Миссия для чужеземца

Внутри оказалось неожиданно светло. Лучи Алателя проникали через высокие окна, застекленные неровными прозрачными пластинами. Башни Эйд-Мера казались через них кривыми и переливающимися.

– Хорошее стекло стоит больших денег, – пояснил Лукус, заметив взгляд Сашки, и повторил вопрос: – Что же ты сделал с псом?

Сашка огляделся. Высокая деревянная стойка выдавалась вперед, вокруг нее расположились несколько элбанов, а внутри без спешки, но сноровисто распоряжался кухонной утварью высокий и полный человек, одетый в просторную желтоватую рубаху из грубой ткани с рукавами по локоть. Его повязанная платком голова словно парила над опущенными плечами едоков. Человек беспрерывно резал, наливал, накладывал и время от времени покрикивал в открытую за спиной дверь. Оттуда доносились запахи приготовляемой пищи, звон посуды и веселый женский голос. Спутники прошли в угол, где стоял деревянный стол с двумя скамьями.

– Я сам не все понимаю, – наконец сказал Сашка, потирая забинтованную ладонь. Помолчал и добавил: – Точнее, я не понимаю ничего. Все, что я могу, – это чувствовать. И, может быть, немного внушать. Поэтому попытался внушить псу, что я друг. Но это не простая собака.

– Я заметил, – усмехнулся Лукус.

– Я говорю не о размерах. – Сашка качнул головой, все еще словно приходя в себя. – Пес обладает силой. Он может чувствовать не только запахи. Что-то во мне вызвало его злобу.

– Может быть, он натаскан против колдунов? – вопросительно прищурился Лукус.

– Я не колдун и не воин! – Сашка выпрямился. – Боль владеет псом! Отчего-то я напомнил ему о ней.

– Открылся, внушил, боль… – задумался Лукус. – Я люблю ясность. Хотя готов согласиться насчет боли. Без нее тут не обошлось, если такой зверь на привязи!

– В этом животном нет ни капли рабской зависимости перед кем бы то ни было, – не согласился Сашка.

– Ты не знаешь, что такое нукуд, – произнес Лукус. – Опытный колдун может стянуть жизненную силу любого элбана или животного в узел и заключить в какой-нибудь предмет. Я видел гордых элбанов, которых колдовство превратило в рабов. И они не нуждались в цепях и ошейниках. Да и сомневаюсь, что у того верзилы есть разрешение на использование магических предметов в пределах города. В любом случае он уже наказан. Корчмарь не отстанет от него. Придется ему раскошелиться за разоренное заведение. Вот и еще один враг.

– Еще один? – не понял Сашка.

– Валгас, – объяснил Лукус. – Он желал нашей смерти.

– Он так смотрел на тебя, Лукус, – робко вмешался Дан, – словно хотел раздавить.

– Я тоже почувствовал, – сказал Сашка. – Но не думаю, что эта собака нападет когда-нибудь на нас впредь.

– Не хотел бы проверять, – ответил Лукус.

– Здравствуй, травник! – навис над столом добрый малый, выбравшийся из-за стойки. – Давненько тебя не видел! Надеюсь, ты принес то, что обещал?

– Конечно, Бал, – ответил Лукус, доставая из своего мешка аккуратный сверток. – Семена альбы.[23]

– Отлично! – расплылся в широкой улыбке трактирщик. – Не знаю, где тебе удается отыскивать это растение? Ни один из торговцев уже с полдюжины лет не привозил мне ни чашки его семян. А о листьях и корнях я даже не спрашиваю! Благодаря тебе мой трактир остается по-прежнему единственным, где в блюдах чувствуется вкус альбы!

– Мое предложение остается в силе, Бал! – улыбнулся Лукус. – Я все еще могу научить тебя выращивать ее здесь!

– Я не крестьянин, Лукус! – рассмеялся трактирщик. – А выдать кому-то твои секреты значит рассказать их всем. С меня станется, пока ты приносишь семена сам. Этого хватит до осени, а перед холодами ты еще навестишь меня, не так ли?

– Надеюсь, – ответил Лукус. – Так же, как и на сытный обед.

– А ты думаешь, старый Бал подошел бы к тебе просто так? – усмехнулся трактирщик и обернулся в сторону кухни. – Велга! Ну-ка, жена, неси сюда угощение для травника и его друзей! Белужский суп! Орехи с соусом! Мелс![24] Пиво! Все, как любит уважаемый белу. Ну а уж для твоих спутников, не обессудь, я приготовил нечто посущественней. Надеюсь, что от копченых ребрышек дикой свиньи они не откажутся?

– Где ты берешь мясо? – поинтересовался Лукус. – Или проблемы, которые преследуют охотников и крестьян на равнине, тебя не касаются?

– Касаются, – погрустнел трактирщик. – Цены на продукты растут, но старый Бал знает свое дело, обо всем заботится заранее. Многие уже с месяц назад начали поговаривать о трудных временах. Как раз когда к нашему бургомистру прибыл индаинский князь. Он гостил здесь две недели. Уж не знаю, чего он хотел, но вряд ли получил то, на что рассчитывал. Я ходил смотреть, как его кортеж скатывается со стены. Лицо у него было довольно злым. Вот тогда я скупил всех диких свиней, что были на рынке. Они теперь похрюкивают у меня в сарайчике и ждут своей участи.

– Война? – спросил Лукус.

– В том-то и дело, что никакой войны вроде как и нет. – Бал растопырил пальцы. – Только дома крестьян горят, люди гибнут, и вот уже все окрестные жители съехались под защиту стен Эйд-Мера. Здесь, конечно, нас не достанут, но что будем делать, когда беженцы проедят свои запасы, даже и думать не хочется.

– Хозяин! – донеслось со стороны стойки.

– Иду! – бросил в ответ Бал и, обернувшись к столу, расплылся в улыбке. – Однако у нас крепкие стены, чего нам бояться? В башнях магистрата, говорят, Оган хранит запасы зерна, которых хватит на год беспрерывной осады! А вот и Велга!

Когда Дан есть уже больше не мог, даже вовсе развязав пояс, он откинулся на скамье, оперся о стену, завешенную затейливым ковром, и принялся разглядывать посетителей трактира. Желающих перекусить все прибывало; видимо, наступало обеденное время, и вокруг стойки жители Эйд-Мера стояли плотным строем. Трактирщик, совершая плавные неторопливые движения, успевал обслужить всех, кто хотел отведать местной стряпни.

– У него неплохо идут дела, – сказал Дан себе под нос.

Мальчишке нужно было чем-то занять себя, чтобы картина пылающего дома Трука, наполненного трупами, не вставала перед глазами. Заговорить с Сашем он не решался. Лукус же быстро поел и ушел к аптекарю, который якобы не любил, когда к нему являлись целой толпой, то есть более элбана за один раз.

– У Трука никогда не было столько едоков. Поэтому он еще и торговал, и скупал шкуры.

– Ты умеешь читать, Дан? – спросил Саш.

– Да.

– Тогда скажи, что написано на вывеске над трактиром?

– Там написано на языке ари «Веселый Мал», но буквы «М» и «Б» очень похожи, так что можно прочитать и «Веселый Бал». – Дан улыбнулся.

– Но нарисован все-таки мал? – уточнил Саш.

– Да, – согласился Дан и тут же снова улыбнулся. – Но разве хозяин сам не похож на огромного мала?

– Пожалуй, – кивнул Саш. – Особенно если внезапно подпрыгнет до потолка и хрюкнет. Дан, расскажи мне о равнине Уйкеас. Что находится к югу от Эйд-Мера и что там к северу за горами?

Дан внимательно посмотрел на Саша. Мальчишка уже заметил, что Лукус учил Саша языку ари, но почти никогда не отвечал на вопросы. Дан не знал, можно ли говорить с Сашем о чем-либо, но все, что он мог рассказать, было известно любому жителю города и любому крестьянину на равнине.

– К югу от Эйд-Мера лежат свободные земли, это и есть равнина Уйкеас, – начал рассказывать Дан. – Между горами, морем, топью и рекой Индасом. А что за горами, я не знаю. Точнее, я знаю то же, что и все. Там Мертвые Земли. «Дара» – называли когда-то ари эту страну. Еще дальше – холодная степь и северные леса. Там, в Плежских горах, – родина моего народа и большинства жителей Эйд-Мера, земля Плеже. Но еще севернее, там, где в глухих чащах лежат развалины проклятого города Слиммита, живут архи и прочие чудовища. И племена раддов, которые вытеснили наш народ из родных мест и разметали по всему Эл-Айрану. Та земля называется Аддрадд. Дед моего отца привел свою семью и семьи соплеменников в свободные земли и основал около половины варма лет назад город Лингер. Которого уже нет…

– Что значит «свободные земли»? – спросил Саш.

– Именно это и значит – свободные, – ответил Дан. – Над людьми, которые живут на равнине Уйкеас, нет никакого короля или бургомистра. Это свободные охотники и крестьяне. Но их мало. Отец говорил, что, когда в Дару пришла Черная смерть, горы остановили ее. Остановили для земли, для деревьев, для травы. Но не для элбанов. Элбаны умирали и по эту сторону гор. И потом почти никого не осталось. Или не осталось совсем. Когда плежцы пришли в эти земли, они не нашли ни живых, ни мертвых. Только Вечный лес стоял как ни в чем не бывало. Трук сказал, что над ним оказалась не властна даже Большая зима.

– А кто такой индаинский князь? – вновь спросил Саш. – Ты слышал, что Милх говорил о визите князя?

– Три варма ли на юг, – наморщив лоб, ответил Дан. – Или больше. Полтора варма по дороге до моего города, а потом еще столько же. Там стоит крепость Индаин. В устье реки Индас. В этой крепости правит индаинский князь. Я не знаю его имени.

– Значит, земли не такие уж свободные? – задумался Саш.

– В Индаине живут анги. Это морской народ. Их родина где-то далеко. Они селятся только по берегам моря. От Кадиша до Индаина много их поселков. Отец немало выковал ножей и крючьев для моряков. Но индаинская крепость выстроена не ангами. Старик, который приходил к Труку вместе с Лукусом, говорил, что это крепость-порт древних ари, которые когда-то жили в Мертвых Землях и построили Эйд-Мер. Отец не любил ангов. Он говорил, что индаинцы хорошо собирают пошлину и плату за безопасность, но безопасности не обеспечивают.

Дан замолчал на мгновение, затем продолжил, нахмурившись:

– Когда на равнину хлынули васты, индаинцы заперлись в своей крепости и ждали их ухода. Васты дошли до Кадиша и были разбиты королем сваров. Но мой дом уже был сожжен, а родные убиты.

– Кто был твой отец?

– Моего отца звали Микофан, – гордо ответил Дан. – Он был кузнецом. Половина нашего городка занималась выделкой кож. Кто-то охотился. Некоторые разводили скот. Но ремесленников и кузнецов было больше всего. Мой отец считался лучшим кузнецом. Он умел делать все. Ни один охотник не пришел и не сказал, что нож, выкованный отцом, сломался. Отец умел делать даже металлические луки!

– Извини, Дан, – вздохнул Саш. – Мне трудно по достоинству оценить мастерство твоего отца. Я ничего не понимаю ни в кузнечном деле, ни в оружии. Ты рассказал мне о раддах, о вастах, о сварах, об Индаине, но все эти слова для меня пустой звук. Я оттуда, где ничего не знают о равнине Уйкеас.

– Я тоскую по своему городу, – медленно проговорил Дан. – Он был маленьким, но шумным и гостеприимным. Две дороги перекрещивались на его центральной площади. Одна шла от Эйд-Мера к Индаину. Другая от Кадиша к Азре. У нас не было ни крепостных стен, ни князя. Только маленькая дружина под предводительством старшины, которого избирали раз в год на празднике весеннего равноденствия. И мой отец был самым сильным в этой дружине. Но вастов оказалось слишком много. Они прошли через наш город, как лавина скатывается с горы. Перебили воинов, женщин, детей. Сожгли все. Васт ударил меня по голове мечом. Плашмя. Не думаю, что пожалел. Спешил. Наверное, пытался убивать по два плежца каждым ударом. Когда я пришел в себя, все было кончено. Я ходил среди обгорелых трупов, искал тела отца и матери. И нашел.

Дан замолчал. Он постарался опять затянуть пояс и стал смотреть в окно.

– Дан… – Саш оперся на локти, потер ладонями виски. – Я хочу, чтобы ты знал. Примерно три недели назад была убита моя мать. Потом тетка. Шесть лет назад убит отец. Еще раньше дед. Дом моего деда сожжен. Я каким-то чудом остался жив. И вот я здесь, в чужой для меня стороне. Не знаю, куда я иду и зачем.

– Саш, ты знаешь имя того, кто убил твоих родных? – спросил Дан.

– Да, – кивнул Саш.

– Повезло, – вздохнул Дан. – Тебе есть зачем жить.

День начинал клониться к вечеру. Народ из трактира схлынул. Бал принес две большие чашки, наполненные коричневым напитком, и маленькие округлые хлебцы, посыпанные желтоватым порошком. Дан довольно улыбнулся и тут же отправил один из них в рот.

– Это ланцы, – пробубнил он. – Булочки с сушеным медом. Конечно, не такие, как пекла моя мама, но тоже вкусные. А это ореховый отвар. Здесь его называют «ктар». Он не сладкий, но после еды его на равнине пьют везде. Он согревает. Я люблю ктар больше, чем пиво.

Сашка усмехнулся. То, что в Эйд-Мере называли пивом, более всего напоминало слабое игристое вино. Оно прекрасно охлаждало и утоляло жажду, хотя, скорее всего, не прибавляло прыткости. А этот напиток… Сашка сделал несколько глотков. Зажмурился, пытаясь лучше прочувствовать вкус. Что-то среднее между кофе и какао. Словно в хорошо сваренном кофе были растворены несколько плиток шоколада. Горчинка мягким бархатом ложилась на самый корень языка, и ее хотелось пробовать еще и еще. Стелющийся запах жареного миндаля. Даже нежнее.

– Ну? – Дан с набитым ртом ожидал, какое впечатление произведет ктар.

– Хотел бы я знать, как приготавливается это чудо! – удивленно проговорил Сашка, рассматривая опустевшую чашку.

– Я покажу! – улыбнулся Дан. – Тетушка Анда доверяла мне это. Вот только…

Мальчишка вновь погрустнел.

– Как вы определяете время? – спросил Сашка, чтобы отвлечь его.

– Зачем его определять? – не понял Дан.

– Смотри, – показал Сашка, – народ разошелся. А совсем недавно здесь было полно ремесленников, подмастерьев и торговцев. Как они определяют, когда начинать работу, когда заканчивать, когда приходит время еды?

– Просто. – Дан щелкнул пальцами. – Работа начинается с утра и заканчивается, когда она выполнена. А если Алатель стоит точно на юге, значит, пришло время обеда.

– А если пасмурный день и небо закрыто тучами? – прищурился Сашка.

– Элбан всегда знает, где Алатель, даже если его не видно, – недоуменно нахмурился мальчишка. – Скоро будет день весеннего равноденствия, тогда Алатель поднимется в мгновение весеннего утра, которое называется криком птицы. Степные фазаны поют именно в это время. Через три доли дня наступает полдень, еще через три доли Алатель прячется за край Эл-Айрана. Говорят, что на площади перед городским магистратом в мостовой заложены цветные камни. И в каждую долю времени тень от верхушки ратуши указывает на определенный камень.

– А почему здесь такие странные тарелки? – показал Сашка на блюда. – Такое впечатление, что их специально смяли с одного края.

– Их делают на гончарном круге, как и всю посуду, – оживился Дан. – Я часто ходил к нашему гончару и тоже спрашивал его, зачем он сминает край тарелки, после того как срезает струной ее с круга. Гончар сказал, что очень давно, когда Большая зима на долгие годы сковала Эл-Лиа, элбаны откочевали на юг. Они пришли к морю и поселились среди камней и песка. Им приходилось добывать рыбу и раковины. Элбаны даже ели из раковин. Как раз такой формы. Поэтому, вернувшись в свои земли, многие народы продолжали делать из глины тарелки, похожие на раковины. Но ведь так удобнее? – Дан вопросительно посмотрел на Сашку. – Через смятый край очень приятно выпить соус, когда блюдо уже съедено!

– Трапеза продолжается? – спросил, заходя в опустевший трактир, Лукус.

– Что новенького?! – довольно закричал Бал. – Старый Кэнсон опять полдня жаловался на трудные времена, а потом постарался заплатить половину от того, на что договаривались?

– Все торговцы одинаковы, – обернулся к трактирщику Лукус, – но травников мало. Особенно в такое время. Не скоро Кэнсон дождется следующих поставок. Так что в итоге он рассчитался полностью.

– Другой бы на твоем месте еще и вкрутил дополнительную цену! – заметил Бал.

– Наверное, Кэнсон подумал так же, поэтому не слишком упорствовал, – ответил Лукус и взглянул на спутников. – Пойдемте. Хейграст ждет нас. Дан, возьми с собой ланцы, у Хейграста ктар не хуже.

– Но и не лучше! – ревностно вставил Бал.

– Спасибо тебе, друг, – повернулся к нему Лукус. – Мы не ели хорошей пищи несколько дней. Но сейчас мне не до вкуса стряпни. Тебе ничего не показалось подозрительным? В городе стало слишком много чужих. Не все они похожи на крестьян и охотников с равнины.

– Ты прав, белу, – согласился трактирщик. – И заказывают чужаки все больше печеное мясо. На севере так любят. Я-то уж точно знаю. Ходят слухи, что и в землях вастов неспокойно. Не знаю, откуда теперь придет беда, но что-то и за западными горами неладно. Да и кьерды расшалились. Говорят, они стали пробираться на равнину и воровать людей. Не только в деревнях, но и в поселках ангов по побережью. И в отличие от прошлых времен не требуют выкупа. Ходят слухи, что кьерды не брезгуют человечиной!

– Ну это-то вряд ли, – нахмурился Лукус, – но времена наступают тяжелые. Как там наши расчеты?

– По нашим расчетам, я мог бы кормить тебя с твоими друзьями еще не один месяц!

– Ну это-то тебе точно не грозит, – вздохнул Лукус. – Завтра мы уходим. Я попрошу тебя приготовить пищу в долгую дорогу для четырех-пяти элбанов недели на три – три с половиной. Как обычно. Добавь к поклаже десяток мешков метелок хоностна[25] и воды. Много воды. Есть надежда, что мы сможем заполучить лошадей.

– Зачем вам метелки весной? – удивился Бал. – И откуда вы возьмете лошадей?

– Лошадей нам должен Вик Скиндл, – сказал Лукус. – А что касается метелок… – Он внимательно посмотрел на Бала. – Подумай сам, где бы мне пришлось кормить лошадей метелками в разгар весны? А если додумаешься, никому не говори об этом.

– Я заглянул к Хейграсту, затем к Вику Скиндлу, – объяснил свой поздний приход Лукус, когда спутники вышли на улицу и стали подниматься по узкой улочке, петляющей между башнями, похожими на каменные грибы. – Нари рад нашему приходу и ждет нас, а Вик не слишком. Но он выполнит свои обязательства. Лошади и проводник будут. Завтра мы сходим к колдуну Скиндлу. Я специально сделал все один, чтобы провести вас к Хейграсту ближе к вечеру. Но теперь думаю, что в трактире вас видело не меньше народу, чем могло встретить на улицах. Саш, ты что? Никогда не был в городе?

Сашка шагал по каменной мостовой и восхищенно рассматривал здания. Ни одна башня не копировала другую. Древние строения ари, выделяющиеся филигранной кладкой, стройностью и высотой, перемежались башнями более поздних времен. Но каждая из них, будь в ней хоть десяток метров высоты, старательно тянулась к небу, напрягая затейливую кровлю, каменные пилястры и полуколонны, стрельчатые и округлые окна. Эйд-Мер, зажатый неприступными скалами в узкой долине, стремился вверх к лучам Алателя.

Улочка завивалась в сторону западного склона, то распадаясь на две или три, то принимая в себя узкие кружевные переулки, то выбегая на уютные площади, расходящиеся извилистыми лучами проходных дворов. Внезапно она украшала себя дверями, навесами и крылечками, выкрашенными в яркие тона, натягивала над вторыми этажами башен веревки с разноцветными полотнищами, и становилось ясно – спутники проходят через квартал текстильщиков и ткачей. Затем в ноздри ударял запах кожи, и улочка преображалась. Теперь она поражала обувью, кожаной одеждой и упряжью, вывешенными наружу для привлечения покупателей. Возле потемневших от времени дверей, над которыми покачивался особо изящный сапожок, белу остановился.

– Лавка Негоса. Он шил для Хейграста обувь, в которую ты обут. После долгого пути можно зайти и поблагодарить сапожника за хорошую работу.

Сашка кивнул, вошел внутрь и огляделся. Тесное помещение пересекал длинный стол. Удушливо пахло смолой. На столе лежали кипы раскроенных кож, на стенах висела готовая обувь, что-то кипело и исходило паром в чане над огнем.

– Тепла в этом доме, здоровья его хозяевам! – сказал Сашка на ари, сделав два шага к центру комнаты, как учил его Лукус, склонив голову и ударив тыльными сторонами ладоней одна о другую. В помещении никого не было. Точнее, так показалось на первый взгляд. Потому что уже в следующую секунду какая-то груда, сваленная в углу, зашевелилась. Сначала Сашка подумал, что это большая обезьяна, одетая в черную рубаху и холстяной фартук, но тут же понял свою ошибку. Огромные глаза смотрели на него. В два раза больше человеческих, они буквально светились под крутыми надбровными дугами. Глаза проникали внутрь. Существо моргнуло, и только тогда Сашка преодолел оцепенение и смог разглядеть его целиком. Но все остальные черты – и высокий лоб, и чуть вогнутая линия небольшого носа, и массивный округлый подбородок, и короткие жесткие рыжеватые волосы – не шли ни в какое сравнение с глазами. Они вновь и вновь притягивали к себе.

Сапожник подошел к гостю на коротких, но твердых и стройных ногах, на ходу повторил с кивком благодарности приветственный жест, наклонился, оглядел обувь, а потом, схватив огромной рукой с противоположного конца комнаты табурет, почти насильно посадил Сашку, стягивая с ног сапоги.

– Гигантский лемур! – восхищенно пробормотал Сашка.

– Здравствуй, Негос, – сказал, заходя в мастерскую, Лукус. – Пусть никогда не иссякнет огонь в твоем очаге. Мы пришли поблагодарить тебя за эти сапоги. Ты сработал их для Хейграста, но, как видишь, они сгодились и человеку.

– Человеку? – недоверчиво переспросил низким голосом Негос, поднимая глаза на Сашку. – Расскажи это кому-нибудь другому. Весь город только и говорит о дневном происшествии у шатров, когда чудовищный пес сдернул с каменного основания корчму пройдохи Микса. Вы неплохо выпутались из ситуации, но вам просто повезло. Тот охотник за демонами – такой же охотник, как и я. Иначе он знал бы, что в нашем мире у демонов кровь красная, как и у простого элбана.

– Крестьяне, к счастью, этого не знали, тем более что и я не знаю ни одного охотника, у которого над очагом висела бы голова демона или хотя бы его хвост, – улыбнулся Лукус. – И все-таки чем тебе не нравится мой спутник?

– Не нравится? – удивился Негос, рассматривая снятые сапоги. – Я думаю, что он не совсем человек. Золотнянкой набивали на ночь?

– Да, – нахмурился Лукус. – Что-то не так?

– Так-то так, – пробурчал Негос. – Только где мои охранительные шнурки? Что это за самодельные полоски кожи?

– Там, где мы ходим, магия может привлечь к себе внимание, – ответил Лукус.

– Если бы вы оставили мои шнурки, вот этих бы повреждений не было, – показал Негос. – Что касается магии, она исполнена аккуратно и в соответствии с разрешением. Шнурки не светятся. Для того чтобы почувствовать колдовство, нужно засунуть ногу в голенище.

– Вик делает для тебя шнурки? – спросил Лукус.

– Да, – ответил Негос. – Ярлык на магию есть еще у пяти элбанов, но Вик лучший. Дорого дерет, да и характер у него не сахар, но он мастер своего дела. Я знаю, что ты его не любишь, но поверь мне, он честный человек. Хотя, вполне возможно, в некоторых вопросах порядочное дерьмо. Но не в делах профессии. Или ты думаешь, что Леганд стал бы приносить ему камни для порошков, если бы Вик не заслуживал доверия? Не забывай, что у колдуна пятеро детей, их надо кормить. А что там за паренек стоит на улице? Как тебя зовут?

– Дан, – сказал, заходя в мастерскую, мальчишка.

– Ты что, тоже, как этот маленький демон, первый раз видишь живого шаи, да еще в фартуке? – поинтересовался Негос.

– Нет, – ответил Дан. – Я видел и шаи, и нари, и банги. Я жил у дяди Трука. У нас было много постояльцев.

– Иди сюда. Я все знаю про Трука. Снимай-ка безобразие, которое калечит твои ноги.

Дан стянул ботинки. Негос бросил взгляд на сбитые ступни и снял с полки пару коричневых мягких сапог.

– Вот, возьми, парень. Твой дядя поставлял мне кожу, я остался ему должен. Этого моего долга на две пары обуви хватит. Износишь эту, придешь еще. Но имей в виду, что моя обувь служит долго. Ты тоже об этом не забывай. – Шаи отдал сапоги Сашке. – Носи, не спотыкайся. Вот в этом мешочке масло для кожи. Оно будет полезнее, чем золотнянка. А вот шнурки. Вставь, не слушай этого упрямого белу, и твои сапоги прослужат тебе еще года два.

– Почему ты говоришь, что я не человек? – спросил Сашка.

Негос прищурился, затем ткнул себе пальцем в нижнее веко:

– Заметил, какие большие глаза? Я все вижу. Больше, чем белу. И чем этот паренек. Правда, не больше, чем ты. Но пусть белу не волнуется, у тебя нет черноты внутри. И по крайней мере снаружи ты очень похож на человека.

– Кто же я, по-твоему? – растерялся Сашка. – Всю жизнь я был человеком!

– Что твоя жизнь, – вздохнул сапожник. – Она только начинается.

– Что еще говорят в городе, мастер? – спросил Лукус. – И за кем же охотится тот собаковод, если в демонах он не разбирается?

– Он разбирается в том, кому служить. А служит он храму, точнее, его настоятелю. Погонщика зовут Бланг, и он всегда был порядочной скотиной. Когда почти четыре года назад Валгас пришел в город, он набирал себе работников среди не самых лучших жителей. И этого Бланга приставили к псу только из-за силы, хотя, думаю, что, если пес захочет, погонщик потащится за ним как продолжение хвоста. Латс, помощник Валгаса, привез пса год назад сюда еще щенком. Но уже тогда он был размером с лайна. Я не знаю, где разводят таких собак, но от ворья наше местное святилище застраховано надежно. Что касается города… Посиди в любом трактире, особенно поближе к южным воротам, и ты будешь знать все. В городе неспокойно. Много чужих лиц, чужих слов. Если ярмарки не будет еще недели три, торговцам и ремесленникам придется туго. За исключением настоящих мастеров.