Под шкурой гаура. Часть 1. Гаур

Милена ошарашенно замерла, не укладывая в голове услышанное. Так значит, не будет никаких барашков? Во славу дурацких идолов сегодня убьют самого что ни на есть живого человека, да еще и победителя кровавых состязаний, на которые она и носу не совала? Но он оказался рабом, что многое объясняло. Жрец уже взял в руки кинжал, готовясь к форменной казни. Девушка нервно сглотнула и хотела принять предложение Терсониса, который собирался подняться и покинуть «Деос плазу», как Даустос вновь заговорил:

– Согласно веками чтимому ритуалу я задам присутствующим один вопрос, дабы боги не гневались, что мы предложили им так мало.

Он подал знак охране, и бравые молодцы, одетые в кожаные доспехи, схватили бойцового раба за скованные руки и подтащили к каменному постаменту, который, судя по всему, выступал в роли жертвенного алтаря. Его толкнули наверх, и один из стражей, грубо опустив раба на колени, ухватил его за волосы и склонил голову до земли, заставляя встать в самую унизительную позу.

– Этот раб, провинившийся перед господами, будет умерщвлен, и кровь его омоет стопы богов, чтобы напоить их и утолить жажду. Но есть ли среди вас тот, кто считает оглашенную жертву недостаточной? Готов ли кто предложить больше?

Как так? Еще больше?! Может, им нужно прирезать скопом с десяток человек, чтобы подмазаться к бездушно стоящим по кругу истуканам, в каменные формы которых калитоссцы вкладывают божественную сущность?! Милена слышала о редких жертвоприношениях в Калитосе, где в основном вспарывали брюхо отловленным в южных краях гиенам, считавшимся слугами богов, должными окружать их в Поднебесье. Но девушка не предполагала оказаться непосредственным зрителем убийства человека. Эта страна была до сих пор пропитана допотопным и диким отношением к людям, а особенно к бесправным рабам. Милене ли не знать о собственной цивилизации, где подобных случаев история и не упомнит.

Знать продолжала помалкивать. Никто не желал раскошеливаться или обещать иные дары. Но в этот момент на другой стороне зала поднялся какой-то молодой человек, одетый в богато расшитый камзол, с изящной саблей у бедра. Он вскинул руку, отзываясь на вопрос храмовника, и громким голосом изрек:

– Я готов. Предлагаю золотом сто монет на нужды Деоса вместо жертвы. Вам деньги, мне Гаура.

А что, это так работает?! От его казни можно просто откупиться золотишком?

Пока Милена наблюдала за происходящим, подав знак Терсонису подождать немного, она заметила, как дернулся от произнесенных слов бойцовый раб и попытался поднять голову, но страж грубо впечатал его обратно в тумбу, не давая сменить позу. Ей показалось, или он досадливо зашипел, и вовсе не от боли?

Однако храмовник не впечатлился предложением молодого человека и отрицательно покачал облаченной в капюшон головой.

– Ваша цена достойна милости богов, сеньор Амарантис. Но я не могу отдать вам Гаура. Вы лишились на него прав на последних состязаниях, и вы знаете почему. Отныне вы не можете владеть этим рабом.

Молодой человек недовольно вскинулся, явно не привыкший к возражениям, и чуть громче и настойчивее добавил:

– Хорошо, раз я не могу, раба заберет моя сестра. Она им не владела и по всем законам имеет на это полное право!

Тут Милене уже не потребовалось прислушиваться, чтобы понять, что из груди Гаура вырвался хриплый рык, и если бы не бдительные стражи и пара усмирительных ударов, он готов был взвиться с жертвенной тумбы. Только вот почему? Неужто выкуп этими сеньорами для него столь нежеланен, и он действительно хочет быть зарезанным во славу чужих для себя божеств?!

– Ваша сестра, сеньор Амарантис, могла бы получить бойцового раба, на то нет никаких препятствий. Но она не почтила своим присутствием и молитвой наш важный ежегодный праздник. И я вам отказываю. Однако вы в праве добавить озвученную сумму к жизни раба на благо Деоса. Вам этот щедрый поступок зачтется. Сеньоры, кто еще может предложить лучшую плату высшим богам, чем одна смерть презренного невольника?

Даустос полностью утратил интерес к молодому человеку, который от досады зло сжал рукоятку сабли, но был вынужден плюхнуться обратно. Черт! Если бы не упрямство главаря сей языческой обители, раб был бы спасен! Наверняка сеньор Амарантис не просто так желал откупить его от казни на жертвенном алтаре. Он пытался ему помочь!

Внезапная мысль осенила девушку, едва она подумала о последнем вопросе сеньора Балиди на сегодня. Не он ли намекал, что Терсонис Рохос никогда не воздавал должное высшим силам? А не удачный ли это момент исправить ситуацию?

Повинуясь спонтанному решению, она вскочила с места и громко воскликнула:

– Тогда я готова!

В момент воцарилась тишина, и все присутствующие уставились на нее с удивлением. Она опасливо осмотрелась, гадая, насколько в Калитосе вообще было принято дамам совершать подобные публичные демарши. Но сказала «а» – читай алфавит дальше.

– Я готова дать больше, – повторила Милена чуть увереннее, прокручивая в голове все нужные сведения о местных традициях. – Я считаю, что три сотни золотых монет окажутся для высших богов слаще и вкуснее плебейской крови бойцового раба. Плачу вам эту сумму для умножения и цветения Деоса от имени нашей семьи Рохос и забираю раба себе.

Смелые слова слетели с ее губ и развеялись многократным эхом под мрачным круглым куполом Пантеона. Прокатит ли такое? Ну раз какой-то сестре Амарантиса не отказали бы, то почему откажут ей? Аукцион вышел честным. Хоть как пить дать она опять наделала в своей речи кучу ошибок…

Даустос меж тем вопросительно воззрился на Терсониса, видимо, ожидая окончательного решения от него.

– Сеньор Рохос, вы подтверждаете желание вашей супруги?

Тот обескураженно глянул на Милену, но возражать не решился.

– Да, подтверждаю, – прокашлявшись, ответил он. – Мы можем прислать оглашенную сумму сегодня же.

Даустос помолчал некоторое время, а потом приблизился к тяжело и раздраженно дышащему рабу, которому все еще не позволяли подняться. Он сделал знак стражам, и те грубо стащили Гаура на пол, ставя на ноги. Последнее, что Милена увидела, пока его не увели из этого треклятого места, был полузвериный взгляд, полный злого, почти бешеного отчаяния, которое бушевало в его сверкающих холодом глазах под завесой спутанных волос.

– Предложение принято, – зычно огласил храмовник. – Закончим сегодняшнюю молитву, господа!

Девушка с долгим выдохом присела на край скамьи. Неужели у нее получилось остановить бессмысленную казнь?

– Демоны, Милена! – прошептал ей на ухо Терсонис, подхватив под локоть. – Что ты творишь? С какой стати мне отписывать деньги этим…

Он не договорил, но девушка и так догадывалась о не самых теплых эпитетах, которые он обычно отпускал в адрес местной религии. Она склонилась к нему и тихо ответила:

– Я заботилась о твоей репутации, между прочим. Даже советник не постеснялся упрекнуть тебя в атеизме. Пусть лучше считают тебя исправным прихожанином! Ты сенатор и обязан быть примером остальным! Можешь вычесть эти деньги из моих расходов. Мне все равно в Аскалитании почти ничего не нужно. А так хоть жизнь человеку спасли.

– О высшие небесные силы! – сдавленно простонал Терсонис. – Давай уже выйдем отсюда и обсудим все по дороге домой. Столько времени потрачено впустую…

Милена не возражала и первой ринулась к выходу, чтобы со вздохом облегчения вылететь на залитую солнцем площадь перед Пантеоном, которую украшал выложенный разноцветной глазуревой мозаикой декоративный бассейн. Господские повозки еще не подавали, и здесь стояла непривычная для города тишина. Простые жители Аскалитании нечасто отваживались подниматься в центральный район и уж тем более не совались в Пантеон, предназначенный для знати. Солнце перекатилось к маячащим в отдалении горам, обещая более прохладный вечер, и лишь ржание лошадей с заднего двора храма прерывало благодатную тишину. Уши откровенно отдыхали после двух с половиной часов монотонных молитв.

Повозка сеньоров Рохос подъехала почти сразу, и Терсонис отдал распоряжение освободить запятки еще для одного человека, очевидно не торопясь начинать обещанный разговор с девушкой. Но чего ж теперь копья ломать? Раб приобретен. Что с ним дальше делать, она вообще не представляла. Наверное, накормить, одеть да выспросить, как его угораздило оказаться в роли жертвенного барана. А там видно будет. Ибо рабовладелицей Милена отродясь не являлась. Ни в Калитосе, ни уж подавно в своем мире.

Тем временем на площади появились стражи, которые подвели к ним скованного и с трудом бредущего Гаура и вновь заставили упасть на колени перед четой Рохос в ожидании указаний. Один из них протянул Терсонису ключ от кандалов и скрученный рулоном свиток, и девушка поняла, что это были документы на раба. Милена, наконец, смогла увидеть его вблизи да на свету и с неудовольствием обнаружила в распахнутом вороте белой рубахи израненную грудь, а на щетинистой скуле налитую черным ссадину, чего в полутемном храме было не заметно. Да и на одежде тут и там слишком отчетливо проступало несколько некрасивых кровавых следов. Его крепкую шею стягивал массивный кожаный ошейник, мешающий ему свободно дышать.

На миг мужчина поднял голову, и сквозь спадающие ему на лицо взмокшие и грязные пряди на нее глянули прищуренные серые глаза: злые, пропитанные презрением и неприязнью. Она не сомневалась: умей раб убивать взглядом, он бы сейчас положил их всех подчистую. Вот храмовники порадовались бы свежим жертвам! Но ничего удивительного в этой ярости не было. Что еще он мог ощущать к господам, когда его собственная жизнь расценивалась лишь как возможность разнообразно ее оборвать?

– Он твой, – с легким упреком кивнул на раба Терсонис, считая его очень большой проблемой для них обоих. – Командуй теперь сама.

– Усадите его на запятки, – вздохнув, распорядилась Милена. – И поаккуратнее! Мы отправляемся!

Она проследила за тем, чтобы Гауру помогли забраться на уступку позади повозки рядом с парой стражей, сопровождавших Рохосов в любом выезде в город, и после скрылась внутри вслед за Терсонисом, который утомленно откинулся на мягкие подушки, обитые дорожным зеленым атласом.

– И что ты собираешься с ним делать, Милена? – наконец, спросил он девушку, когда они тронулись в путь. – Бойцовый раб и так-то не лучшее приобретение, а скорее, обуза. Они натренированы ломать друг другу кости и убивать. А этот еще и смотрит шакалом. Пусть ты и избавила его от смерти.

– Ты же понимаешь, что смерть для рабов – это порой освобождение от мук, – бросила девушка, выдергивая из волос ненавистные шпильки и распуская пряди по спине. – И я сейчас в его понимании просто продлила эти страдания. Поэтому пока выясню, почему он ранен, и, надеюсь, побеседую о будущем в целом. А там решим.

– Как знаешь, – уклончиво ответил Терсонис. – Главное – не усложнить наше дело. Распоряжусь, чтобы раба поселили в бараке с работниками и приставлю на всякий случай охрану.

– Ладно, – не стала спорить Милена, понимая, что хлопоты только начинаются. – Но сперва хочу изучить его документы и убедиться, что он не сильно покалечен. Мне не понравилось то, что я успела увидеть. Ну и отмыть бы его неплохо.

– Я отправлю за лекарем, – по-деловому нахмурился Терсонис. – Ты же не собираешься опять использовать эти ваши… лечебные горошины?

– Не горошины, а таблетки, – на автомате поправила Милена, но потом удрученно отмахнулась, осознав, что все равно осталась непонятой. – Если понадобится, то и использую. Не буду больше полагаться на ваши отвары череды и зверобоя.

Терсонис расстегнул ворот камзола, тяготясь жарой, и укоризненно прищурился.

– Будь ты моей женой, я бы с тобой поспорил. Но ты моя… как вы говорите? Напарница? Так что я просто пришлю тебе стражей в охрану.

– Вот и славно, напарник Рохос, – невесело усмехнулась Милена, тщетно гоня из сознания полные холодного презрения серые глаза.

Глава 2. Бойцовый раб первого сорта

Массивные ворота имения Рохосов закрылись за спиной, и Милена с облегчением расправила плечи. Здесь она всегда чувствовала себя намного лучше, чем в городе. Да и навозом тянуло в разы меньше. Столица Калитоса – холмистая Аскалитания – была по меркам этого мира небольшой, но устроенной вполне типично для поселений условного средневековья, ведь эпохи тут откровенно перемешались. Город теснился внутри крепостных стен с проездными воротами. Узкие, мощеные песчаником улочки перемежались просторными площадями и величественными зданиями всяких социальных и религиозных построек. В самой возвышенной и центральной части красовались массивный Пантеон, строгое здание Сената, безликая жандармерия с казармами и местный суд. Все это оплетали плотно прижатые друг к другу каменные дома простых калитоссцев, торговые площаденки и лавочки мастеров.

А вот знать жила вне крепости в раскинувшихся вокруг города имениях. Вернее, раскинулись они в зеленой и живописной западной части долины, ажурно обрамленной невысокими горами и прорезанной змеистым руслом полноводной реки. У восточных же взгорий, где земля пестрела выжженными колючками и чахлыми кипарисами, приютились лачуги бедняков. Их не защищали ни крепостные стены, ни кованные ограды, ни бревенчатый частокол. Лишь разномастные заборчики, обозначающие границы крошечных лоскутов земли в их пользовании. И то умещался там примитивный глинобитный дом на всю семью да скотный сарай с клочком огорода.

Но имение Рохосов находилось в отдалении от главной замощенной булыжником дороги в западные края. Оно плавно перетекало в скалистые холмы, которые хотели было сравнять при отце Терсониса, но каменная порода оказалась не по зубам, а вернее, не по киркам местным работникам. Так и оставили нетронутыми и заброшенными на задворках территории. В остальном же имение, принадлежавшее еще прадеду сенатора, вселяло в Милену ощущение уюта и безопасности. Может быть, потому что главный усадебный дом был на удивление небольшим, всего в два этажа плюс мансарда – без всех этих ненужных беленых колонн, расставленных по мраморным лестницам грифонов, безжизненных и расписанных золотыми вензелями гостиных, где слуги появляются чаще хозяев, чтобы стереть унылую пыль. Терсонис семь лет назад капитально перестроил главный дом и упразднил все лишнее. После того, как в семье случилась до сих пор не отпускающая его трагедия.

Повозка проехала по подъездной алее, укрытой тенью раскидистых платанов, и встала на лужайке перед парадным входом. Терсонис сразу отдал распоряжение управляющему Фердису подготовить купальню для прибывшего раба и найти ему нормальную одежду да обувку. Милена же обратилась к слугам, что помогли Гауру слезть с запяток, протягивая ключ от кандалов:

– Отмойте его как следует и приведите ко мне на виллу. Лекаря пригласите туда же. Да, и пусть Церсения что-нибудь приготовит. Его надо накормить, а я заодно с ним и побеседую.

Слуги послушно кивнули и повели все еще скованного раба через буковую рощу к баракам, где проживали работники имения. Милена проводила взглядом неуверенно шагающую фигуру Гаура, который на сей раз даже не поднял головы, и, подхватив свиток, направилась прочь от главного дома к вилле, замечая двинувшуюся за ней обещанную охрану в пару человек. Что ж, болтать наедине с бойцовым рабом она и сама не собиралась. Так будет спокойнее.

Отдельно стоящий двухэтажный дом, который здесь было принято называть летней виллой, полюбился ей сразу, поэтому она еще четыре месяца назад, впервые переехав из своего мира с научной экспедицией в Аскалитанию с вещами, попросила поселить ее именно там. Терсонис немало удивился подобному выбору, изначально предложив ей занять левый гостевой флигель. Но к чему ей хоромы с пятью спальнями и двумя гостиными? Пристройка и так-то редко использовалась, лишь когда к Терсонису приезжала многочисленная дальняя родня из соседнего города. А то бы и флигель пошел в расход в силу своей бесполезности в повседневной жизни.

А вот скромная вилла, окруженная персиковыми садами и выходящая небольшой открытой верандой на обрамленную кустами кизила лужайку, была в самый раз. Всего-то одна парадная комната с кухонным уголком и печью, на которой стряпуха Церсения ловко готовила еду, кабинет с удобным для работы над документами наполированным столом, маленькая комнатка для слуг и вполне приличная уборная с лоханью для мытья. Милена же разместилась на светлом втором этаже, где находилась единственная большая спальня и хозяйская купальня. Слава всем местным богам, водопровод в Калитосе худо-бедно существовал, и можно было не только по-человечески помыться под льющейся на голову и относительно теплой водой, но и забыть о ночных горшках!

Милена прошла через парадную комнату, где у печи хлопотала полноватая, но расторопная для своих средних лет Церсения, и свернула в тихий кабинет, уже утопающий в предвечерней тени от сада. Нужно изучить документы на купленного раба, хоть вряд ли в этом жалком свитке изложена вся его биография.

Информация оказалась действительно скудной. Кривоватый и торопливый почерк с заметными кляксами от чернил выводил строку за строкой сухие сведения. Кличка – Гаур. Происхождение – сареймянин. Возраст – тридцать шесть лет. Рост – сто восемьдесят четыре, если считать в сантиметрах. Вес – в переводе на кило: девяносто один. Классификация: бойцовый раб первого сорта. Проведено успешных состязаний – семьдесят восемь. Последний хозяин – сеньор Евгарис Амарантис. Нынешняя хозяйка – сеньора Милена Рохос. В графе «Предыдущие хозяева» стояла пространная цифра «шесть». Полученные травмы – «Не подсчитывалось. Дееспособен».

Милена с раздражением отложила тут же свернувшийся обратно в трубочку пергамент. Ощущение, что она прочла инструкцию к пылесосу, а не аналог человеческого паспорта! Дееспособен… Очевидно же, что бойцовые рабы получали серьезные раны и травмы, но, видимо, хозяева мало заботились их характером. Зажило и ладно. А в каком состоянии достался ей Гаур после упомянутого последнего состязания, можно только гадать. На ногах он стоял не очень-то уверенно.

О сареймянах Милена знала крайне немного. Лишь то, что Сарейм – государство на северо-западе от Калитоса, полное лиственных лесов и лишенное гор, и что с этой страной в недавнем прошлом велись долгие и кровопролитные войны. Видимо, в одном из сражений Гаура и взяли в плен. Вряд ли как мирного жителя, судя по его отличной физической форме. Ну или же он был обычным сельчанином, а мышцы нарастил в боях на ристалище. Но фантазировать бессмысленно, вернее всего выспросить у самого раба.

Через полчаса на пороге кабинета появился порядком растерянный Фердис и боязливо доложил:

– Сеньора Милена, раба мы вашего помыли, в приличный вид привели, водой напоили, на виллу сопроводили. Ждет вас в парадной. Но состояние у него неважное. Лекаря бы поскорее. Жемадис уже подъехал в имение, с господином беседует, но готов к осмотру.

Милена поспешила встать и направилась по небольшому проходному холлу в местную гостиную. Значит, без врачевания сегодня не обойтись. Может, помощи столичного знахаря будет достаточно? Уж перевязать пару царапин они в силах.

Гаур стоял посреди просторной комнаты, часть которой занимал обеденный стол и уютный диван с цветастой шелковой обивкой у распахнутого в сад окна. Мужчина, наконец-то, был полностью чист, одет в простые хлопковые неокрашенные штаны и темно-серую безрукавку на завязках, сейчас небрежно распахнутую. Обули его в типичные для простолюдинов и рабов закрытые кожаные сандалии до щиколотки. Мокрые после мытья волосы, откинутые назад и спадающие прядями на плечи, уже не скрывали хмурое лицо. В Калитосе не носили такую длину, и она сразу выдавала в нем чужестранца. На нем не было больше тяжелых кандалов и позорного ошейника, но Гаур все равно стоял, заложив руки за спину и опустив голову. Однако и так Милена отчетливо видела сжатые в раздраженную линию губы и с неприязнью сощуренные глаза.

Девушка подошла поближе и внимательно его оглядела. Кроме уже увиденной ссадины на щетинистой скуле, хаотичных царапин на груди и синяков на открывшихся теперь руках больше ничего было не рассмотреть. Что же тогда имел в виду управляющий? В чем проблема?

– Расскажи мне, Фердис, о его состоянии, – попросила Милена, лихорадочно соображая, какие препараты из ее аптечки могут потребоваться.

– Да тут много чего, госпожа, – покачал седыми вихрами управляющий, поправляя на себе форменный жилет из светлого сукна. – Истощение, жар, множественные и необработанные раны, полагаю, несвежие. Но самое неприятное – вот…

И Фердис бесцеремонно распахнул полу безрукавки на Гауре, являя на свет нездорово чернеющую неровными краями рану на боку, которую тот явно получил не сегодня. Гаур почему-то дернулся всем телом от прикосновения, но не препятствовал старику. И пошатнулся.

– Вот же черти! – выругалась сквозь зубы Милена, понимая, что если этот бойцовый раб сейчас завалится на пол, они его не поднимут вдвоем, и придется звать стражу. – Так, Гаур, снимай-ка с себя одежду. Буду тебя осматривать.

Мужчина метнул на нее краткий взгляд исподлобья, мрачнея еще больше, и молча принялся развязывать тесемки на штанах. С явным усилием он сбросил их на пол вместе с сандалиями, оставаясь в исподнем, и стянул следом безрукавку, вновь опуская голову. Так. Ладно. Это не худшее, что она ожидала увидеть. Кроме той ужасной раны под ребрами в остальном его смуглое и мускулистое тело покрывал неприятный и хитрый узор мелких ран с давней коркой, затертых ссадин и сизых гематом, словно на ристалище «Элиниос» он участвовал не в состязаниях, а в грязных драках на ножах. Но если ему там ничего не сломали, а рана не успела впитать в себя слишком много грязи, лекарь вполне справится с этими травмами. Хотя именно бок придется все же обрабатывать лично. Ну и подобрать правильный курс противовоспалительных и обезболивающих.

– Фердис, зови лекаря. Пусть займется всеми ранами, кроме этой. Ее я беру на себя, – кивнула она на ребра раба. – Можете расположиться в комнатке для слуг.

Управляющий кинулся исполнять указания, но Гаур, прежде чем поплестись вслед за зашедшим в дом мужчиной в знахарской мантии в указанную комнату, тихо пробормотал себе под нос глухим голосом:

– И все опять сначала… Морок…

Милена хмыкнула. Перевязки бесспорно не входили в список его любимых занятий. Судя по роду его деятельности в рабстве, в таком потрепанном виде он мог возвращаться после каждого состязания. Неудивительно, что бои и лечение для него слились в единый и бессмысленный поток жизненной рутины. Впрочем, теперь все однозначно изменится, ибо ни на какое ристалище Милена выпускать его не собиралась. Она вздохнула и отправилась на второй этаж в свою спальню, чтобы взять объемный деревянный сундучок, который приспособила под аптечку. Лекарств из ее мира на сегодня должно хватить, ведь она набрала в последний раз всяких препаратов от души, не зная, что и кому может пригодиться. И вот пригодилось же…

Милена отнюдь не была медиком. Она трудилась в исследовательской команде под руководством Захарова культурным антропологом-конфликтологом и мирно изучала наследие народностей и племен, населявших их Заокский район в раннем средневековье. Вернее, все так и было еще каких-то несколько лет назад. Сперва работа в научно-исследовательском институте самого Заокска после окончания гуманитарного вуза. Потом очередная культурологическая конференция по вопросам тех давних сенсационных и необъяснимых находок, что однажды пополнили коллекцию краевого историко-археологического музея после неожиданных раскопок и породили уйму споров в самой РАН и неоднозначных публикаций в научных журналах. До сих пор никто так и не мог установить, откуда в средней полосе России взялись артефакты с совершенно нетипичными для этих краев орнаментами и ни на что не похожей письменностью!

Милена и сама неоднократно зависала перед тем единственным стендом с глиняной посудой, на которой красовался полустертый рисунок южных цветов, похожих на бутоны олеандров, гибискусов и лилий. И отчетливо понимала, что все эти изображения не имеют отношения к Заокскому району. И тем более старые и изъеденные временем четыре меча и части копий, которые покрывали незнакомые рисунки гиен и выведенные с особой тщательностью целые предложения на никому неизвестном языке. То ли это были трофеи из нигде не упомянутых походов в южные страны, то ли дары редких племен. А уж сколько гипотез выдвигалось в научных статьях, где исследователи пытались найти ответ на такой важный вопрос: кому принадлежали чужестранные предметы?

Кто ж знал, что все они – наследие Калитоса, о котором Милена тогда была ни сном ни духом! Но на одной из конференций познакомилась со строгим и требовательным Андреем Степановичем Захаровым, который вот уже десяток лет плотно занимался историческими исследованиями местности и философско-религиозной антропологией и как раз набирал под выделенный грант группу для изучения наследия в ее родной маленькой Ольховинке. И она с радостью вернулась из шумного Заокска в свой провинциальный городок, вновь поселившись в уютной квартирке на третьем этаже кирпичного дома.