щедро залила на тарелке вареньем, даже не думая отмерять ложкой: лила прямо из банки, смотря, как красиво тянется вязкая жидкость.

– Прямо как в детстве, – сказала я вслух и улыбнулась. Костя по-отечески потрепал мои волосы.

– Слушай, с утра, – осторожно начал он, – я погорячился. Сам был молодым и понимаю, правда понимаю, как тебе хочется веселиться. Свободы, в конце концов. Но я… я просто не могу этого тебе дать. Не представляю, как смогу простить себя, если с тобой что-нибудь случится.

Подобные речи от отца звучали неоднократно, за тем исключением, что сейчас голос звучал мягче, а слова осмотрительнее. Я понимала, что все сказанное призвано успокоить. Объяснить мне важность принятия таких решений и примирить с реальностью, но я не могла, даже теперь, когда Ксертонь дала мне отпор. С чего я вообще решила, что смогу жить здесь? Построить будущее? Ксертонь ничуть не лучше Ростова, если подумать. Во всяком случае, там я не была ограничена в перемещениях: мать куда проще относилась к опасностям из телевизора, позволяя мне быть взрослой, принимать свои решения. Рядом с отцом я вновь чувствовала себя тринадцатилетней девчонкой. Это было неправильно. Мне уже семнадцать, и меньше чем через год я юридически буду целиком и полностью отвечать за свою жизнь. Как я могу освоиться в мире взрослых, если держать меня под хрустальным колпаком?

– Я долго думал. В том числе вместе с твоей матерью, – продолжал отец. – И кажется, нашел выход. Во всяком случае, компромисс до конца этого месяца, пока Мария сама не вернется в Ростов, а там ты будешь вольна выбирать: уехать к матери или же остаться здесь, в Ксертони. Сын доктора Смирнова сказал, что ты можешь приезжать к ним в поместье, когда захочешь. Это достаточно удаленная территория, и тем более частная, а потому безопасная. Станислав согласен привозить и увозить тебя по договоренности, а сомнений в их системе охраны у меня нет: знаю, какая она навороченная у музея. Ты могла бы там общаться сразу с пятью ровесниками. Считай, уже большая дружная компания. Что скажешь?

Я поперхнулась блином, когда речь зашла о Станиславе.

– Мы не друзья, – откашлявшись, ответила я и пошла за водой.

– Так станете! – Костя говорил с таким энтузиазмом, что оставалось только позавидовать. – Только представь, сколько нового ребята могут рассказать тебе о городе, о прошлом Ксертони. Кому, как не семье основателей, о нем знать. Плюс их же там аж пятеро: наверняка с кем-то да найдутся общие темы для разговора. Попробуй хотя бы разок, а потом отказывайся.

– Уже попробовала, – мрачно пробормотала я, возвращаясь к столу. – Они не такие классные, как тебе кажется.

Отец пожал плечами и не согласился:

– Вполне себе классные. Мне часто приходится пересекаться по работе с их отцом, доктором Смирновым. Кто-нибудь из детей частенько околачивается в больнице, помогая. Станислав – очень смышленый парень для своего возраста, даже, говорят, рентгены уже неплохо читает.

– Ага, а еще он просто восхитительный рассказчик всякого рода легенд.

– О, они начали рассказ о городе сразу со сказаний и небылиц? – восторженно спросил отец.

– Вроде того. Небылицы там точно были в виде страшилок о вампирах.

Костя лишь кивнул, пытаясь прожевать только положенный в рот кусок блина, пропитанный сгущенкой.

– Упыри – одна из интереснейших местных легенд. Только вампирами их стали называть совсем недавно, на зарубежный манер, но оно, наверное, и правильно. Упырь сразу в голове рисует образ чего-то уродливого, страшного. Местные же истории говорили о прекрасных существах, а главное – добродетельных, несмотря на свое проклятие.

– Какое проклятие?

Отец осмотрел стол и, поняв, что забыл принести себе кружку, отпил из моей, после чего с улыбкой произнес:

– А вот согласишься ездить к Смирновым, узнаешь.

– Так нечестно!

– А-ха! – воскликнул Костя. – Все же заинтриговал.

– Заинтриговать-то заинтриговал, но я все равно не поеду. Пап, они сегодня мне лапшу на уши вешали и целое представление устроили, желая убедить, что они, видите ли, вампиры.

Вилка Кости замерла над тарелкой.

– Что они тебе сказали?

– Что они – вампиры. Детский сад какой-то, честное слово. – Я встала, забрала со стола тарелку и пошла на кухонный островок мыть посуду, продолжая разговор: – На полном серьезе втроем убеждали и даже придумали трюк с дверью. Мол, она сама открывается и закрывается, как будто я из какой-нибудь деревни и не знаю о существовании автоматических дверей. Камеру, правда, я так и не нашла в комнате.

– Камеру?

– Конечно. – Я осторожно очищала прутья венчика от остатков сырого теста. – Наверняка снимали это все и хотели потом в Интернет выложить. Уже так и вижу заголовок: «Развели новенькую в школе». Очень смешно. Обхохочешься.

Костя прочистил горло и медленно проговорил, точно не верил в сказанное:

– Может, это часть образовательного перформанса. Чего только сейчас не делают в музеях…

Я прыснула, думая, какая это чушь. Но, когда немного поразмыслила над предположением Кости, оно начало казаться мне вполне адекватным и разумным. Из логичного объяснения выбивалось только то, что, видя мою реакцию, любой нормальный человек уже бы все объяснил, но ни Станислав, ни Виола не собирались отходить от заданных ролей. Что, если на самом деле все происходящее было частью перформанса, как в иммерсивном театре?

– А знаешь, возможно, ты прав. Есть же контактные театры, где ходишь из зала в зал и актеры пытаются убедить тебя в реальности происходящего. Может, они нечто подобное и устраивают при гостях. Во всяком случае, это хоть сколько-то объясняет весь абсурд происходившего, пусть не полностью.

– Быть может, если ты дашь Смирновым еще один шанс, все встанет на свои места. В конце концов, они, как никто другой в городе, знают, каково это – быть в Ксертони одновременно своим – корнями – и чужим.

– Ладно. – Я выключила кран и потянулась за полотенцем для посуды. – Уговорил.

* * *

После ужина я отправилась в свою комнату. Стоило закрыть дверь, как я с облегчением выдохнула и припала спиной к холодной стене, ненадолго прикрыв глаза. Сумасшедший день спутывал мысли. Я с трудом отделяла реальность от вымысла, теряясь в догадках. Поверить в существование вампиров? Какая глупость.

В кармане завибрировал телефон. Достав его, я увидела на экране всплывающее окно с сообщением от Ника. Мне не хотелось разговаривать с Каримовым, пока я хоть немного не уложу все произошедшее в голове. Чтобы ненадолго изолировать себя, я включила авиарежим и положила смартфон на стол экраном вниз. Собрав волосы в высокий хвост, я решила сесть за компьютер и обратиться к Интернету, надеясь почитать о местных поверьях. Быть может, если я нащупаю связующую нить в древних сказаниях, устроенный Смирновыми перформанс покажется более осмысленным. Не успела я ввести в поисковой строке запрос, как Костя постучал дверь.

– Да?

Дверь приоткрылась, и я заметила, что отец переоделся в форму дежурного.

– Я на вызов. Буду поздно. Не выходи никуда, ладно? – Вид у Кости был мрачным, а взгляд слишком серьезным.

Я посмотрела на часы. Время было восемь вечера. За окном давно стемнело, а город стих, давно закрыв двери местных магазинов и офисов.

– Что-то случилось?

Костя неоднозначно кивнул, давая понять, что сам не знает.

– В лесу, недалеко от усадьбы Смирновых, обнаружили фургон. Дверь в грузовой отсек открыта нараспашку, а в центре на скотч прикрепили письмо с чистосердечным признанием… – Отец отвел взгляд и устало потер переносицу. – Наши думают, что это он.

– Кто «он»?

– Ксертоньский маньяк.

В памяти замелькали картины сегодняшнего дня. Неужели тот самый грузовик? Увидеть бы своими глазами. Фургон – доказательство, что я не бредила и все происходило наяву. Зачем только похитителям было оставлять машину незапертой, да еще и с запиской внутри?

– А водитель? Его нашли?

– Нашли. – Костя прочистил горло. – Мертвым, в кабине. Они сначала подумали, что водитель уснул: не заметили следов крови на красном. Пустил себе пулю в гортань, представляешь?

«Не заметили кровь на красном», – эхом отозвалось в голове. Я вспомнила, во что был одет похититель – в красную клетчатую рубашку. Пазл сошелся. Деталь к детали. Резко у меня пересохло в горле, а внутри стало тошно при мысли о похищении, что я гнала от себя, как могла, боясь окунуться в темные воды страха и не всплыть обратно. Почему Глеб застрелился? Потому что упустил меня?

– По описанию все выглядит очень странно. Нужно внимательно осмотреть место и изучить записку.

– Думаешь, он не мог покончить с собой?

Костя мотнул головой:

– Не тот типаж. Впрочем, кто знает? Расскажу, если узнаю больше. Все же, если мужчина окажется тем самым маньяком, в городе станет безопаснее. Посмотрим. Ладно, я пойду. – Отец уже потянул за собой дверь, но резко остановился, вспомнив нечто важное, сказал: – Только не рассказывай никому в школе, ладно? Незачем зря людей обнадеживать, пока не прояснится.

– Ладно.

– Спокойной ночи, Ася. – Костя напоследок одарил нежной улыбкой.

– И тебе, папа.

Похищение было правдой. Такое же, как первый поцелуй с Ником, прогул школы. Я что-то упускала. Что-то, меняющее все события в корне. Пыталась вспомнить детали похищения, и чем больше пыталась, тем ощутимее казался выпавший из памяти фрагмент. Я медленно вспоминала хронологию событий дня, и мне начинало казаться, что я ищу иголку в стоге сена. Внезапно в сознании всплыл силуэт Артура. Как он садится передо мной на корточки, прикладывает ладони к вискам. Неприятная тряска отдавалась вибрацией по всему телу. Артур смотрел на меня, в глазах читался страх. Что он сказал тогда? «Не работает»? Но что «не работало»? Я облокотилась о стол и обхватила голову руками, точно это могло помочь. Стараясь сосредоточиться, я закрыла глаза и ухватилась за воспоминание.

Темный фургон. Я прячусь за коробками, когда дверь открывается и внутрь попадает свет. Слышу голоса. Это похитители. Боже… Один женский, другой мужской. Галина и Глеб. Малиновая помада. Глеб поднимает меня за грудки, и я удивляюсь, как легко ему это удается. Куртка больно впивается в подмышки. Дальнобойщик вытаскивает меня на улицу. Я пытаюсь вспомнить, что было дальше, и боль в висках нарастает. Режущая, точно внутри меня копошился ворох остроконечных иголок и они все разом попросились наружу, борясь с соседями за право первенства. Боль настолько сильная, что у меня слезятся глаза, но я не отпускаю воспоминание. Внутренний голос твердит: стоит отпустить, и недостающий фрагмент мозаики утрачен навсегда.

В ушах нарастал гул, поглощая все звуки в квартире. Я старалась игнорировать все, что мешало сосредоточиться. Чувствовала себя так, будто еще немного и голова разорвется. Что случилось, когда Глеб вытащил меня из грузовика? Я закричала. Долго и пронзительно, пока не заболело горло. Передо мной стояла Галина. Помню взгляд ее обманчиво невинных голубых глаз. Почти прозрачных и ярких, как корка льда на Байкале в морозную пору. Она говорила какие-то слова так тихо и спокойно, что я готова была уснуть, точно под силой маминой колыбельной в детстве. Помню, глаза затягивало предсонной пеленой, и вот я уже была готова поддаться сну, упасть в теплые объятия Морфея, как вдруг все прошло. Галина исчезла, а вместо нее перед глазами проносилась густая дымка. Облако имело почти человеческое очертание и будто осознанно перемещалось по лесному пространству то приближаясь, то отдаляясь. Цветные вкрапления неравномерно окрашивали туманный сгусток, внутри происходило какое-то движение. Мгновение, и из облака по воле невидимой силы появилась Галина. Ее отбрасывает, как ничего не весящую тряпичную куклу, к фургону. Глеб широко расставил ноги, ища опоры, и развел руки в стороны, готовясь к атаке. Он широко раскрыл рот. Из самых недр его естества раздался почти животный рык, и именно тогда я обратила внимание на зубы: два острых клыка торчали, возвышаясь над остальным рядом.

– Вампир, – сорвалось с моих губ, и боль прекратилась, стоило всем кусочкам пазла встать на места.

Обессиленно я припала к спинке стула, смотря перед собой. Взгляд не задерживался ни на чем конкретном. Мне нужна была передышка. Почему я забыла о странной дымке и о последнем, что видела в лесу? Помню, как следом кто-то позвал меня по имени. Каким был этот голос: мужским или женским? Он показался мне знакомым, и на мгновение я почувствовала облегчение, точно зная: спасение близко. Воспоминание о лесе оборвалось на этом моменте. Невидимая сила подхватила меня на руки и понесла так быстро, что перед глазами замелькали разноцветные линии, не позволяя рассмотреть ничего конкретного. Когда все стихло, я обнаружила себя на мягкой софе в старинной усадьбе и увидела Станислава. В голове зародилось зерно сомнения.

В тот вечер я долго размышляла о произошедших событиях, позабыв о сне. Кто бы мог подумать, что одна выпавшая из памяти деталь способна в корне изменить все? Наутро я была уверена в одном: мне нужно поговорить со Стасом.

Глава 5

Поиски правды

Костя еще не вернулся, когда из телефона раздался звон будильника. Я лежала на постели, смотря в белоснежный потолок. Ночные размышления увлекли меня настолько, что я даже не переоделась. Поднявшись с кровати и собравшись в школу, я позвонила отцу. Через несколько долгих гудков он поднял трубку:

– Алло.

– С добрым утром.

– Да уж, – устало отозвался Костя. – В общем, это он. Все указывает на то, что ксертоньский маньяк покончил с собой. Предсмертная записка весьма убедительна. Мы еще разбираемся, но я почти уверен, что все кончено. – Он тяжело вздохнул. – У меня не получится вырваться или послать кого-то из ребят подвезти тебя до школы. Здесь настоящий аврал. Ты можешь кого-нибудь попросить? Стаса или еще кого?

Идея выглядела заманчиво, и в то же время от нее пробирала дрожь. Наедине можно было пристать к Станиславу со скопившимися за долгую ночь вопросами, вот только насколько я могла быть в безопасности, находясь рядом с ним? Оставалось только гадать. Лучшее, что я могла сделать, – это подстраховаться.

– Слушай, неудобно как-то. А ты не мог бы с ним созвониться и договориться? Я столько вчера Стасу наговорила, что, боюсь, он откажет.