
Полная версия
Болгарская неожиданность. Книга 5
– Ну может быть…, – согласилась кудесница.
– И вы же спать пока не ложитесь?
– Да где там! – отозвалась еще изрядно эмоционально растревоженная Наина.
– Вот и славненько. Повторите выученное еще раза три-четыре, хуже не будет. Только без крика и визга! Ваня, начнется это все по новой, не раздумывая убегай в мою комнату – вместе заночуем.
– Ага!
– Я тебе поагакаю! – зловеще посулила ему ласковая женушка. – Всю задницу в лоскуты издеру!
– Да как скажешь, – пошел на попятную Ванюшка, – я как лучше хотел…
– Хочется, перехочется! – разъяснили неразумному. – При мне полежишь! – и они начали целоваться.
Ну эти столкуются, подумалось мне. Пожелал молодым спокойной ночи и удалился.
Утром Богуслав не вышел, умаялся, видать, за ночь бедолага, и мы завтракали втроем. К концу трапезы подошел бодрый дед Банчо. Мы с Ваней вывели пару лошадей из конюшни, а он умостился на небольшой тележке с дном, покрытым сеном, заблаговременно подготовленной Пламеном. Тронулись. Экспедиция за редким кинжалом началась.
Погода нам благоприятствовала. Светило приятно греющее осеннее солнце, ветерок был ласковым. Только отъехав от села верст на пять-семь, я с запозданием вспомнил об обещанной мне Богуславом защитной тряпке на горло.
Ну нет так нет, при мне Иван, в две сабли от кровососа как-нибудь отобьемся, да и не за тысячу верст едем – не возвращаться же теперь из-за ерунды. Вдобавок выехали утром, к ужину вернемся еще засветло – вампир в это время неловок, а то и просто спит где-нибудь в уютном гробике, ему же не сообщали о нашей будущей поездке.
В общем, не бери в голову, впрочем, и в руки тоже не бери. А каким тухляком Богуслав оказался, мог хотя бы в одну сторону по лесу проводить, не обломился бы. Сидит, поди возле своей новой пассии, да ракию вовсю глохчет. Кстати!
Спросил Банчо:
– Дед, а на поминках ты чего, на сухую будешь сидеть? Ты же кроме «Старого монастырского» ничего в рот не берешь. Может надо было от Ванчи прихватить? Я бы оплатил.
– Не принято на поминки со своим вином заявляться! – нахмурился старик. – Вдобавок Абен сам большой любитель этого напитка был, изрядный его запас в погребе держал.
– А если сыновья лавочника не дадут?
– Сразу уеду. Провожу друга в последний путь и уеду – больше мне нечего там будет делать.
– Главное, не горюй. Если что, вечерком в корчме вместе помянем, и отказу тебе ни в чем не будет. Хорошо, что не отказал, не подвел. Другой бы стал врать, мол, руки ломит, ноги зябнут, и никуда бы из своего села не поехал, а ты молодец.
Дед подбоченился и глянул горделиво.
– А то! И за меня не сомневайся – все как надо обрисую.
– Со мной еще для охраны от вурдалака Ваня едет, хочу его за наемника-бродника выдать.
– Люди войны, как их в Болгарии зовут, частенько к нашим боярам в услужение идут, ничего особенного в этом нет, – согласился Банчо. – Думаешь нападет вампир прямо днем?
– Да кто его знает! Никогда я с ними дела не имел и нужного кинжала у меня пока нет. Вот Ваня и поможет отбиться в случае чего.
– И то дело! А то с меня какая уж там подмога, одно слово – гнилой пень.
– Тут вроде два слова.
– А это ишшо хуже!
Посмеялись.
К обеду стала видна колоколенка небольшой церквушки, показались ближайшие к околице дома. Дед Банчо перекрестился на церковь и промолвил:
– А вот и Добра-Поляна. Теперь посмотрим, как нас тут приветят.
Приветили нас неласково и равнодушно. Никто к нам не подошел, никто не встретил, в дом не провел. Бегали по двору бабы в платочках, и звучало:
– Гергалина! Беляна! Все в дом тащите!
Впрочем, кое-кто все-таки проявил интерес. Из небольшой будки вылезла неказистая собачонка и остервенело загавкала, да и то вроде не на нас, а на Марфу. Марфушка тоже заинтересовалось личностью потенциальной самоубийцы, которую не то что волк, а и крупная лиса придушит, как куренка, если будет мешаться под ногами Патрикеевны при очередной ревизии курятника, и отправилась к ней поближе.
Оценив размеры волкодава с более близкого расстояния, и, видимо, здраво оценив свои шансы на успех в бою с этой громадиной, болгарский караульщик торопливо спрятался в свое неказистое жилище и оттуда даже не залаял, а как-то обреченно завыл, совершенно уже не пытаясь кого-то запугать, а призывая на помощь хозяев.
Хозяева не заставили себя ждать. На крыльцо вылетела небольшого ростика очень молодая мордатая и весьма румяная деваха и сразу взялась орать:
– Чья собака? Убрать со двора немедля!
– Ты тут, Тодорка, не голоси, – строго пресек ее выкрики дед Банчо, – это собака болярина Владимира Тиха, человека нашего хозяина Ивана Асена. Он разбираться приехал, кто твоего свекра убил.
Девица ахнула и метнулась назад в избу.
– Младшего сына жена? – поинтересовался для порядка я.
– Доблестин ишшо щенок, пятнадцать лет всего, – отозвался ветеран, – это старшего Веселина молодуха. Женился на ней вдовец месяца четыре назад. Он брата на одиннадцать лет старше, все дела по закупке товара при отце вел. Теперь, поди, и лавка вся его станет.
Теперь на крылечко вылетел какой-то с виду тридцатилетний мужик в темной рубахе, поклонился мне в пояс и подобострастно проговорил:
– Заходите поскорей, гости дорогие! Чувствуйте себя как дома!
Ну вот. А то: убрать собаку немедля! Ишь какая хозяюшка выискалась!
Следом выскочил молодой парень в темном и тоже поклонился. Что ж, наследники в сборе. Какие-то они, правда, очень разные: младший типичный болгарин – волосы черные и прямые, невысокий, губастый, а вот старший задался совсем в другую породу.
Высокий, склонности к полноте нет, волосы красиво вьются и имеют оттенок какого-то совсем не местного цвета. Античный нос на красиво вылепленном лице, ну просто Аполлон Бельведерский какой-то! Встретил бы такого красавца на улицах Константинополя, сомнений бы не было – чистой воды византиец, гремучая греко-римская смесь.
Ладно, хватит лавочниками любоваться, пора дело делать! Велел Ваньке:
– Тут карауль!
Прошли в большой деревянный дом. Меня усадили в красный угол видимо самой просторной горницы. Заброшенный всеми дед Банчо остался куковать где-то в прихожке. Пусть погуляет, мне он пока без надобности – Доблестина и Весела сам приструню и построю, а обустройкой попутчика займусь чуть-чуть попозже.
Марфа была при хозяине – вдруг понадобится. Велели убрать со двора? Я и убрал! Она внимательно изучала хозяев. Не дали придушить свою шавку? Можем на людей переключиться – особой разницы нету.
Братья стояли, склонив головы. Начнем!
– Я доверенное лицо болярина Ивана Асена, болярин Владимир Тих. Права мне даны самые обширные – могу в город на веревке следом за конем утащить для разбирательства, могу прямо тут зарубить или на перекладине ворот повесить, я вам не простой приказчик. Жалости не знаю, пощады обычно не даю.
Получил известие, что тут при странных обстоятельствах умер лавочник Абен. Прибыл расследовать – нет ли здесь убийства и злого умысла.
– Какой тут злой умысел? – зароптал младший Доблестин. – Помер старик и помер! Нечего тут расследовать.
Старший брат дернул юного наглеца за рукав и прошипел:
– Молчи, дурак! Целее будешь!
– Да я что? – осекся юноша, – я ничего…
Я исподлобья поглядел на братьев.
– Вы двое – главные подозреваемые. Не решили ли наследство пораньше захапать? Не поссорились ли с отцом? Не проворовались ли часом?
Младший опять открыл было рот, но получив от старшего крепкий тычок кулаком в поясницу, предпочел заткнуться.
– Ведите к мертвецу, осматривать буду. И старика, что мне дорогу из Лесичарска показывал, тоже туда.
Привели к мертвому Абену, лежащему в простом гробу в центре большой комнаты, где он при жизни жил. Одет старик был в белый саван, и уже успел застыть. Н-да, руки не согнешь, не разогнешь, для осмотра не разденешь. Впрочем, я не патологоанатом, и узнавать точную причину смерти мне совершенно незачем. Осмотрю только шею, нет ли там следов от укуса вурдалака, и займусь более животрепещущим делом – покупкой арабского кинжала.
Старик выглядел как-то слишком моложаво, хотя морщин на лице полно. Что ж, люди очень по-разному выглядят. А Абен в поле не убивался, целыми днями на солнцепеке не торчал, а в тихой лавчонке особо и не состаришься. Лицо бледное, но не очень – при большой кровопотере люди гораздо бледнее. Я таких в родной травматологии за тридцать с лишним лет вволю нагляделся. Ранок на шее не было – не нашли вампиры своего национального врага, от естественных причин старче помер, но для острастки надо еще в злого полицейского поиграть, может потом торг полегче пойдет.
Тут и дед Банчо подтянулся, осмотрелся и сходу начал гнусить.
– Погляди, болярин, какой Абен бледный! И лицо мукой искажено, да перекошено! Да и кричал перед смертью нечеловеческим голосом! Нечисто тут дело, ох не чисто.
Молодец, старик! Чувствуется, что в теме. Рожи сыновей тоже перекосились – вот то-то же! У нас при Иване Грозном уже перестали бы рассусоливать и повели вешать. У наследников, видимо, тоже было ощущение, что и в Болгарии 11 века все к этому и идет.
Неожиданно встрял Полярник.
– Ты на правую руку трупа взгляни, обрати внимание на средний палец.
Я перевел глаза. О-ба-на! Средний палец правой кисти опух и почернел, а на его концевой фаланге были видны две ранки от укусов. Что за чертовщина? Кто-то укусил, но кто? Не вампир, это понятно, ранки расположены слишком близко друг от друга, а у кровососа размах челюсти ого-го! Да и маленькие они какие-то, а у вампира зубищи будь здоров по размеру. И после укуса вурдалака у человека ничего не опухает и не чернеет, об этом никто нигде ничего не пишет – нету у нашего организма такой реакции. Эту смерть надо расследовать.
– Пошли все вон отсюда! – гаркнул я. – Болярин думать будет!
Сыновья вымелись махом, а дед Банчо решил поучаствовать.
– А вот…
– Все вон! – негромко, но жестко повторил я. – Скажи этим оглоедам, чтобы за дверью ждали, вдруг чего понадобится.
Старик тоже вышел.
– Как думаешь, Боб, кто это Абена цапнул? Кошки у них нет, крыса что ли?
– Я тут посмотрел иллюстрации, это ядовитая змея, – ответил Полярник, – больше некому. Потому так и палец почернел и опух – это реакция на яд.
– Он же умер быстро, какие ж тут реакции? – усомнился я.
– Эти процессы в коже и подкожной клетчатке и после смерти еще несколько часов идут – разъяснили мне. – Это нервные клетки через 5-6 минут погибают.
Меня ведь этому тоже учили, промелькнуло в голове, но давно, очень давно. Хотя есть и другая точка зрения…
– А вот в кино вечно показывают, как оживший мертвец волосы нарастил и ногти у него вытянулись, это как?
– Невежественные байки, – отмахнулся Полярник. – Притока кислорода к тканям организма нет, и ничего вырасти просто не успевает.
Давай лучше про пресмыкающихся. В этой полосе из ядовитых змей водятся только гадюки, обычная и носатая. Вот какая-то из этих и цапнула. И очень сомнительно, чтобы она в середину села заползла, все-таки не хутор какой на отшибе в глухом лесу стоит. Гадюку кто-то старику в постель подсунул или на грудь положил. Он, видимо, попытался ее рукой скинуть, гадюка и укусила. Искать надо, расследовать.
– Да из меня, понимаешь, Шерлок Холмс или комиссар Мегре неважный, – повинился я, – никогда в детективах преступника не угадывал…
– Ничего! – оптимистично заявил Боб, – вместе посмотрим, подумаем. Не найдем убийцу, так хоть родственников запугаем.
– И то верно, – согласился я. – А с чего начинать-то?
Хорошим детективам всегда все ясно. Осмотрелся, обнюхался и уже знает: за что браться, с чего начинать. А Шерлок Холмс еще и внешность убийцы опишет. Так какому-нибудь официальному полицейскому и обрисует: ищите, мол невысокого, одноногого и в коричневом пальто. У меня же в башке просто темный лес какой-то! Ни одной, даже завалященькой идеи нету. Народу полно, а убийца-то один, и кто его знает, какого-такого змеелова Абен перед смертью обидел.
Полярник выступал более толково – прямо в стиле хорошего профессионала.
– В руках или под рубахой ядовитую змею из лесу не притащишь, значит в мешке принесли. А перед этим ее еще поймать надо. Значит в доме должен быть кто-то, кто в глухой чащобе себя как дома чувствует. Опроси-ка братьев, они должны знать. Поодиночке могут и обмануть, и утаить чего, поэтому опрашивай вместе. Только поставь Веселина поодаль от Доблестина, чтобы он на него не влиял. Младший-то простодыр, все что знает вывалит, а старший похитрей, видал виды, может вилять начать.
И то дело!
Открыл дверь – пусто. Куда же вся эта мафия разбежалась? Рявкнул:
– Веселин! Доблестин! Быстро сюда!
Братья выскочили из соседней комнаты. Веселин, кланяясь, объяснялся:
– Прости, болярин, думали ты надолго думать присел.
– Он брату в мозги вколачивал, чтоб помалкивал, – заложил Веселина дед Банчо, прихромавший оттуда же с некоторым запозданием. – Велел ничего не говорить! Сказал, сам на все вопросы ответит.
От старика, видимо, не таились, свой вроде, а он вишь какой стукачок оказался!
Веселин аж взвизгнул.
– Что ты врешь, дед!
– Я не вру, – с достоинством ответил Банчо, – а излагаю, как ты правду хочешь от болярина Владимира спрятать. Честный человек так таиться не станет!
– Ладно, – сказал я, – не устроят меня ваши ответы, палач на дыбе признания быстро выбьет.
Братья побледнели хлеще отца.
– Встали поодаль друг от друга! На вопросы отвечать подробно, не таиться! Нужное я сам выберу.
Начали!
– Кто у вас в лес ходить любит?
Веселин развел руками.
– Все ходим…
– Да твоя Тодорка постоянно по лесу шастает! – торопливо заложил жену брата Доблестин. – Все, понимаешь, травки какие-то разыскивает, знахарка занюханная!
Невестку он, видимо терпеть не мог. А на Веселина жалко было глядеть: стукач в собственном доме! Хоть и брат…
Случай был ясен. Решение тоже: хватать Тодорку за мурло и вышибать признание!
Поделился этой мыслью с Полярником. Он ее не одобрил.
– Вдруг деваха упорной окажется, и не признается ни в чем? Упрется: я не я, и лошадь не моя? А змей я вообще боюсь! Вот и возьми ее за рупь двадцать!
– Пытать!
– Ты будешь или Ваньке прикажешь?
– Ну это нет…
– Деда Банчо попросишь или за стакан вина старика наймешь?
– И это вряд ли…
– Так что не выдумывай глупостей, а спроси братьев, каким человеком был их отец.
Отчаявшись не меньше Ватсона при Холмсе что-либо понять в извилистом мышлении инопланетянина, и узнать, какое отношение это имеет к убийству Абена, я, не умничая, просто спросил.
Первым, не задумываясь, выдал Доблестин.
– Отец великолепный человек был! Всегда все покажет, расскажет, где надо поможет!
Веселин был настроен более скептически.
– Отец чересчур придирчив был, к мелочам вязался, вечно всем недоволен был…
– А ты поменьше воруй! А то Абен только того и ждал, когда Доблестин подрастет и ему лавку можно будет передать, – съязвил дед Банчо.
Доблестин покивал – видно именно так дела и обстояли, и он тоже был в курсе вороватости брата.
– Вот оно и определилось, кто был заинтересован в смерти папаши, – подытожил Полярник. – Спроси, из богатой ли семьи Тодорка.
– Предполагаешь она свекра от бедности убила? – удивился я.
– Время не тяни! Спрашивай.
– А Тодорка из богатой семьи была? – поинтересовался я у мужа.
Веселин пожал плечами, мол кто их этих невест разберет, на что народ активно возмутился.
– Приданого вообще не дали! Отец обругался весь! – это Доблестин.
– Эта рвань из нашего села, отец с матерью нищета и оборванцы! – это Банчо. – Только и гоняют по лесу день и ночь!
– Провожай всех, – приказал Боб, – доказательства искать будем.
– Все вон! Мне опять подумать надо, – отдал я уже привычную команду.
Все удалились.
– Поищи-ка, может гадюка след где оставила.
Я поискал. Извилистый след отпечатался в пыли возле дыры в крысиную нору. Место было в углу за кроватью, и не двинув ее, след было не увидеть. Видно поэтому там и не мыли.
– И что теперь делать будем? Когда девку опять в чащу потянет, а мы выследим в лесу, как она змей мешками отлавливает? – уныло спросил я.
– В этом нет нужды. Мы мешок по запаху от постели Абена найдем. Вон к простыни темно-серая нитка прилипла – а по ней доберемся до места, где этот вонючий от трав сидор Тодорка прячет. Искать эту дрянь Марфу организуй, у нее нюх получше твоего будет.
– Да эта знахарка мешок уж выкинула давно! Кто ж такую улику дома оставляет!
– Девушки из бедных семей ничего не выкидывают. Вдобавок, никакого расследования она и не ждала. А если и припрятала, узнав по чью душу ты явился, так недалеко.
– А если далеко?
– Дождя нет, Марфа Тодорку где хочешь сыщет.
– И то верно! – воодушевился я. – Братьев с собой брать?
– Обязательно! Да еще и Банчо в понятые.
И мы погнали. Сначала прошлись по дому, Марфа след от нитки взяла уверенно. Пусто! Вышли на двор. Ванька старательно отгонял от себя какую-то любопытную бабешку:
– Махни се…, эх твою мать, отойди отсюда!
Тут Банчо поинтересовался:
– А чего ищем-то?
– Убийцу Абена – громко оповестил я. – Того, кто ядовитую змею в дом принес!
Братья ахнули! Болярин из пустой беседы сделал какие-то очень неожиданные выводы.
– Я на постели вашего отца серую нитку нашел, явно от мешка, в котором гадюку принесли, а потом Абену на грудь кинули. От укуса он и закричал.
– А ведь это Тодорка была…, – задумчиво сказал Доблестин. – Отец за ужином рассказывал, как он от воровства Веселина устал и обещал лавку мне отдать… Потом он ушел, а эти перемигнулись, и Тодорка следом за отцом выскочила. А через пару минут дикий крик!
– Молчи, дурак! – заорал, не помня себя Веселин.
– А чего ему молчать? – улыбнулся я. – Он скоро хозяином и дома, и лавки станет.
– С чего это? Старший сын обычно все наследует! – осмелился спорить со мной Веселин.
– Так я вас с женой рядом повешу. Или на кол желаешь? Враз помогу!
Веселин охнул и мешком плюхнулся на задницу. Да, слабоват на расправу старшой оказался, плохо удар держит, подумал я. А сам уже распоряжался дальше.
– Дед Банчо, нам сейчас быстрота нужна, а ты на хромой ноге нас задержишь. Оставайся тут, поспрашивай прислугу, не видел ли кто несколько дней назад Тодорку с двигающимся в руках мешком, больше пользы будет. Иван, кончай в болгарском языке тренироваться, – перешел я на русский, – убийцу надо ловить.
– Вот это дело! – обрадовался Ваня, – а то тут балакай невесть чего! Поскачем?
Я задумался.
– Бегом побежим, скорей выйдет. Кони по лесу все равно шагом пойдут. Доблестин, хватайте с моим бродником эту квашню под руки, – уже по-болгарски, – и побежали.
– Свяжет он нас хуже деда! – чуть не зарыдал младший, – бросим его тут, болярин.
– Сейчас последнее средство испробуем, и бросим. Подыхать бросим!
Я пнул сидящего и тяжело дышащего Веселина и зловеще пригрозил:
– Если сейчас не побежишь впереди нас, погань, прямо тут тебя и зарежу. Немедленно!
Это оказало неплохое тонизирующее воздействие, и погань достойно побежала. Мы понеслись вначале по дороге, потом по лесу. В кустах не вязли – Тодорка за эти месяцы окрестности уж исходила, а Марфа нас вела по ее следу. Бабенку догнали быстро, она-то не бежала, и в лесу чувствовала себя в полной безопасности.
Застукали Тодорку на краю поляны. В данный момент бережливая молодая жена пристраивала мешок в здоровенное дупло на высоте своего роста. С веток над ее головой возмущенно цокали две белки, надо думать изгнанные жильцы. Завидев нас, Тодорка прямо с мешком шмыгнула в чащу.
– Марфа, взять! Ваня, приведи эту паскуду и мешок тащи.
Марфуша понеслась в заросли, Иван уже пошел неторопливо – волкодав махом догонит, бабенке не уйти, а Доблестин увязался за ним. Скоро из чащобы донесся пронзительный женский визг. От собаки, голубушка, не уйдешь, она перегонит даже чемпиона мира по бегу. Я, пока суть да дело, присел на пенек.
Скоро лесную бегунью привели. Доблестин восхищался Марфой.
– Как она ловко эту тварь за горло ухватила и к дереву прижала! Вот такую бы собаку иметь!
– Эта порода даже волков душит, – втолковывал ему Ваня, который нес серый мешок – ее даже особо учить ничему не надо, с рождения уже все умеет.
– Охотничья?
– Большие стада овец пасет. Потому и с волками частенько в одиночку бьется – пастухи иной раз добежать до другого края стада не успевают. Мастер, отловили мы девку! Мешок она пыталась отбросить, мы подобрали.
Была во всем этом какая-то неправильность. Господи, Иван же ведь по-русски говорит! А Доблестин его между тем отлично понимает.
– Доблестин, а ты что, по-русски понимаешь?
– И по-сербски тоже – отец обучил. У нас способности к языкам, за короткое время осваиваем. А отца помотало по разным странам, видал всякие виды. Я с детства в лавке при папе торчал. Торговля то есть, то нету, свободного времени у него много было, он меня кое-чему и выучил.
– А про вампиров отец тебе говорил?
– Это для него была очень болезненная тема, и говорить об этом он не любил. Один раз только расчувствовался на меня глядя, я уж очень на маму похож уродился, а он ее сильно любил и тосковал по ней ужасно, и говорит:
Только тебе одному, Доблик, скажу: перешел я дорогу вампирам, и они теперь всем своим поганым племенем за мной охотятся. Потому и из села стараюсь не высовываться – мне еще тебя вырастить надо. Ты будь настороже: если вдруг умру внезапно, проверь, нет ли на шее следов укуса. Если есть, без моего кинжала из дома не выходи!
Поэтому, как только он умер, я первым делом его шею осмотрел – ничего! Ну и успокоился. А руки-то и не поглядел, молодой щенок, не догадался. Другое дело ты, болярин, правильно тебя Ваня мастером зовет, вот уж голова так голова! Посидел, подумал, все, что надо увидел и убийц сходу нашел! Вот потому ты и болярин, а я просто лавочник.
– Мне высшие силы помогли, – потупился я, понимая, что без инопланетного разума тоже бы далеко не ушел. Чтобы скрыть смущение, спросил:
– А на кого Веселин похож?
– Да черт его знает! Ни на мать, ни на отца он внешне, а может и внутренне, никогда не походил. Папа говорил о нем – ни в мать, ни в отца, а в проезжего молодца. А как-то, пьяненький, сболтнул: ну весь в того жулика выкатил! Кого он имел в виду, я понятия не имею. Трезвый он отказался от своих слов – мало ли чего по пьянке сболтнешь, но как говорят: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. А родился Веселин через три месяца после их с мамой свадьбы…
Ладно, хватит болтать, пора и делом заняться.
– Расскажи-ка мне, Тодорка, как ты змею ловила и для чего.
– Не знаю я ни про какую змею!
Я вздохнул – действительно девица ушла в несознанку, как Полярник и предупреждал. Видимо, явка с повинной в средние века популярной не была. Что ж, попробуем иначе.
– Забавно будет послушать, как ты под пытками запоешь и про виды змей в здешних местах, и как ты ловила особо ядовитую особь для убийства свекра, и как ты местный народ своими травками моришь, и многое, многое другое, о чем никто никогда не знал и не ведал.
Заранее тебе расскажу, какие пытки у болярина Асена применяются, чтобы ты заранее оценила, долго ли твое крепкое тело вытерпит, а твой боевой дух продержится.
И я начал живописное изложение того, как рвут ногти, долго жгут каленым железом особо нежные места, плющат в тисках пальцы и прочее, прочее, прочее. Особо яркие описания я дополнял показом в лицах в своем исполнении. Когда-то я читал все эти вещи, и они насмерть врезались в мою память.
Боевой дух продержался недолго, и через пять минут преступница рыдала в три ручья. Но говорить, точнее кричать, первым начал Веселин.
– Болярин, ее нельзя пытать! Она под сердцем ребенка моего носит! Со мной что хошь делай, а ее не трожь!
Я поглядел в низ живота Тодорки своим магическим зрением волхва и убедился – Веселин не врет. Маленький красный огонечек бойко сиял в нужном месте. Это меняло дело. Старший брат женился на бедной, видимо, по сильной любви и теперь готов принести любые жертвы, лишь бы явно виноватую, но такую любимую жену не трогали.
Да и пугать беременную женщину нельзя – вдруг у нее от этих моих неловких действий выкидыш случится. А я всегда стоял и буду стоять за охрану материнства и детства! И очень деток люблю…
В общем, идут они, эти доморощенные сельские убийцы, оба лесом, не стану я их трогать: ее из-за беременности, а его за любовь и проявленное мужество.
Я опять вздохнул, и только хотел объявить амнистию, как девушку пробило, и полились речи, прерываемые только частым всхлипыванием.
– Я… гадюку ловила… чтобы яду взять…, а не… для убийства. Яд обычной…, сильно жжет…, люди жалуются, так я решила носатую… взять, она менее ядовитая, подумала, что лучше в мазь пойдет, помягче будет. Подождала, пока из норы не змей, а змеюка выползет – у нее яду побольше, ухватила ее, и в мешок.