6748

Так же епископ понимал, что нужно искать нечто новое, доселе неизвестное действие, которое остановит на века аппетиты дома Фуа и его наследников. Поэтому он, после долгих раздумий неожиданно заявил королеве матери Бланке, что ему довольно только одного духовного меча, и на владение мирским мечом он не претендует102!!! Поэтому на оммаж к королю Франции епископ Урхельский не поедет, король-то ведь не папа. Сделав это заявление, епископ в вопросе перехода земель, в конце концов, переиграл дом Фуа.

Графы Фуа не могли поверить в своё счастье, что их противник отступился от борьбы, и немедленно отправились за утверждением своих прав на новые, спорные земли урхельского епископата к королю Франции. Ответ королевской канцелярии их обескуражил. Грамота за подписью и печатями короля гласила, что эта спорная земля – известная королю Франции по документам, как Принципат Андорра, в 805 году получила от императора Великую Хартию, дарующую свободу принципату. Король, естественно, оспорить решение вышестоящего имперского, начальства не имеет права. Только император имеет право отменить дарованную им самим в 805 году Хартию. Но, король Людовик IX обязуется просьбу своих верных вассалов из дома Фуа, об отмене Хартии, всенепременно донести до сведения ближайшего императора, и приложит все силы для восстановления справедливости. Пока справедливость не восстановлена, графу надлежит предать управление Камино, в части проходящей по его землям под управление единственной правообладательнице, – Элеоноре Констанции Екатерины де Трасьерра-Тьеррас-де-Гранадилья, дамы д. Альбре хранительницы Камино.

Как следствие Элеонора Констанция Екатерина де Трасьерра-Тьеррас-де-Гранадилья, дама д. Альбре хранительница Камино получала от короля Франции титул Виконтессы Ордино и Сент-Жулии де Лория103. В подкрепление этих требований, королевскую грамоту Роже Бернару II де Фуа (Великому) вручил неуёмный Тибо IV Трубадур граф Шампанский, безнадёжно влюблённый в Бланку Кастильскую и поэтому готовый на всяческие безумства в пользу своей дамы сердца. Роже Бернар намёк понял и безропотно принял предлагаемое ему решение проблемы охраны Камино, тем более, что земли действительно были спорные и никому на эту местность окончательно установить свои права не удалось. Население спорных земель уж очень было своеобразным. Епископ Урхеля вынужденно довольствовался оммажем в 12 головок сыра, 12 каплунов, 12 куропаток, 6 окороков  и большего от населения спорных земель, и не просил.

В отместку за то, что король Франции лишил его возможности увеличения своего домена за счёт земель испанского Урхеля. Роже Бернар II де Фуа Великий, приказал отбыть Элеоноре Констанции Екатерине де Трасьерра-Тьеррас-де-Гранадилья, даме д. Альбре хранительницы Камино, Виконтессе Ордино и Сент Жулии де Лория на место исполнения своей главной обязанности дарованной ей небом. А именно обеспечения безопасности паломников на землях Принципата Андорра. В сопровождение она получила; двух пажей, четырех служек, одну даму, восемь лошадей, и шесть осликов. Был октябрь, когда она тронулась в путь. Аббатиса со слезами благословила свою послушницу в путь, и в знак презрения к графскому дому Фуа, за убийство беззащитной сироты, написала прошение к епископу Кагора с просьбой принять её монастырь под юрисдикцию римского первосвященника. Епископ Кагора являющийся по совместительству еще и графом немедля, то есть не информирую римского первосвященника, и сделал. Епископ известил графов Фуа о том, что их монастырь по местному праву переходит под юрисдикцию графов Кагора, со всеми своими доходами и крестьянами. Король незамедлительно утвердил данное решение своего верного кагорского вассала. Реакция графа Фуа нам неизвестна, но после этого случая его нападки на имущество церкви только усилились.

Аббатиса была права, обвиняя графа в убийстве сироты по многим причинам.

Первая. Дороги тогда представляли просто пути или направления. Путешествовали в основном по рекам, так было удобнее и безопаснее. Можно было плыть днями, не приставая к берегу и не оплачивая право прохода по землям. Разбойникам так же было труднее напасть на лодки, нежели на караван из всадников. Девочка вынуждена путешествовать по суше, так как реки в горы не текут. Разбойникам не составляло никакого труда ограбить маленький караван и убить путешественников, что бы никто не узнал о содеянном.

Вторая. Граф не представил провожатых, а они были нужны, так как никто не знал пути к Пиренеям и через. Было время проведения сельских работ, и никто не хотел бросать их, так как от них зависело благосостояние на следующий год. Закрома должны быть заполнены и неважно, чьи это закрома графа или крестьянина, урожай то один и собрать его нужно в срок, а в чьи амбары его грузить это уже второй вопрос. Рассчитывать на согласие проводника, провести караван к Пиренеям, в это время было равно находке золотого в грязи.

Граф не имея возможности противостоять королю, решил отыграться на сироте. Если сгинет хранительница Камино, то сгинет и идея Людовика VIII, о присоединении Окситании, то есть Лангедока.

К Пиренеям она подошла в ноябре в сопровождении: одного пажа двух служек и восьми осликов. Остальные участники эскорта воспользовались своим правом сменить господина. Она въехала на перевал на ослике по имени Ло, вслед за ней шел служка, неся крест. Следом следовал паж на ослике, держа в руке геральдический щит, указывающий всем на происхождение путников. Другой служка вел остальных осликов груженных припасами и оружием, оставшимся от ушедших слуг. Они начали подъем без проводников сами, потому, что крестьяне отказались идти в такую позднюю осень в горы. И еще потому, что они не понимали какую опасность, таят горы, и еще дети верили, что Бог поможет им – безгрешным в преодолении гор. Первые дни подъема на Пиренеи прошли прекрасно, было безветренно и солнечно, особенно на самом верху перевала. Но когда они начали спускаться в долину, полил дождь и спустился туман. Вернее сами дети спустились в облака, которые скапливались возле вершин, не имея возможности их перевалить. Только отдав часть влаги, облака с трудом преодолевали вершины гор. (1200 метровый перевал). Не видя конца белесой пелене, дети были вынуждены, остановится, кое-как, поставив матерчатые навесы на растяжках, что бы хоть как-то спастись от дождя и сырости. Они забрались под навес, чтобы переждать непогоду. Навес немного спасал от сырости, но не спасал от ветра и холода. Ночью, случилось несчастье, напугавшись невесть чего, часть осликов разбежалось. Ослики разбежались, но оставили поклажу, утром другие нагруженные в два раза больше прежнего отказались идти в туман. Дождь висел недвижимой серой стеной, перемежаясь с пластами белого тумана такого густого, что если сесть на ослика, то его хвост терялся в тумане.

Испуганная Эля, выйдя из палатки, встала на колени и стала молиться о ниспослании прощения их грешным душам. Девочка во время молитвы расплакалась потому, что не смогла исполнить просьбу тётушки и принести в этот дикий край закон. Молитвы, которые она знала, закончились, и день заканчивался тоже, когда с полуденной стороны перевала послышалось блеянье баранов и показалось стадо, ведомое белым козлом с большими рогами. Пастуха видно не было. Стадо прошло мимо, не обращая внимания на маленький лагерь и молящуюся девочку. Вскоре все стихло. Эля, наплакавшись вволю, ударами ног и затрещинами привела своих вассалов в чувство и заставила всех молиться. Когда совсем стемнело, на дороге раздалось пение, и появилось нечто в козьих шкурах. Так как это нечто расталкивало туман и шло на двух ногах, то Эля подумала, что это либо враг рода человеческого, либо пастух. Она удвоила молитвенный пыл, чтобы спастись от дьявола молитвой. Когда Нечто подошло поближе, до молящихся донёсся запах козьих шкур и навоза, что соответствовало приметам, по которым можно было отличить творение созданное по образу и подобию божьему от врага рода человеческого, пахнущего серой. Эля смело вышла навстречу незнакомцу, шедшему твердым шагом человека знающего дорогу и ничего не боящегося.

Детские голоса, читающие молитвы, заставили его остановиться, и подойти к палатке и стоящей возле неё девочке в розовом платье. Эля, хранительница Камино, замёрзшая и поэтому шмыгающая носом, обратилась к незнакомцу по-французски, он промолчал, затем она спросила на кастильском наречии. Молчаливый Незнакомец вздохнул в ответ и вдруг спросил,

–Воды?– глупее вопроса или просьбы нельзя было вообразить, вода была везде, её было много.

–Да,– ответила она по-окситански104.

Он протянул руку, Эля взяла чашу, предназначенную для причастия, и наполнила её вином, так как запасы питьевой воды закончились и весь отряд пил вот уже третьи сутки вино. Как превратить туман в воду никто тогда не знал. (Нечего винить детей!). Незнакомец выпил большую чашу, предназначенную для причастия всего соборного клира, и ушёл.

Утром стадо так же прошествовало мимо, но уже в другом направлении вверх. Незнакомец также прошествовал мимо, так же выпив чашу вина. Вечером повторилось тоже самое. За ночь им стало хуже. Дети начали кашлять, их стал бить озноб, но найти спасение от сырости они не могли, вокруг не было дров, но самое главное у них не было огнива, чтобы хоть как-то попытаться развести огонь. Они то и дело прижимались к осликам, что бы как-то согреться. Появление незнакомцев или даже диких зверей их уже не пугало, они так обессилили, что чувство страха их покинуло. Ночью в пятницу вдруг вышла луна, и стало так холодно, что одежда покрылась тонкой ледяной коркой. Ослики стали кричать словно прощаясь. Дети помолились и, выпив из чаши для причастия вина, помолившись, простили друг дружке все обиды. И молча приготовились к встрече с Господом. Тут со стороны спуска послышалась возня, шум и глубоко утробное рычание. Две остромордые тени, с горящими глазами показались на дороге освещенной лунным светом.

– Стая! Волки! Вот и всё! Конец!– подумала хранительница Камино.

Вдруг волчья тень, теплым языком облизала её щёки, и радостно тявкнула. Потом появились несколько фигур в плащах, и шляпах, которые быстро собрали лагерь, нагрузили осликов, и бережно подняв детей на руки, начали спуск вниз. Засыпающая хранительница Камино, пред сном только, успела предать самый большой мех с вином самому главному из спасителей, так ей показалось.

Спуск продолжался недолго, всего минут двадцать. Детям, всего-то, не хватило терпения или удачливости, что бы завернув за небольшой уступ горы, увидеть внизу в ста футах селение и провести ночи в тепле, и неге. Горы подшутили над посольством. Ветер, постоянно дувший в северном направлении чуть вверх по склону перевала, относил звуки и запах селения чуть в сторону и дети их не слышали. По этой же причине селяне не могли услышать детей. Лишь запах хорошего вина, которым благоухало дыхание пастуха, заставил их как-то призадуматься. Пастух честно ответил на все расспросы,

– Что в течение двух суток вино ему давала фея в розовом платье. Другой, кто-либо, не мог в начале зимы идти через горы. Это же истина.

Староста вначале не поверил ему, так как стадо было спокойно и пришло все. Фея не польстилась даже на молоденьких ягнят с сочным мясом, которое можно есть без соли. Но на следующий день все повторилось. Староста был вынужден засомневаться. Он, кроме того, засомневался еще и потому, что днями ранее пришли в селение невесть откуда взявшиеся ослики с кожаной упряжью, такой, какой в этих местах никто не делал. Совпадение случайностей; от пьяного пастуха до осликов с богатой упряжью, не давали ему покоя. Он начал волноваться, некая тайна – неизвестность, грозила обрушить обычное течение сельской жизни. Вот именно тайна его и пугала. Староста решил пустить по следу пастуха общинных собак, но пастухи с северного склона взяли их для охоты на кабана. Другая свора была приходской. Староста обратился к священнику с просьбой принять личное участие; молитвой и крестным ходом, в предприятии по возвращении ему покоя, то есть в разрешении этой тайны. И дать приходскую свору для поиска феи в розовом, которая наливает вино большими чашами для некоторых пастухов. (Староста тоже пастух, но пас своих овец, к своему несчастью, в это время на восточном склоне, где трава всегда сочнее). Священник, наотрез отказался, лично искать фею с помощью молитвы и крёстного хода, но приходских собак дал.

–Ну, а вдруг, что, если фея ложь, то вино может быть истиной. То есть божьим даром, дарованным мне, для причастия, на всю зиму. – Думалось ему.

Через день, когда взошла луна, предвещавшая начало зимы и закрытие перевала. Селяне, ведомые только старостой, без священника и его благословления, но с его сворой собак, пущенных вперёд, горы все-таки, и лишняя предосторожность не помешает, в любом случае, пошли вверх по перевалу искать фею в розовом платье. Которую и нашли в полузабытьи в четверти мили от своего селения105.

Хуже всего пришлось старосте, когда его жена и другие матроны увидели больных детей, ему пришлось открыть все общественные амбары, количеством двух. И дать общинных дров в общинный дом для общей помывки, для оздоровления и отогревания детей. Любые отказы принимались женщинами как бунт, а его женой как нарушения закона Божьего. В конце концов, староста не выдержал и кинул вериги своей власти, – ключи от общинных дверей, жене и сбежал в часовню к священнику, который честной молитвой старался изгнать злой дух в розовом платье из селения.

Священник, во время молитвы, для звучности голоса, каждую строфу святого писания, сопровождал небольшим глотком яблочного вина. Учитывая, количество строк в Писании, своевременное появление старосты, в этот раз, спасло священника от видений, изредка преследующих его на следующий день после молитвенного подвига. Отче благословил, полукопчёную баранью заднюю, правую ногу, (левая, всегда у баранов толчковая, и поэтому жестковата), и лепешку. Кувшин с вином староста нашел сам. Через двадцать минут дуэт праведников распугал всю нечисть на милю в округ.

Ажиотаж и суета вокруг найдёнышей объяснились, прежде всего, тем, что редко кто вообще приходил в селение, а если и приходил, то не имел таких нарядов, в которые была одет эта девочка и её сопровождающие. Приходившие были в основном любо пастухами либо воинами. И те и другие не могли рассказать женщинам Эль Серрат о том, какие наряды носили при дворе графов Фуа или о том в каких нарядах приходили на исповедь к епископу Урхельскому – святому человеку, отъявленные грешницы из общины Сант-Жулия-де-Лория. Пока грелась вода в большом каменном котле, ведь детей надо было отогреть и пока мужчины носили холодную воду из речки, ведь воды нужно было много, так как детей тоже было много. Ослики так же хотели пить и что бы не забыли их, они начали реветь противными голосами и ревели до тех пор, пока не были напоены водой и накормлены.

В общем, пока шли подготовительные работы, женщины из селения Эль Серрат во главе с тётушкой Туше – жены старосты обсудили её первое – розовое платье. Затем, когда вода приспела, и можно было отогревать девочку, они обнаружили еще одно, но цвета неба расшитое золотыми лилиями. Пока пораженные богатством и красотой платья юной путешественницы кумушки во главе с мадам Туше обсудили второй наряд вода почему-то стала холодной. Но тетушка Туше тут быстро нашла выход, она предложила положить девочку в котел и нагреть его, так будет быстрее. С девочки сняли второе платье, нижнее белье не было подвергнуто тщательному обсуждению из–за боязни сварить ребёнка. Дождавшись, когда кожа ребёнка порозовеет, они достали девочку из котла и натёрли медом, смешанным с настоями трав и яблочным вином. Затем они завернули её мохнатую льняную простыню, и укутали в козьи шкуры, и лишь убедившись в том, что от двери не дует, они положили её на лавку, которую придвинули как можно ближе к очагу, в котором тепло тлели угли. Затем они принялись обсуждать её багаж, но уже в пол голоса, что бы не разбудить гостью. Багаж они разложили сушиться на лавки, а часть повесили на стены Большого общинного дома. Занятые феей они чуть не забыли её трёх сопровождающих, которых доверили своим младшим помощницам. Вспомнить об их существовании их заставили тишина, которая стаяла в Младшем Большом доме, предназначенном для молодёжи. Когда немного взволнованные необычной тишиной тётушки открыли туда дверь, они увидели, как молоденькие селянки обсуждали мужские достоинства молодых слуг феи. У девчонок лишь хватило сил раздеть молодых людей, но омыть их и одеть они не смогли, смущение их останавливало. Старуха Жарико, поставленная всем селением следить за целомудрием молодых в Младшем Большом доме была увлечена общим порывом обсуждения нарядов феи и попросту убежала оттуда к своим товаркам,– на минуточку,– как она сказала потом. Оттолкнув смущенную молодую поросль, опытные и зрелые дамы принялись за дело, то есть за лечение трёх молодых путешественников. Правда, надо сказать не каждой из них удалось скрыть похотливый огонёк в глазах. Уж очень хороши были молодые спутники феи. Другими они быть и не могли по определению, правда, ведь????

В конце концов, где-то за час до рассвета все, умаявшись, угомонились, тётушка Туше с товарками, в эту ночь, отказавшись с мужьями разделить постель, остались спать в Большом доме, под предлогом охраны здоровья гостьи. Правда мужья не очень беспокоились таковым поведением, ибо жизнь в горах научила их быть терпеливыми и сносить капризы погоды, равно как и капризы женщин.

–Ещё не известно кто капризней, ветер в горах или ветер в голове красавицы,– любили поговаривать они. Поэтому мужчины, когда суета достигла высшей точки и они стали чаще попадаться под ноги мчащимся туда сюда женщинам и мешать, тем делать добро – лечить путников, потихоньку стали собираться у ворот дома священника, стоящего немного на отшибе рядом с кладбищем. Из приоткрытых окон дома на всю округу неслось,– Тебя бога хвалим! На два голоса. Что давала надежду отверженным обрести приют до окончания ночи здесь

Староста открыл дверь, так как священник мог ходить, только имея третью точку опоры. Шестеро мужчин во главе с мельником прошли в дом и, перекрестившись на святую книгу, достали, кто, чем успел разжиться перед уходом из дома. Оглядев молитвенное собрание оценивающим оком, священник односложно сказал,

– Мало,– перевернул страницу Библии.

Мельник как живущий рядом пошел за еще одним кувшином яблочной настойки, который и принёс через несколько минут, не выпив ни глотка, даже для пробы.

–Все как вымерли, в домах никого не видно, никто не спросил куда иду, куда несу вино, никто не попросил плеснуть в свою кружку для пробы,– сказал он,– объяснив тем самым свой быстрый приход назад.

– Наваждение,– пробормотал священник.

–Давайте-ка братья для борьбы с наваждением прочтём книгу Иова, о верности Богу,– предложил священник и, не дожидаясь согласия, принялся за чтение, не обращая внимания на селян стремившихся нагнать упущенное время и войти в такое же состояние, как староста и священник.

После чтения второй главы все погрузились в глубокий сон. Утром священник один открыл двери храма и совершил один службу, ибо служба свершается, не зависимо от желания или состояния, а по совести и служению. Лишь солнце в зените разбудило селение. Даже овцы так были напуганы ночными действиями, что стояли в овчарне тихо и не разбудили пастуха на рассвете своим блеяньем. Матроны освободившись от пут сна побежали готовить обед. Время завтрака давно минуло. Тетушка Туше осталась наблюдать за сном феи. Вскоре девочка открыла глаза и спросила,

–Где я?

– В Эль Серрате, паррокии Ордино, княжества Андорра, – ответила тетушка.

Девочка, по-видимому, не был полностью готова принять информацию и, замолчав недолго, вдруг спросила по-испански,

–Девиз?

Потом произнёсла,– Кастилия и Леон!

–Virtvs Vnita Fortior, (что значит, Единство даёт силу), – ответила тетушка Туше, что бы не ударит лицом в грязь пред гостьей, надо сказать, это все, что она знала по латыни. И то только потому, что мыла большую сельскую печать, которую хранили в углу под полом в потайном месте. Девочка опять замолчала, потом попросила подробнее рассказать о месте, и о людях. Тетушке показался чудовищным её язык, ей послышалась

– Прсю кажите о жжено муж земли ту. (Прошу вас расскажите о мужьях и жёнах земли этой.)

Немного задумавшись, она ответила,

–Княжество, община, веруем в Христа. Нас много, мы вольные, платим только епископу. Рады людям – честным христианам.

Девочка с трудом разобрала эту тарабарщину где, вместо К, говорили Х, где вместо О, говорили УО. Но когда поняла, она хлопнула в ладошки и попросила есть. Тётушка радостно вскрикнув побежала делиться этой новостью с товарками, позабыв о просьбе девочки. Правда эту новость она сообщила только жене мельника, живущей на другой стороне улицы. И быстро, – через пол часа они вернулись гружёные снедью. Увидя как ребенок стал есть, они расплакались, умиляясь красотой и нежностью ребёнка. До самого вечера селяне заглядывали в окна Большого дома, любуясь красотой девочки.

Вечером все собрались на общинный ужин, где девочка, одетая в синее платье, шитое золотыми лилиями представилась,

–Элеонора Констанца Екатерина де Трасьерра-Тьеррас-де-Гранадилья, дама д. Альбре хранительница Камино, Виконтесса Ордино и Сент Жулии де Лория.

Из всего пышного титула селяне смогли разобрать только виконтесса Ордино и спросили её

–По какому праву она стала главой Ордино, когда у них есть свой староста?

–По праву рождения,– ответила девочка и рассказала свою историю. Сначала её мало кто понял, но когда привели священника и с его помощью, она еще три раза рассказала; о себе, о своей семье, о подлости дома Фуа. О юном, и набожном короле Франции, который беспокоится о безопасном пути для паломников, стремящихся искупить свои грехи у гроба святого Якова. Поэтому он отправил её – хранительницу Камино, установить власть истины и прекратить грабежи людей стремящихся спасти свою душу молитвой и послушанием.

–Видно это промысел Божий пославший красоту к нам, мы не грабили паломников, а взяли у графа Фуа плату за провод его войск через горы. -Ответил староста за всех.

–Ведь паломники с мечами не бывают?– спросил её староста.

Этот вопрос, почему-то развеселило селян из Ордино. Пока те смеялись несколько раз, задавая друг – другу этот вопрос на разные лады. Элеонора велела принести её геральдический щит и библию. Когда верный оруженосец принёс просимое. Она встала и сказала.

– Вы жители общины Ордино доказали мне, что не грабили паломников, поэтому я хочу услышать клятву в верности Вере.

Староста жестом руки остановил нарастающий гул недовольных голосов, затем спросил.

–Если мы дадим тебе клятву верности, что дашь нам ты?

– Я сообщу своему брату королю, что вы добрые христиане, и он даст вам законы защищающие слабых. Я сообщу своим сестрам в монастырях, что вы добрые христиане и они будут молиться за вас и просить папу о вас. Я скажу купцам, что вы добрые христиане и купцы привезут вам много товаров, ибо торговать лучше с добрыми людьми.– Ответила Элеонора. Хранительница Камино.

– В знак того, что король послал меня сюда, я предаю вам его подарок два ослика гружёных товарами, а для церкви я привезла чашу для причастия и вино из города Кагор,– продолжила она.

Староста взмахом руки остановил гул одобрения и сказал,

– Мы живём не одни, нас семь общин, и тебя взаправду направили не только к нам, поэтому мы подумаем над твоими словами, и мы не будем решать за других, у нас говорят – «никто же и в правду не решает, когда ужинать соседу».

Правительница Камино согласилась с его словами, её же согласия так никто и не спросил. Однако ослики были разгружены и накормлены, её вещи ей вернули высушенными, а, кроме того, её кормили такими вкусными сырами и пирогами, что ей и уходить никуда не хотелось.

На следующий день гонцы был отправлены в остальные общины принципата Андорра, а самый главный на коне, для важности и быстроты передвижения, к архиепископу Понсу де Виламуру в славный город Сео-де-Уржель. Все гонцы вернулись к вечеру того же дня, кроме посла уехавшему к епископу. Посол остался на ночь не потому, что не успевал вернуться до захода солнца в Ордино, нет, он остался там для важности, и поднятия авторитета принципата в глазах жителей урхельской долины. Ну, какой же ты посол независимой страны, если все дела делаешь за час или два? Ну и, кроме того, ему просто захотелось узнать какие новости есть в мире, что бы потом пересказать их селянам, ведь когда еще выпадет такой случай приехать в Урхель, да еще за счёт принципата. Андоррцы, как и все Баски прижимисты.

На следующий день к вечеру представители общин – паррокий, вигье, начали собираться в большом доме. Каждый из прибывших счёл своим долгом выразить; свою признательность за визит хранительницы Камино в принципат Андорру и своё восхищение её красотой и смелостью. Это выражалось в том, что входивший представитель – вигье, оставлял рядом с её щитом горшочек с мёдом и гусиным жиром. А восхищение красотой проявлялось в длительном поклоне, который позволял ему рассмотреть девочку подробнее. Восхищение смелостью выражалось длительными вздохами, восторженными возгласами и взмахами рук.