Болгарская неожиданность. Книга 5

Ладно еще день-два, перетерплю, а вдруг Богуслав на месяц замахнулся? Чужая душа потемки. Долго терпеть не буду – шапку в охапку, и к родным пенатам, загоняя коней!

Мир спасли, а свои шуры-муры Слава пусть разводит тут в одиночку. Денег отсыплю вволю, оставлю ему и Наину с Ванькой, а сам – домой!

Вдруг дед привлек мое внимание.

– И так я хотел еще раз серебряный кинжал повидать перед смертью…

– Подожди-подожди! Какой, говоришь, кинжал?

– Так серебряный! С широким лезвием, чтобы мимо сердца не промахнуться. Что ты бестолковый какой, толкую тебе, толкую…

– Только ручка серебряная? – перебил я словоохотливого старца, – или и лезвие тоже?

– Ручка-то как раз бронзовая, а вот лезвие так и сияет серебром – на этого врага только такая и нужна.

– И кого же Абен в таких особенных врагах числил?

– Он мужик смелый был, во время восстания нашим десятком командовал, и ничего не боялся – норманнов-наемников бил и в хвост, и в гриву! Абен опасался всю свою жизнь только вурдалаков, против них и кинжал такой невиданный завел.

Почему, отчего, сейчас уж не угадаешь, а он не рассказывал. В наших краях эти твари испокон веков не водились, мы их никто и не боимся. Только ведь Абен не всю жизнь лавочником был, немало и попутешествовал, и в дружинниках послужил, и купеческие сделки с дальними поездками в чужие края проворачивал, словом – видал виды. Может где-то и сталкивался с вампирами, кто ж его знает.

Как-то раз по пьяни проговорился: мол этот поганый род мстить мне до последнего будет. А чей род, не сказал. Из своего села после возвращения почти никогда не выезжал, за товаром вначале посылал приказчиков, а как сыновья подросли, они стали ездить.

– Серебро же металл мягкий, гнется, поди, при ударе?

– Именно это лезвие – нет. Этот кинжал к нам из чужедальних краев привезли, видать закалка какая-то особая. Вроде, нож как нож, а стоит как три дорогущих меча с парой арабских скакунов в придачу. Зато при ударе лезвие ведет себя так, будто из самолучшей стали выковано. Убийственный клинок! Украшен не самоцветами, а арабской вязью. Никто у нас эти чужие письмена прочесть не может, но при продаже Абену сказали, что это наговор против кровососов, и с этим заклинанием убийственная сила кинжала удесятеряется. Действует на них, будто он ядом пропитан.

До их села Добра-Поляны тридцать с лишним верст добираться, я не осилю на хромой-то ноге. Хотел последний раз кинжал повидать, как раз и похороны завтра, проводил бы старого товарища, только никак не получается.

– В другой раз сходишь, какая тебе разница, – буркнул я.

– Да пока Абен жив был, дело было ясное. И пригласит, и приветит. Из нашего десятка только мы с ним в живых и остались – остальные на поле брани полегли.

Только его больше нет, а сыновья ох и тяжелы на характер, что старший, что младший. То ли покажут, то ли проводят взашей, не угадаешь. Может и в самом деле Абена вампиры отыскали? Кто знает.

Н-да, дело надо было порешительней брать в свои руки. Я пододвинул свою табуретку поближе к старику и негромко спросил:

– Дед Банчо, ты хорошо слышишь?

– Да не жалуюсь, – ответил дед, с недоумением глядя на меня.

– Без лишней огласки поговорить бы надо, – негромко начал я.

– Говори!

– До нашего отъезда помалкивать бы об этом желательно. Утерпишь?

– Могила!

– За мной ведь тоже вампир охотится, верные сведения имею. Пришел из Валахии, звать Мирча. Сейчас где-то поблизости бродит, меня поджидает. Договориться с ним невозможно…

– Да какие с кровососом договоренности! – вскинулся ветеран.

–…нужно убивать, – продолжил я.

– Во-во! Не робей! Бей гада!

– Да я не сробею. Только вот бить-то мне его нечем. Обычным железом вурдалака не порубаешь, меч или сабля здесь бесполезны. Наш отряд совсем по другому делу на Запад идет, это поганое известие я на днях уже тут, в Болгарии, получил. Как и твой друг Абен, я тоже решил, что без серебряного кинжала мне не обойтись, и тоже готов отдать за него любые деньги. Хотели попутно в Хасково завернуть, и там нужную вещь изготовить, ваш-то кузнец вряд ли осилит…

– Где уж ему, засранцу! Только глаза заливать каждый день горазд!

…, а тут вдруг готовое изделие близехонько объявилось! Да еще и усиленное арабским волшебством! А я бы уж не сробел. Да сам видишь, дело нелегкое, наследники с трудными характерами попались. Вполне могут сказать: мы память об отце не отдадим! – или: мы ему кинжал в гроб положим! А ты, мол поезжай лесом и подыхай, как знаешь!

Дед Банчо потер подбородок.

– Вполне возможная вещь, – согласился он с моими доводами. – Оба редкие гниды, что старый, что малый. Характерами братья в мать-покойницу задались, Абен совсем другой был – широчайшей души человек. Твои предложения, сотник?

– Тебя они хорошо знают?

– Известен. Видали с отцом не раз.

– Хочу поехать к ним с тобой. Ты не против?

– Схоронить друга – святое дело!

– У их села кто болярин?

– Иван Асен, – удивленно ответил старик. – И у них, и у нас. А тебе-то какая забота?

– Хочу своим словам побольше весу придать. Сейчас кто я для них? Русский болярин? Плюнуть да растереть! У меня иностранного акцента в речи не чувствуется?

– Как истинный болгарин говоришь!

Молодец переводчик, не подкачал!

– Вот и скажешь, что я на посылках у вашего Асена состою, прибыл проверить, нет ли в смерти лавочника чего предосудительного. Струхнут братья, все покажут, все расскажут. Тут и про кинжал поговорим.

– Не поймают на вранье? Ты же с русской ватагой пришел?

– И что? Я, может, из болгарских захудалых боляр, потому у Ивана Асена и служу. И мне велено русского боярина со свитой до столицы проводить, важные вопросы в дороге обсудить.

Сам ваш болярин не хочет тут в участниках числиться, византийцы за такую дружбу и взыскать могут, а за дела Владимира – есть у вас такое имя?

– Как не быть!

–…никакого взыска не будет – мало ли он куда и зачем по своей надобности поперся. Владимир по ходу решил с проверкой сельцо, где таинственное происшествие произошло, посетить, нет ли тут зловредного убийства какого? И от имени болярина Ивана взяться карать и миловать. И больше, конечно, карать. От ужаса передо мной на цыпочках плясать будут!

– Здорово придумал! – одобрил дед. – Верно, Особая сотня! Давай уж и болярскую фамилию тебе нашу подберем.

– Давай!

Банчо подумал, поколебался и спросил:

– Как тебе фамилия Тих? Деляны сами в большой силе нынче стоят, чужим служить не пойдут, а Тихи захудалели последнее время, в самый раз будут.

– Пойдет. И запомни: ты тут ни при чем, просто дорогу болярину показываешь. Он велел, ты ослушаться не посмел. Сам на рожон не полез и вам не советую. Ты на коне уверенно сидишь?

– Может быть… Пока ни разу не пробовал… Но видел, как другие ездят!

Я вздохнул. В памяти еще очень живо стоял мой первый опыт поездки на смирной Зорьке. И тоже казалось, все ведь ездят, и я не подкачаю! А как в седле оказался, очень быстро изменил свое мнение на иное, совсем иное…

– Значит никак. На других не ссылайся, у них уже опыт есть. Как в первый раз на лошадь сядешь, ощущение получишь, будто на колокольню вскарабкался, и того и гляди с нее сейчас навернешься. А нам с тобой еще тридцать верст скакать, и мы рисковать не будем.

Какая-нибудь тележка, повозка у кого-нибудь из ваших селян есть?

– Как не быть. Далеко ходить не надо – Ванча с Пламеном на ней постоянно за продуктами ездят.

– На ней-то ты справишься с конем?

– Это нехитро. Тряхнул вожжами – поехал, натянул – встал. За какую узду дернул, левую или правую, туда лошадь и пошла. Не знаю только, дадут ли они ее мне, или не дадут.

Я посмотрел на уже кусающего от нетерпения ус Богуслава и заверил:

– Дадут, обязательно дадут.

Договорились встретиться завтра с утра здесь же. Подозвали полового, и я сунул ему целый серебряный милиарисий.

– Да зачем же столько? – ахнул Пламен.

– Чего дед захочет, все неси. С кем захочет вместе посидеть из вновь пришедших, подсаживай. На завтра мне ваша телега с лошадью понадобится, наши кони только к верховой езде приучены.

– Я запрягу!

Потом у брата хозяйки мелькнуло сомнение на лице.

– А Ванча знает?

– Скоро узнает! – зловеще перекосив лицо рыкнул я.

– Конечно! Все будет исполнено!

– Старайся.

Старик глядел с уважением – Особая сотня, ничего не скажешь!

Я ушел, а дед Банчо остался еще посидеть – любимого вина сегодня было хоть залейся, а закуску принесут любую, только свистни. Такой праздник не каждый день.

Вернулся к Богуславу.

– Что? Говори скорей!

– Не здесь, – оборвал его я, и пошел на выход.

По дороге он схватил меня за рукав.

– Да говори же скорей, аспид!

– Она тебя не обманывает.

Богуслав аж застонал. Потом вздохнул, и мы пошли в мой номер. Там завалились на постели и спокойно поговорили.

– Ванча женщина строгих правил, вдовеет честно, мужиками не увлекается. Ты у нее после мужа первый, а всего в ее жизни второй мужчина.

– Не врешь?

– Так дед Банчо рассказывает, а ему врать незачем – он Ванче и не друг, и не родственник.

Боярин вздохнул с облегчением.

– Снял ты этот камень с моей души! А о чем ты так долго со стариком болтал?

– Есть важное известие. Сейчас говорить или подождать, пока у тебя волнение в душе закончится?

– Говори! Мне уже полегчало.

– В селе Добра-Поляна, что за тридцать верст отсюда, серебряный кинжал объявился.

Богуслав аж ахнул! Я продолжил.

– Лезвие прочное, сильно не гнется, покрыт магическими заклинаниями, написанными арабской вязью.

– Господи! Неужели тот самый Аль-Тан объявился?

– Этого не ведаю.

– Так надо туда скакать немедленно! Покупать его за любые деньги!

– Ночью не поскачешь.

– Завтра с утра!

– Так и думаю сделать. Хозяин заговоренного клинка умер, похоже убит вампиром, а наследники очень нравные. Всех там знает дед Банчо, его беру с собой.

– И я поеду!

– Неплохо бы. Но я прикинусь для придания себе веса болгарским болярином Владимиром Тихом, сопровождающим по распоряжению своего начальника Ивана Асена, хозяина здешних мест, русского боярина Богуслава, которому в этой Добра-Поляне делать совершенно нечего. Порушишь ты мне всю легенду.

– Черт его знает…, местность сельская, народ говорливый…, все может быть.

– Вдобавок мы тут уже пять дней портки просиживаем!

– Сколько? – поразился побратим.

– Именно столько! За это время известие об обжившемся в Лесичарске русском болярине, уж поди до Хасково добралось. Так что не мешайся, и сиди пока тут. Расскажи лучше, что ты про арабский кинжал знаешь.

– Подожди с кинжалом. Без охраны я тебя не отпущу – поймает вампир, один не отобьешься.

– А кому сопровождать? Ты мне всю легенду порушишь, а Иван болгарского языка не знает, спросят чего, а он тык-мык, да еще по-русски чего брякнет, тоже не дело. Да и одет – здравствуй Киев. Не бывает у болгарских боляр русских сопровождающих.

Богуслав задумался.

– А почему если он по-русски одет, так он обязательно русский? Есть же и другие славянские нации. Болгары вместе с сербами против Византии бунтуют, в Сербии народ тоже православный.

– Так Ванька и на серба не похож!

– А на бродника очень похож.

– Что еще за бродники такие?

– А помнишь, как Пламен рассказывал, что у них из села бродник девку увел?

С трудом вспомнил.

– Было дело. Я еще удивился, какие у них тут бродяги ловкие.

– Бродяг с саблями не бывает. Бродники бродят часто, да только они не бродяги. Это отдельный народец, живущий с давних пор в низовьях Славутича и Дуная. Воюют много, молодежь у них постоянно ищет к кому бы наняться повоевать.

Одеты по-русски, говорят по-русски – от нас не отличить. В Болгарии их полно, и по Руси немало бродит, к князьям да боярам нанимаются. Да что там далеко ходить, и у меня в дружине они есть.

– Слушай, – вспомнил я, – один такой молодой наглец твоего вороватого тиуна испинал. Говорил, что он с Хортицы.

– Вот-вот. У Ивана, конечно, усы не такие длинные, да и чуб, который они оселедцами зовут, толком не вырос, так он еще очень молод, не успел пока отрастить. Вот пусть стоит да коней ваших караулит, и с местными особо не разговаривает. Подсунулись к нему селяне с вопросами, пусть по-болгарски чего-нибудь гаркнет, да за саблю схватится – связываться не решатся.

Я подумал, обмыслил и согласился.

– А что, может и поверят. Я в этой истории болярин буду не ахти какой богатый, мне и такой охранник пойдет. Ну а пару болгарских фраз мы с Ванюшкой сейчас разучим. Ты бы вот насчет телеги еще договорился с Ванчей.

– Зачем тебе телега? – удивился Богуслав. – Кинжалы возами хочешь переть с этой Доброй Поляны?

– Так до кинжала еще доехать надо, а дед Банчо на лошади сроду не сидел. У Ванчи с Пламеном тележка с ездовой лошадкой в наличии, вот на денек нам бы ее и получить.

– Об этом не волнуйся – дадут. Ладно, слушай теперь про кинжал. Много лет назад белый маг из Марракеша, что в Магрибе главный город, изготовил и заговорил три таких клинка. Два из них у тамошних охотников на всяческую нечисть обретаются, а третий, Аль-Тан, пропал, наверное, был украден.

– Мы же вроде против вампиров оружие ищем? А ты вдруг про разную нечисть вспомнил.

– Кинжал заговорен так, что убивает кого угодно. Кровосос подсунулся? Убивай! Зловредная кикимора попалась? Коли! Лихо одноглазое зло на людей наводит? Режь! Русалки, омутницы, анчибалы болотные, злые болибошки, боровые, упыри, волкодлаки, подняли башку? Загоняй всех, скопом их убивать будем! Надо будет, он и человека в любых доспехах завалит – от его удара защиты нет, ни магической, ни металлической.

Но злому человеку служить не будет – он сам себе хозяина выбирает. В недобрых руках это обычный ножик – латы и крепкую кольчугу не пробьет, нечисть его удара и не почует.

– А что ж так? Человека это ладно, а нечистиков-то за что жалеть?

Богуслав вначале немного подумал, и только потом начал говорить.

– Ты бы нашего оборотня, Олега, убил в конце первого похода не раздумывая?

– Не ну ты сравнил! – возмутился я. – Олег нам часто полезен был, постоянно с лошадями возился, волком на черного волхва бросился, Татьяна его сильно любит, а я вдруг ни с того ни с сего мужика взял и убил.

– А он оборотень, волкодлак, зримая нечисть – вот тебе и главная причина. О чем же тут думать? Бей убивай! Лишнего не раздумывай!

А вот Пелагея, Старшая киевская ведьма с ней-то чего цацкаться? Поймал да пришиб! И наплевать, что мне без нее мою Настю не отдадут, переживем, к шлюхам походим, обычное же дело! Верно?

– Ну она-то человек…

– Она ведьма, мразь, ее душа давно дьяволу продана. И какой она человек? Человеком Пелагея была много лет назад, а сейчас она черный дух, паразитирующий в мозгах у молодых женщин. Наина ведь уже третья жертва по счету только на нашей памяти?

– Третья…, – понуро кивнул я.

– А на деле может уже и двадцатая, и по Руси эта ведьма в таком виде бродит уже триста лет, мы же не знаем.

– А она говорит…

– Что кур доит! Разве можно словам ведьмы верить? Ты что, веришь Ксюхе, что она ведьме родственница и та ее любит безумно? Да Пелагея только на словах против проститутства этой якобы родни, а самой нравится вместе с этой профурой по Киеву бродить.

А возьми домовых, банников, овинников. Могут напакостить? Еще как! А помочь? Да тоже сколько угодно! Леший частенько заморачивает человека, и тот верную дорогу сыскать не способен, а может прикинуться стареньким дедушкой, и вывести из чащобы заблудившегося без всякого участия лесовика путника.

И так на каждом шагу. И совершенно злой нечисти, видящей смысл своего существования в убийстве людей, не так уж и много. А рассказы очевидцев истолковываются однозначно – если нечисть, значит отъявленный враг, а потому – бей убивай!

А нечисть как люди. Есть хорошие, а есть плохие, есть любители убивать, а есть желающие помочь. И от вида нечисти это обычно не зависит – не по породе надо судить, а по делам.

Вот заговоренный кинжал и перекладывает эту обязанность на хозяина. Ты человек? У тебя ума палата? Вот и решай сам, кто людям вреден и опасен, а от кого большого убытка нет, и пусть еще попрыгает.

Вот для этого он и выбирает из хороших людей себе хозяина. И поэтому Старшие волхвы строго настрого велели при попадании Аль-Тана в руки белого волхва, немедленно доставить кинжал к ближайшему Старшему, а уж достойного избранника в охотники на нечисть они подберут – у нас хороших людей много. И мы с тобой в число этих избранных наверняка не войдем.

– Да и то верно! – облегченно выдохнул я. – Ну какой из меня избранный? Вечно людей ни за что наобижаю, в гневе буен, как волхв слабоват – так себе человечишка. Пришибу еще не того, кого нужно, не отличу доброго домового от злого болотника, и зарублю.

– А обо мне уж просто речи нет! Законную жену в монастырь сдал, за детьми не слежу, и наплевав на все свои обязанности, за французской красавицей подался. Да еще и изменил ей по дороге! Словом, клейма ставить негде!

Так что, либо убьем Мирчу зачарованным клинком, либо, если кинжал никакой силы не выкажет, отгоним кровососа от тебя многочисленными ударами его клинка, серебро все-таки, а вампиры его не любят, и ходу, ходу! А назад поедем через Киев, и сдадим заговоренное оружие Большому Старшему волхву Захарию. И все дела!

– Слушай, а что у нас вампира убить, кроме этого кинжала больше нечем?

– Чем же? Осиновый кол в грудь удобно упырю вколачивать, он далеко от своего кладбища не отходит. Появилась в окрестностях такая гадость, вскрывай свежие могилы, да гляди у кого рожа в крови. Нашел такого покойника, доставай молоток и осину, начинай колотить.

А вурдалак, это дело другое. Где он заночует, узнать трудно, а зачастую просто невозможно. И пока он не уснул, ты со своим колышком к нему и не подсунешься.

Пытались наши Старшие сами серебряный кинжал изготовить, ничего не выходит, хоть ты тресни! Мягкий металл и все тут! И заговоры читали, и в тайных травах варили – проку никакого. Кузнецы и выковывали клинок по-особому, и закаляли всячески, не твердеет и все тут.

Обратились к арабам – помогите. Те в отказ. Магрибский колдун умер, учеников не оставил, а сами не умеем. Продайте хоть один за любые деньги. Да у нас их всего два и осталось, сами бы купили, если б было где. В общем, хоть стой, хоть падай. А Аль-Тан в это время в Болгарии пылится.

Так что добывай этот кинжал как хочешь, на тебя вся надежда. Да не болтайте куда и зачем идете. Узнают родственники этого погибшего лавочника какая драгоценность в их руки попала – обдерут нас, как липку, а прознает кровосос, где смерть его прячется, перебьет все село и кинжалом завладеет. Так что помалкивайте.

А теперь иди Ваню по-болгарски учи говорить, мне кажется, что двух-трех фраз за глаза хватит.

И я пошел. Пришел к ребятам, объяснил Ивану суть дела, и тут, как обычно, вмешалась Наина.

– Да я Ване, что хочешь переведу! Мой толмач твоему не уступит! И что ему скажут, и что он ответит, все переведу. На что ему этот болгарский язык? Несколько дней, и мы уже по какой-нибудь Сербии едем, и больше никогда этих болгар и не увидим.

– А кто тебе сказал, что ты с нами едешь? – удивился я.

– Но я же его законная жена!

– А он по легенде наемник, охранник и сопровождающий. И где же ты таких людей на службе с женами видела?

Наина осеклась.

– Но он же не поймет…

– И что? Он, вроде, бродник, а этот народ почти по-русски говорит, и учить болгарский язык не обязан.

– Но ты-то якобы болгарский болярин! Как же ты с ним столковываешься?

– Что не мешает мне по-русски говорить. И какие еще наречия мне ведомы, ни перед кем там отчитываться не намерен. Они быдло и землепашцы, а я знатный господин. А чтобы их отогнать от лошадей, Ивану пары фраз за глаза хватит. В общем, не мешай, нам болгарский учить надобно!

Наина надулась и отвязалась, а мы приступили к ускоренному изучению дружественного, но непонятного языка. Разучивали всего две фразы:

Отойди прочь! – махни се далеч!

и

Не велено – не е заповядал,

да и все дела. Вот тут-то боярская идея и дала трещину.

Ваня проявил редкие способности к изучению иностранных языков, а точнее их совершенное отсутствие. Парень ничего запомнить не мог! Он старался, бился, как рыба об лед, но ничего не укладывалось в его молодой памяти, ну хоть ты тресни!

Через тридцать минут я умаялся и отстал, а за процесс обучения взялась Наина. Всего через четверть часа она уже орала на суженого:

– Ты совсем слабоумный!? Как же ты уродился таким идиотом? Ваня, голова баранья!

Суженый только моргал, и ничего не мог упомнить.

Звучало это примерно вот так:

– Э-ээ, махни не ведал, вроде?

Или:

– Далече отседа, что ли?

– после чего Иван боязливо поглядывал на супругу, ожидая новой вспышки негодования. И предчувствия его не обманывали…

– Баран! Дурак! – и так далее.

Да, уж милочка, это не какой-нибудь твой соплеменник Сруль или Мойша, который извечно бегает из страны в страну, опасаясь, что его прибьют, и все нужные языки махом осваивает.

В прежней жизни меня шесть лет в школе и год в институте обучали английскому языку, и что? Хеллоу да йес – вот и все результаты моего труда. Первую жену учили немецкому, вторую французскому, и что? Ван, цвай, драй, да бонжур – и общий привет! А какой молодой российский еврей в 21 веке, кроме русского, еще и английским в совершенстве не владеет? Да нету таких.

Хотя и не скажешь, что русский человек туп, глуп или отличается плохой памятью. Только кинь его в другую страну и будет нужда там обжиться, махом любой язык освоит. Я сам, помню, всего за месяц кое-как начал понимать литовский язык в тогдашней прибалтийской республике СССР. Скажут тебе в какой-нибудь тамошней столовке:

Лаба дэна! – ответишь:

Лаба дэна! – с русским акцентом, да и пошел жрать местные разносолы. Добрый день, он и в Африке добрый день. А уж когда обжился у их женщины, и попил пивка с новыми знакомыми Раймондасом и Викторасом, обучение просто пошло семимильными шагами.

А английский мне и на дух не был нужен, лишний какой-то язык, ехать в чужие страны я не планировал.

Однако так дело не пойдет. Когда на человека кричат, он вообще ничего ни понять, ни запомнить не может. Наверняка какой-нибудь дядя Самуил на ребенка во время обучения не орет, а ласково ему говорит:

Беня, сынок, ты не волнуйся так и не замыкайся в себе. Вот послушай еще раз: май нейм из…, и смотришь, процесс обучения и налаживается.

И, конечно, вариант Наины один из самых бесперспективных, хуже только бить ученика по голове, так ведь и я тоже не блеснул. Не орал, не обзывался, не пытался унизить, а тоже начал горячиться, обозлился и даже временами размахивал руками. А ведь на русского молодца отнюдь не орать надо, а объяснить, что это нужно, ну просто необходимо, глядишь, и дело пойдет на лад.

– Наина, хорош тут голосить! Иди погуляй куда-нибудь.

Ная зашипела и унеслась. Вот и славненько – баба с возу, кобыле легче.

Попробуем иначе.

– Ванюш, послушай меня внимательно.

– Слушаю! – нервно вздрогнул Ванька, ожидая нового подхода с очередным ярмом.

– Да не волнуйся так. Ты думаешь это мне или Богуславу надо?

Парень промолчал, но по его лицу было видно, что именно так он и думает. Продолжим!

– Просто неохота, чтобы ты в харчевнях по пути во Францию посуду мыл, я пел, а твоя жена под эти песни плясала на потеху публике.

– Это зачем еще? – не понял Иван.

– Да чтоб покормили.

– Что ж у нас, денег нету? – возмутился Ваня. – Чать мы не нищеброды какие!

– Это сейчас. А как поймут эти лавочники, что мы их обманываем и с моим болярством, и с твоим бродничеством, и хотим по дешевке купить серебряный кинжал, который нам видимо позарез нужен, обдерут проезжих до нитки.

– Не давать!

– А вурдалак-то не дремлет… Вот и подумай.

Ваня минут пять думал, потом повернул ко мне решительное лицо и сказал:

– Мастер! Проговори эту болгарскую чушь еще разок – жилы порву, а освою!

Давно бы так! В один раз мы, конечно, не уложились, но после третьего повтора уже звучало приемлемо.

Запомнилась Ване, правда, всего одна фраза:

«Отойди прочь», ну и Бог с ним, не всем же полиглотами быть.

Вернулась проветрившаяся и подобревшая Наина. Иван с гордостью продемонстрировал ей свои новые знания.

– А вроде еще что-то было, – неуверенно припомнила Ная. – Вроде как «Не велено» что ли?

– Забудь, – отмахнулся я. – Селянам и так сойдет. Ты, Вань, если донимать будут, пучь глаза и за саблю хватайся, связываться с бродником они не рискнут. А уж если кто особенно приставучим окажется, кричи деда Банчо или меня – мы разберемся, и так запугаем самых рисковых, что им мало не покажется.