6748

Хранительница Камино восприняла это как должное и пыталась хмуря брови, придать своему виду важность, но большие серые глаза так сильно сияли любопытством, что брови то и дело удивлённо вскидывались вверх, и важность улетучивалась не оставляя и следа.

После прихода пятого вигье, по-видимому, из паррокии Сент Жулии де Лория потому, что он очень долго смотрел на герб Элеоноры, сравнивая его с чем-то нарисованном на дощечке, как то само собой началось совещание. Предводительствовал на нём староста Эль Серрата по совместительству первый синдик принципата. Синдик должность главная, но не важная синдиками были поочерёдно вигье паррокий, если конечно вигье соглашался нести еще и обязанности синдика. К слову не так их и мало было. В миру староста не согласился бы с этой морокой, но тут он был просто обязан быть главным, это ведь он принимал гостей и он созвал совет. Он, вкратце объяснив, в чем дело, потребовал от каждого вигье мнения об этом деле.

Но староста Сент Жулии де Лория вдруг сказал по-испански,

– Лучше пусть посол сам расскажет о цели. Вигье Ордино, он же староста Эль Серрата, пересказал хранительнице просьбу вигье Сент Жулии де Лория на своём ужасном французском. Как потом рассказывали все присутствующие, вспоминая это собрание, тут случилось маленькое чудо. Девочка вдруг ответили на испанском,

– Дон Вигье Сент Жулии де Лория, я Элеонора Констанция Екатерина де Трасьерра-Тьеррас-де-Гранадилья, дочь Альфонсо VIII короля Кастилии, дама д. Альбре, Виконтесса Ордино и Сент Жулии де Лория, была послана Роже Бернаром II графом де Фуа, по прозванию Великий в принципат Андорра для охраны паломников, идущих в Сант Яго де Кампостелло, от неверных разбойников, так как я была назначена своим дядей королём Альфонсом IX Леонским106, Хранительницей Камино – пути паломников. Защищать паломников мой дочерний долг, как дочери короля, так и дочери нашего Спасителя. Граф Фуа послал меня в княжество Андорру по просьбе короля Франции и его матери, моей старшей сестры Бланки Кастильской. Король помнит грамоты данные принципату его предками и императором Карлом и не хочет нарушать их. От вас он требует того же.

Затем она повторила тоже самое по – окситански и по-французски. Вигье склонили головы в знак того, что поняли сказанное и в знак уважения к особе Хранительницы Камино и её предкам. Затем слово взял опят вигье Сент Жулии де Лория, он спросил,

–Чем Ваша высокая особа докажет праведность своих слов?

– Я пришла сюда без провожатых, меня вела святая Богородица, через земли Фуа, потом в горах меня вел святой Николай, а спас святой Спиридон. Вот мои доказательства! И еще!!! Вы многих видели пришедших в ноябре к вам в долину?

Вигье приклонили головы в знак своего согласия с доводами Хранительницы

Однако вигье Сент Жулии де Лория, снова встал и спросил,

–Не могла ли высокая гостья доказать своё высокое положение вещами, соответствующими её высокому положению?

– Дон видно думает, что дочь короля Леона Альфонса, забыла обычаи своей родины и не привезла своим подданным подарков, в знак своего расположения к ним?? Вы дон вигье Сент Жулии де Лория так думаете? Ну, что ж, это не так. Во дворе стоят два ослика груженые подарками – шелковыми тканями по два локтя на паррокью, и сосудами для причастия на каждую паррокью по сосуду. А так же король Франции лично вам шлёт по паре медных подсвечников, опять каждой паррокье по паре. От себя лично я привезла мех вина из города Кагор, из монастыря, где проживала, неся послушание.

Эта маленькая речь сопровождалась тем, что служки распаковывали перемётные сумы и отдавали каждому прибывшему вигье по комплекту подарков, в конце они выставили на стол, вокруг которого располагались вигье мех с вином. Тут возникла некоторая неловкость, вигье паррокии Сент Жулии де Лория первый протянул подаренный сосуд для причастий к меху с вином, не двусмысленно давая понять, что ему хочется испробовать последний довод Хранительницы. Староста Ордино успел только спросить,

– А!!! Остальные как?

– Чего?– удивлённо переспросил он. Затем, перемигнувшись со священником, изрёк ,– Sero venientibus ossa107!

И решительным движением вскрыл мех. Вино, видно долго томившееся в заключение, радостно вырвалось наружу кроваво красной струёй, неся летний аромат долины реки Ло. Староста, несмотря на возраст и тот факт, что одной рукой он держал мех, ловко подставил сосуд ля причастия под струю и мигом, наполнив его, сразу отправил драгоценное содержимое в рот. Он успел наполнить бокал еще раз, потом был оттеснен другими Вигье. В следующий раз, он смог наполнить свой бокал, только при помощи священника, минут через тридцать скрытой борьбы с другими жаждущими вигье, но от этого не менее упорной.

Как только вино кончилось, а это случилось через полчаса после начала процесса начатого вигье Сент Жулии де Лория. Опустив разом, бокалы уже пустые, вигье с поклоном стали пробиваться к выходу из большого дома. У порога они останавливались и с поклонам приседали, выражая признательность Хранительнице Камино, но не Виконтессе Ордино и Сент Жулии де Лория. Если бы они выражали свою признательность виконтессе, то они бы сначала целовали подол её платья, стоя на коленях, а уж потом кланялись при выходе из высокого собрания. По правде сказать, собрание не закончилось, оно просто переместилось на площадь, где уже во всю шла подготовка к продолжению уже общего собрания, всех жителей общины Ордино. Для этой цели был убит бычок трёхлетка по имени Климент, или просто Кли. Проблема была в следующем, жители Ордино любили своих бычков. Быки паслись отдельно от стада, каждый в своей маленькой долине. Иначе они бы перебили бы друг-друга в выяснении отношений кто сильнее, и имеет право на всех коров пароккии. Быков было четыре. Два шестилетки, один двухлетка и трехлётка Кли. Шестилетних быков бить не стали, мясо твердое и вонючее. Обязанности свои они исполняли хорошо и могли исполнять их еще лет шесть. Двухлетка еще был мал и тощ. Вот так судьба бычка с именем Климента была решена в силу обстоятельств. Его забили на рассвете еще до начала торжественного заседания. Сноровисто и быстро пастухи очистили требуху от грязи и кинули в котлы с кипящей водой. Через часа два туда же полетел и следующая порция сбоя. К окончанию официальной части все уже было готово и бульон и требуха. Тетушка Туше, руководившая женской половиной Ордино, умело накрыла стол для важных гостей, и только тогда, когда последний вигье вышел из большого дома и сел за стол, она выставила на стол три кувшина с яблочной настойкой. Что доказывало её ум и прозорливость. Правда увидя как её муж вышел, не совсем твердо, стоя на ногах, она в сердцах обругала его. Ну, кто же мог знать про дар виконтессы так, что ругалась она зря, но простим её, она же просто женщина.

Требуху съели быстро, так же быстро осушили и кувшины, к концу торжественного завтрака прибыл посол из Урхеля, в сопровождении посла из Ордино. Посол привёз в дар от архиепископа два бурдюка молодого вина и благословление. Потом прибыли вигье из Канилье и ла Массана. Эта троица с опозданием пошла, выражать свое почтение хранительнице пути Камино, а представитель Урхельского епископа падре Гильем Арно де Монтеферьер выразил полное почтение виконтессе. Сказывалось его происхождение из благородных. Девочке – виконтессе пришлось все повторить вновь прибывшим, но вместо кагорского вина тем пришлось довольствоваться местным яблочным. Тут выручил падре, он приказал открыть привезённый им бурдюк с вином и наполнить бокалы. Конечно, это был не кагор и цвет так себе, мутноватый, но это было вино, и это был знак внимания, и признания со стороны духовного владыки Андорры. Хотя слово владыка Андорры, к Андорре не подходит, у Андорры не было владык. Все подняли кубки в знак почтения друг к другу. После ритуального осушения кубков, опоздавшая троица, выйдя из большого дома, присоединилась к пирующим точнее к обсуждающим политическую проблему патрициям. Такими важными выгладили вигье, словно патриции только что пришедшие на обеденный перерыв из сената. Им, как опоздавшим пришлось довольствоваться только языком и печенью. Падре и тут оказался на высоте, он незаметно от Тетушки Туше пронёс под сутаной мех с остатками вина, и честно после молитвы, вполне краткой и искренней, поделился им с другими заседающими. Консенсус и, правда, были восстановлены. Насытившись за обильным завтраком вигье, дружно встали и пошли на обедню, куда была приглашена и владетельная особа. Крупные вопросы нужно обсуждать после общения с Всевышним. Это золотое правило спасало Андоррцев от многих ошибок и позволяло им сохранить волю.

Служба прошла торжественно, новые подсвечники стояли в алтаре и радовали глаз своим блеском, чаша была наполнена вином, и использована по прямому назначению. Элеонора стояла на коленях, опираясь на щит, два пажа в синих курточках поддерживали её нежно за руки. Многие искренне прослезились, глядя на это. После,– Аминь,– все вышли из церкви в молчании, некоторые тихо вздыхали и крестились. Такого благовейного отношения к службе, среди своих верных прихожан, священник Ордино наблюдал первый раз за десять лет службы.

Благоговейная тишина повисла над Эль Серратом, все селяне разбились на маленькие, перешептывающиеся между собой группы людей, между, которыми бродили неприкаянные вигье. Стоило одному остановиться возле группы шептальщиков, как группа переставала шептаться и чинно, и медленно перемещалась подальше от любопытствующего вигье. Вскоре после нескольких часов спонтанных перемещений вигье оказались окружёнными селянами, и блокированными посреди площади, уйти им не было никакой возможности. Понемногу шёпот стал затихать, и над площадью опустилась тишина, не сулившая ничего хорошего окружённому начальствующему меньшинству.

Еще несколько часов такого ожидания могло привести к тому, что молчание вигье будет расценено, как неуважение вигье к воле большинства собравшегося тут на площади вольных людей, которые собрались для того что бы выслушать волю вольных людей из уст наиболее мудрых и представительных вольных людей. То, что вигье – эти самые умные и самые представительные вольные люди не могли предположить, что захотят от них услышать другие вольные люди Андорры, как-то других вольных людей и не беспокоило. Не беспокоило потому, что для волнений и волеизъявлений и существовали вигье. Для других целей они по большому счету вольными людьми и не использовались, так как было себе дороже. К примеру, у вигье никогда не спрашивали про погоду и войну, так как вероятность ошибок в ответах была настолько великой, что порой одна паррокья готовилась к зиме запираясь в домах вместе со скотом, чтобы тот не померз на пастбищах, а другая собиралась в поход к соседям за молодым окотом, на пастбища, через перевал, занесённый снегом.

Староста Эль Серрата не стал доводить молчание соратников до опасной черты, за которой следовало позорное изгнание с должности вигье, за неуважение к вольному народу по указанной выше причине, и как истинный староста знающий мысли и чаянья своих избирателей он спросил у соратников.

– Друзья, что говорит ваше сердце об этом случае?

Вигье Андорры ла Велья ответил,

– Сердце радуется доброте наших друзей из Ордино.

– Правильно ли мы поступили, оказав помощь посланцу короля?– продолжил староста Эль Серрата.

– Это дело ваше и паррокии Сент Жулии де Лория. Путь Камино идет по вашим землям. Других земель в грамоте короля нет. – Ответил вигье Андорры ла Велья.

– Может ли Андорра ла Велья, закрыть путь Камино?– продолжил староста.

– Наши права вольных людей подтвердил император. Вольные люди не откажут в помощи страждущим путникам. Вольный человек неволить не может!– ответил вигье Андорры ла Велья.

– Значит, вольные люди Андорры согласны с тем, что король даровал нам титул виконства?– спросил староста.

– По закону каждый вигье скажет волю своей паррокии, тут, при всех, и, если он ошибётся, то будет изгнан,– ответил вигье Андорра ла Велья.

Первым ответил вигье Сант Жулия де Лория,

– Да,– и в знак доброй своей воли принёс ей зелёную ветку сосны.

–Да, – ответили другие вигье, и каждый принёс ей в дар по веточке.

–Да, – ответил падре Гильем Арно де Монтеферьер и осенил её крестным знамением, а еще в знак восхищения её смелостью и красотой подарил ей красивый синий цветок, названия которого, она так и не узнала.

Эля стояла не зная, что делать дальше ей еще никогда не приходилась принимать клятву верности от своих подданных. Да и было ли это клятвой верности, она не могла понять, по виду это действо скорее напоминало какое-то судилище, где возможно судили её.

Над площадью опять повисла тишина. Вигье тоже не знали, что делать дальше. После таких ответов, как правило, епископ предлагал поцеловать своим подданным вольным людям, в знак верности перстень, но он же лицо духовное, а тут девочка. Может поцелуй её перстня оскорбит её и нанесёт урон её чистоте и невинности? Как она потом опозоренная выйдет замуж? Все замолчали, обдумывая выход из этой неприятности. Потому, что никто из вольных жителей принципата, своим неприличным поцелуем, не хотел ломать судьбу такой красивой правительнице.

Прервать тишину, и тем самым взять всю ответственность на себя, решился посланник епископа Падре Гильем Арно де Монтеферьер. Он с поклоном обратился к виконтессе,

–Желает ли сиятельная госпожа принести клятву верности своим подданным, – свободным людям?

Может любой другой рыцарь или барон, задумался над словами клирика, который предлагал ему, служить своим подданным на равных правах, исключая обязательные повинности в пользу синьора, но Виконтесса, еще не обученная жизнью к ложным клятвам, сказала, что лежало у неё на сердце.

– Я Элеонора Констанция Екатерина де Трасьерра-Тьеррас-де-Гранадилья, дочь Альфонсо VIII короля Кастилии, дама д. Альбре, Виконтесса Ордино и Сент Жулии де Лория, клянусь служить вольным людям паррокий Ордино и Сент Жулии де Лория с благодарностью за их христианские добродетели, так же как они будут служить мне.

Произнеся эти слова, она положила руку на библию и осенила себя крестным знамением.

–Мы согласны считать тебя нашей виконтессой и принять на себя обязанности подобающие виконству, определенные Богом, исполняемые королём и тобой, – ответили вигье Ордино и Сент Жулии де Лория на клятву своей владетельной госпожи. Ответили в унисон вигье, так же положив руки на библию и осеняя слова, своей клятвы крестным знамением, в знак честности своих слов. После слов вигье, все присутствующие граждане Андорры осенили себя крёстным знамением и прочитали краткую благодарственную молитву, как их учил в проповедях священник.

Сам же священник Эль Серрата, еще Минут пять, после клятвы, молча, сосредоточенно что-то скрипел пером на листке пергамента. Ему никто старался не мешать так как он еще исполнял обязанности секретаря общины, и вел всю летопись и делопроизводство своего прихода. Вот и сейчас он был занят тем, что составлял договорную грамоту между Виконтессой и её подданными.

Как только последнее,– Аминь, было поставлено на листе пергамента, он разжёг свечку из красного воска. Ловко, несмотря на ветер, капнул воск точно на ту часть документа, где находились подписи высоких договаривающих сторон, не задев ни преамбулы, ни основного текста. Затем он приложил свою церковно-приходскую печать на красную восковую кляксу и быстро повторил операцию, поставив кляксу для печати представителя епископа. Представитель епископа картинно приложил перстень с арагонским крестом. Но поистине высочайшее мастерство, в подготовке документа, священник проявил тогда, когда подготовил пять мест для приложения печатей представителей остальных пяти паррокий. Вигье чинно, как и подобает народным представителям, несущим всю тягость ярма государственного устроения приложили каждый по печати. Подданные поклоном попросили сделать тоже и свою госпожу, но у неё не оказалось печати. Опять возникло некоторое замешательство. Пронёсся шепот,

– Надо послать за герольдом, чтобы спросить, как поступать в таких случаях.

Учитывая, что до ближайшего герольда путь закрыт до апреля следующего года, все как-то приуныли. Священник Эль Серрата предложил, как ему казалось, наиболее приемлемый выход.

– Пусть Сударыня даст прядь волос и приложит палец к воску.

Представитель епископа кивнул головой в знак согласия. Маленькая виконтесса имела очень редкий цвет волос, который мы в наше время можем увидеть лишь на картинах Тициана, такие волосы тогда назывались,– золотой волос львицы. Конечно в Андорре, где большинство населения имело цвет волос вороньего крыла, найти вторые такие яркие волосы было трудно, и поэтому можно было не опасаться подделки. Глядя на представителя, вигье, сами не понимая до конца, что делают, опустили головы в знак согласия.

– К этому священнику надо присмотреться, умных людей очень мало. Как ловко в соответствии с писанием он нашел выход, такого умницу надо в совет епископства. – Подумал падре Гильем Арно де Монтеферьер.

Паж торжественно срезал прядь волос, ножницами для стрижки овец, других в Андорре просто не было. Он торжественно передал срезанную прядь священнику, тот положил волосы на пергамент, поднёс свечу и воск капнул на прядь, не теряя ни секунды, иначе воск затвердеет, Виконтесса, приложив указательный пальчик к пергаменту, и морщась от боли, вотировала просьбу своих вольных подданных, принять их под своё покровительство. Так вольные люди Ордино и Сент Жулии де Лория стали гражданами одноимённого виконства, то есть виконства Ордино и Сент Жулия де Лория, а Элеонора их госпожой и верховным судиёй представляющих их интересы перед королём и Богом.

Так в два часа по – полудня, 8 числа, месяца ноября, в пятницу, на собор архистратига Михаила,108 удачно закончилась миссия, дочери Альфонсо VIII короля Кастилии, Элеоноры Констанции Екатерины де Трасьерра-Тьеррас-де-Гранадилья, дамы д. Альбре, Виконтессы Ордино и Сент Жулии де Лория, по исполнению своей главной обязанности, дарованной ей небом, а именно обеспечения безопасности паломников на землях вольных людей принципата Андорры. Священник Эль Серрата, что бы не вводить в искушение голодных граждан, андоррцы не любили долго поститься, вместо торжественной мессы, в честь заключения конкордата, прочел краткую молитву и простым крёстным знамением поставил точку в официальной части собрания.

Вздох радости пронёсся над площадью, все присутствующие разом принялись осматривать свои ножи, пробовать на палец их остроту и в нетерпении переминаться с ноги на ногу, в ожидании знака к началу всеобщей трапезы. Бык был расчленён и давно уже готов к поеданию. Костры разложены, камни накалены.

Тут необходимо рассказать, почему нетерпение, в общем-то, спокойных жителей Андорры, вырвалось из глубины души вздохом радости. В то время, как правило, большие праздники, проводились под открытым небом, так как не было больших зданий, которые смогли бы вместить, ну скажем сотню другую человек. Именно столько собралось на площади Эль Серрата. От долгого стояния на ветру все присутствующие испытывали неудобство. На дворе стоял ноябрь, пусть и не зима еще, но все-таки горы и поэтому было довольно холодно плюс 8 по Цельсию. Гостям и хозяевам хотелось согреться. Но главное в том, что камни уже накалились. Конечно, речь идет не о простых камнях, а о тех, которые служили вольным людям и представляли очень ценный инструмент в быту горных жителей. Эти камни были плоскими и имели в диаметре около фута, при толщине от двух до трёх дюймов.

Такие камни, в те времена, использовались жителями паррокии Ордино равно как и паррокии Сант Жулии де Лория, да и всей Андорры для приготовления пищи. Железных сковородок тогда в Андорре не было. Каменные сковороды были редки. Глиняные сковородки хрупки и поэтому недолговечны, особенно когда идёшь в горы. Кушать же горячую пищу в холодных горах хотелось всегда, поэтому андоррцы носили с собой плоские камни заменявшие им сковороды. Каждый андоррец знал свой камень «в лицо» и не отдавал его другому человеку никогда. Андоррцы могли поделиться последней лепешкой, но не камнем, на котором эта лепёшка была выпечена.

Камень клали в костёр на угли, ждали минут десять, если надо было приготовить ячменную лепёшку, если же мясо, то тогда ждали минут двадцать.

Когда церемония началась, на площади разожгли костры, дрова превратились в угли уже ближе к обеду. Потом каждый присутствующий андоррец положил в угли свой камень. Необходимых двадцать минут прошло тогда, когда Элеонора приложила свой палец к грамоте, если – бы священник начал бы мессу, а это часа два, то угли прогорели – бы, а камин остыли, и нужно было бы начать все сначала, но это пол беды. Беда в том, что дрова кончались, послать за новой партией было некуда – горы.

Вот теперь, когда было все готово, андоррцы по – старшинству стали подходить к расчленённой на четыре части туши быка. Одну заднюю ногу опытная хозяйка эль Серрата,– тетушка Туше на глазах у всех, отнесла в общинный ледник со словами,

– Пастухи вернуться, им тоже отпраздновать захочется.

Ей никто не посмел возразить. Затем к другой, оставшейся задней части подошли дети со своими маленькими ножами и, помогая, друг дружке, старшие младшим, отрезали по куску мяса длиной в пол фута и толщиною в два, три пальца. После дети, так же подошли к столам, где в деревянных мисках находились; насыпанная горкой соль, мука, в более глубоких мисках был налит яблочный уксус, винный уксус, и черный перец, сказывалось близость мавров, где специи не были в дефиците. Каждый ребенок обмакнул свой кусок в ту приправу, которая была ему по вкусу, некоторые из-за любопытства смешали все приправы воедино и вымазали этой жижей свои куски, им никто не посмел помешать. Андоррцы раз и навсегда решили для себя, что ребенок должен сам обучиться всему, взрослые же должны только направлять его и беречь от глупостей и грехов, совершаемых по незнанию. Дети важно, опять же самостоятельно положили каждый по куску мяса на свой камень. Вот только тогда тетушка Туше, с товарками оттеснили немного детей от огня, не дай бог ребенку обжечься, и быстро переворачивали куски с мясом, что бы они не подгорели и прожарились хорошо, что бы дети не страдали от тяжести в желудках. Так же под её руководством водой в отношении один к трём, было разбавлено яблочное вино для потребления его детьми. Через десять минут дети, под наблюдением взрослых, сидели у костров, но на безопасном расстоянии, куда не долетали искры, но было еще тепло и ели мясо, добрым словом вспоминая Климента бычка и человека, по незнанию. Как только дети отошли от бычка, так сразу подошли многодетные мамы, им ведь нужно было смотреть за детьми. Потом старики, им ведь нужно было самое мягкое мясо, зубы не у всех были в сохранности,– возраст. Потом, за дело принялись мужчины, и в самом конце к останкам быка были допущены вигье и виконтесса. Вигье знали, что у виконтессы нет своего камня, а отсутствие своего камня расценивалось андоррцами как неприличный проступок. Чтобы выйти из затруднительного положения священник принёс из дома четыре глиняных миски покрытых глазурью с арабской вязью. На мисках священник процарапал по кресту, что бы было видно, что это христианская посуда. Эти сосуды в количество трёх штук сохранились, их можно увидеть в старой церкви Эль Серрата.

Класть на угли такое сокровище никто не решился и поэтому каждый вигье отрезал от своего им лично приготовленного куска мяса половину, для неё, и её свиты. Это мясо было положено в глиняные миски и обильно приправлено горными травами. Эля смогла съесть только два кусочка нежной говядины, как её сморил сон и она, задремав, чуть не упала головой в свою миску. Староста эль Серрата успел подхватить её и осторожно отнёс в большой дом, куда вскоре прибежали; тетушка Туше и её подружки, для исполнения вечернего туалета своей госпожи. Они раздели её и положили в нагретую постель, и остались там до рассвета в качестве охраны. Вот именно с этих пор в Андорре появилась женская гвардия.

Праздник закончился только во вторник……

Виконтесса осталась в Эль Серрате, так как горные переходы в сторону Франции были завалены снегом.

Как говорили пастухи,

– До середины апреля лучше и не думать идти туда.

Под опекой тетушки Туше ей некого или нечего опасаться. Тетушка вырастила двух сыновей и уже нянчила трех внуков, причем самый старший был ровесник Эли. Она уже недели через три пребывания виконтессы в Ордино, называла её своей внучкой. Соотвественно и берегла она её так же. Элю и её свиту разместили в большом доме, но поставили там перегородки между очагами. Получилось очень удобно и функционально Эллины апартаменты располагались в дальнем восточном конце дома, где был малый очаг. Деревянными перегородками отделили пространство для Эли площадью восемь на десять футов, причём очаг находился у капитальной стены строго посередине. Правая сторона, где не было окна отведена под спальню, там поставили кровать. Казна виконтессы находилась под её кроватью там же и ночной горшок.