Легенда о Снежном Волке

Озябший юноша вылез на берег и спешно натянул на себя платье. Он совсем не удивился тому, что его одежда оказалась у Олсандра, но он даже не подумал поблагодарить его за то, что тот ее вернул, не потребовав ничего взамен.

– Ты не понимаешь! – воскликнул Олли. – Не успел я отойти от стен города на сто шагов, как меня окружили мальчишки! Маленькие, мерзкие, грязные мальчишки! А с ними этот недоумок – Рюха! Обобрали меня до нитки…

– Да я уж вижу! – хмыкнул моряк.

Олли злобно глянул на Олсандра, покраснел и торопливо продолжил, словно оправдываясь:

– Вот что я тебе скажу, Олсандр! Он никакой не недоумок! Этот урод поумней многих будет! Я ему кричу: «Лучше убей меня!», а он злобно так загогочет и говорит мне: «Вот в городе потеха будет, когда узнают, что тебя сопливая малышня обставила!» Ты представляешь, каков подлец?!

– Ну и что? – пожал плечами сын конунга, но, не сдержавшись, рассмеялся. – Нет, серьезно?! Ты что им даже не сопротивлялся?!

– У них был огромный нож и дубинки!

– Ну, хорошо! Нож – это серьезно, против ножа кулаками особенно не помашешь, но убежать-то ты мог? Ноги-то у тебя бегают?

– Мог, конечно! Я быстро бегаю, ты не думай! Но ты не представляешь, как это неудобно делать в длинном платье!

– Гы-гы! – осклабился Олсандр, но, увидав, что лицо его знакомого вновь принимает плаксивое выражение, торопливо добавил: – Во-первых, это были не мальчишки! Вернее, не только мальчишки, а мальчишки во главе со здоровенным Рюхой. Во-вторых,…

– Олсандр! Возьми меня с собой!

– С ума сошел? – поперхнулся от удивления моряк. – Кто в здравом уме и по доброй воле отправится в проклятую Богами землю? В Хаттхалле тебе все эти неприятности смешным приключением покажутся! Поверь мне! Уж я-то знаю!

– Мне все равно! Я не хочу снова терпеть насмешки! Сколько я себя помню, они смеялись над моим отцом, а теперь, когда его не стало, я стал главной мишенью для глупых шуток всего Оденруга. И хуже всего эти маленькие разбойники! А после сегодняшней истории… Знаешь, как они будут меня называть?!

– Никак не будут!

– Растяпа Олли или Олли Лопух… Ты знаешь, мальчишки самые большие мастера на обидные прозвища!

– В Хаттхалле тебе такие же мальчишки легко перережут глотку и не поморщатся! И потом, ты совсем забыл о красавице Туули?

Плечи Олли печально опустились, и он зашмыгал носом. Они направились к небольшим домам, видневшимся в долине, где и жила избранница паренька. Всю дорогу он уговаривал своего знакомого не рубить с плеча и хорошенько подумать, прежде чем покинуть богатую и щедрую землю Оденруга. Только ему показалось, что он достиг цели, как из-за кустов, расположенных у самой деревни, высунулись чумазые лица маленьких сорванцов и начали наперебой кричать:

– О! Олли! А мы думали, ты к нам с голой задницей явишься!

– Олли, а Сборщик Налога знает, что тебя сопливые карапузы ограбили?

– Остался Олли Без Штанов! Тра-ла-лу!

– Лопух Олли, Которого Малыши Разули! Лу-ли-ло-ли-лу!

Несчастный парень развернулся и, не оглядываясь, кинулся прочь из деревни и с земли Оденруга.

Надо сказать, что путешествие до Хаттхаллы выдалось нелегким, и вспоминать об этих днях Олсандр впоследствии очень не любил. Впрочем, напишу обо всем по порядку.

Внешность оденружца не обманывала окружающих. Он и впрямь оказался очень образованным, но при этом неимоверно наивным и доверчивым молодым человеком. При этом он ни на мгновенье не замолкал. К удивлению Олсандра, его это не раздражало, а наоборот, только помогало отвлечься от мрачных мыслей.

Первые неприятности начались на следующий же день путешествия. Вечером они остановились на ночлег, не дойдя двух сотен шагов до Дормундского леса, где начиналась земля галсов. Олсандр знал, что дальше им понадобится вся сила и ловкость, чтобы преодолеть засады и ловушки дикого племени. Галсы никогда не выращивали хлеб и не разводили скот, а промышляли лишь грабежом соседних племен, торговых поездов и странствующих путников.

Утром Олсандр проснулся от того, что что-то нещадно светило ему в глаза. К его удивлению, это было не солнце. Источник сияния располагался недалеко от него на невысоком пригорке и, подняв руку над глазами, разглядывал дорогу, петляющую у подножья Спайругских гор. В свете утренней зори парчовое платье Олли сияло всеми цветами радуги и отбрасывало на землю яркие блики и солнечные зайчики.

– Эй! Ты что делаешь? – крикнул он. – А ну-ка живо спускайся сюда!

– Олсандр, смотри! – воскликнул юноша. – Там какие-то люди приветствуют меня. Наверно, они приняли меня за знатного господина! – и он приветливо помахал кому-то рукой.

– Сюда! – заорал Олсандр, вскакивая на ноги.

Не понимая, почему хаттхаллец так злится, Олли широко заулыбался и помахал рукой и ему тоже.

– Проклятье! – зарычал Олсандр, спешно запихивая разбросанные у костра вещи в мешок. – Беги сюда, глупец несчастный!

Едва он успел прикрепить мешок к седлу Ичана и закинуть в седло растерянного Олли, как грозный окрик дал понять, что у них больше нет времени для побега. Тогда Олсандр достал из-за пояса свой хлыст и, подняв круглый деревянный щит к подбородку, медленно повернулся к неприятелям. Мужчин было шестеро, и все они были вооружены до зубов. Одежда и воинственные прически выдавали в них диких галсов. Самый крупный из мужчин вышел вперед и, вытянув руку, поведал Олсандру, что им от них понадобилось.

– Это мне! – рыкнул он, тыча пальцем в Олли. – Это мне! – в этот раз его палец указал на Ичана. – Это мне! Это мне! – палец направился на меч и ножи, висящие на поясе у Олсандра. – Это нам! – неожиданно закончил галс, указывая на вещевой мешок, висевший на седле у его коня.

– Что ему нужно? Он хочет взять меня в рабство? – испугался Олли.

– Одежду! Твое распрекрасное платье он хочет, придурок! – злобно прорычал Олсандр.

– Давай сюда! Давай! Давай! – загрохотали дикие воины, стуча копьями и мечами по своим щитам и делая недвусмысленные знаки, понятные каждому. Пришло время отъема ценностей.

– Хорошо! Хорошо! – попытался их успокоить Олсандр. – Берите все! – и прошептал своему товарищу: – Слезай с коня, раздевайся и ползи в кусты! И если все повернется не в мою пользу, возвращайся домой!

– Дай мне нож! – зашептал Олли, послушно слезая с Ичана.

Олсандр незаметно протянул ему оружие и, взяв под уздцы коня, повел к дикарям.

– Нищт пфэрд одр мэрщен! – радовались грабители, хватая скакуна за длинную гриву.

Тут Ичан облегчил задачу Олсандру и провернул то, что и в бухте Оденруга. Он встал на дыбы и по своему обыкновению брыкнул обидчиков копытами. Пара дикарей тут же свалились на землю с раскроенными пополам черепами. Хаттхаллец метнул нож в глаз одного из галсов и, несколько раз ударив хлыстом, вывел из строя еще трех.

– Олли, все кончено! – крикнул моряк, но, обернувшись, не обнаружил того поблизости. Олли нашелся гораздо позже, под густыми ветками ивы.

– Ты зачем у меня нож взял? – поинтересовался у него моряк.

– Помочь хотел…

– Что ж не помог?

– Прости! – парень смущенно покраснел. – Одолело меня постыдное чувство страха, и поддавшись ему на миг, я не заметил, как очутился здесь.

Следующие дни Олли старался изо всех сил загладить свою вину и показать хаттхалльцу, что он хоть на что-то годен. Едва они останавливались на отдых, как через несколько мгновений у ног Олсандра уже возвышалась гора хвороста, на огне кипела вода, и был готов лежак из веток деревьев, чтобы сын конунга мог прилечь и немного вздремнуть.

Через два дня они зашли в небольшой городок под названием Беерлан, чтобы заработать немного денег на теплую одежду для оденружца. Уходя все дальше от Арагвудского моря, он стал с трудом переносить холодные ночи. Ведь кроме великолепного, но совершенно не греющего платья, на нем ничего не было, а делиться с ним своей одеждой Олсандр не собирался.

С раннего утра Олли бродил по городскому рынку, горланя во все горло:

– Напишу весточку для любого желающего за доступную цену! Девице – записочку для любимого, парню – письмецо для невесты, купцу для торговли, родителям для сына, ждущего от них новостей! Всего грош за строчку! Ну?! Кому писарь требуется? Беру недорого! Грош за три строчки…

Весь день он выводил на кожаных лоскутах, пергаментах и берестах заковыристые строки для всех желающих, сидя прямо на каменных ступенях у божьего Храма. Олли с гордостью посматривал на хаттхалльца, и весь его вид говорил: «Видишь, я и сам не промах, смогу прокормить обоих!» Олсандр только хмыкал и со скучающим видом бродил поблизости, отгоняя воришек, так и норовивших утащить у этого растяпы оплату за писарскую работу.

К вечеру люди с рынка разошлись по домам, и товарищи тоже отправились искать место для ночлега. Им удалось собрать только тридцать три медных гроша, что в пересчете было чуть больше трех монет серебром, а потому на постой они устроились в невзрачном доме на самой окраине Беерлана.

– Эй! Хозяин! Найдется ли у тебя что-нибудь выпить и поесть?

– Только вчерашний хлеб и вода! – буркнул в ответ угрюмый мужик.

– А что-нибудь покрепче?

– Кислое вино.

– Тащи! – весело воскликнул Олли. Он был благодушен, весел и с оптимизмом взирал в будущее.

Хлеб оказался не вчерашним, как убеждал их хозяин. Выпечка давно покрылась зеленой плесенью, но утомленные долгой дорогой путешественники были не привередливы. Они разделили черствую лепешку пополам и быстро проглотили ее, запив кувшином отвратительнейшего пойла. Устроившись на куче сырого сена в старом сарае, путешественники погрузились в крепкий сон, совершенно не обращая внимания на недовольное мычание старой коровы и блеянье небольшого стада коз, разместившихся по соседству.

Ночью Олсандр проснулся от того, что Ичан тревожно ржал и стучал по земле копытами. Он с трудом смог открыть глаза и поднять голову. Перед глазами все вращалось и кружилось в бешеном танце, грудь и живот раздирала острая боль, а тело не желало слушаться. Мелькающие синие и красные всполохи мешали разглядеть окружающие вещи. Он долго тряс головой, пока наконец-то смог разглядеть, как хозяин дома грабит Олли, время от времени отвешивая ему тумаки.

– Стой! Паршивец! – пробормотал Олсандр и потянулся к оружию, которое сложил вечером у своего изголовья. Пояс с ножнами и мечом куда-то пропали, как и его дорожный мешок.

– Заткнись! – раздался над ухом грубый голос, и в тусклом свете луны мелькнул нож. Он едва успел отбить удар и схватился с убийцей в рукопашной драке. К ярости Олсандра, сил его оказалось недостаточно, и кулаки наносили слишком незначитеьный урон разбойнику.

Вино не могло так подействовать на могучий организм моряка, а это значит, что их нерадушный хозяин отравил напиток каким-то ядом. Ему следовало спешить. Пройдет еще немного времени, и тогда яд подействует в полную силу. Сжав огромные кулаки, Олсандр все-таки смог несколько раз крепко приложить мужика и превратил его лицо в кровавое месиво. Пока злодей приходил в себя, Олсандр засунул два пальца в рот и вызвал рвоту. Стало немного легче.

– Эй! Олли! Просыпайся! Ну же! – он попытался растолкать Олли, но тот лишь глухо мычал в ответ и не желал двигаться с места. – Нас отравили! Слышишь? Вставай!

Олсандр ненадолго отвлекся, и за спиной послышался неясный шум. Хозяин дома выбежал из сарая и что есть мочи громко заголосил на улице:

– Караул! Люди добрые! Убивают! Сюда! Все сюда!

– Вот же подлая собака! – выругался Олсандр. Он грубо поднял Олли с земли и, засунув ему в рот свои волосы, заставил опорожнить желудок. – Давай, дружище! Приходи в себя! А то не сносить нам головы!

Олли мутно огляделся и прошептал:

– Что происходит?

– Нам надо бежать!

– Куда? Зачем? Я плохо себя чувствую! Дай поспать!

Ругаясь на чем свет стоит, Олсандр перекинул мычащего Олли через седло Ичана и хотел запрыгнуть сам, но вовремя вспомнил об оружии. Выбежав во двор, он увидел, что на улице уже собралась возмущенная толпа горожан с факелами, длинными пиками и топорами.

– Пришли в мой дом злые люди! Я, как гостеприимный хозяин, всю ночь их поил и кормил, а они вона что удумали! Едва заснул – разбойничать начали! Меня уби-и-ли! – трагически орал перед толпой «убитый», выставляя на свет огней свою разбитую физиономию.

– Расправа будет быстрой! – пробормотал Олсандр, спешно обшаривая двор. Свое добро он нашел за пустыми бочками и не мешкая вскочил в седло.

Когда Ичан показался на улице, взбешенные мужики уже с ревом неслись на них, выставив перед собой незамысловатое оружие.

– Через толпу не пройти, – решил Олсандр.

Пусть своим мечом он сможет устранить половину толпы, оставшиеся обязательно его достанут. Был еще один путь, но его преграждал высокий деревянный забор, и, надеясь на крепость своего оружия, Олсандр развернул коня и порубил доски. Ему удалось освободить проход, когда острые колья уже летели им в спину, и, пришпорив скакуна, он рванул прочь из города. Всю ночь Олсандр метался по незнакомым дорогам, прячась от погони, и только к утру ему удалось уйти достаточно далеко, чтобы спешиться и передохнуть.

– Эй! Ты там живой? – тряхнул он все еще висевшего через седло Олли. Тот был совершенно белым и не подавал признаков жизни. Уложив его на землю, Олсандр затормошил парня. Бесполезно!

– Ну же! Давай! – зло прокричал Олсандр и со всей силы хлопнул Олли по щеке.

– Ой! – недовольно вскрикнул тот. – Больно же!

– Слава Богам! – воскликнул хаттхаллец и вновь с остервенением стал лупить товарища по белому лицу, пока тот окончательно не пришел в себя.

Заработанных денег они лишились, но это было не самое страшное. Яд успел сделать свое коварное дело, и следующие несколько дней товарищи мучились животами, не пропуская по дороге густые кусты и деревья.

– Проклятье! – кряхтел Олли, в очередной раз выползая из леса и оправляя на ходу одежду. – Как звали эту сволочь?

– Какая разница? – меланхолично отвечал Олсандр, сбегая в лес с другой стороны дороги.

– Я буду молиться Богам, чтоб они послали на голову этого подлеца хоть половину того, что он нам сделал!

– Хрод или Хров… Я не помню!

– И как земля носит таких людей?! А? Олсандр? Ведь заплатили ему и за ночлег, и за черствую лепешку! Не обидели! Так нет! Ему подавай все, что у нас есть! Встречал ли ты когда-нибудь настолько подлых людей? Каждый раз, сталкиваясь с человеческим коварством, я поражаюсь, как низко может пасть человек, терзаемый чувством жадности!

Не дождавшись ответа, Олли прислушался к шуршанию листвы.

– Олсандр? Ты там живой? Олсандр!

– Заткнись!

Глава 3

Через несколько дней, едва копыто Ичана ступило на землю Хаттхаллы, словно по мановению волшебной палочки, по ясному небу побежали серые тучи. Солнце сердито спряталось за горами и больше уже не показывалось. Заморосил противный, колючий дождь, и Олсандр, подняв голову к небу, раскинул руки в стороны и радостно закричал:

– Узнаю тебя, родная земля! Да-а!

Эхо тут же ответило:

– Р-р-р, злая йа-а-а! А-а-а!

– Я вижу! – ответил эху моряк и вновь заорал: – Прости! Я не знаю, что мне с этим дела-а-ать!

– Ать-ать-ать! – залаяло эхо.

– Ой, не ругайся! Я и сам на себя злюсь…

– Вот это да… – пораженно прошептал Олли и заискивающе добавил: – Как ты это делаешь?

Олсандр ничего ему не ответил. Чтобы купить этому недотепе теплые вещи, вчера он нанялся на работу в одном горном поселении к торговцу. Купец обещал заплатить ему три серебряные монеты, если он поднимет на гору тридцать три огромных кувшина с маслом. Сложность заключалась в том, что к городу вел один-единственный мост, связанный из веревок и висящий над глубоким обрывом, а потому ни ослы, ни лошади не могли справиться с этой работой.

Олсандр успешно выполнил поставленную перед ним задачу, не разлив ни капли драгоценного масла, и получил оплату, но его товарищ, как всегда, все испортил. Выходя из богатого дома, Олли умудрился зацепиться вещевым мешком за кувшин и разбил его. В итоге полдня и полночи они убегали от взбешенного торговца и его слуг, и лишь к утру им удалось оторваться от погони, и то лишь потому, что мало кто из чужаков решался по доброй воле заходить на землю Хаттхаллы.

Они купили теплую одежду для оденружца в небольшой деревне. Молодой человек поспешил натянуть на себя не первой свежести нижнюю рубаху, портки, портянки и короткие кожаные боты и наконец-то перестал дрожать от холода. Крестьянскую лисью шубу он долго и придирчиво разглядывал, недовольно кривив тонкие губы, но, получив от Олсандра подзатыльник, быстро натянул и ее. Шуба на удивление хорошо села на худощавую фигуру бывшего Сборщика и по непонятной причине придала ему вид необычайно состоятельного купца. Это пришлось Олли по вкусу, и теперь он важно и деловито ступал рядом с Ичаном, то и дело приглаживая на воротнике рыжий потертый в некоторых местах мех. По своему обыкновению, он пытался завести с моряком беседу, но Олсандр все еще злился на него за вчерашнюю выходку и не желал разговаривать, лишь иногда окидывал его презрительным взглядом.

Олсандр с удивлением оглядывал местность, знакомую ему с детства. За десять лет здесь ничего не изменилось. Те же горы, то же серое, вечно рыдающее небо и холодная земля. Здесь с маленьким Олсандром случилось много больших и малых бед и несчастий, от этого он впал в глубокую задумчивость. Олли тоже притих, пораженный мрачным пейзажем, и теперь воспоминания, словно расталкивая друг друга, торопились залезть в голову хаттхалльца.

Они перебрались через горный перевал, прошли очередную расщелину, и их глазам открылся каменный город Турук. Больше ста лет назад предок Олсандра пришел на эту землю с северных островов со своим племенем, которых звали халлы, и, перебив в этой местности всех мужчин, стариков и детей, занял трон царя хаттов. Он взял себе в жены его старшую дочь, и с тех пор потомки Снежного Волка правили здесь, поражая соседние земли своей жадностью и жестокостью. Только теперь их звали хаттхалльцами.

По древней легенде каменные стены этого города, его дозорные башни и сам замок построил великан Трудхалл, сын Бога Йорморхалла. Эти строения были великолепны и так высоки, что верхушка каменной кладки уходила высоко в небо и пряталась в тумане среди туч в серых облаках. Огромные камни, которые Трудхалл использовал в строительстве, были такими огромными и так плотно прилегали друг к другу, что ни один из ныне живущих здесь людей до сего дня не смог сдвинуть их со своего места.

Когда много лет назад Олсандр последний раз смотрел на эти великие строения, то клялся себе, что больше никогда сюда не вернется. Его отец, разгневанный тем, что разгорающаяся вражда между его сыновьями не утихает, предал его в очередной раз и сделал свой выбор в пользу старших сыновей, Олафа и Одрхна. Он едва дождался, когда Олсандру исполнится двенадцать лет, и поспешил выпроводить мальчика из дома. Как только сын конунга поднялся на судно Бешеного Детберта, тот сразу поведал ему, что отец не желает его больше видеть и совершенно не против того, чтобы Бешеный воспитывал его сына по собственному вкусу, пусть даже и утопит в море, как щенка.

Вначале Олсандр воспринял свое изгнание как большое несчастье, но с каждым шагом отдаляясь от дома, он все отчетливее чувствовал в своем сердце не испытанное им ранее пьянящее чувство свободы. Да и потом, те двенадцать лет, что он провел в море, путешествуя по загадочным морям и прекрасным городам, он почти не вспоминал о своей семье.

Смерть не раз приходила за Олсандром, и каждый раз он каким-то чудом умудрялся выжить, оставляя ее ни с чем. Всего несколько лет нескладному мальчишке было на корабле несладко. Его шпыняли и били все кому не лень, от Детберта до самого последнего матроса. Однако Олсандру казалось, что по сравнению с тем, что с ним случалось дома, его теперешние неприятности не заслуживают внимания, а тем более слез или обид. А через пару лет щуплый мальчишка вырос и превратился в рослого выносливого мужчину, обладающего почти нечеловеческой силой, и на корабле уже никто не решался поднять на него руку. Пришло его время, и тогда он сам стал учить моряков уму разуму.

Сплетни, которые Олли рассказывал о нем в «Красном Быке», были правдивы. Хаттхаллец действительно был правой рукой Бешеного, который на проверку оказался не столько торговцем, сколько морским разбойником. Детберт с удовольствием грабил морские караваны и убивал всех, кто решался помешать ему в этом доходном деле. Вначале маленькому Олсандру казалось, что Бешеный и его отец конунг Торкел мало чем отличаются друг от друга, но позже ему открылось невероятное. Детберт был не таким уж и чудовищем, каким считали его моряки. Под суровой внешностью и диким нравом пряталась довольно благородная натура, не чуждая сентиментальности и сочувствия. И что совсем невероятное, Детберт был способен испытывать нежные чувства к женщине и даже робеть перед ней. Да! Олсандр видел это собственными глазами!

Олсандр вдруг вспомнил свою возлюбленную и ее избранника – маленького плешивого торговца с солидным брюшком. Мужичок щурил свои поросячьи глазки и, опасливо глядя на огромного и мрачного хаттхалльца, старался спрятаться за спиной у будущего свекра. Олсандр был готов оторвать коротышке голову, но, посмотрев на несчастное лицо невесты, лишь пожал сопернику руку и ушел прочь, ни разу не оглянувшись.

– Чему ж тут удивляться? – пробормотал Олсандр и горько усмехнулся. – Кто же захочет себе в зятья такого красавца, как ты? К тому же тебе посчастливилось родиться сыном конунга из рода Снежного Волка, о проклятье которого знает каждый, кто хоть раз слушал песенника-сказителя! Женитьба с самого начала была глупой затеей!

Перед глазами мелькнуло потное и перепуганное лицо жениха, когда тот пожимал ему руку, и он в голос захохотал. Ичан дернул шеей, оступился и возмущенно заржал, а Олли хмыкнул.

– Каждый человек имеет право иметь свою странность. Пусть даже эта странность заключается в том, что человек говорит сам с собой, – вслух сказал себе Олли и с состраданием посмотрел на товарища, грустно покачав головой.

Моряк рассматривал свои огромные, жесткие и шершавые ладони, покрытые кровяными мозолями от корабельных веревок и исполосованные глубокими шрамами. Ни дать, ни взять – лопата! Такой ладонью не прекрасных девиц ласкать, а сжать ее в кулак, да и… от такого удара из кого хочешь можно дух выбить!

– Я давно хотел тебя спросить, – не удержался от расспросов оденружец, – откуда у тебя такие жуткие шрамы?

Взгляд моряка переместился на левый локоть, и, хмыкнув, он провел пальцем по длинным белым рубцам.

– Эти ранения я получил очень давно. Еще в те времена, когда был маленьким, глупым и наивным мальчишкой. Таким же, как ты, Олли!

Они вышли к обрыву крутой скалы, и, спешившись, Олсандр заглянул в бездну. Ушел чуть в сторону и по едва заметной тропинке стал спускаться в лощину, ведя Ичана за уздцы.

– Говорят, у Торкела крутой нрав…

– Отец нещадно бил меня, ты прав, Олли. Но эти ранения я получил от другого зверя… Видишь это место? Одного я встретил там наверху, а второго здесь… вот на этой милой полянке…

Маленький Олсандр сидел за широким длинным столом в огромном зале старого замка и с завистью слушал, как старшие братья с небывалым воодушевлением хвастаются друг перед другом боевыми ножами. У Олсандра тоже был нож, ему его подарили год назад на восьмой день рождение, но его нельзя было сравнивать с тем оружием, что было у них. Ему было даже стыдно достать его из ножен! Да что там – зубочистка, а не оружие!

Между тем братья уже обсуждали, куда лучше бить волка, чтобы не испортить ценную шкуру, и младший брат чуть не заплакал. Когда? Ну, когда же он вырастет и пойдет на охоту вместе с ними?!

Волки в лесах Хаттхаллы сильно расплодились в те годы и весной обнаглели до такой степени, что стали выходить к жилью и нападать на домашний скот и людей. Но только после того, как они задрали несколько семей, живших за стеной города, конунг собрал вождей военных отрядов и объявил о предстоящей большой охоте.

Хаттхалльцы, зарабатывавшие себе на жизнь ловлей дичи, вполне могли истребить серых псов и сами, но здешние леса были закрыты для простолюдинов, потому что принадлежали конунгу. А это означало, что местным было запрещено там не только охотиться, но и собирать грибы и хворост. За нарушение этого указа можно было получить пятьдесят ударов хлыстом, если у конунга было хорошее настроение, а если нет, то и лишиться головы. Охотникам приходилось ходить в дальние леса, расположенные на севере их земли за Крутой горой. Там мужчины били дичь, иногда заваливали волка или медведя, но шкуры крупного зверя были обязаны приносить в замок в качестве налога за охоту.

Шкура волка в Хаттхалле была особенно ценна. Только великие воины, имена которых прославляли в песнях, имели право носить плащи, пошитые из шкур этого зверя. И лишь конунг и его дети имели право носить плащи из черного или белого волка. Так было заведено испокон веков, еще до первой гибели Мира.