6748

Чормаган кивнул, и большая белая фарфоровая пиала наполнилась темно-красным почти чёрным вином, сделанным из сорта винограда Тойфи. Наполненную вином пиалу мальчик Абу-ль-Фарадж с поклоном протянул Муслих ад-Дину из города Шираза. Тот с поклоном взял пиалу двумя руками и, выпив, так же с поклоном отдал мальчику пустую пиалу. Чормаган в знак признательности наполнил пиалу золотыми. Когда ширазец попытался отказаться от золота, Чормаган ответил,

– Это не плата, это пиала тебе в подарок, – чем заставил принять пиалу с золотом.

Следующую чашу с вином, а потом и с золотом получил сам Харун бин Тума аль-Малати, потом мастер, изготовивший футляры, потом Коркуз, правда ему достались три пиалы с вином и ни одной золота, но это мелочи для казначея всей Орды. Ведь золото не кончается так быстро, как хорошее вино. Раббан – ага выпил только одну пиалу, и сразу опьянел. Он уснул, приклонив голову на левое плечо Чормагана.

Чормаган взмахом руки, чтобы не разбудить друга, объявил малый Наддом, праздник, приуроченный к прощанию с посольством. Темники, тихо выходя из юрты, в полголоса стали подзывать сотников и отдавать приказания к подготовке праздника.

Странный это был праздник, было мало улыбок и веселья, не везде слышался смех и песни. К полудню на трёх играх; лучников, всадников и борцов состязающиеся стороны переругались, а некоторые наиболее ретивые даже подрались. Так силач Ботыр Долгорсурэн проиграл бой шестнадцатилетнему улану Баяну Угли потому, что подвернул правую бросковую ногу на камешке. Стрелок из личной гвардии Чингизхана Мирган Тулой не попал стрелой в кольцо с расстояния тридцать шагов из – за соринки, попавшей в глаз. Любимец лошадей Дамдин Сухе упал с лошади идущей рысью пред началом скачек, так как та не вовремя споткнулась о кустик травы. Везде на любом состязании посольские уланы оказывались победителями в результате таких «несчастий». Эти победы им не понравились, они перед отправкой в неведомое хотели оставить о себе честную память. Победитель Ботыра Долгорсурэна с такой живностью отказался принимать пояс победителя, что невзначай, по недоразумения толкнул локтём побеждённого чуть пониже живота. В ответ, чтобы как-то без грубости и насилия остановить натиск победителя, побеждённый Ботыр Долгорсурэн дал ему щелбан и победитель, плюхнувшись задом в пыль, заплакал от стыда. Через минуту он вскочил и с криком побежал в курень искать меч, заблаговременно спрятанный темником Иртышем по приказу Чормагана, чтобы вызвать обидчика на смертный бой. Похожие случаи случались по всей Орде празднующей Наддом. После полудня, когда количество обиженных и оскорблённых перевалило за сто человек. Обиженные и оскорблённые пришли за истинной к хранителю ясы – военному прокурору или верховному судье, если привести этот титул в соответствии с современной иерархией чинов. Чормаган в походе исполнявший и эту роль – военного прокурора, объявил своё решение или лучше сказать приговор, а точнее приказ, что все обиды причиненные воинами отрядов Илии и Елисея монгольскому войску, будут рассматриваться после завершения посольства.

Обиженные и оскорблённые молча, разошлись по куреням на ночь.

Утром с первыми лучами солнца начался торжественный молебен за успех начинания. Мулла, повернувшись в сторону Мекки, первым вознёс хвалу Аллаху и попросил его быть милостивым с путниками. Затем шаманы звонко ударили в бубны, и молитва к Великому Тенгре вознеслась вместе с дымом жертвенного костра. Отец Суркхаил91 последним вознес глаза к небу, последним не потому, что христиан не любили, а потому, что ему нужно было дольше готовиться к литургии, чем всем остальным. Живя в Орде на военном положении, которое не терпит медлительности, пастыри вынужденно пришли к взаимопониманию. Так учитывая, что мусульманину для молитвы нужно только снять сапоги и расстелить коврик, на, что времени много не требовалось, он и начинал утренние молитвы. Шаманам нужно только развести костер и нагреть бубен для звонкости, они, поэтому начинали вторыми. Христианскому батюшке, помимо проскомидии нужно было: разжечь кадило для чего нужно найти угли, ими делились не злобные шаманы, батюшка их брал, других то углей горячих не было и хотя бы раз распеться с хором. На все уходило больше времени, чем у мусульман и шаманов – язычников вместе взятых, поэтому пока эти молились и били в бубен, батюшка готовился. Зато, когда все было готово, и служба началась сильный глас, от которого словно от ветра колыхались Ордынские бунчуки, возносил к небесам,

– Спаси ны, Сыне Божий, во святых Дивен Сый, поющия Ти: Аллилуия. А правоверные в купе с язычниками и огнепоклонниками любовались красотой голоса и обряда, не мешая его плавного течения.

После обязательных молитв ко всем хорошим богам, Чормаган подошел к сидящим на конях Илии и Елисею, и вручил каждому по трёхбунчужной хоругви. С этого момента они представляют Орду в далёких землях и хоругвь в их руках это символ Орды. Для монгола нет разницы между победоносным стягом Чингиз хана и этими знамёнами. За поругание того или другого полагалась смерть.

Илия и Елисей подняли знамена в знак принятия власти и начала своей миссии. Орда построилась по куреням, воины, молча, подняли над головами сабли в знак почтения и прощания. Когда посольства скрылись с глаз, а войска разошлись по своим делам, войны старались не смотреть друг другу в глаза, что бы как бы невзначай не смутить боевого товарища своими слезами.

Раббан – ага страдал больше всех, в возбуждении он бродил по Орде три ночи подряд, пока Харун бин Тума аль-Малати не дал ему опиумной настойки. Он проспал два дня. Сон старика был тяжёл, несмотря на принятое лекарство и заботы друзей. На третий день полог его юрты отодвинул Абу Мухаммад Муслихом ад-Дин ибн Абд Аллахом Саади. Он вошел к Симеону в сопровождении священника Суркхаила. Саади был в одежде странника с сумой и посохом. Священник в мирском в сапогах, коротком кавалерийском камзоле и прямым китайским мечом династии поздней Тан, на правом боку, он был левша. Больной сухими губами пытался произнести слова приветствия, но смог сказать только,

– Салям.

Саади поднёс пальцы к губам, давая этим знаком понять, что они выражают больному глубокое почтение и понимание, но говорить будет он один. Саади сказал,

–Мне известно от твоих друзей, что ты хочешь вернуться в Туран и там, среди гор и долин уйти от мира, подобно тому, как это делают индусы в Гималаях. Я не стану тебя отговаривать, ты старше и мудрее меня. Но мне думается, что, прежде чем идти нужно вылечить тело и душу.

Раббан – ага в крещении Симеон, опустил глаза в знак принятия тезиса странника.

Саади продолжил,

– Вот лучший дар, что сотворил Аллах. Вот прими, «Назидательные маснави», этот человек писания, так он назвал священника, расскажет, о чем книга. Большего для тебя никто сделать не сможет. Я отписал своим друзьям – дервишам о посольстве. Твоим детям помогут. Они несут мир на кончиках своих копий. Странно звучит, но это так. Ты пришёл сюда воином, а тебя называют устроителем. Мой друг Георгий (Харун бин Тума аль-Малати) известил меня, что Ты строишь тут церковь, вот моя доля, прими. На эти пять золотых построй каменную беседку для путников у ворот церкви. А теперь прощай».

Саади с поклоном вышел из юрты Симеона и, повернувшись спиной к заходящему солнцу, быстрым шагом пошел в сторону восходящей луны. Луна теплым светом освещала путь страннику, тьма все поглощала за его спиной, лишь маленький огонёк из юрты Симеона призывно горел маяком во тьме, в ожидании возвращения странника.

Саади прожил долгую и счастливую жизнь, написал много книг и всегда с уважением относился к людям других верований и обычаев. Так говорили его ученики, но это уже другая история.

О деяниях полководца Чормагана и его друзей, Раббан – аги,– в крещении Симеона – главного администратора орды, и помощника – казначея Коркуза – Георгия, нам более не известно. Но вырытые ими колодцы и построенные караван сараи до сих пор исправно служат путникам вот уже восемьсот лет.

Хранительница Камино!

Её полное имя Элеонора Кристина Констанца Екатерина (де) Трасьерра-Тьеррас-де-Гранадилья, синьора Ордино (виконтесса Андорры), дама д, Альбре, маркиза Монт де Морсан, виконтесса де Фезенсак, хранительница Камино (Камино путь паломников в Сант Яго де Компостелло), Устроительница (кастелянша) замков Брей и Монтеро.

Её отцом был король, а мама королева, именно король и королева, и бабушка её была королевой, и дедушка был королём, как по-отцовской, так и по-материнской линиях. Но сама она, так законной королевой и не стала. Она не стала даже законной графиней. В анналах нет так же упоминаний и о её гербе. Её жизнь была сплошной тайной, а её родственники к тому же сделали все, чтобы сохранить тайну и забыть о существовании самой этой тайны.

Но, несмотря на желания всех венценосных особ Европы, она была, и было у неё королевство, и были благодарные подданные. И еще, она вела войны, как все в то время. Но часто их выигрывала как немногие. А самое главное в её жизни была Любовь. Любовь, которую не смогли скрыть: ни заговор молчания её венценосных родственников-королей, ни её родственников– прелатов– князей церкви. Благодаря её Любви мы знаем и помним её.

Сказано в Библии,– «Отцы наши грешили: их уже нет, а мы несем наказание за беззакония их».92 И поспорить нельзя, со святым писанием, но придется, факты упрямая вещь, ей одной пришлось отвечать не только за грехи отцов, но за грехи дедов её. А ведь все они стояли во главе воинства христианского и всю жизнь свою положили во имя торжества креста над полумесяцем. Удивительно все и странно. И если бы Саул не стал Павлом, то и верить в подобное никто бы не стал.

Все началось, из за того, что не вовремя скончался Cанчо III король Кастилии. Его официальный сын от брака с Бланкой Наваррской в 1158 году возрасте трёх лет стал королём Кастилии Альфонсом VIII Лас Навас де Толоса по прозванью Благородный. До совершеннолетия (1169 г.) регентом был его дядя, король Леона Фернандо II. Кроме того, опеку над юным королем осуществляли члены влиятельных кастильских семей Лара и Кастро. Это было сделано, для того чтобы дядя не присовокупил королевство племянника к себе и естественно не конфисковал земли Лара и Кастро в свою казну. После совершеннолетия став окончательно королём Альфонсом VIII, он начал тяготиться семейной опекой. С помощью королей-родственников он повёл борьбу с семьями Лара и Кастро.

Борьба с семьями Лара и Кастро не помешала Альфонсо вступить в выгодный брак в 1176 году с Элеонорой, дочерью Генриха II Плантагенета, короля Англии ставшего его верным союзником. То, что Генрих считался королём Англии, и до Пиренейского полуострова было далеко, и сухопутная граница отсутствовала, как-то никого не удивило. Женатый король часто и успешно воевал, со своими родственниками, а кроме своих родственников еще и с альмохадами, именно он победил мусульман у Куэнки в 1177году. Эта победа позволила ему через три года сбросить ненавистное ярмо Лара и Кастро, а так же в 1179 году заключить в Касорле договор с Арагоном, по которому к Кастилии отошли Алава и Гипускоа. Победа у Хукара 1183 году добавила ему ещё славы и авторитета. Но полный разгром при Аларкосе в 1195 году, где король, едва избежал плена, все его достижения борьбы с маврами и родственниками свел на нет. Разбитый король принялся искать действенных союзников, путём заключения брака. От союза с Элеонорой он имел двенадцать детей:

Беренгария (1180 – 1246),

Санчо (1181 – ?),

Санча (1182 – 1184)

Уррака (1186 – 1220),

Бланка (1188 – 1252),

Фердинанд (1189 – 1211),

Мафальда (1191 – 1204),

Энрике (1192 – конец 1190-х),

Констанса (1196 – конец 1190-х),

Элеонора (1202 – 1244),

Энрике I (1204 – 1217),

Констанса (? – 1243).

И поэтому, в смысле заключения политических союзов, посредством династических барков, разгуляться было с кем.

Многие из его детей умерли в младенчестве, другие удачно прожили свою жизнь. Нас, прежде всего, из всех его детей будет интересовать старшая дочь – Беренгария прозванная Кастильской или Великой. Её, папенька король Альфонс VIII Лас Навас де Толоса по прозванью Благородный, в 1197 году, выдал замуж за короля Леона Альфонсо IX прозванного Мокробородый, который приходился её двоюродным братом. Спустя семь лет брак был аннулирован папой Римским Иннокентием III ввиду близкого родства. После этого Беренгария вернулась ко двору своего отца Альфонса VIII Кастильского.

Но это возвращение было уже, после того как его зять, король Леона Альфонсо IX Мокробородый перестал, вместе с неверными маврами, воевать земли Альфонсо VIII короля Кастилии. Что король Леона Альфонсо IX исправно до свадьбы делал, пользуясь тем, что король Кастилии Альфонсо VIII Лас Навас де Толоса, разбитый маврами и им в 1195 году в битве при Аларкосе, был слаб. Как мы видим, свадебная игра Альфонса VIII стоила свеч. Кроме того, король Кастилии Альфонсо VIII активно поощрял заселение отнятых у мусульман территорий и основание там укрепленных монастырей. Новым городам, предоставлялись дополнительные льготы и права. За, что его любили в народе.

От брака с Беренгарией дочери короля Альфонсо VIII кастильского король Леона Альфонсо IX Мокробородый имел пятерых детей:

Леонор (1198/1199-31 октября 1210),

Фернандо (1200—1252),93

Альфонсо, граф Молина (1203—1272),

Беренгария Леонская (1204—1237)94,

Констанция (1200 или 1205-7 сентября 1242)95.

Их судьбы мало отличались от судеб других отпрысков монарших домов за исключением одной его дочери известной под именем Констанции. Странно, но совпало так, что и у Альфонсо VIII кастильского тоже была дочь по имени Констанса, тоже умершая в 1242/43 году в монастыре.

Король Леона Альфонсо IX любил свою супругу Беренгарию Кастильсткую и был ей верен. Да именно так! Несмотря на интердикт, наложенный папой Целестином III, и развод сделанный папой Иннокентием III, они встречались. Последней, у них, в 1217 году на свет появилась Элеонора Кристина Констанца Екатерина де Трасьерра-Тьеррас-де-Гранадилья.

Элеонорой её назвали в честь бабки и прабабки, Кристиной во имя святой мученицы,96 Констанцией тоже в память о родственнице. Екатериной в честь святой покровительницы, в день памяти, которой её отец Альфонсо IX отвевал у мавров замок и преподнёс его вместе с долиной, рекой и лесом, своей дочери во владение за три месяца до её рождения. Это сделано было для того, чтобы другие родственники не обделили сироту после смерти родителей. Чтобы избежать очередного папского интердикта её отец Альфонсо IX Леонский объявил, что Екатерина де Трасьерра-Тьеррас-де-Гранадилья есть Констанса – законная дочь его тестя Альфонсо VIII Кастильского и Элеоноры Плантагенет.97 Ему никто не посмел возразить, так как в 1217 году его любимая Беренгария, после гибели короля Кастилии, её брата Энрике Кастильского, стала королевой Кастилии.

Правила она недолго, в том же году передав корону своему сыну Фердинанду, но она успела сделать законнорожденной свою любимую крошку Элеонору, к радости отца. Девочку отправили в Лас Хуэглас, «на пока»,– как изволил выразиться её старший брат король Фернандо98 отправлявшийся на войну с графом Альваро Нуньесом де Лара, который, вспомнив былое, опять предъявил права на Кастильскую корону. В монастыре её все звали Констанца потому, что ребенок постоянно улыбался. Она была записана в послушницы и, как и всякая послушница несла послушание, которое выражалось в участии в круглосуточных молитвах – службах. Делалось это так: её приносили в часовню, укладывали на скамью рядом с кафедрой и оставляли вместе с сестрой читавшей молитвы. Ночью младенец не спал, а радостно гулюкал, пуская слюни, глядя на пламя свечи большими глазами. Что бы она не кричала, ей давали кусочек козьего сыра, который она с радостью высасывала до конца послушания, длившегося, как правило, до двух часов ночи. Никогда в храме ребёнок не плакал. И даже ни разу не испачкал пелёнки. Кроме как к чуду это отнести нельзя. Так бы и продолжалась послушание Констанцы, если бы в очередной раз король Альфонс IX Леонский не предъявил права на владения Фердинанда III Кастильского. То, что указанный Фердинанд был сыном упомянутого выше Альфонса VIII, никого не удивило. Дети детьми, а вопросы трона они,– вопросы трона всегда, и никаких сантиментов, иначе война. В этот раз, претендующие на королевство, стороны успешно договорились. 26 августа 1218 года Фердинанд и Альфонс заключили мирный договор в Торо, в котором также договорились о расширении своих владений, – за счёт мавров. То, что мавры были союзниками, как Фердинанда III, так и Альфонса IX, естественно тоже никого не обескуражило. Союз был взаимовыгодным, а поэтому успешным и Фердинанд в итоге стал королём Кастилии и Леона. Пострадала только маленькая Констанца, как наследница Кастилии или Леона, она была опасна равно как королю Леона, так и королю Кастилии, то есть как папе своему, так и брату. От пострижения в монахини её спасло только то, что мать королева Беренгария не зря называлась Великой. Королева нашла силы объяснить папе и сыну о несправедливости, богопротивности их мыслей.

Констанцу от греха подальше хотели отправить в Португалию ко двору Альфонсо Толстого, но 1220 году скончалась его жена Уракка, тётка Констанцы. Король Альфонсо Толстый, сославшись на то, что своим детям делить землю тяжело, предложил подарить Констанце монастырь в управление, только, что отвоеванный им у мавров. Беренгария отвергла монаршую милость своего свояка, который, к слову, вскоре умер. Понимая всю сложность положения Констанцы, её мать решилась на отчаянный шаг. Она отправила её к своей младшей сестре Бланке жене графа д. Артуа наследного принца Людовика. Тут можно сказать она попала в яблочко, её решение было настолько удачным, что даже не верилось.

Людовик граф д. Артуа, еще принц, решил воссоединить свои владения в единое целое для чего он должен был завоевать Англию. Что он и сделал. Но для удержания завоеваний в Англии должен быть найден династический повод. Желание подданных Иоанна Безземельного короля Англии сменить короля, в то время являлось законной причиной для войны, но в то же время не могло служить законным подтверждением сохранения завоёванных земель. Это было доказано англичанами, которые после смерти Иоанна Безземельного в 1216 году, вдруг признали наследником Английской короны и всех её земель его девятилетнего сына Генриха III. Людовику графу д. Артуа, некоронованному королю Англии, пришлось вернуться на континент. Письмо Беренгарии с просьбой принять участие в судьбе бедной родственницы – внучки королевы Англии, владевшей только одним владением Трасьерра-Тьеррас-де-Гранадилья в Испании, пришлось как нельзя кстати. Принц Людовик – граф д. Артуа и его жена Бланка сделали все возможное, что бы маленькая Констанция Екатерина де Трасьерра-Тьеррас-де-Гранадилья, как можно быстрее оказалась при их дворе.

В 1222 году маленькая девочка прибыла ко двору короля Франции Людовика VIII Льва, где в честь прабабки её стали называть Элеонорой дама д. Альбре99. Самим графством Альбре она, конечно, не владела, но носить титул право имела, так как Элеонора Аквитанская титулы передала французской короне, в отличие от земель, которые она отдала королю Англии Генриху II Плантагенету. Девочку начали готовить к жизни в Англии. Ей была представлена нянька из Кента и два пажа из Замка Кенилворт, что в Уорикшире.100 Но тут опять вмешалось провидение. Людовик, славившийся своей набожностью, став королём, по просьбе папы римского, взял под свою руку земли, завоёванные Симоном IV де Монфор, которые приемники Симона не могли удержать. Получив новые земли, Людовик был вынужден как-то управлять ими. Поэтому, для юридического включения Окситании в королевский домен был предпринят новый, успешный крестовый поход. Но для полного – фактического усмирения Окситании одной военной силы мало. Нужно было нечто новое. Такое «новое», которое объединило бы всю Окситанию, если бы не в единое целое, то хотя бы дало возможность считать такое объединение с королевским доменом Богоугодным. Людовик и его жена прекрасно понимали, что управлять с помощью копья и меча нельзя, управлять можно только с помощью пера и пергамента. Для такого управления нужно навязать добрую волю новым подданным, которые не по доброй воле стали его подданными. Но как это сделать? Противостояние в Окситании продолжалось.

Помог в решении этого вопроса королю Людовику, сам того не ведая, отец Элеоноры Констанцы Альфонсо IX Леонский, даровав ей в 1226 году Титул – Хранительница Камино.

Камино,– так назывался путь паломников в Сант Яго де Компостелло. Как только при французском дворе узнали, что маленькая Элеонора стала хранительницей Камино, то английский проект был, сразу отодвинут в сторону, а король Людовика VIII Лев объявил первостепенном делом государственной важности, обеспечения беспрепятственного перехода паломников, по его землям включая Окситанию. Для чего он намеревался отправить хранительницу Камино вместе с двадцатью рыцарями к дому Фуа с, которым успешно воевал.

Однако Король Людовика VIII, одержав очередную победу над Раймундом VII Фуа, вскоре умер возле Тулузы, так и не узнав о судьбе своего проекта объедения Окситании с помощью общей идеи охраны пути Камино. Графы Фуа могли оспорить волю умершего короля даже подкреплённую двадцатью рыцарями. Но выступить против всех: нового Французского короля, короля Кастилии, короля Леона, и двух советниц королей, её мамы Беренгарии и её тётки Бланки,101 а так, же папы, и всего христианского мира они не могли, да и не хотели, так как паломники давали доход всем. Поэтому, выдержав отлучение от церкви в 1227 году и приличествующую паузу дом Фуа, уже в 1229 году встретил девочку радушно, тем более, что геральдические цвета Фуа совпадали с цветами Кастилии, где, к слову сказать, правила Бургундская династия, не любившая дом Фуа.

Через месяц по прибытии в Каркассон Хранительницу отправили в монастырь возле города Кагор, для обучения грамоте, песням и куртуазности. Эскорт из королевских рыцарей остался при графе Фуа, для обеспечения его лояльности новому королю Людовику IX, чему род Фуа был «несказанно рад». Понимая невозможность в данных обстоятельствах достижения своей главной, тайной цели, превращения графства в герцогство, а потом и в королевство, военными средствами граф Фуа решил идти другим путем и решать земельные тяжбы законными средствами, через суд. С этой благой целью увеличения своего графства до территории герцогства он возобновил старые тяжбы с епископом Урхельским Понсом де Виламуром, вернее с его предшественником епископом Пере де Пуигвертом. Вина епископа была в том, что он занял кафедру после смерти победоносного Берната де Виламура успешно бившего войска графов Фуа. Епископ Пере вскоре умер, успев только направить своего представителя к папе с объяснениями по выдвинутым против его кафедры обвинениям. Преемником Пере де Пуигверта стал Понс де Виламур, отозвавший посланника и выставивший на границах с графством вооружённые стражи. Удивлённые таким оборотом графы Фуа, направили прошение королю Людовику IX с просьбой об оказании помощи паломникам, которых не пропускает в Сант Яго де Компостелло злостный враг истинного христианского обряда епископ Урхельский Понс де Виламур. Король обязан был положительно ответить на просьбу своего нового вассала и направить войска к границам епископства, в противном случае все победы его отца будут подвергнуты сомнению. Лояльность новых подданных может быть утеряна и вся Окситания может выступить против короля, не соблюдающего заветы своего отца и не охраняющего путь паломников. Однако король, вернее Бланка Кастильская усмотрела в этом обращении о помощи прямую угрозу своему сыну и его трону. Ведь то, что просили графы Фуа, означало войну с бургундским домом, правящим в Кастилии и Леоне, то есть войну со своими родственниками. Война, бесспорно, заденет и Британские острова, так как потомство Элеоноры Аквитанской занимают престолы и там. Бланка решила вызвать епископа на переговоры с целью выработать обоюдно выгодное решение именно для епископа и короля Франции. Графов Фуа приглашать на переговоры никто не хотел. Всё-таки действенное участие в альбигойской ереси на стороне еретиков против власти папы и короля заставляла высокие переговаривающиеся стороны с некоторым подозрением относиться к вновь обращенным христианам из древнего рода Фуа. Вдруг их возвращение к истинной вере, и клятвы верности королю лишь обольщение доверчивых? Уверенно опровергнуть подобные сомнения, равно как и поверить им никто не мог или точнее, никто не хотел брать на себя ответственность как в вопросе обвинения в лживости клятв Фуа, так и в вопросах снятия всяких обвинений в лживости. Но графы Фуа были готовы к такому развитию событий. Как только епископ Урхельский появился в границах Франции, графы Фуа объявили, что целью появления епископа является нарушение прав их воспитанницы, сироты Элеоноры Констанции Екатерины де Трасьерра-Тьеррас-де-Гранадилья, дамы д. Альбре хранительницы Камино, в части обеспечения безопасности паломников, идущих в Сант Яго де Компостелло из Бургундии, Прованса, Савойи, и северной Италии. Так как маленькая Элеонора находилась в их монастыре и именно дому Фуа была доверена её охрана, иначе, зачем король прислал двадцать рыцарей, то весь дом Фуа обязан был присутствовать на переговорах затрагивающих судьбу их Воспитанницы и всего пути Камино, естественно. Кроме того, дом Фуа этим объявлением целей прибытия епископа на переговоры, поднимал вопрос о возможности перехода земель Урхельского епископства под своё управление. В случае, если будет доказана недееспособность или нежелание епископа обеспечить безопасность паломникам. Конечно, епископ Урхельский отдавал отчет об опасности исходящей от дома Фуа и страстно жалел, что Бернату де Виламуру в 1203 году лишь смерть помешала стереть с лица земли графский род Фуа.