6748

– Мы и без Рима по Ладоге отродясь на таком ходили, против ветра. Кучкович в трудах плотницких участия не принимал.

– Возраст не тот, – пояснил он.

Но все дни ходил кругами и, где словом, а где и рисунком помогал Василию в судостроительном деле. Леха молча махал топором, а Арсений после службы помогал ему. Так втроем за три недели друзья построили практически новый кораблик. Эля занятая хозяйством деда Луки не обратила внимания на строительство кораблика, она опомнилась тогда, когда Василий спросил ей,

– Христина, куда печь ставить прикажешь на ладье, на носу?

Эля недолго думая, но, опираясь на опыт предыдущего плавания, ответила,

– На заде ставь и по окну со ставнями на каждой стенке, даже на, где дверь сделай, завтра приду, гляну.

Завтра, и окна и ставни были готовы, а Эля была довольна. Вдоль стен Вася поставил лари, такие соразмерные, что и сидеть, и спать, и жито хранить сподручно было. Железо было складировано возле мачты, под палубой, вместо балластного камня, или как тогда его называли «отстойчевого груза». Судно сразу прилегло в воду на пол локтя, по борту появилась слеза. Вася равнодушно глянул, сказал,

– Слеза не течь, скоро сама уйдет.

И точно через четыре дня дерево набухло, и течь ушла. На следующий день, в самом начале мая Арсений молча принес на кораблик образ Николы и в преддверии на Николу мокрого освятил суденышко.

–Ну, вот и всё, и они скоро отойдут, – сказал Кузьма, глядя, как Арсений кадилом машет, стоя на ладье подле мачты.

– Не отойдут, а пойдут. Эх ты кадушка, ты пустая,– поправил мальчика Лука, что из Кучковичей.

–Вот Вася и пиво приспело ко времени. Пойдем, после освящения, на дорожку, выпьем по-малой, да помногу раз. За всех угодников, что путникам в пути помогают,– сказал Лука, обращаясь к Васе за всю компанию.

Так как Василий Валентинович теперь самый главный, и без его соизволения никто и воды из реки не зачерпнет. Таков закон походной жизни для всех ватажников-ушкуйничков.

Эля, в тот день села за стол вместе со всеми, показывая тем самым всем, что она теперь больше не хозяйка Кучковичего поля. На второй перемене блюд Кузьма принес ей лукошко укрытое белой скатеркой.

–Вот как обещал, бери,– сказал Кузьма, вытирая слезу.

Эля открыла лукошко и вытащила шлем – мисюрку с ликами святых – угодников. Лики были покрыты золотом и блестели, что глаз жгло.

–Молодец, – похвалил работу Кузьмы дед Лука…..

После третьей перемены Вася встал и, перекрестившись на образа сказал,

–Вот и все простите меня братья ватажнички, за все,– Пора.

Все молча встали из-за стола и, не глядя в глаза; ни деду Луке, ни Кузе, ни кому из дворни, молча, пошли к реке.

Дойдя до ладьи, они поднялись на борт и, упершись баграми, слаженно сдвинули судно на самую стремнину Москва реки. Река подхватила кораблик и, решив проиграться с ним, два раза крутанула его кругом. На третий круг сил у реки уже не было. Железная воля ушкуйника Василия Валентиновича, шутя, смирила игривый нрав реки и заставила её покорно нести кораблик туда, куда он правил.

Эля, имевшая опыт плаванья по буйному морю не боялась реки, ей казалось, что тут, где берега всегда видны, боятся нечего, они выплывут, или их живыми течением вынесет. Но на вторые сутки, когда впереди послышался негромкий водяной шум, увеличивающийся с каждым часом до мешавшего говорить гула падающей воды, Эля немного забеспокоилась.

–Что это? – спросила она у Василия.

– Ока,– ответил кормчий.

–Какое ока? Божье?,– переспросила Эля.

–Ой, да, не око, а Ока. Река Ока. Она в Волгу впадает,– пояснил Василий.

–А чего так шумит?– прокричала Эля, так как гул стал очень сильным – громовым.

–Так ведь две реки встречаются. Москва медленная – болотная река, вода в ней коричневая. Ока воду имеет белесую,– быструю. Отсюда и заворот вод в простонародье именуемый водоворотом. Вот пройдем стрелку-стремнину, где точно посреди, реки встречаются и поспокойней будет, – пояснил Василий.

–Вы, там Леха и Арсений, Кристину придержите, не дай бог за борт упадет, не поймаем. Лучше все к мачте привяжитесь веревками. Да вокруг пояса и обмотайте концы. Да побыстрее, – Скомандовал Василий. Друзья, не мешкая, исполнили приказ.

Вскоре Эля, прямо по носу увидела белую стену на пол сажени поднимавшуюся над водой, она подумала, что это остатки снега на берегу. Но Василий бесстрашно или как ей показалось безрассудно, направил кораблик прямо в центр белой стены, и она непроизвольно перекрестилась и как когда-то посреди Бискайского моря стала читать молитвы о спасении. Арсений и Алексей делали тоже самое. Но через мгновение, кораблик не теряя скорости, прошел сквозь стену, и три раза подпрыгнув на быстринах, оказался на чистой воде серого цвета. Сразу стало тише.

–Вот она,– Ока,– сказал Василий немного побледневшим от страха друзьям.

Эля, протянув руку, взяла в ладошку часть белесой субстанции которую она приняла за снег, прибитый к берегу и пристально рассмотрела её. Субстанция оказалась пеной, но такой сильно взбитой, что могла стоять на воде, противясь ветру.

–Мы такое явление природное называем сметанным берегом,– сказал Василий, увидя со своего места как Эля рассматривает белую пену.

–Можете отвязаться от мачты, не Одиссеи чай!– пошутил Вася, обращаясь к Лёхе и монаху.

Вскоре шум стал стихать, но скорость ладьи не упала.

–Тут всегда так,– продолжил вещать Василий,

– Ока она до шести верст в час бежит, хорошо идем, была бы она попрямее за пол месяца бы дошли до Волги. А так, с месяц или с полтора идти. Одна отрада, дичи много, пока тут и поохотимся, – приободрил соратников Василий.

Эля правда не поняла, как охотиться они будут. Если к берегу пристать, так тут можно и на людей наткнуться. А после войны много горячих голов с пустыми животами по лесам шастает. Опасно вроде охотиться, да и не зачем, еды много на кораблике. Но спрашивать не стала, пусть будет, как будет. Она решила полностью довериться опыту Василия, уму Алексея, и честности Арсения. Полюбовавшись брегами реки, она решила отправиться спать, ведь хозяйство поднимать это не в «бюрюльки играть»! правда, что такое «бирюльки» ей вспоминать не хотелось, усталость как-то незаметно сморила её сном. Когда Эля открыла глаза, был день, с палубы слышались голоса всех членов команды.

– бери,

–кошку точнее,

– Кидай…

– вот цепляй, теперь держи ватажнички, я сейчас руль закреплю.– Это Василий догадалась Эля, ей стало интересно и она не прибрав волосы, вышла не палубу.

–Дерево!!! Нет такого быть не может! – подумала она вслух, когда увидела, нечто большое стоявшее по левому борту кораблика. Это,– нечто,– было двадцать сажений в высоту, ветки или руки простирались на тридцать сажений, а около ствола их толщина была в обхват человеком.

– Да, дуб это, не бойся, – сказал Арсений.

Эля, не веря своим глазам, протянула руку к ближайшей ветке и сорвала маленький листочек, еще настолько тонкий, что видны были все прожилки. Листочек действительно был дубовым. В это время к ней подошел Василий и со словами, – «пойдем-ка, теперь поохотимся», закрепил веревку на борту ладьи.

–Сначала дадим Кристине умыться, потом отслужим службу, а потом идите куда хотите,– сказал Арсений.

– Да ты прав чернец, богу тоже служить надо исправно,– выразил свое мнение Алексей.

– Ну, дак так, все ко мне, наверх и повернулись спиной к носу. Кристя в кадке вода в кувшине теплая,– скомандовал Василий. Эля в ответ на такие куртуазности промурлыкала,– Мerci.

И не обращая внимания на друзей, зная, что никто не повернется без её позволения, сняла с себя всю одежду и, разбавив холодную воду тёплой, смело нырнула в кадушку с головой. Купание пошло ей на пользу, казалось, что вода смыла всю накопившуюся за зиму усталость и в придачу все невзгоды, накопившиеся за несколько лет. Эля вдоволь накупавшись, не взяв старого платья, как была в одежде Евы, так и прошла к себе в каюту, где насухо вытеревшись льняным полотенцем, она оделась в тот наряд лучника, с которого и началось её знакомство с этой троицей, и с этой страной. Волосы, сильно отросшие за прошедшее время, она заплела в косы, которые плотным пучком уложила на затылке, шапочка стрелка оказалась как раз впору и прикрыла все то, что никто видеть не должен. Выйдя на палубу, она крикнула всей троице.

–Я готов.

Товарищи – ушкуйнички, глубокомысленным, – М даааа!,– выразили свое восхищение. Арсений службу провел быстро. И в скорее все, вместе помогая друг-другу шли по ветвям дуба, куда вел их Василий.

–Вот еще саженек пять и берег, говаривал он, поднимая друзей все выше и выше. Арсений непонимающе смотрел на Васю, он не мог понять как так на берег,– на верх! Но вот вскоре под ногами оказалась земля.

–Значит так; сеть растянем тут, а сами обойдем кругом. Потом разом закричим и бегом к сетке. Зайцев берем только самых больших, двух годовалых,– скомандовал Василий.

Друзья, не задавая лишних вопросов, последовали за своим вождем. Сделав полукруг и на расстоянии тридцати сажений, прямо напротив сети, они разом крикнули,– ААААА!!!– и захлопали в ладоши. Потом все побежали в сторону сетки. Несколько зайцев, доселе прятавшихся в траве, серыми стрелами ринулись в сторону, прочь от друзей. И, через несколько мгновений, они бились в сетях, поставленных, со знанием дела опытным Василием Валентиновичем.

Эля была так поражена, что молчала.

–Места знать надо,– сказал Василий. Скоро шесть тушек, довольно здоровых, были разделаны и помещены в печь.

– Не торопись, пусть пропекутся, – сказал он друзьям, доставая бочонок темного кучковского пива.

Эля, зная, насколько может затянуться такая стоянка, взволновалась.

–Не бойся матушка, доставим как надо, но тут стоять нам надо, подожди до-завтра все сама и поймешь,– успокаивал её Василий.

–Ты не ври, захотел выпить так и скажи, и пей,– выказал свое беспокойство Алексей.

–Вот если завтра не попросишь прощения, за обвинение в предательстве общего дела, так без порток сидеть тебе на муравейнике. Согласен?– ответил на выпад друга Василий.

– Хорошо,– спокойно ответил Алексей.

Арсений благословил трапезу и, пользуясь походным положением, сложил с себя обязанность вести вечерю. Все молча ели и пили, потом сытые и довольные уснули спокойным сном. Утром Арсений первым увидел изменения, произошедшие за ночь. Дуб вырос, стал еще выше на две сажени. Кошка, вчера с вечера служившая якорем была не в воде, а на сажень над водой!!!

–Что это,– спросил он.

– Это тута вода высокая, она тут вверх поднимается на пять шесть сажений каждую весну и стоит неделю. Если во время не остановится и не переждать то можно реку потерять, и когда вода спадет оказаться можно, либо посреди болота или посреди лугов заливных, и, и в том, и в другом случае до следующего половодья не выбраться, – пояснил Василий.

–Извини Вась! – сказал, вставая Лёха.

–Ладно, сиди Леша спокойно, не изверг я, а друг тебе, поэтому ты, вместо, того чтобы идти к муравейнику возьми багор и весь день отталкивай древа сверху на нас идущие. А я спать буду, в обед разбудите,– приказал Василий.

Арсений и Эля успокоились, услышав объяснения и приказание Василия Валентиновича. Они, не сговариваясь, взяли по удочке, и пошли подобно апостолу Андрею, ловить рыбу для пропитания. Рыбный день закончился, так же как и заячий. Потом был день мясной, где в сети Василия попалась косуля, потом просто постная пятница, когда напекли блинов и ели их с грибами и икрой. Потом пиво кончилось, и вода ушла. Ничто более не задерживало друзей у большого дерева.

– Ну, с богом, – сказал, по обычаю, Василий, и, оттолкнув от берега ладью, направил ее на середину реки. Эля же, только теперь, отплыв от дерева с полмили вниз по реке, смогла увидеть истинные размеры дуба. Пораженная, она только крестилась в его сторону.

– Дивны творенья господни, – сказал Арсений.

Один Алексей молчал, он не переставая, отталкивал от ладьи стволы деревьев, которые высокая вода вынесла из леса.

В скором времени, где-то через дней десять – двенадцать жизнь на ладье устроилась. По – утрам служба, потом завтрак, потом: либо рыбалка, либо охота. Затем обед из трех четырех блюд и послеобеденный отдых, за которым следовал легкий полдник из двух блюд. Ближе к вечеру при готовке ужина, обсуждались всякие богословские вопросы, и оговаривалась тема проповеди. После вечери ужин и сон. Ночью, как правило, лодку вел один Василий. Но, так как ночи становились все короче, он не очень страдал. Скорее наоборот, простояв у руля часа три – четыре в самую темень, Василий при первых проблесках зари, будил либо Леху, либо Арсения, сам, же снарядив удочки, садился у кормы и наслаждался рыбной ловлей, напрочь игнорируя завистливые взгляды друзей несущих свою долю вахты. Эля посвящала все время молитве и готовке. Хотя точнее сказать Эля всегда молилась и особенно, когда готовила, видимо, поэтому все блюда получались вкусными и ко времени. Так прошли месяца два и друзья вместе с рекой как-то незаметно влились в лето. Осознание того, что изменилось время года, пришло в течение одного дня, когда стальная петля на двери Эленой каюты накалилась так, что обожгла вечером руку Элеоноры.

–Как это,– спросила она у Васи.

–Так вот и эдак, солнце сильное стало, теперь ночами идем, а днем спим, как раз после утрени и до вечери. А то спалимся. – ответил Василий.

–Чего спалимся?– переспросила Эля.

– Так именно и сгорим. Спалимся имеет значение сгореть, – пояснил он.

–Да именно так, в летописях тоже так сказано «от солнца жар и пал пошел, и сгоре город в лето 6700», – подтвердил слова капитана корабельный поп Арсений.

–Оставят, бывало, детишки железяки на мосту Великом, что через Волхов на день, а ближе к вечеру если щепа или тополиный пух, или солома попадет на них, то мост возгорается и через полчаса огнь, либо Софийскую сторону, либо Торговую спалит, а бывает, что и обе. В иные годы раза по два по три горим,– поведал Василий Элеоноре.

–Вот так да, именно так,– добавил Алексей.

–Ладно, – ответила Эля и пошла на кухню, бормоча молитву святому Илье об отвращении от них огня небесного. Она давно поняла, что: ни горящее солнце, ни пал, ни пожар, и ни даже судный день не умерят аппетита этой троицы, и поэтому обед, равно как, и ужин должны быть поданы во время.

Где-то за неделю после Ивана Купалы, когда казалось само солнце, стало уставать от жары, случилась это происшествие. Вася, в полдень, перегоняя лодью от полуденного берега к противоположному берегу, под защиту тени от елового бора, который назло лету и жаре хранил прохладу, вдруг услышал звон разбитого горшка и тихие всхлипывания. Он, как только так сразу закрепил руль и тихо спустился вниз к двери в Кристинину каюту. Было слышно, как жужжат мухи на палубе и как молится во сне монах, спящий в соседней носовой каюте. Тонкий слух разбойника не подвел Василия, сквозь обычный кухонный шум явственно доносились всхлипывания и бормотания молитвы на вульгате. Васька встал в нерешительности у мачты простоял там достаточно долго, до того времени, когда Алексей отдыхавший под тенью паруса поинтересовался.

–И чего сюда встали, комары ведь кусают?

–Тише, плачет! – вместо ответа сказал Василий.

–Так она во уже три дня как плачет днями, чтобы тебя ночью, когда ты на руле не беспокоить, – поведал Алексей.

– И чего? – спросил удивленный Василий, обязанный по своему положению знать все, что происходит с его людьми на его ладье.

– Так мы привыкли!– ответил Лёха

– А не спросили чего она это,– продолжал вопрошать Василий.

–Как не спросить – спросили, только молчит она и глаза вытирает, – ответил Леха.

–Так я пойду и спрошу!– твердо сказал Василий стремясь тем самым немного пристыдить своего друга.

–Ну и иди и спроси!– послал его Лёха.

Вася пошел и спросил, и скоро ответ принес в виде небольшой шишки на лбу.

– Скалкой? – спросил сквозь сон монах.

– Ага,– ответил Алексей.

Вася просто промолчал. Но вечером не удержался и, пользуясь своим положением главаря сделав глубокий вдох, для храбрости, спросил,

– Кристя, а скалкой в лоб это для аппетиту?

Эля промолчала, словно обращались не к ней.

–Ты взгляд не вороти. Скажи чего не так,– продолжил Василий.

Эля молча, взяла посуду и не глядя в сторону вопрошавшего, пошла в свою каюту, словно Василий был для неё пустым местом. Молчание просто довело Василия до исступления, но он, пересилив себя, не стал буйствовать, а встал и спокойным голосом сказал.

–Иначе не поведу дальше.

Эля остановилась на полпути и, полуобернувшись к нему, стала ждать продолжения.

–Мне знать надо, что я сделал такого, что меня скалкой. И они тоже вопрошают, но молчат один по сану, другой по рождению. Не могут они баб допытывать, – сказал Василий.

Эля молчала, лишь крепче сжимала губки в гневе.

–Я поясню тебе, мы каждый день на реке, как последний день своей жизни живем, ибо не знаем, что далее нам рок готовит,– продолжил Василий, все более и более распаляясь.

– И я знать хочу, за что помирать буду?? За железо!? Да и не буду, вот тебе Кристя твои железяки!

С этими словами Василий, взяв две крицы в руки и просто, выбросил за борт.

–Чего стоите? Леха, Арсений, взяли по чушке в руку да бросайте. Обратно против течения пойдем, пустым сподручнее,– приказал Василий.

Эля, каким-то шестым неподвластным мужскому пониманию чувством, осознала, что никто не шутит. И скоро они пойдут домой, и виновата в этом будет именно она. Потому, что обидела своих друзей, которые вот уже как скоро с год, как посвятили свои жизни достижению её цели.

–Васьия не надо, Вась, мне тоска на душе. Вася, я вина хочу, – ответила Элеонора.

Василий, как только услышал «Вина», остановился и, промолчав с секунды две или три, ответил бодрым голосом.

–А, ну это можно, оставляй чушки ребята.

Потом сразу осведомился,

– Чего так долго молчала?

–Я людей тута не вижу, думала, убили всех, где здеся уж вина тода взять? Если купцов нет,– ответила Эля.

–Ну, это Ваше величество, хранительница Пути положим не твое дело, ты путь свой охраняй, да говори чего тебя для этого надо. А мы простые смертные постараемся все это как-то выполнить, – сказал, как отрезал Василий.

– Ну, если так. Сам напросился, вина я хочу на причастие,– приказала Элеонора.

–АААА. теперь ясно откуда ветер дует, ну мне вот, рабу божьему, интересно вдруг стало, кто из служителей господа , Кристю этому научил? – спросил у друзей Василий.

–Так причастие дело святое..– начал, было, Арсений.

–Ты мне отче уши медом не мажь. Католичка она. Они схизматики только тело христово причащают, а вино только монахи на службе пьют. Чего молчим?

– Ну, мы это, того, нам тоже хочется, – ответил Алексей, спасая тем самым своего друга монаха.

–Заговор!? Эх вы, а еще други, – обидчиво сказал Вася.

–Так, что с вином? Будем? – спросила Эля обеспокоенная тем, что разговор стал переходить на другие предметы вместо главного.

–Будем! – сказал Вася.

–Когда? Через пяток недель? – не унималась она.

–Вечером! Сегодня!

–Ой, ли, Вась ты не врал бы,– предупредил Арсений о грехе.

–Значит так, ты Лёша на руль. Выйдешь на стрежень и через полчаса, опять в тень. Я нырну, а ты через три-четыре часа, вот затем вторым поворотом пристанешь к расшиве, там и выпьем, – ответил им всем Василий.

–Какой расшив? – спросила Эля.

–Такой расшив. Не Расшив, а Расшива это кораблик такой, больше нашего раза в три, за которым мы уже дня три как идем. И который ты Кристя даже ночью не видела. Ни даже огонька с него. Дела, дела. Ну, все! Благослови отче.

После благословления, Вася скинул одежу и, обернув срам свой куском простыни, с середины реки соскользнул вводу. Ладья, освободившись от капитана нехотя, но уверенно вернулась под теневой берег.

–Будем ждать,– сказал Леха.

Но это ожидание было странным, как только ладья пристала к берегу, как оставшейся за старшего Лёха, вместо того, чтобы всматриваться вдаль и быть готовым придти на помощь другу по первому велению души. Он, закрепив руль, быстро спустился вниз в свою каюту, откуда вышел с удочками и сетью. Не дав друзьям, опомнится и спросить его о причине оставления им поста капитана, он, со словами,

– Вот сейчас я тебе Васенька рыбки наловлю столько, за два часа, что ты и за всё утро не натаскаешь,-

Стал шнырять, с завидной неутомимостью, от одного борта к другому расставляя удочки, у левого борта донные, а с правого обыкновенные – с поплавком, походя, успевая закинуть два садка в ближайшие камыши.

–Это Кристя есть грех зависти,– сказал Арсений, наблюдая шныряние друга.

–Это он с Васькой бьется?– спросила Эля.

– Не бьётся, а соревнуется, хотя ты права, бьются они, и не во славу божию, а во имя своего самолюбия,– подытожил монах.

Действительно, вот уже месяца два, как пользуясь своим положением Василий, выходя на рыбалку в самый клев, то есть, когда солнце только, только поднимается, еже утрене приносил к столу осетров на обед или как он любил выражаться,– «на перекусить». Лёху, тоже известного рыбака и спорщика такое положение дел просто выводило из себя. Но сделать он ничего не мог, распорядок дня, регулировал Василий, бесстыдно использовавший свое монопольное право власти. Поэтому, как только появилась такая возможность, Алексей решил, в который раз, доказать Кристе и Арсению, что тоже может рыбу ловить и тем самым унизить Василия.

–Ну да ладно, все одно ждать надо, а тута, хоть эта развлечет, – высказала Эля.

– Так-то оно так, но вдруг с Васькой что случится, а мы тут чудесным ловом рыбы занимаемся. Плохо, – сказал Арсений.

– И ничего с ним не будет, он как ромашка в проруби не тонет, и в полон его не возьмут, охранять такого себе дороже. Ну, а если, что не так пойдет, то успеем, я за временем слежу, – успокоил друзей Алексей.

Эля с Арсением переглянувшись и слегка пожав плечами, словно говоря – делай, что хочешь, принялись убивать время, наблюдая за работой Алексея. Это занятие вскоре так захватило их, что они с досадой встретили окончание чудесного лова. Как только указанное время кончилось Алексей, вмиг собрал все снасти и умудрился, под конец, вытащить разом – два садка из камышей, не промочив полов кафтана.

– И чего дальше будем с рыбой делать, соли то нет столько?– спросил Арсений у довольного собой рыболова.

Алексей потный, но довольный ответил,– Сделаем, так как всегда на моей родине делали, в воду положим, там она и просолится.

–Так дело за малым, воду морскую для засола, как на твоей родине делали, тут посреди Волге найти. Такое и Моисею не по зубам, он ведь все более по пресным водам в пустыне мастер,– съехидничал Арсений.

–Ой, я и дурень, – только и смог сказать Алексей, глядя на гору рыбы возвышающейся над полом ладьи на пол сажени в высоту.

– Убирать надо, а то помрет и вонят будет,– сказала Эля.

–Да давай,– согласился Алексей. Вдвоем они быстро покидали за борт всю мелкую и сорную рыбу, как-то; сомов и воблу, вмести с краснопёркой и карасями. Правда, Эля оставили две стерляди, они оказались соразмерны сковородам. Арсений их быстро разделал, и, напихал в нутро сухих, пахучих трав, потом передал их Эле, которая уложила стерлядок в сковороды, и поставила томиться в печь до обеда.

–На перекус, – пояснил Арсений, беззлобно глумясь над своим другом.

– И чего? И не обидно мне Сеня. Ибо не для собственного самолюбия старался я, а для вас, друзей своих,– ответил Алексей, направляя ладью туда, куда было указано Василием Валентиновичем два часа тому назад.

Как только ладья с нашими друзьями оказалась опять на середине реки, и стрежень так подхватил её, что Эля вынуждена была схватиться за снасти, чтобы не упасть. Через мгновение другое, ладья, пролетев довольно узкий и поэтому бурлящий поворот, оказалась вдруг посреди большого разлива – места где река разливалась вширь на две три версты и более похожа на большое озеро. Скорость сразу упала, для Эли привыкшей к быстрому сплаву показалось, что они встали. Она хотела было просить Алексея ставить парус, но увиденное у левого берега заставило её спросить у двух друзей,

–Что это ест?

У противоположного берега стояло нечто странное, до сих пор не виденное Элеонорой сооружение, все, всё ослепительно белое, колышущееся на легком ветру, похожее на огромный шатер саженей десять в высоту.

–Это вот, она расшива и есть,– ответил ей Арсений, Алексей в это время довольно успешно направлял ладью в сторону расшивы, походя, матерно ругаясь с Волгой, из-за потери скорости её течения.

Арсений продолжил,– Делается она так, берется ладья, палубится, потом поверх борта стелют настил из бревен, но так, что настил выноситься на две сажени с каждой стороны ладьи. Таким образом, они ставят как бы плот над ладьей, и ладья увеличивается в три раза. Понимаешь, плот трудно управляем на реке. Ну, к примеру, надо будет вдруг немного вверх пойти. Так вот с плотом не получиться тяжело, а вот с ладьей, то есть уже с расшивой можно. Ну, еще на расшиве можно лошадей перевозить, мы только четыре лошадки можем, а расшива восемь, да еще с сеном.