Клубника под хреном

Из Заключения Общественной Комиссии по пересмотру роли Павла Первого в

истории России

Гофманианские заметки

Уважаемый читатель, перед вами рукопись, во времена советской власти запрещенная Цензурным комитетом, как надругательство над историей России, искажающая исторические факты и грубо нарушающая морально-этические нормы в изображении эпохи Павла Первого.

В обход Минкульта, Госдумы и Военно-Патриотического Общества Российской Федерации предлагаем выдержки из этого сомнительного свойства опуса, возлагая всю ответственность на автора.

Записки эти не связаны сквозным сюжетным стержнем, соблюдением последовательности дат, композиционно рыхлы. Единственная скрепа в них – личность Императора Российского Павла Первого, со всеми её плюсами и минусами.

Собрав все анекдоты, подумаешь, что все это какая-то пестрая и довольно бессвязная сказка; между тем, в основе политики Павла Первого (внутренней и внешней) лежали серьезные помыслы и начала, заслуживающие наше полное сочувствие.

В. Ключевский историк

Изначально Павел был человеком весьма порядочным и даже романтичным. Но, в силу объективных обстоятельств, превратился в желчного, капризного, с завиральными идеями российского монарха.

Н.Д. Выхухолев

Доктор исторических наук

Убит!., к чему теперь рыданья,

Пустых похвал ненужный хор

И жалкий лепет оправданья?

Судьбы свершился приговор!

М.Ю.Лермонтов

поэт

В оцинкованных шкафах, похожих на гробы, мемориального музея Павла Первого хранится прядь волос с парика монарха, подкова парадного коня царя, двенадцать интимных писем императора, адресованных любовницам, послания Суворову, содержащих дельные советы полководцу, приписанным впоследствии фельдмаршалу:

«Легко в учении – тяжело в бою, тяжело в учении – легко в походе»

«Стреляй редко, да метко. Штыком коли крепко. Пуля дура, штык молодец»

«Дисциплина – мать победы»

«Теория без практики мертва»

«Кто удивил, тот и победил»

«Ружье, сухарь и ноги береги пуще глаза!»

«Никакой баталии в кабинете выиграть не можно»

Интимные послания любовницам царя таинственным образом исчезли. Есть подозрения, что их тайно уничтожил завхоз музея Василий Железняк, считающий, что эти письма компрометируют светлый образ пуританина монарха в глазах его потомков.

***

Первым воспитателем юного наследника был дипломат Бехтеев, одержимый духом чётких приказаний и военной дисциплиной, сравнимой с муштрой.

А как только повзрослевший Павел занял императорский престол, единственным авторитетом для него стал личный брадобрей Кудасов.

***

Свой сексуальный опыт Павел начал закреплять довольно рано и активно: «махания» (по-тогдашнему – сношения) со служанками, горничными и прачками юношу научили многому.

Фрейлиной Екатерины, матери наследника, была в то время одна вдова, дочь петербургского генерал-губернатора Софья Ушакова, в замужестве Чарторыйская. Ей шел двадцать пятый год, она была на восемь лет старше Павлика. Имея опыт супружеских сношений, она и научила его сексу. Учительницей Софья была отличной. Екатерина взирала на «обучение» сына благосклонно, считая, что это и «для здоровья полезно, и для будущей женитьбы тоже».

***

Павел слыл большим любителем вечерних конных моционов вдоль речушки Патьва, вытекающей из Козлихина болота и впадающей в Ванюшинскую топь. Впоследствии большевики речушку эту осушили, русло засыпали землей и построили Всесоюзный санаторий «Советский ирригатор» для ударников труда торфопредприятий).

Но вернемся к Павлу. Дождавшись сумерек, император направлялся на тайное свидание в имение вдовствующей княгини бальзаковского возраста Ольге Александровне Сухомлинской-Долгорукой, уединенно жившей на Бежином Лугу.

Княгиня интимно никого к себе не допускала, за исключением давнего любовника – царя. Визиты императора были строго засекречены. Разглашатели великой тайны подвергались суровым наказаниям. Лишались высоких воинских чинов и солдатами отсылались в тундру на землю вечной мерзлоты (по заданию Российской академии наук на поиски останков доисторического мамонта). Но вместо мамонта каторжане натыкались на скелеты таких же сосланных сюда солдат.

***

Как-то в сумерках, выглянув в окно, Ольга Александровна увидела царя. Без свиты, одного. Тот спешился с коня, отвел его в кусты, привязал к орешнику и велел ему молчать, как рыбе.

Княгиня кликнула прислугу:

– Аглашка, пулей в будуар! Зашторь окно, да поплотнее. Ложе застели дерюжкой и подушки убери, чтобы было всё, как на привале в боевом походе. И духами не вздумай брызгать. Царь этого не любит.

– Знаю, не впервой. Не извольте беспокоиться, сударыня.

Через пять минут Аглашка доложила:

– Всё исполнила, как вы велели, госпожа!

За труды княгиня одарила верную служанку пряником. Та потянулась целовать ей руку.

– Ну, будет-будет. – Вот-вот его Величество заявится. Тебе не след здесь оставаться. Марш в лакейскую!

Аглашка попятилась к дверям и скрылась.

В гостиной появился Павел и прямиком направился в будуар княгини. Скинул треуголку, стянул ботфорты, размотал портянки. Делово предупредил:

– Ольга, у нас с тобой на всё про всё четырнадцать минут. На плацу меня гвардейцы дожидаются.

– Павлуша, ты, случаем, не болен? Вон как с лица осунулся, – забеспокоилась княгиня.

– Голубушка, устал я, – пожаловался царь. – Рекруты вконец замучили. Зелёные ещё, как огурцы, к строевому шагу не приучены. Одна морока с ними.

– Ну, пойдем, приляжешь в будуаре. Сегодня я тебя не стану домогаться. Вздремни с дороги.

Павел взвился:

– Я не за тем к тебе явился! Вздремнуть могу и в спальне с собственной супругой.

И действительно, со второй женой Марией Федоровной Павел вовсе не дремал, а настругал десятерых детей. (После рождения младшего сына Михаила акушер императрицы Иосиф Моренгейм категорично заявил – новые роды Марию Фёдоровну могут погубить. Предупреждение акушера обернулось для императрицы сексуально-эротический опалой. Сам же император перебрался в ложе к фаворитке, молоденькой красавице Анечке Лопухиной).

***

В будуаре при зашторенном окне едва мерцала зажженная свеча. Княгиня сбросила с себя халатик, расписанный павлинами. Сняла с руки колечко с гравировкой по золотому ободку: «Оленьке от Павлика. Люби меня, как я тебя». Это заветное колечко было подарено княжне в далекой юности, когда Оленьке и Павлику было по двенадцать с половиной лет.

Увидев княгиню в неглиже, к царю вернулись силы. Он жадно потянулся к ней.

– Fou. Tu m'as épuisé! (Сумасшедший. Ты измотал меня! – французский).

Ольга Александровна легонько оттолкнула Павла. Но это еще больше раззадорило царя.

Прежде, чем приступить к любовным играм, Павел, будто на плацу, зашагал по будуару, затем по солдафонски завалил княгиню на постель.

– Орел ты мой… – простонала Ольга Александровна, прижавшись к пропахшей порохом императорской щеке.

– Двуглавый. Император и Самодержец Всероссийский! – высокомерно поправил Павел, оглаживая Ольгу, точно породистую лошадь.

Ольга Александровна жеманилась, игриво отстраняя Павла. Но царю было не до жеманства. В ответ он говорил ей неприличные слова.

– Fou. Tu m'as épuisé! (Сумасшедший. Ты измотал меня! – французский), – отвечала Ольга Александровна.

– Ну, будет, Ольга. На плацу меня гвардейцы ждут. Imperaturu da te ipsum! (Отдайся императору – латынь).

– Без боя отдаваться скучно! – Смеялась Ольга.

– Le soldat rapporte au commandant au combat, la dame lui obéit au lit.(Французский: «Солдат командиру подчиняется в бою, дама подчиняется ему в постели». – Строго отвечал ей Павел.

Ольга напомнила царю, что на плацу его дожидаются гвардейцы, и задула почти догоревшую свечу.

***

Проводив царя, княгиня не могла уснуть. Спустилась в парк и по липовой аллее побежала к заветному раскидистому дубу, которому чистосердечно поверяла свои интимные секреты.

– И почему люди не летают?! – Широко раскинув руки, восклицала вдовая княгиня. – Вот так взяла бы, да и полетела! Точно птица на крыльях счастья. Ах, как крУжится голова, как голова кружИтся! И что я в нем нашла? – Доверительно шептала Дубу Ольга Александровна. – Некрасив, росточком метр с треуголкой, прыщеват, телом хлипок, при сношениях потеет и сопит, бормочет что-то по-немецки… А ведь люблю его, люблю безмерно! Шалею, точно баба с мужиком на сеновале. Дай ответ, Дубинушка…

Не дает Дубинушка ответа, только шевелит могучими ветвями.

***

САПОГ издревле считался символом России. В архивных фондах Павла, запрещенных для открытого просмотра, хранятся девятнадцать черновых набросков нового герба России, начертанных рукой царя.

В центре герба красуется сапог со шпорой, окруженный шпагой, пушкой и винтовкой. Над сапогом – нимб сияющего солнца и, полукругом, надпись старославянской вязью: «Россия – Пуп Земли. Была, есмь и будя».

В связи с преждевременной насильственной кончиной императора эскизы герба так и покоятся мертвым грузом в оцинкованных шкафах Мемориального музея.

***

Солдаты шли в атаку с криками «Ура! За Родину, за Павла!». Отличившихся император повышал в чинах, разрешал короткие отлучки к деревенским бабам. Особо отличившихся награждал именным презервативом с собственным автографом. Презервативы изготовлялись из кишки молоденькой козы или девственной овечки. (В подмосковной Баковке по приказу Павла заложили фабрику по выпуску гондонов. По-англицки – гондомов. Фабрика существует и поныне. За высокие показатели в труде и качество резиновых изделий №2 отмечена двумя орденами Ленина и медалью «Знак почета Первой степени»).

***

Одной из гувернанток наследника престола была тридцатилетняя француженка Жаннет, состоящая в эпистолярной связи с Вольтером и Руссо. На досуге она сочиняла философские трактаты. Увлекалась чтением Плутарха, Платона и Эвклида. Попутно корила Павла за неразборчивость в отборе прачек и кухарок. Подбивала Павлика вдвоем бежать в Париж, забыв, что он является будущим российским императором.

И все-таки в Париж она сбежала, но не с наследником, а с квартирмейстером Преображенского полка ефрейтором Антоном Жеребцовым. Тот прихватил с собой мешок казенных денег. По прибытии в Париж тут же проиграл их в карты и с горя застрелился.

Жаннет устроилась в ученые секретари к Вольтеру, занявшись переводами его трудов с французского на русский. Через четыре года с рекомендательным письмом Вольтера к Председателю Императорской Российской академии княгине Екатерине Дашковой взять под крыло молодую женщину, проявившую себя талантливым философом, Жаннет возвратилась в Петербург.

Всю свою оставшуюся жизнь она всецело посвятила изучению российских гуманитарных дисциплин. Похоронена в мемориальном комплексе для VIP-персон на территории академического парка.

***

По ночам Павлу не спалось. Он покинул спальню проверить стражу у дверей. По обеим сторонам двери навытяжку стояли часовые с винтовками наперевес.

– Ну что, царёвы псы, исправно ли несете службу?

– Так точно, Ваше Высочайшее Высочество!

– Ты кто таков? – Спросил он гренадера с пышными усами.

– Борзов Парфён, по-батюшке Игнатьич!

– Пойди, Борзов, ноги разомни, а я вместо тебя на карауле постою. (О, Великодушный Павел!).

– Никак нельзя, Ваше Высочайшее Высочество! По уставу не положеносЪ пост другому передать.

– Ну, а если по нужде припрёт?

– Обоссусь, а караульного поста не кинусЪ.

– Похвально, гренадёр. Завтра же тебя отмечу в императорском Указе.

– Служу отечеству и царскому Величеству!

– Ну, бди, Борзов. А я вернусь в опочивальню.

– Так точно, бдю, ваше Величайшее Величество! Мимо меня ни один комар не пролетит. А ежели чего, поймаю подлеца и яйцы наизнанку ему выверну.

**

В ночь с одиннадцатого на двенадцатое марта, как давеча и приснилось Павлу, расправа над императором свершилась.

В спальню ворвались заговорщики во главе с графом Паленом.

Первым, кто навалился на царя, был гренадер Парфён Борзов.

– Не извольте беспокоиться, ваше царское Величество! – Пообещал Борзов. – Больно вам не сделаю. Без мучительства подушечкой вас придавлю. Клянусь, вы и ойкнуть не успеете.

Павел по-собачьи взвизгнул, закрыл лицо руками.

Под ночной рубашкой император оказался голым, каким матушка Екатерина произвела его на свет.

– Не хочу остаться в памяти потомков голозадым! – Прохор! – Позвал он камердинера. – Живо мне достань из гардероба килисоны!

– Какие соизволите, Ваше Величество?

– Те, что с генеральскими лампасами, которые мадам Суфле мне из Парижа привезла.

– Слушаюсь, Ваше Благородие!

Прохор сбегал за кальсонами, натянул их на царя.

– А теперь подушку принеси. (Император подушки презирал и на ночь по-походному клал под голову сапог, обмотанный портянкой).

На шум прибежала Мария Федоровна, закрытая вуалью. Признать царицу в ней было невозможно. Она упала в обморок.

– Бабу уберите! – крикнул кто-то из гвардейцев.

– Дайте ей понюхать нашатырь, – простонал монарх. – Она четвертую неделю на сносях.

– Кончайте, наконец, с ним! – воскликнул Пален. – Медлить невозможно. Вот-вот сюда заявится преемник Павла – Александр удостовериться, что царский трон свободен.

И точно, тут же в спальне появился Александр, старший сын убиенного монарха, готовый для торжественного выхода на люди.

Александр зарыдал фальшивыми слезами, вышел на балкон к собравшимся войскам и возвестил торжественно:

– Гвардейцы, имею сообщить вам печальное известие: мой батюшка только что скончался от геморроидальных колик. Отныне волей Бога – я ваш Государь.

Войска ответили раскатами троекратного УРА!

***

Сызмальства, будучи адептом Пруссии, Павел серьезно увлекался

тараканами, которых в народе называли «прусаками». Любимцем царского «тараканьего полка» считался вальяжный, откормленный красавец Ахиллес. Из Тулы в Гатчину приказом императора доставлен был Левша, знаменитый тем, что когда-то подковал блоху. Теперь Левше предстояло подковать и Ахиллеса, обув его в шесть золотых подковок. Левша с успехом справился с государевым наказом, за что оставлен был на ПМЖ в Санкт-Петербурге и произведен в ефрейторы 4-й роты 10-го лейб-гвардии Преображенского полка.

К Ахиллесу был приставлен персональный «дядька» гренадер Авдотий Волобуев, который выгуливал царского любимца на специальном поводке, скрученном косичкой из тонких разноцветных ниток. Готовил Ахиллеса к ежегодно проводившимся тараканьим скачкам через барьерные преграды.

Скачки проводились на гатчинском плацу в присутствии многочисленных гостей из Санкт-Петербурга и Москвы. Гремела музыка духовых оркестров, в парадном марше шагали гренадеры лейб-гвардии Преображенского полка, за ними под аплодисменты зрителей вихрем проносились всадники на горячих арабских скакунах, демонстрируя приёмы виртуозной джигитовки.

Наконец, на плац вывели «под уздцы» виновников торжеств – отборных рыжих прусаков. Возглавлял колонну членистоногих насекомых красавец Ахиллес в сопровождении «дядьки» Волобуева. Кричали женщины ура и в воздух чепчики бросали.

Эта тараканья скачка обернулась трагическим исходом. Брошенный какой-то дамой чепчик угодил в Ахилла. Тот в конвульсиях повалился на бок и навсегда затих.

Кончина тараканьего любимца до глубины души потрясла монарха. В Михайловском дворце был объявлен траур. Павел, запершись в опочивальне, никого к себе не допускал. Из запертой на ключ двери доносились громкие рыдания царя. На третий день затворства Государь потребовал к себе начальника Службы безопасности генерал-майора Ястребцова.

– Нашлась ли дама, метнувшая в Ахилла чепчик?

– Так точно, Государь! Как есть, опознана.

– Кто?! – Взревел изюбром Павел.

– Графиня Каземирова. Я лично учинил над ней допрос «с пристрастием». Графиня «раскололась» и готова понести любое наказание. Прикажете казнить преступницу?

– Ты знаешь, казни я отменил! Сослать её в острог на Колыму без права переписки!

– Слушаюсь, Ваше Высочайшее Величество!

Путь на Колыму занял долгих восемь месяцев. Каземирова отправилась в дорогу в летнем одеянии. Началась зима, ударили морозы. В острог графиню доставили бессознательной сосулькой. Пытались отогреть, но бесполезно. Похоронена на острожном кладбище под могильным номером 43254/96.

***

За императором водились довольно странные забавы. Как-то он посадил на липу кошку, выдав за ворону, и давай отстреливать её. «Ворона» взвыла во всё воронье горло, пулей бросилась на Павла, с головы его сорвала треуголку вместе с париком и убежала. Графиня Выродова, фрейлина царя (по совместительству любовница), как всегда сопровождавшая его в парковых гуляниях, увидев плешивый голый череп императора, не сдержалась и прыснула со смеху. С таким позором царь не смог смириться. Он отстранил ее от царского двора, подверг домашнему аресту, а затем пожизненно сослал в женский монастырь под Кострому. Матушка Прасковья (в миру графиня Выродова) от горя вскоре оглохла и ослепла и с миром покинула сей бренный мир, обретя покой на монастырском кладбище.

***

Император страсть, как любил позировать придворным портретистам – с детьми, с женой, на сеннике с селянкой в сарафане, едва прикрывающим её ядреные телесные красоты, верхом на лошади, на троне, на плацу.

***

Александра, первенца, император зачал на стрельбище под грохот гаубиц, куда взял с собой Марию Федоровну «понюхать пороху». Не случайно Александр плохо слышал левым ухом.

Где зачал второго сына Николая – император запамятовал. То ли в Гатчине, то ли в спальне Михайловского замка.

Константин был зачат в дальней деревушке Захолуевке, где Павлу пришлось заночевать с женой в избе, когда объезжал с инспекторской проверкой государевы владения. В крестьянской койке провозились с Марией Федоровной до первых петухов. Из распахнутых слюдяных оконцев тянуло запахом навоза и куриного помёта. Доносилось блеянье овец и мычание коров.

Дочь Екатерина по просьбе Марии Федоровны, весьма охочей до сексуальных упражнений, была зачата на лафете пушки.

***

Что солдату нужно на привале? Прилёг на травке, сапоги с ног стянул, положил под голову, самокрутку запалил, дым колечками пустил, глаза прикрыл портянкой и давай мечтать о бабах…

**

Согласно Высочайшему Указу Императора в армии запрещались половые воздержания, «наносящие ущерб мужскому организму и боевому духу российского солдата».

(Павел уже с детства, следуя учению Эвклида, сторонился сексуальных воздержаний). Любовь в казармах, в учебных классах, в каптерках, в конюшнях на виду у лошадей, а тем паче, на плацу сурово возбранялась.

Каждый полк был окружен специальной лесополосой, в которой с этой целью были построены «шалаши любви». Раз в две недели сюда свозились на телегах бабы для солдат и офицеров низких войсковых чинов.

Руководил поставками живого женского товара унтер офицер Бабенко. Для канониров отбирались тучные девахи бальзаковского возраста. Для кавалеристов – девки в легком весе, умеющие ловко вскочить в седло к гусару и на скаку ему отдаться. Ну а пехотинцам доставались отбракованные бабы, готовые к рутинному, без изысков сексу.

Ровно через сорок пять минут горнист трубил отбой. Бабы, с пылающим от удовольствия румянцем на щеках, покидали шалаши, грузились на телеги, гренадеры нехотя расходились по казармам. За услуги бабы получали от Бабенко по отрезку ситчика на сарафан или по наплечному скромному синему платочку.

***

Как-то раз неосмотрительно отказавшую царю в очередных любовных играх княгиню Сухомлинскую, Павел отослал в Соловецкий женский монастырь строгого режима.

– А как же быть со мной? – Испуганно спросила Павла фрейлина княгини графиня Веселовская.

– При мне останешься. Согласная?

От великого смущения у Веселовской густо зарумянилось лицо, заштормило грудь в глубоком декольте.

– Согласная… Как есть, согласная… – Залепетала Веселовская. – Вот только у батюшки позволенье испрошу.

– Да куда он денется, твой батюшка?! А ежели откажет – из майора разжалую в ефрейторы.

– Я и без батюшки согласная… – твердила Веселовская.

– Ну, то-то же. Сегодня в полночь жду тебя в своей опочивальне. Караул пропустит, я его предупрежу.

– Как прикажете, Ваше Государево Величество. Дозвольте к ручке вашей с благодарностью припасть.

– Потом, в опочивальне. Сейчас не время. На плацу меня солдаты дожидаются.

Государь орлом взлетел в седло и в сопровождении гусарской роты ускакал.

***

Царь вовсю старался заручиться дружбой с фельдмаршалом уворовым, но тот сторонился Павла. Объяснялось это тем, что император во всем старался подражать порядкам прусской армии, а Суворов презирал подобное низкопоклонство. Русские солдаты завсегда били пруссаков. Нынешняя

Царь вовсю старался заручиться дружбой с фельдмаршалом Суворовым, но тот сторонился Павла. Объяснялось это тем, что император во всем старался подражать порядкам прусской армии, а Суворов презирал подобное низкопоклонство. Русские солдаты завсегда били пруссаков. Нынешняя армия была годна только для смотров и парадов.

Фельдмаршал под предлогом отсутствия военных действий запросил себе отставку. Павел не стал его удерживать и сослал под гласный унизительный надзор в родовое имение под Кобрином.

Суворов постоянно объезжал деревни, глубоко вникая в нужды крепостных крестьян, исправно посещал местную Петропавловскую церковь и даже своим командирским басом пел на клиросе. Слух у него был отменный, фальши не терпел.

Занимался любимым огородом, выращивал морковь, редкие сорта картофеля, помидоры, кабачки и баклажаны.

Царь надеялся, что Суворов, изголодавшийся по армии, все-таки запросится на службу. Но полководец был железных принципов и отправляться на поклон к царю не имел желания.

Павел неоднократно пытался помириться с упрямым стариком, но тщетно. И тогда царю самому пришлось приехать на поклон к фельдмаршалу.

**

На дворе стоял жаркий августовский полдень. Суворов, как всегда, копался в огороде. Тут во весь опор к нему бежит слуга. Задыхается, кадык, того гляди, из горла выпрыгнет. С перепугу раздавил на грядке два спелых баклажана.

– Ваша Светлость, – крестится слуга. – Век воли не видать и остаться в крепостных. – К вам самолично царь пожаловал! Он вас в гостиной дожидается.

– По какой такой нужде?

– Не имею чести знать. Оне мне не докладали.

Суворов не спеша прошел в гостиную. Сухо поздоровался с царем.

– Чем обязан вашему визиту, Государь?

– Прошу тебя, фельдмаршал, в который раз, послужить Отечеству: через Альпы перейти и лягушатников французов в тыл по заднице ударить.

– Да ведь я не альпинист, чтобы лазать по горам, – возразил Суворов. – В мои-то шестьдесят пять лет…

– В шестьдесят пять ягодка опять, – соизволил пошутить монарх. – Осилишь горы, считай, что «Альпынаши»!

И тут в душе Суворова дрогнула солдатская струна.

– Ладно, Государь, выкладывай свой план, – согласился полководец.

Из походной сумки царь достал заготовленную впрок, на случай согласия фельдмаршала, географическую карту Альпийских гор…

***

Имелась при дворе у Павла фрейлина Алисия, которую он лишний раз не трогал и берег ее для особых случаев. Алисия рано потеряла мужа и, чтобы скрасить вдовье одиночество, завела себе болонку. Собачка прожила четыре года, пока от старости не околела. Похоронив её, Алисия вторично вышла замуж за отставного офицера и прожила с ним пять счастливых лет, пока и он скоропостижно помер от апоплексического приступа. Был у нее и третий муж, погибший на поле брани от вражьего артиллерийского снаряда. Потеря третьего супруга Алисию повергла в тяжкую депрессию. Чтобы как-то выйти из нее, она перебралась на жительство в деревню. Сошлась там с таким же, как и она, с трижды вдовым помещиком Игнатьевым, имеющим обыкновение «закладывать за воротник» комзола не только в праздники, но и в будни. Будучи в очередном подпитии, Игнатьев на коленях крестился на икону, отбивал поклоны:

– Прости, Господь, грехи мои! Вот те крест, исправлюсь и ворочусь в праведное лоно.

Господь, добрейшая душа, ему поверил и снял с него грехи. Но Игнатьев не справился с алкоголическим пороком и продолжал грешить – и по будням и по праздникам. Тогда Всевышний призвал пьяницу к себе на небеса к строгому ответу, да так и не вернул его на землю.

Так Алисия в третий раз сделалась вдовой. Пошла в церковь исповедоваться к батюшке. Поведала ему свои печали. Тот с вниманием выслушал её.

– Говоришь, три мужа было у тебя? Бог любит троицу. Я тебя не осуждаю. – И снял с нее печали.