Клубника под хреном

***

Близко до себя Павел никого не допускал. Ну, только если – баб в постель. Бабой император называл любую особь в юбке. Особливо был охотлив до замужних дам дворянского сословия – «тёпленьких», только что покинувших семейную постель и тут же прыгнувших в ложе императора. Многие из них не только не противились извращенной прихоти монарха, но и получали удовольствие от измены опротивевшему мужу.

***

В своих капризах Павел был непредсказуем: графиню мог опустить до прачки, а прачку, с которой недавно переспал, возвести в графини.

***

Десятого марта 1801-го от Рождества Христова во Дворце Юсуповых на Мойке состоялось тайное собрание Высшего Совета VIP-персон Санкт-Петербурга с повесткой дня архиважного значения – дальнейшая судьба царя.

Заседание открыл тайный советник императора граф Пален.

– Господа, вопрос о пребывании на троне Павла не терпит отлагательств. Его поступки вызывают активные протесты как у дворянства, так и у народных масс. Валюнтаризм принимаемых решений, армейская муштра, сплошные фейерверки и пышные парады, мздоимство, кумовство, «шалаши любви», плата за повышение в чинах гвардейцам любовными услугами их жен, а что еще преступней, дочерей. На потребу солдатни подвозка баб из окрестных деревень, позорное мужеложество в Семеноновском полку. Совокупления офицерских жен с солдатами. Абсурдна и внешняя политика царя. По воле императора – Отечество в кольце врагов. Его боятся и люто ненавидят. Уж на что африканская Басвания, богатая алмазами, и та объявила нам бойкот. Россия осталась без алмазов. На днях Суворова за альпийский переход должны были отметить орденом, украшенным алмазами. А где их взять? Кинулись в Алмазный Фонд в Кремле, а там вместо алмазов – под стеклом стекляшки. Стыдоба! Перед иноземными гостями похвастать нечем. Опустили Россию матушку ниже некуда. Поставили в срамную позу, имей её, кому не лень. Когда теперь она поднимется с колен?..

Ныне император затевает боевые действия против Кении, Камеруна и Габона. Они нужны России, как мужику прохудившиеся валенки. Одним словом, господа, пора кончать со слабоумным императором. Сенат заговор одобрил. Назовите дату экзекуции.

– А чего тянуть-то? Аккурат завтра, одиннадцатого марта, и прикончим, . Заговорщики к экзекуции уже давно готовы. Ждут сигнала, – крикнули из зала.

– Прошу голосовать, – обратился к залу Пален. – Кто за это предложение? Против? Воздержавшиеся? Принято единогласно. На этом, господа, повестка дня исчерпана. В целях конспирации прошу без шума покинуть помещение. Расходимся по одному. Для уточнения деталей экзекуции руководителей переворота попрошу остаться.

Итак, участь императора была предрешена.

***

Утром одиннадцатого марта Павел велел позвать к себе Главную провидицу двора древнюю старуху графиню Каргину. На лице царя от ледяного пота «не было лица».

– Графиня, растолкуй мне сон, который этой ночью мне приснился. Будто гвардеец Жеребцов проболтался мне, чтобы я готовился к расправе над собой. Что заговором руководит граф Пален, а ему, гвардейцу Жеребцову, он приказал совершить убийство посредством удушения подушкой. При этом Жеребцов пообещал, что больно мне не сделает. Удавит без мучительства. Так, что я и ойкнуть не успею.

–То ли этот сон – к небесным хлябям, которые разверзнутся над нами, – ответила провидица, – то ли Всевышний и вправду грозит тебе убийством.

– Так что же делать, старая?! – оцепенел от страха Павел.

– Бей поклоны перед Богородицей, пока лоб не расшибешь. Авось, Господь и передумает, отменит Божью кару.

***

Павел бросился к Ольге Александровне поведать о зловещем сне.

– Павлуша, милый, не кручинься понапрасну, – успокоила его княгиня. – Твой сон к дождю, не более того. Лучше обними меня покрепче…

– Скинь халатик, я тебя хочу, – придя в себя и утерши пот с лица, велел ей Павел.

– Ну, так-то лучше, милый, – тут же согласилась Ольга. – Четыре дня тебя не видела. Истрадалась вся до кончиков ногтей…

В спальне поплотней зашторила окно.

– Свечу зажечь?

– Не надо. Я на ощупь тебя знаю…

***

Пален был не единственным заговорщиком против императора. Параллельно с ним на этой ниве трудились граф Никита Панин и высшие чины гражданской и армейской иерархии. Среди них – трое братьев Зубовых. Вместе с ними – больше сотни опальных офицеров, изгнанных императором из армии.

В ночь с одиннадцатого на двенадцатое марта, как ранее и было оговорено, заговорщики ворвались в спальню Павла.

Почему-то император сам удалил от своих дверей верный ему конногвардейский караул. Среди ворвавшихся в опочивальню был даже адъютант царя, который и провел во дворец группу заговорщиков. Вслед за ним влетели в спальню граф Пален, братья Зубовы, занимавшие высокие генеральские посты, князь Волконский, граф Бенигсен, генерал Уваров и гренадер гвардеец Жеребцов.

По дороге в спальню кто-то из офицеров наткнулся на лакея и тростью ударил его по голове. Тот поднял крик. Павел, услышав шум, попытался скрыться через двери, которые вели в покои императрицы, но они оказались запертыми. Тогда он бросился к окну и спрятался за занавеской. Заговорщики, не найдя императора в постели, растерялись. Им показалось, что заговор раскрыт и что это ловушка. Но граф Пален приблизился к постели и, пощупав простыни рукой, воскликнул: "Гнездо еще тепло, птица не может далёко улететь". Обыскали комнату и нашли за занавеской императора – в ночной рубашке с исказившимся от ужаса лицом.

***

Солдаты шли в атаку с криками «Ура! За Родину, за Павла!». Отличившихся император повышал в чинах, разрешал короткие отлучки к бабам. Особо отличившихся награждал именным презервативом с собственным автографом. Презервативы изготовлялись из кишки молоденькой козы или нетронутой овечки. (В подмосковной Баковке по приказу Павла заложили фабрику по выпуску гондонов. По-аглицки – гондомов. Для справки: Фабрика существует и поныне. За высокие показатели в труде отмечена двумя орденами Ленина и медалью «Знак почета Первой степени»).

Сам монарх презервативами пользовался редко. Если так, по случаю, потехи ради. Не царёво это дело детородный орган загонять силком в кишку домашнего животного. А коль напарница предохраняться пожелает, пусть эти хлопоты на себя берёт.

***

Из Крыма в Петербург по приказу императора была доставлена незаконнорожденная дочь таврического хана Тумерлана – Феодосия, скучавщая в своём белокаменном дворце в Потёмкинской деревне вблизи Бахчисарая.

Крымскую красавицу, прикрытую хиджабом, привели в опочивальню Павла. Он собственноручно догола раздел её, но хиджаб на ней оставил. То ли не хотел нарушить восточные обычаи, то ли в силу извращенности ожидаемых утех. Феодосия в испуге забилась в дальний угол спальни и по-татарски стала умалять российского монарха не совершать над ней постыдных действий. Павел, не разумеющий татарского, призвал на помощь Бахтеярова, графа с татарскими корнями.

– Переведи, о чем она лопочет!

– Призналась, что девственна она, – ответил Бахтеяров. – Говорит, что если Тумерлан узнает, что Вы с ней сотворили, он её зарежет. А вместе с ней и вас, великий Государь.

– С каких это времён, – взбесился Павел, – крымский хан осмелился грозить российскому царю?! Трубить немедля поход против крымского татарина! А фельдмаршалу Суворову возглавить русские войска.

– Простите, Государь, но на сей момент Суворов занят переходом через Альпы.

– Тогда велю поход возглавить генералу Котлубицкому. А Феодосию заточить в Михайловском дворце в соседнем будуаре с моей опочивальней!

– Слушаюсь, ваше Государево Величество! – ответил Бахтеяров.

В ту же ночь Феодосия, так и не сняв с себя хиджаб, наутро превратилась в женщину.

Через неделю императору она вконец наскучила, и он перевел её в кухарки на выпечку чурека.

***

Павел с детства увлекался сочинительством стихов. Решил их показать Державину. Тому стихи понравились настолько, что он пообещал монаршему поэту в момент своего сошествия во гроб благословить его на новые литературные свершения. Но благословения великого пиита монарх так и не дождался: император был убит задолго до схождения Державина во гроб.

Существует довольно спорная на первый взгляд гипотеза доцента Василия Козлоева, что стихи «На смерть поэта» Лермонтов посвятил не Александру Пушкину, а Павлу Первому:

Погиб поэт! – невольник чести, —

Пал, оклеветанный молвой,

С свинцом в груди и жаждой мести,

Поникнув гордой головой!..

Не вынесла душа поэта

Позора мелочных обид,

Восстал он против мнений света

Один, как прежде… и убит!

Убит!.. К чему теперь рыданья,

Пустых похвал ненужный хор

И жалкий лепет оправданья?

Судьбы свершился приговор!

Не вы ль сперва так злобно гнали

Его свободный, смелый дар

И для потехи раздували

Чуть затаившийся пожар?

В результате многочисленных научных экспертиз версия Василия Козлоева была признана, пусть и не во всём, но местами убедительной. («Ученые записки Ямало-Ненецкого Университета»).

***

Павлу доложили, что Эмир Бухарский Ураза Байрам обратился к императору с нижайшей просьбой: на правах колонии войти в семью народов, населяющих Россию. В ответ обещал снабжать империю тонковолокнистым хлопком, тонкорунными баранами, гаремами, шелками, гончарными изделиями восточных мастеров. Взамен Ураза Байрам просил монарха встать на защиту Бухары от шведских и бельгийских варваров, грозящих эмирату трехсотлетним игом, обещал жить в дружбе и любви со старшим русским братом.

Герой восточного фольклора Насреддин из Бухары прислал с Эмиром в подарок Императору своего говорящего осла. Взамен Ураза Байрам поклялся Павлу беречь, как зеницу ока, «Священный Двойственный Союз Россия – Бухара» (СДСРБ(у).

И еще: Высокий иноземный гость нижайше попросил Государя направить в кызылкумские пески для борьбы с басмаческими бандами знаменитого солдата Сухова, заслужившего любовь и уважение народных масс. Император обещал Эмиру с первым же верблюжьим караваном этапировать бойца в расположение легендарной Согдианы.

***

Из «Записок» мемуаристки Марии Сергеевны Мухановой, великой герцогини Саксен-Веймар-Эйзенахской, дочери Павла Первого и Марии Федоровны: «Похороны императора Павла Первого были очень печальны, но особенно тем, что никто не показывал никакого сожаления об его кончине. Всех более огорчалась этим равнодушием великая княжна Мария Павловна, которая во время отпевания несколько раз падала без чувств».

ЭПИЛОГ

P.S. В довершение рассказа я решил спросить у Гоголевской Птицы Тройки, какие перспективы она сулит нам в ближайшей перспективе.

– Ничего хорошего не жди! – Заявила Птица Тройка. – У россиян особый путь. Отечество в кольце врагов. Из всех друзей только Сирия осталась. Вихри враждебные веют над нами. Тёмные силы нас злобно гнетут. В бой роковой мы ступили с врагами. Нас еще судьбы безвестные ждут. Пойди, спроси у мумии, какая в склепе мраморном лежит. Это она в семнадцатом году особый путь нам проложила. По сей день страдаем. А она лежит себе в гробу, ухмыляется и мироточит. Только успевай под ней сухие простыня менять. Умаляет, чтобы её по-человечески захоронили. А коммунисты, те упёрлись рогом: он живее всех живых, грех его закапывать. А кого следует живьем закапывать, так это олигархов! Всё добро народное захапали, на яхты его грузят и отправляют за границу.

Обидно за державу! – Воскликнула Русь Тройка. – Коррупционер на коррупционере верхом сидит и коррупционером погоняет. Прокурор, и тот свинья. Живет исключительно на взятках. Раньше, когда триста лет подряд Святая Русь монголам и татарам покорно отдавалась, басурмане мзду только с православных драли. А нынче все – вздоимцы: что христиане, что антихристы, что мусульмане, что буддисты, что католики, что протестанты. Развелось их, как на дворняге блох. Голубые, черносотенцы, зелёные, русофобы, русофилы, пацифисты, ястребы, нацисты, коммунисты, кэгэбисты, иностранные агенты, атеисты, сталинисты, конформисты, бесогоны, педофилы, стриптизёрши, анархисты, онанисты, валютные давалки, дорогостоящие целки, диалектики, эпилептики, эклетики, и другая нечисть разномастная.

И содрогнулся я всеми фибрами своей души. Взглянул окрест себя, и душа моя страданиями уязвлена стала. И догадал черт родиться нам в России – православным, иноверцам, иудеям!

И я спросил у Птицы Тройки:

– Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка несешься? Дымом дымится под тобою дорога, гремят мосты, все отстает и остается позади. Остановился пораженный божьим чудом созерцатель: не молния ли это, сброшенная с неба? что значит это наводящее ужас движение?.. Русь, куда ж несешься ты? Дай ответ. Не дает ответа. Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо все, что ни есть на земли, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства…".

И тогда спросил я своего мудрого приятеля соседа Моисея, шомера из супермаркета . И он ответил так:

– Если не умрем, то поживем, увидим…

The Еnd, но, к сожалению, не Happy

2018 г.

Мой исход в еврейство.

Исповедальные записки

Памяти раввинов: деда по материнской линии и прадеда по отцовской линии, раввинов, которых я не знал, посвящается.

Евреев я невзлюбил, когда учился в первом классе.

Тогда мы обитали в махалле Чакар на одной из пыльных улочек в Старом городе Ташкента, во дворе, населенном исключительно русскими людьми. Вокруг нашего «русского оазиса» в основном жили узбеки и татары, попадались и армяне.

Самым любимым моим праздником (помимо Первомая и 7 ноября), была, конечно, Пасха. Вся детвора нашего русского двора, в справленных к празднику нарядах, дружным строем обходила каждый дом и хором возвещала: «Христос Воскресе!». «Воистину воскресе!» – отвечали нам соседи и, трижды каждого из нас поцеловав, угощали куличами и пасхальными крашеными яйцами с вензелями «ХВ».

Завершив пасхальный рейд, я возвращался в наше неказистое жилище: две тесных комнатушки с единственным окном, и, обняв сначала маму, а потом отца, трижды целовал их:

– Христос Воскресе!

Родители смущенно переглядывались:

– Кто тебе это сказал?

– Дядя Жора.

В нашем дворе дядя Жора, брат тети Шуры, матери семерых детей, обычно появлялся навестить сестру. В основном, по праздникам: в Рождество, День Красной армии, 8 марта, Вербное воскресенье, Пасху, Первомай, Святую Троицу, на 7-е ноября, День чекиста.

Но особым днем его визитов был декабрь, а точнее – пятое число. Празднование Дня сталинской конституции. Дату праздника я хорошо запомнил только потому, что именно в этот день приезжал дядя Жора, чтобы зарезать очередного кабана или свинью. (Во дворе у нас имелось несколько свинарников, в которых содержалась на откорме живая собственность соседей).

Праздничное жертвоприношение доверялось только дяде Жоре. В этом деле он был непревзойденным специалистом. Говорили, что на фронте он служил в войсках НКВД, а точнее – в СМЕРШе, а сейчас в Ташкенте был начальником охраны какого-то большого автокомбината.

Мы, детвора, его боялись, взрослые обходили стороной.

Как только дядя Жора появлялся, во дворе наступала тишина. За глаза его так и называли: «Жора СМЕРШ». Даже дядя Федя (муж тети Шуры, а для дяди Жоры – шурин), хронический алкаш, скандалист и матершинник, и тот, как только в доме появлялся шурин, – заползал под стол или под кровать и кричал оттуда: «Лежачего не бьют!».

Помню, как на очередное жертвоприношение ко Дню конституции дядя Жора пришел зарезать нашего общего любимца хряка Борьку, который по размерам был не меньше битюга, а по характеру был ласковым, доверчивым котенком.

Дядя Жора повязался клеенчатым фартуком сестры, достал из голенища свой знаменитый финский нож. Соседи говорили, что этот нож трофейный. Что дядя Жора якобы отнял его у пленного финского солдата (в финскую кампанию 1939–1940 гг.) и этим же ножом его прирезал.

Как я уже сказал, с приездом дяди Жоры жизнь во дворе надолго замирала. Но только до того момента, когда из свинарника раздавался душераздирающий свинячий визг.

Вот и сейчас, дядя Жора завалил Борьку на спину, широко раздвинул ему ноги и одним ударом всадил финский нож в его розовое брюхо.

Когда все было кончено, и кабан затих, во дворе воскресли человечьи голоса. Соседи повыползали из домов и наперегонки, с кружками наперевес, бросились к усопшей жертве. (Считалось, что парная кровь – лучшее снадобье от любой хворобы, а для мужиков – надежный стимулятор для исполнения супружеского долга. И не только для супружеского!).

Первая кружка предназначалась дяде Жоре. Со словами «Будем все здоровы!» дядя Жора осушил ее до дна. Рукавом отёр измазанные кровью губы, после чего грохнул пустую кружку оземь и принял из рук сестры хрустящий малосольный огурец.

Но вернусь к воскресшему Христу. На Пасху дядя Жора собирал нас всех в кружок и раздавал пасхальные подарки, проводя при этом беседы на религиозно-атеистические темы. Подробности этих бесед уже не помню, но в память врéзалась одна его единственная фраза: «Евреи распяли нашего Христа».

С тех пор евреев я возненавидел.

Где-то в пятом классе, а может быть, в шестом, учительница истории Сарра Ароновна Коган после урока вывела меня из класса в коридор и доверительно сказала, что Иисус Христос на самом деле был евреем. Как и Карл Маркс, и Лазарь Каганович.

– А товарищ Сталин?

– Нет, он грузин, но только лишь по паспорту. А в жизни он приходится Отцом и Сыном для всех народов мира.

– А разве так бывает: и отец, и сын?

– Бывает. Но только раз за всю историю.

Сарра Ароновна с тревогой подняла глаза на висевшую над нами картину Налбандяна «Сталин и Мао слушают нас» и (от греха подальше!) увела меня в дальний уголок школьного двора.

…В тот вечер я не мог уснуть. Подозвал к постели маму и стал допрашивать ее: правда ли, что великий Сталин одновременно является для всех людей Отцом и Сыном?

Мама шепотом ответила:

– Повзрослеешь, разберешься сам.

…Вскоре поползли чудовищные слухи: будто бы евреев готовят к массовой отправке из Ташкента. То ли в Сибирь, то ли на Крайний Север.

Я тогда спросил у дяди Жоры:

– За что их так? За то, что они Христа распяли?

– И за это тоже, – ответил дядя Жора. – От евреев русским людям житья уже не стало…

… Как-то, придя домой из школы, я увидел плачущую маму, впихивающую в чемоданы вещи.

– Ты уезжаешь? Ты решила нас покинуть?! А как же я и папа?

– Не волнуйся. Вас здесь тоже не оставят…

Так я узнал, хоть и с солидным опозданием, что я – еврей. Узнал, что это мы Христа распяли, а вот теперь отравили Жданова, секретаря ЦК ВКП(б).

…Помню, как соседка тетя Аня, когда страна клеймила «отравителей врачей», кричала моей маме:

– Это вы вместе с вашими еврейскими медсёстрами до смерти залечили Жданова!

Мама тогда работала акушером-гинекологом в ташкентском родильном доме №9 (улица Кагановича, дом №49).

Как только умер Сталин, вещи мы распаковали. Но, на всякий случай, под кроватью спрятали «дежурный» чемоданчик.

…Помню, как после выпускного бала по случаю окончания средней школы, погодки братья Центнеры, Давид и Михаил, избили старшего пионервожатого, еврея по национальности (фамилию не помню. Да и велика была бы честь для этого подонка – держать в памяти его поганую фамилию. Да и сам вожатый, после избиения, на три дня лишился памяти).

История вкратце такова:

В марте 53-го на школьной траурной линейке в честь похорон великого вождя кто-то из ребят, знающих, что я боюсь щекотки, «в шутку» пощекотал меня. Я не выдержал, залился пронзительным свинячьим смехом, как наш покойный боров Борька, когда дядя Жора его резал.

Услыхав мой смех, старший пионервожатый выхватил меня из строя и за шкирку поволок к директору. Разразился страшный «политический» скандал. Вплоть до изгнания из школы и определения меня в исправительную детскую колонию. Спас меня тогда Валихон Кадырович Джураев, председатель исполкома нашего района. (О товарище Джураеве я расскажу чуть позже).

Братья Центнеры (никогда их не забуду!) отомстили за меня. Старший пионервожатый три недели пролежал в «травматологии» 5-й ташкентской горбольницы.

Как только я узнал, что я еврей, со мной начали происходить странные метаморфозы. Я вдруг активно потянулся к взрослым людям, с которыми дружили мама с папой. То есть к тем, у кого в паспорте значилась «пятая графа». Сначала я не понимал, что это такое – загадочная «пятая графа». Но когда мне объяснили, я как-то сразу повзрослел и почувствовал себя «своим среди своих». Меня, мальчишку, взрослые «свои» пусть не сразу, постепенно, но стали допускать в свой круг. Мне это очень льстило.

В кругу друзей моих родителей оказались интереснейшие люди с «пятым пунктом»: профессор хирургии Финкель, замглавврача 9-го роддома Вайс, завотделением какого-то диспансера Вайнтруб, инженер завода «Ташсельмаш» то ли Фишман, то ли Шифман, с супругой Бебой (колоратурное сопрано в оперном театре «Мукими» на Беш-агаче), и даже капитан второго ранга, когда-то служивший на Балтфлоте в Таллинне, а ныне вышедший на пенсию и переехавший на жительство в Ташкент, на улицу Большевик – по соседству с Комсомольским озером.

И было несколько знакомых из другого круга, так называемые «цеховики»: дядя Наум и дядя Яша (закройщики сапожной мастерской), дядя Марк, возглавляющий галантерейную артель слепых, делающих пуговицы. (Сам дядя Марк был зрячим, но дальтоником). Арончик, экспедитор мясокомбината (я до сих не понял: Арончик – это имя или фамилия нашего знакомого) и его жена татарочка Адель, подпольная портниха кружевных бюстгальтеров, тогда, после войны, только-только входивших в моду.

Меня больше привлекали именно «цеховики». Но подпускать меня, мальчишку, к своим секретам они не очень-то и торопились. За исключением жены Арончика, бюстгальтерши Адели. Она меня любила, угощала гематогеном и популярными тогда мятными китайскими сосучками «Сен-Сен», дарила (втайне от родителей) рогатки, «лянги» и «ошички», по тогдашней моде подстригала в «бокс», «полубокс», «под полечку» и однажды подарила (опять-таки, в тайне от родителей) «Декамерона» с аморальными картинками.

Как-то Адель вызвала меня к себе, чтобы я развёз её клиенткам готовые бюстгальтеры. Не проронив ни слова, я сидел и любовался ловкими движениями ее рук, сортирующих бюстгальтеры. Вдруг она игриво попросила отвернуться от нее. Она, якобы, решила примерить на себе бюстгальтер, в котором обнаружила какие-то изъяны. Я отвернулся и уперся взглядом в большое зеркало, которое висело на стене. В нём я увидел, как Адель, сбросив с себя блузку и оставшись по пояс голой, стала примерять бюстгальтер.

Я увидел её груди – два упругих яблока «белого налива» (самый лучший сорт в Узбекистане), а на них – две сочные вишенки сосков.

Я впервые в жизни видел женский обнаженный бюст…

Адель, перехватив мою растерянность, лукаво подмигнула мне. Я вскочил со стула и бросился к двери. Адель меня остановила:

– Ну чего ты испугался, дурачок? Неужели ты ни разу в жизни не видел женщину без лифчика? Ведь ты уже довольно взрослый мальчик. Твоя мама мне хвалилась, что на днях ты вступаешь в комсомол?

Я подтвердил:

– В четверг меня будут утверждать в райкоме комсомола.

– Эх, жаль, что я не комсомолка, а то бы с удовольствием дала тебе рекомендацию.

Адель сняла с себя испытуемый бюстгальтер, надела блузку и заливчато расхохоталась. Вручила мне бюстгальтеры, уложенные в разноцветные пакеты, перехваченные голубыми лентами.

– Смотри, не перепутай адреса. У бюстгальтеров разные размеры.

Как-то, во время выгрузки мороженой говядины (а я частенько помогал Арончику разгружать его фургон, за что он платил мне семь копеек за десятикилограммовую коробку мяса) он доверительно признался мне, что в полуночные часы после трудового дня (а домой он возвращался поздней ночью, пока не завершит развозку мяса по торговым точкам) и, нырнув к жене в постель, ласки начинал всегда с ее «лебяжьих, белоснежных рук». Сказать ему, что я недавно видел полуголую Адель, я не решился.

Но речь сейчас не о бюстгальтерше Адели. Как-то раз Арончик признался моему отцу:

– Послушай, Гриша, ты не обижайся, но я боюсь, как бы твой пацан не оказался Павликом Морозовым.

Очень я тогда обиделся на мясного экспедитора. Я-то ведь мечтал быть похожим вовсе не на Павлика Морозова, а на молодогвардейца Олега Кошевого, на партизанку Лизу Чайкину, на знаменитого тогда пограничника Никиту Карацупу и его овчарку по имени Индус, на летчиков-героев Кожедуба, Чкалова, Покрышкина…

А тут – Павлик Морозов…

Но помог счастливый случай. Поздней ночью меня разбудили приглушенные мужские голоса. Я узнал Арончика и папу.