Однажды я встретила волка

Пока что с Митой не происходило ничего странного. Она не сходила с ума, как пастух Саран, не чувствовала боли или слабости – работа по дому спорилась. Зера то и дело навещала подругу, помогала с хозяйством, рассказывала смешные истории. Она видела, что после неудачного похода за травами Мита растеряна и расстроена, и всеми силами старалась подбодрить.

Ранним утром десятого дня месяца Зреяния Митьяна отправилась навестить Радию. Хозяйка долго уговаривала ее остаться и позавтракать со всеми, но Мите отчего-то не хотелось есть и она отказалась. Поблагодарив за предложение, она поспешила к выходу, открыла дверь…

И прямо на пороге ударилась головой о чью-то широкую грудь.

Митьяна отступила и потерла ушибленный нос. От человека перед ней пахло терновником и хвоей. Она подняла глаза и встретила взгляд незнакомца… и сдавленно охнула.

Не человек это был, а волколюд. Мита его сразу узнала – это его она видела несколько дней назад, когда он с главой клана Лииш приходил в деревню.

– Боги… – прошептала она, – простите…

Сзади послышался звон: Радия выронила оловянную миску.

– Лик? – Староста Дирк вскочил с места. – Почему ты здесь?

Волколюд не сводил глаз с травницы, отчего той стало совсем неуютно. Он пристально посмотрел на ее правую руку, едва заметно скривил губы и шагнул в дом.

– Извините, что без приглашения, – обратился он к старосте. – Хотел предупредить о сегодняшней ночи.

У Митьяны перехватило дыхание. Сердце заколотилось в груди, как сумасшедшее, и, забыв попрощаться с хозяевами, она соскочила с крыльца и побежала в сторону дома.

Голос волколюда она тоже узнала. Его она слышала там, на берегу реки.

Мита смогла остановиться, только когда очутилась в сенях и захлопнула за собой дверь. Горло перехватило; хотелось закричать и заплакать, но вместо этого она молча сползла спиной по двери и поджала под себя дрожащие ноги.

Он тоже узнал Миту. Иначе бы не разглядывал ее руку.

Прошло немало времени, прежде чем травница успокоилась и выровняла дыхание. Сейчас ей не стоит высовываться. Волколюд наверняка зол на нее за то, что она нарушила запрет и сунулась в лес. А если сложить два и два, то получится, что этот Лик – не абы кто, а сын самого главы клана Лииш. А если он прямо сейчас рассказывает старосте о том, что она ушла в лес, а не на равнину, как говорила всем? Староста точно разозлится.

В рту у нее пересохло. Мита сунулась в бочку с водой и обнаружила, что не наполнила ее с утра. Обругав себя за непредусмотрительность, она поднялась и на ватных ногах вышла на улицу. При мысли о том, что ей нужно было сходить к роднику рядом с домом старосты, ей даже поплохело.

Краем глаза Митьяна уловила движение. Она обернулась и чуть не упала: волколюд возвращался в лес и проходил аккурат мимо ее ворот. Мита вжалась спиной в стену дома и проследила за ним взглядом, и на короткий миг ей показалось, что он заметил ее и слегка повернул голову. Это заставило ее отпрянуть в тень дома.

“А если это он, значит, он мне тогда помог, – вдруг подумала травница. – Из воды вытащил и на равнину вынес. А я его даже не поблагодарила”.

От этой мысли Мите стало стыдно. Он, между прочим, и сам рисковал, помогая человеку. А она боится выйти и сказать “спасибо”. А потом еще удивляется, почему волколюды недолюбливают деревенских.

Мита заставила себя отлипнуть от стены и дойти до калитки. Широкая спина Лика уже скрылась за поворотом, и, чтобы догнать его, ей пришлось перейти на бег. Коса хлестала миту по плечам, и она перехватила ее дрожащими руками, прижав к груди. Нагнать волколюда ей удалось только у самого выхода из деревни, где уже начиналось душистое море равнинных трав.

Волколюд остановился. Мита тоже. Сердце ее продолжало бешено колотиться.

– Ты чего-то хотела? – холодно поинтересовался он, даже не обернувшись.

Травница моментально растеряла все слова. К горлу подкатил ком.

– Я… – Она сглотнула. – Извини… Я хотела сказать… хотела поблагодарить.

Лик, наконец, повернул голову. Его темные глаза смотрели прямо на Миту, и та с трудом удержалась, чтобы не броситься наутек.

– За что?

Она даже удивилась.

– Как за что? За помощь… там, у реки… Это ведь ты был? Я не ошиблась?

Лик ответил не сразу. Он внимательно изучал ее лицо, руки, сжимавшие косу, дрожащие ноги, а потом неожиданно усмехнулся.

– Я выдал себя взглядом на твою руку?

– Голосом, – призналась она. – Я слышала твой голос там…

– Слышала… – эхом повторил волколюд. – Зачем вообще туда сунулась?

Мита не ждала расспросов, а потому растерялась.

– Ну… я… мне ягоды нужны были… на отвар.

Лик махнул рукой, и она замолчала.

– Тебе повезло, что там оказался я, а не кто-то другой из клана. В следующий раз может повезти меньше. Не лезьте, куда вас не звали. – Последние слова он произнес резче прочих, и Митьяна вздрогнула.

Когда девушка запоздало кивнула в ответ, Лик отвернулся и направился в лес. Мита проследила за тем, как он исчезает среди трав, а потом поплелась домой. День только начался, а ей уже хотелось без сил рухнуть на лавку и проспать до следующего утра.

* * *

К вечеру у Миты разболелась голова. Она наводила порядок на чердаке, расставляя короба и мешки с остатками трав, развешивая свежие пучки полевых цветов под крышей, когда поняла, что от слабости у нее трясутся руки. Солнце садилось, последние его лучи заглядывали на чердак через небольшое окно, подсвечивая пылинки и сухую труху. Мита сложила остатки в коробку, пообещав разобраться с этим завтра, умылась, натянула рубашку для сна и упала на лежанку, которую соорудила из соломы и мехов в углу чердака.

В сон Мита провалилась почти сразу, но он был беспокойным. Поначалу вокруг нее царила липкая темнота. Она шла наугад и спотыкалась о невидимые преграды. Чем дольше Мита бродила, тем сильнее уставала: тело горело и плавилось, ее била дрожь, как в лихорадке, и Мита даже сквозь сон подумала о лекарстве. “Неужели все-таки простудилась в реке? – размышляла она. – Или устала просто?” Травница пыталась проснуться, чтобы дойти до полок с травами, но тело не хотело слушаться.

Постепенно темнота стала меняться. Она уже не была такой липкой и душной, в ней появились странные отблески, похожие на чьи-то цветные тени. Митьяна невольно потянулась за ними. Тени постепенно складывались в силуэты. Незнакомые люди, в несколько рядов обступившие пылающий костер, покачивались в такт языками пламени, и свет плясал на их смуглых лицах. Темнота наполнилась гортанной песней, и от нее у Миты внутри все задрожало. Она зажала уши, но звуки продолжали проникать в ее голову. Травница зажмурилась и побежала прочь со всех ног. Песня не отставала.

Силуэты у костра сменились могучими елями, чьи верхушки серебрились в свете луны. Гортанная песня затихла, а вместо нее темноту разрезал пронзительный вой. Миту окружили звери. Они рассекали темноту вокруг словно стрелы, оставляя за собой желто-рыжие шлейфы. Где-то вдалеке раздался рев, и испуганная травница шарахнулась в сторону. Рядом с ней возникла цветная дымка, и в ней она разглядела двух животных – волка и лося с раскидистыми рогами, над которыми рваной тенью металась птица, похожая на огромного ворона.

Увиденное так потрясло Миту, что она попятилась и поскользнулась босыми ногами на чем-то склизком и мокром. Тело окутал холод, как будто она снова упала в быструю реку. Она замахала руками и ногами, пытаясь подняться; цветные блики смешались перед глазами в один пестрый ком. Мита замотала головой, попыталась встать, но почему-то не смогла и уперлась руками в твердую землю…

* * *

Когда Мита распахнула глаза, на чердаке было темно. Через небольшое окошко лился ровный лунный свет, оставляя на полу синеватые тени. Все вокруг было каким-то серым и блеклым, но знакомая по снам цветная дымка окутывала весь чердак. В нос ударил резкий запах сушеных трав.

Мита поднялась со своей лежанки. Солома и меха сбились в кучу, и теперь ее самодельная постель отчего-то казалась слишком маленькой. Тело все еще хранило остатки странного жара и ломоты, и травница решила на всякий случай заварить травы и выпить.

Травница попыталась подняться на ноги, но спина отдалась резкой болью – она никак не могла распрямиться. Ноги тоже не слушались. Травница часто заморгала, чтобы избавиться от надоедливой пелены, но та не желала исчезать. Отчаявшись, девушка опустила лицо на руки. Нос почему-то столкнулся с полом раньше, чем она ожидала.

Митьяна открыла глаза и некоторое время тупо таращилась на свои руки, которые уже руками не были. Это были лапы. Волчьи лапы, от которых исходила тонкая золотистая дымка.

Травница закричала, но вместо крика из ее горла вырвался испуганный вой.

Где-то в деревне залаяла собака.

«О, боги, что это? Что происходит?»

Мита запаниковала и попятилась. Раздался треск: с ближайших полок повалились корзины, и она не глядя наступила на них, переломав плетеные каркасы и растоптав травы в труху. Мита взвизгнула и отпрыгнула в сторону. Теперь чердак наполнился грохотом падающих мисок и глиняных чашек. Окончательно перепугавшись, Мита отпрянула к окну, споткнулась о мешки с сеном, кувыркнулась и больно ударилась челюстью о деревянный пол. Каждое ее движение сопровождалось шумом: чердак был слишком тесный для волчьего тела, и она то и дело что-нибудь задевала.

В курятнике встревоженно закудахтали куры. Лай не прекращался, и проснувшийся хозяин недовольно прикрикнул на собаку. Это был голос Нита, Митьяна узнала его, несмотря на то, что дом молочницы находился на другом конце деревни. Странно: она мало что различала перед глазами, кроме цветных бликов, чувствовала себя почти что слепой, но при этом слышала каждый шорох, каждый треск и множество чужих голосов. Ее нос улавливал несметное множество запахов: травы на чердаке, корова в сарае у деда Казира, собачья шерсть, настаивающиеся в чьей-то печи наваристые щи. К ним примешивались и совершенно незнакомые ароматов. От них кружилась голова и хотелось взвыть.

Запоздало Митьяна сообразила, что в деревне ей оставаться нельзя. Собака Нита продолжала заливаться, и неизвестно, когда сам Нит заподозрит неладное и поднимет народ, чтобы все выяснить. Она заметалась по чердаку, пытаясь найти выход. В узкую дверь в полу она не пролезала, да и по крутой лестнице бы не спустилась; оставалось только окно, к которому она и подскочила. Осталось сообразить, как его открыть и выбраться наружу.

Цветные блики продолжали надоедливо плясать перед глазами. Голова сходила с ума от обилия запахов.

Мита несколько раз ткнулась носом в задвижку, поскребла ее когтями, но никак не могла подцепить. Собака стала лаять реже, но проснувшиеся куры и не думали замолкать. Травница мысленно обругала себя за привычку запирать окно на чердаке и попробовала взять задвижку в зубы. Не с первой попытки, но ей это удалось: засов поддался, окно открылось, и Мита кубарем выкатилась из него по покатой крыше крыльца прямо в кусты черноплодной рябины.

Теперь ей предстояло выбраться из деревни. Вот только куда?

Волчье тело казалось Мите неуклюжим. Лапы не слушались и заплетались в траве – она не понимала, как управляться сразу с четырьмя. Морда казалась слишком длинной, и ветки больно хлестали ее по носу. Когда она выкарабкалась из рябиновых кустов, палки, листья и стебли вьюна, обвивавшего стволы, застряли повсюду в ее шкуре. Травница подскочила к калитке и едва не сбила ее с петель.

Она услышала еще один недовольный окрик – Нит все-таки вышел на крыльцо, чтобы усмирить собаку. От мысли, что ее могут заметить, Мита задрожала и бездумно припустила по дороге, меся лапами пыль. Сама того не осознавая, она побежала на равнину, прямиком в лес Лииш, туда, где были волколюды – пожалуй, единственные, кто мог бы ей помочь.

Глава 7. Митьяна

Когда волк хватает зубами морду сородича, то таким образом проявляет заботу и сочувствие и, кроме того, выражает готовность взять его под защиту. Это похоже на то, как люди обнимают других, чтобы подбодрить или оказать поддержку.

Из справочных материалов «Повадки диких животных», библиотека академии Куубер.Х514 год, 10 день месяца Зреяния

Лес Лииш выглядел совсем иначе. А возможно, дело было в том, что этой ночью Мита смотрела на него волчьими глазами.

Стоило ей оказаться в тени могучих деревьев, как ее затопила волна облегчения, словно после долгого странствия она очутилась на родной земле. Тело расслабилось и теперь двигалось само. Волчица бежала ровно, оглядываясь по сторонам и постоянно моргая, надеясь, что цветные блики перед глазами когда-нибудь исчезнут. Пока чуда не происходило.

Незнакомых запахов в лесу оказалось еще больше, чем в деревне. Помимо трав, хвои и редких ранних грибов здесь пахло жителями леса. Стоило ей прикрыть глаза, как каждая дымка, витавшая перед глазами, пыталась принять чьи-то очертания, но их было так много, что у волчицы кружилась голова.

Митьяне всегда казалось, что лес по ночам спит, но на самом деле он был переполнен звуками. Рядом с ней шуршали лесной подстилкой мыши, наверху меж еловых веток перекликивались сычи. Она слышала, как в чаще стучат по земле чьи-то копыта – возможно, лося или оленя. Казалось, даже земля под ее лапами дрожала, донося какое-то тайное послание. Митяна не успевала осмыслить происходящее: слишком много сведений об окружающем мире, слишком непривычно было слышать и чувствовать, то, что ранее оставалось за пределами возможностей человеческого тела.

Вместе с этим с каждой преодоленной саженью бежать становилось легче. Волчица уже не спотыкалась, легче перепрыгивала через поваленные деревья. Тело будто само знало, куда ступить, как обойти, где находится очередная преграда и что ожидает впереди.

Желтоватая дымка вокруг стала ярче. Она тянулась нитями сквозь лес и спустя несколько саженей сложилась в два силуэта. Мита снова заморгала, но они никуда не исчезали. В нечетких границах она разглядела волчьи лапы и пушистый хвост; казалось, будто дымчатые звери бежали перед ней. Недолго думая, Мита последовала за силуэтами.

Чем дальше она бежала за ними, тем отчетливей становились волки. Незнакомый резкий запах ударил в нос, моментально сбив волчицу с толку. Она мотнула головой, прыгнула через кусты и очутилась на небольшой поляне.

Дымчатые волки исчезли, а вместо них перед ней очутились настоящие.

Мита резко затормозила и впилась когтями в мягкую лесную подстилку. Волк слева показался ей знакомым: от него пахло терновником, а еще чем-то сладковатым и металлическим, как от рук, которые долго держали монеты. «Кровь…» – вдруг подумала она. Что-то внутри нее откликнулось, заставив задрожать всем телом.

Рядом с волком, вздыбив шерсть, стояла волчица. Из-за витавшей вокруг дымки Мита не могла определить, какого цвета была их шерсть, но все же чуяла, что они похожи – их запахи почти сливались в один.

Мита, наконец, осознала, что перед ней были волколюды. Кажется, их она и искала. Но совершенно не представляла, что делать при встрече. Несколько долгих мгновений висела оглушающая тишина, а потом незнакомая волчица рассвирепела и обнажила клыки.

– Это что еще за фокусы?

Волк поднял морду и посмотрел прямо в глаза Мите. Сердце у той ухнуло в пятки.

– Ба, – услышала она еще один голос откуда-то сверху, – да она ж не ваша!

Мита попятилась.

– И… извините… – пролепетала она. – Я не знала… я просто… я пойду…

Волк подался вперед, и она запоздало подумала, что однажды уже видела его. Однако инстинкты не велели выяснять, где и когда, а лапы просто понесли ее прочь.

* * *

Перепуганная Мита летела, не разбирая дороги, спотыкаясь о каждый корень и собирая мордой все еловые ветки. Позади раздался шум, словно бы кто-то преследовал ее. Шерсть на загривке встала дыбом, и от страха быть пойманной она только ускорила бег.

Остановилась она только тогда, когда лапы вынесли ее на берег реки. Вода блестела в лунном свете, перекатываясь на порогах. Страх перед речным потоком привел ее в чувство. В то же мгновение что-то тяжелое сшибло ее с ног.

– Пусти! – завизжала Мита, когда острые зубы впились ей в загривок.

– Успокойся! – властно рявкнули ей над ухом.

Мита съежилась под телом волколюда, который прижимал ее лапами к земле. В голове стало проясняться. Теперь шум в ушах сменился шумом бурлящей реки; она услышала звонкое пение дрозда где-то на том берегу и громкое дыхание зверя.

– Полегчало? – поинтересовался он. – Я отпущу тебя. Но при условии, что ты не будешь дурить.

– Не буду, – всхлипнула она. – Отпусти, пожалуйста, мне больно.

Волколюд не спешил выполнять ее просьбу. Выждав еще несколько секунд для верности, он напоследок сдавил челюсти и разжал. Почувствовав свободу, Мита торопливо отползла к камышам и прижалась брюхом к земле. Волк сел неподалеку и уставился на нее янтарными глазами.

– Как тебя там прозвали? Лик Стремительный? Уже трижды за эту ночь ты оправдал это имя.

На один из прибрежных камней уселся черный, как смоль, ворон и принялся деловито чистить перья. Мита уставилась на него во все глаза.

– Приятно слышать, – сухо бросил волк.

– Лик? – охнула Мита. – О, боги… так это ты?..

– Да, это я. Давно не виделись, так сказать.

– Ох… – спохватилась она, сообразив, что Лик до сих пор не знает ее имени. – А я… Митьяна. Вернее, Мита. Можно просто Мита.

– Красивое имя, – похвалил ворон. – А я Тиррландан. Можно просто Тир.

– Хотел бы я спросить, что здесь происходит, – прервал Лик их обмен любезностями, – но, кажется, ты и сама не знаешь.

Мита прижала уши. Ее взгляд заметался между волком и вороном.

– Не знаю… Я вообще не понимаю, что случилось и почему я такая…

– А в лес ты за каким дамнаром понеслась?

– Я думала… – ее голос задрожал. – Я не знаю… оно само…

– Не дави на нее, – посоветовал Тир. – Дай ей успокоиться и осознать происходящее.

– Какое? – огрызнулся волк. – Что осознавать, когда неясно, что происходит?

– Как по мне, все ясно. – Ворон начал мерить камень шажками маленькими лап. – Чужую зверолюдку занесло на земли вашего клана.

– Зверолюдку? Как она может быть ей, если она человек?

– Она человек? – опешил Тир. – Карра! А вот это уже интересно…

Лик зарычал и вскочил с места. Мита, напротив, как можно сильнее вжалась в глинистый берег.

– Так! – Тир спрыгнул с камня и забрался на загривок к волчице. – Ты сейчас молчишь. Переводишь дух. Обдумываешь все. А ты, – он указал крылом на Лика, – сейчас расскажешь мне все, что знаешь. Вас уже что-то связывает – или я не прав?

Лик застыл, потом медленно сел на землю и засопел.

– Случилось кое-что пару дней назад… Эта дуреха забралась в лес. Одна. Я нашел ее у реки, она меня увидела. Испугалась. Поскользнулась и упала в воду. Я вытаскивал ее оттуда и зацепил зубами руку. Рану оставил.

– Рану? Укусил, короче?

– Надеялся, обойдется, – буркнул Лик.

– Обойдется? – Тир раскрыл клюв от удивления. – Лик, я потрясен. Ты, такой рассудительный и предусмотрительный – и надеялся? О, Многоликая! Я иногда совершенно не понимаю эти меховые головы!

Ворон наклонился и посмотрел в глаза Мите.

– Вот так и начинаются истории в дешевых романтических книжках.

– Каких книжках? – не поняла она.

– А, прости, забыл, что ты деревенская и такого не читаешь. В городах весьма популярно среди девиц на выданье.

Тир соскочил на землю и стал расхаживать между волками.

– Я уверен, что дело в укусе, – вынес он вердикт.

– Отлично, – проворчал Лик. – И почему укус превратил ее в зверолюдку?

– Откуда мне знать, почему? Спроси у Всевидящей, она же вам покровительствует. Ее, наверное, шуточки.

– И что мне теперь делать? – жалобно отозвалась Мита.

Лик посмотрел на нее в упор.

– Ничего.

– Как – ничего?..

– А вот так. Жить с этим. Смириться. Я понятия не имею, как избавить тебя от Зверя.

Мита замотала головой и затряслась.

– Нет… нет, я так не могу… Мне так нельзя, я же… деревня… и отец… как…

Она попятилась, скользя лапами по мокрой глине, прямиком к воде. Лик зарычал, рывком поднялся с места и прихватил ее морду зубами.

– Успокойся, – приказал он ей. – Вдохни поглубже, выдохни… я не знаю, как вы, люди, приходите в себя.

Та пискнула и попыталась высвободить морду, но зубы Лика сжались сильнее. Она ощущала носом его обжигающее дыхание, и от него по всему ее телу шла дрожь. Мита перестала вырываться и с удивлением обнаружила, что ей становится легче, как будто кто-то невидимый, сидящий глубоко внутри нее, перестал метаться и с покорностью улегся, словно собака, которой указали место. Ей и самой неожиданно захотелось лечь и прижаться к теплому боку стоящего рядом волка, вдохнуть терпкий запах терновника, исходящий от его густого меха, прикрыть глаза и задремать, зная, что она находится под его защитой.

– Сработало, – довольно проклекотал ворон, заметив, как волчица прикрыла глаза. – Теперь общаться будет гораздо легче.

Лик выпустил морду Миты и сел. В его глазах мерцали лунные блики, танцующие на быстрой воде.

– Что ты имел в виду, когда сказал, что мне придется с этим жить? – осторожно спросила волчица.

– То и значит. Похоже, вместе с моим укусом ты обрела Зверя. А значит, тебе придется учиться жить с ним в одном теле.

– Получается, я стала волколюдкой… – Мита прижала уши. – Так нельзя… я так не могу. Я ведь теперь и в деревне жить не смогу.

– Если научишься сдерживать Зверя – сможешь. – Волк был непреклонен. – Как ты перекинулась сегодня?

А ведь до сих пор она не задумывалась, как именно стала волчицей.

– Я… проснулась. – Мита сморщила нос, вспоминая. – На чердаке. Мне снился какой-то сон: про костер, незнакомых людей, большого лося…

Лик и Тир переглянулись, но перебивать не стали.

– Меня, кажется, лихорадило, – продолжала травница. – Я хотела выпить отвар, но когда проснулась, уже была такой.

– Похоже, во сне перекинулась, – заметил Тир. – Прямо как малышня обычно.

Мита вопросительно склонила голову набок.

– Процесс смены ипостаси непростой, – пояснил ворон. – Тело ломается и перестраивается, и чем больше разница между человеком и зверем, тем трудней обернуться. Но у детей все иначе. Их тело гибкое, потому что еще растет, а разум неокрепший, поэтому хуже контролирует инстинктивное «хочу». Вот так и получается, что ночью, когда мозги у детенышей совсем расслабляются, они частенько перекидываются. – Тир закатил глаза. – Столько мороки потом – ловить маленьких воронят по всему гнездовищу…

– С волчатами не легче, – шумно фыркнул Лик.

– Они хоть не летают, знаешь ли!

– Но я же не волчонок, – встряла Мита.

– Если учесть, что волколюдкой ты стала не больше двух дней назад – вполне себе волчонок, – хрипло хохотнул ворон. – По крайней мере, учить тебя придется с самых азов, как маленькую.

– Перекидываться тебе будет сложнее, – добавил Лик. – И больнее. Но потом привыкнешь.

Мита прижала уши.

– Больнее?..

– Не пугай девочку, – пожурил волка Тир.

– Я всего лишь говорю как есть.

Лик поднялся с места и отряхнулся. Мита наблюдала за тем, как он расхаживает вдоль камышей, прижимая уши и нервно дергая хвостом; желтовато-рыжая дымка тянулась за ним, сплетаясь тонким полотном. Волчица прищурилась, чтобы они не мешали ей, и досадливо заскулила, когда это вновь не помогло.

– Что будем делать? – поинтересовался Тир. – Представишь ее клану?

– Нет, – отрезал Лик. – Не сейчас.

Он остановился и посмотрел волчице в глаза; от его властного взгляда ей снова захотелось припасть к земле.

– Такой тебе лучше не попадаться клану на глаза. От тебя еще сильно пахнет человеком. Да и законов наших ты не знаешь. Пойдем, – позвал он ее и махнул хвостом. – Для начала нужно научить тебя быть волком.

– А если пойдешь со мной, – весело встрял вранолюд, – то научишься быть вороном.

– Тир-р-р! – досадливо зарычал Лик.

Ворон в ответ разошелся карканьем, похожим на смех, и поднялся на крыло.

* * *

Лик погнал Миту вдоль реки – он объяснил это тем, что сейчас клан охотится и в лесу можно будет на них наткнуться. Мите совершенно не хотелось встречаться с кем-то из других волколюдов – волчица, которая была тогда с Ликом, явно не обрадовалась ее появлению.

Они добрались до опушки на юго-востоке леса Лииш, и Митьяна шумно втянула воздух носом. Она окинула раскинувшуюся перед ними равнину взглядом: травы пестрели бликами разных оттенков, а деревня вдалеке казалась крошечной и была окутана болотного цвета дымкой.

– Что это за цветные блики и дымки? – наконец, осмелилась она спросить. – Я вижу их повсюду, и они мешают.

Лик насмешливо задрал губу, обнажив клыки. Мита заметила, что когда волк говорил, то почти не шевелил пастью, и все слова будто звучали прямо у нее в голове.

– Мешают? Да ты шутишь!