Под шкурой гаура. Часть 3. Хортинай Стайдера

– Уж как-то внепланово полило, – пространно заметила Милена, оглядев остатки их отряда, набившегося в деревенскую лачугу. – Вот нет чтобы неделей раньше!

– В Калитосе извечно так, – вдумчиво пояснила кухарка и уселась на лавку у стены. – То неистовая жара до самой осени, то вдруг как хлынет, знай ноги уноси!

– Дождь, похоже, ненадолго, – возразил молодой лекарь Вастес, поглядывая на непогоду сквозь мутное оконце. – Тучи-то неплотные, скоро их развеет. И мы сможем отсюда спокойно убраться.

Его очевидно нервировала близость к бушующим пожарам, которых он боялся до дрожи в коленях, пусть и прибыл на восток с остальными абсолютно добровольно. Совсем юный парнишка, явно ученик кого-то из старших знахарей. А может, никогда не сталкивался с природными катастрофами? Не думал, что это по-настоящему страшно? Вызвался помогать, даже не представляя, во что ввязывается? Милена опечаленно отвернулась. Сейчас не до собственных слабостей, всем нужно мобилизоваться, собраться с силами и духом и одолеть огонь. Иначе он поглотит большие территории Калитоса. Конечно, страна не выгорит подчистую, но предстоящие зима и весна точно станут голодными. Какие уж тут дружеские переговоры с теми, кого веками считали здесь опасными и запрещенными лжелюдьми… Надежда на мирное и ладное знакомство таяла так же стремительно, как прогорали где-то рядом новые и новые стволы деревьев. Справятся ли сареймяне и октанцы? Только бы все получилось! Только бы не напрасными стали все эти нечеловеческие усилия!

Дождь и правда прекратился через пару часов, сменившись просто мрачным небом в рваных сизых облаках, несущихся словно подхваченные сильным речным потоком оборванные водоросли. Поднялся ветер, и Милена неуютно поежилась, выйдя на крыльцо дома и уныло оглядывая превратившиеся в грязное месиво улочки деревни. Дождь мог помочь сбить пламя, но вот ветер играл явно не на руку. Но выбора не было, пора выдвигаться в сторону нового лагеря.

Все оставшиеся люди подхватили приготовленные котомки и мешки и зашагали прочь из деревни, с трудом, но угадывая протоптанную октанцами тропку, на которой теперь разъезжались ноги. Она петляла по низкорослому молодому ельнику, постепенно карабкаясь вверх по появившимся каменистым уступам и огибая особенно крупные валуны. К счастью, шагали они не больше четверти часа и вскоре уперлись в почти лишенное растительности скалистое ущелье, испещренное змейками чахлой травы и иссушенными колючками, что зло цеплялись за намокший подол потяжелевшего и изгвазданного платья. Будь оно неладно! Глядя на перепачканную ткань, Милена всерьез подумывала перейти на длину миди. Уж лучше сверкать в этом мире голыми щиколотками, чем черными юбками. Вот доберутся до места, и она разделается с ненужным тряпьем! Наконец, за очередным изгибом невысокого хребта показался новый лагерь.

О том, что здесь разместились люди, говорили наспех разожженные костры, рядом с которыми на кое-как воткнутых меж камней палках сушились многочисленные рубахи и штаны. Вымокли все. Вместо шатров вдоль нависающей громады хребта разложили порубленный лапник, служивший настилом для забывшихся коротким сном октанцев. Пришедшие сюда вместе с ними кухарки из Калитоса уже колдовали над котлом, варя очередную похлебку. А несколько знахарей обходили отдельно расположившихся мужчин, получивших травмы.

И Милена с тревогой пробежалась глазами по незнакомым лицам, пытаясь распознать, находились ли тут Хорт или Терсонис. Но тщетно. Ни того, ни другого в новом лагере было не видать. Что ж, значит, пора приниматься за помощь в готовке и ждать. Желательно хороших новостей.

Глава 4. Традиции Сарейма

Сареймяне подтянулись к скалам уже часа через три: утомленные как никогда, вымокшие до нитки и перепачканные мокрой землей и сажей. Краше только черти. Они брели вереницей по тропе, сбрасывали в груду лопаты и топоры на окраине нового лагеря и молча плелись к приготовленным бочкам. Они сдирали с себя грязную, изодранную одежду до исподнего и окатывались студеной водой, шипя и отфыркиваясь. Какое счастье, что по дну ущелья протекал бойкий ручеек, и они не остались лишены такой важной сейчас воды! Стало даже проще: черпать ведрами однозначно легче, чем крутить ручку колодезного колеса! Милена дернулась было за остальными женщинами к перепачканной и пропахшей дымом одежде, чтобы как-нибудь прополоскать ее в ручье и развесить у костров. Но Церсения непоколебимо встала на ее пути, уперев кулаки в крутые бедра и грозно сверкнув глазами на выкате. И указала взглядом на котел с похлебкой.

– Лучше накормите голодных, госпожа. Не в вашем состоянии! А уж со стиркой мы лучше справимся! Не впервой!

Милена не стала уточнять, что стирать руками она тоже вполне умеет, хоть в родной Ольховинке всегда выручала стиральная машинка. Но никто не отменял детство в деревне с дедушкой и бабушкой в далекой глуши Раздолья, где она вместе с Женькой вкушала все прелести сельской жизни. Наивная Церсения никогда бы не поверила, что прибывшая из Вьюлиажа сеньора Рохос бодро умела и покосить траву, и заштопать носки, и подоить корову. Но накормить изможденных мужчин тоже важно, и Милена без лишних разговоров отправилась к котлу и принялась спешно наполнять глубокие миски.

Сареймяне подходили к месту раздачи пайков, ни капли не смущаясь своих полуобнаженных мокрых торсов, испещренных старыми шрамами, новыми ссадинами и свежими ожогами. Брали миски вместе с кое-как состряпанными на сковородах лепешками и кратко благодарили. И Милена, не отрываясь от санаторного конвейера, старалась все делать шустро и поскорее снабдить каждого необходимой пищей.

– А меня напарница сегодня накормит? – внезапно услышала она знакомый голос, в котором сквозила усталость и… облегчение?

– Терсон! Где ты был? – подняла она взгляд, обнаруживая того стоящим самым последним в очереди, но уже переодетым в сухую деревенскую одежду, явно позаимствованную в одном из брошенных домов. – Ну и видок у тебя! Держи-ка!

– А ты мне предлагаешь рыть траншеи в этом демоновом пекле в сенаторском сюртуке? – пробурчал Терсонис, забирая из ее рук до краев наполненную сытной едой миску и увесистый ломоть лепешки. – Ты тоже, положим, в деревенском переднике и косынке мало похожа на сеньору Рохос или даже на Милену Озерскую. Не встречал в Ольховинке таких нарядов. Но надо признать, в штанах да рубахе куда сподручнее махать топором.

И он со стоном уселся рядом с девушкой на уложенное подле костра бревно, служившее кухаркам скамейкой. Милена со смешком закатила глаза и наполнила миску и для себя: пора было подкрепиться.

– Что там на линии фронта? Ты выглядишь слишком довольным.

– А к чему скрывать очевидное? Я доволен! – пожал плечами Терсонис, старательно отправляя в рот ложку за ложкой. – Огонь дошел-таки до нашей наспех вырубленной просеки и начал постепенно затухать. Трава еще тлеет, но ров оказался для него неодолимой преградой. Не уверен, что мы прокопали его достаточно глубоко, вероятно, торфяные пласты намного обширнее. Но хотя бы полыхающий ад мы остановили! Да и ливень пришелся кстати, подбил огонь.

– Ну слава богу! – с облегчением выдохнула Милена, на миг забывая о еде. – Небольшая победа – уже хорошо! Кто там сейчас находится? Я вижу, не все октанцы ушли из лагеря на смену.

– Да, мы с Хортом и Шимботом решили, что сотни человек у рва пока хватит для завершения заливки в него раствора с вашим порошком и контроля обстановки. Людям нужно отдохнуть, все работали на пределе эти три дня.

– Хорошо, – резюмировала Милена, – очень надеюсь, что мы на пути к успеху! Сульфат аммония должен проникнуть в нижние слои почвы и помочь воде затушить то, что может продолжать там незримо тлеть. Сколько запасов порошка у нас осталось?

– Мы использовали лишь половину, – взмахнул ложкой Терсонис. – Вторую часть перетащили в мешках сюда. Я надеялся, ты подскажешь, что с ними дальше делать.

– Пока ничего, – ответила Милена и отложила в сторону опустевшую миску. – Ресурсы надо поберечь. Никто не знает, сработал ли весь этот план. Мы должны быть внимательны и осторожны. И тщательно следить за землей.

– Поверь мне, ни один из этих людей не хочет умереть по оплошности и лишиться столь желанной свободы. Они крайне осторожны, хоть и самоотвержены.

Они помолчали некоторое время, глядя на потрескивающий костер, на беспокойные под порывами ветра языки пламени, на трепыхающиеся рубахи, развешенные на просушку, и на постепенно темнеющее небо, на сей раз не такое багряное, а скорее грязное и мутное. Милена поежилась от едва уловимой вечерней прохлады и подумала о том, что после дождя действительно стало легче дышать. Или все дело в стихающем пожаре?

– Терсон, похвально видеть тебя помогающим сареймянам и октанцам, – тепло произнесла девушка. – Правда, очень непривычно лицезреть сенатора перемазанным сажей и с лопатой наперевес.

– Я не планировал отсиживаться в шатре, в самом деле! – слегка возмущенно возразил напарник и недовольно глянул на Милену. – В условиях бушующей стихии мы тут все сейчас равны. Каждый из нас должен трудиться. И каждый рискует жизнью. Чем я лучше? Мне впервые отрадно, что рядом со мной находятся бывшие рабы, которые в данный момент не исполняют приказы господ, ожидая плетей надсмотрщиков. А наняты на работу. И ради своей будущей свободы они по-настоящему стараются. Если бы только общество Калитоса уразумело правильность такого отношения к людям…

Милена улыбнулась и тепло похлопала Терсониса по плечу. Ей тоже очень хотелось бы подобных перемен в этом мире. Чтобы угнетенные, наконец, разогнули спины и вздохнули полной грудью. Чтобы ее напарник добился справедливости, за которую сражался долгие годы, несмотря на горькую и тяжелую утрату жены. Чтобы равноправия стало чуточку больше. Но она не верила в радужные сказки наяву. Впереди могли оказаться суровые испытания.

Едва стемнело окончательно, как среди скал поднялся неприятный резкий ветер. Он метался по ущелью рваными всполохами, срывая с палок рубахи, беспокоя костры, заставляя людей ворчливо жаться к камням в поисках тихого укрытия. Те, кто еще бодрствовал, перетащили еловый лапник в неглубокое ответвление ущелья, которое хоть как-то уберегало от назойливых порывов. Первыми там устроились калитосские кухарки и лекари, выполнив свою часть работы. Костры с трудом огородили горками из камней, позволив огню спокойно лизать поленья и не выбрасывать вверх недовольные снопы искр. Непросохшую одежду разложили прямо на валунах и придавили камнями: стирать повторно, да еще и в наступившей тьме не хотелось никому.

Милена с сомнением покосилась на еловые ветви, где ей предстояло ночевать, и скептически хмыкнула. Даже в студенческих походах ее всегда ждала палатка и уютный теплый спальник, а не жесткие иголки да открытое небо, с которого вполне легко мог пролиться очередной дождь. Только теперь прятаться вообще негде. Разве что сложить над головой ладони домиком. Да и локоть снова разнылся, хоть Милена честно глотала все доступные таблетки и сознательно промывала укусы дезраствором, прежде чем наложить чистую повязку. Но сейчас делать нечего, и девушка, подцепив из общей кучи лапника несколько ветвей, потащила их к небольшой расселине на краю лагеря, которую заприметила еще по прибытии.

– Помочь? – неожиданно остановил ее знакомый глухой голос за спиной.

Тяжелые шаги приблизились, и, когда она развернулась с неосознанным легким волнением, рядом с ней стоял Хорт. Он был в застегнутой до ворота и перепачканной сажей рубашке и в повязанном на голове платке, из-под которого выбивались растрепанные волосы. Но на удивление он не выглядел столь изможденным, как накануне, и даже не хмурился. Всего лишь подхватил из ее рук лапник и вопросительно вскинул подбородок.

– Я тут нашла одно удобное местечко, где не сильно дует, – кивнула Милена во тьму ущелья. – Я подумала, там вполне сносно.

– Что ж, показывай, – коротко отозвался Хорт и последовал за девушкой.

Они взобрались на невысокий уступ и нырнули в темную расселину, укрытую чахлым, но упрямо распустившим свои корявые ветви кустом ежевики. Скалистая порода вздымалась на несколько метров, неплохо отгораживая от вездесущего ветра и создавая некоторую защиту. Пойди ночью дождь, и тут, конечно, станет более чем пакостно, но пока сухо, можно попробовать поспать. Хорт одобрительно цокнул языком и разложил на земле лапник, устраивая его как-то хитро, вплетая игольчатые ветви друг в друга так, что они сформировали относительно плотный и пружинистый настил. Видимо, в военных походах ему приходилось делать подобное несчетное количество раз, и руки даже в темноте прекрасно знали, как из веток елки сообразить удобоваримую полевую постель.

– Устраивайся, госпожа, – тихо произнес он, отряхивая ладони о штаны и замирая на краю уступа. – Лучшего укрытия не найти.

– Когда ты вернулся? Ты поел? – спохватилась Милена, понимая, что еще миг, и он опять куда-то сгинет. – Давай я тебе что-нибудь соберу. Мы сегодня зажарили тех несчастных куриц, которые томились в курятниках соседней брошенной деревни. Там наготовлено впрок, пойдем.

Но Хорт остановил ее, перехватывая за руку. Если бы с неба светила хотя бы луна, а не отблески затухающих далеких пожаров, Милена точно бы различила, как недоуменно вздергиваются кончики его бровей.

– Чего удумала! – буркнул он строго. – Вы, значит, все это жарили, а я не способен положить в тарелку? Вот спасибо! И с каких пор Хорт стал беспомощным…

Милена бессильно рассмеялась, настолько нелепо представился ее искренний порыв помочь с ужином устами Хорта. Да уж, она снова забыла, что перед ней прирожденный воин, а не рядовой менеджер по продажам из магазина постельного белья.

– Прости, – примирительно протянула она. – Я просто хотела немного с тобой поговорить, пока ты не уснул. Вот и напрашиваюсь тебе в компанию. Я же понимаю, что времени и возможностей у нас очень мало, и тебе вовсе не до болтовни.

Хорт не двигаясь смотрел на нее непродолжительное время, и лишь кончики его волос, торчащие из-под платка, порывисто трепались над воротом рубахи. Наконец, он выдохнул и дернул плечами.

– Я скоро вернусь, и поговорим. Ежели сама не уснешь.

И тяжело соскочил с валуна, скрываясь за выступом скалы.

Ладно, похоже, сегодня он не валится с ног от смертельной усталости, и пара минуток у них будет. Но чтобы что? Обсудить происходящее у линии огня? Спросить, как он себя чувствует после нескольких дней в плену у драной швабры? Выяснить, что планирует делать после всего этого нелегкого мероприятия? Или Милена прямо сейчас себя обманывала, выискивая предлог, чтобы вернуть себе возможность общаться с Хортом как раньше? Когда можно было поговорить на любую тему, рассказать интересное о своем прошлом, обсудить историю Калитоса или пресловутые культурные различия их миров, пошутить и просто находиться рядом и молча глядеть на ночное небо? Как тогда, на балконе ее ольховинской квартиры.

Но как бы не так! Спокойные времена теперь в прошлом. Хорошо, если все останутся живы после этой опасной игры в повелителей огненной стихии! Хорошо, если в Аскалитании их не будет поджидать полный военный состав жандармерии и какой-нибудь особый монарший отряд военных при императоре Продио Балиди Всемогущем, дабы арестовать их и от души окропить кровью предателей жертвенные алтари Пантеона! Хватит ли им сноровки и удачи справиться с теми, кто всеми силами противился этому походу и преследовал свои политические цели, совсем далекие от гуманизма? Останется ли шанс на нормальную жизнь там, в подступающем будущем, пропитанном удушливой гарью, пóтом трудящихся на износ мужчин и яростным желанием стоять до победного за то единственное, что было для них важно – за свободу?

Милена вздохнула и присела на лапник, обхватывая колени руками и приваливаясь спиной к скале. Она понятия не имела, как самой себе ответить на все эти тревожные вопросы. Но знала одно: она точно сегодня не уснет, не дождавшись Хорта.

Тот на удивление вернулся весьма быстро.

– Не спишь? – осторожно спросил он, взбираясь на уступ и ныряя в спокойную тишину расселины.

– Конечно, нет, – отмахнулась Милена, наблюдая за тем, как он со сдавленным стоном облегчения опускается рядом на настил из еловых ветвей и тоже прислоняется спиной к скале, почти копируя ее позу. – Тебя не было всего-то с четверть часа.

Хорт стянул с головы перепачканную повязку, встряхивая растрепанными и давно ничем не собранными волосами.

– Иногда мне кажется, я готов уснуть даже стоя, – пробормотал он чуть слышно и более внятно добавил: – О чем собиралась поговорить, госпожа?

Милена ощутила укол вины и закусила от досады губу. Не стоило затевать неуместных бесед, он и так еле держался от переутомления, хоть и не подавал виду. Но внутри неприятно тянуло нечто тоскливое и раздражающее, когда их общение падало к нулевой отметке.

– Так, ничего особенного, – поспешила оправдаться девушка, перебирая пальцами подол платья, стиснутый между коленями. – Просто хотела знать, как ты. Утром едва с тобой перекинулись парой слов. А до этого в последний раз мы нормально разговаривали еще до… до того, как я собственноручно отправила тебя к драной козе. То есть ящерице. Я, знаешь ли, переживала. А потом эти вот противопожарные мероприятия, где ты пропадаешь по две смены к ряду.

Хорт тихо фыркнул, то ли не имея сил сделать это более пренебрежительно, то ли не считая нужным реагировать эмоциональнее, и потер сзади шею над клеймом, невольно выдавая некоторое замешательство.

– Поверь, я в порядке, – ответил он, ожидаемо не вдаваясь в детали. – И мне сейчас куда проще и охотнее работать, чем месяц-два назад. Ибо теперь у всех нас есть цель. И понимание того, зачем мы это делаем. Воевать с пожарами в сто крат приятнее, чем убивать на потеху таких же, как ты сам. Лучше расскажи обещанное: что с тобой стряслось в плену у мрази Балиди? Я знаю от сеньора Рохоса только то, что тебя продержали у советника в заточении почти четыре дня, и сенатор нашел тебя, сигающей через ограду с прокушенной рукой.

Даже в мутной темноте их укрытия Милена отлично увидела, как пытливо и требовательно уставился на нее Хорт, недовольно изучая едва проступающую под рукавом повязку на локте. Девушка невесело улыбнулась и развела руками.

– Мне и добавить к этому нечего. Десмания не врала, когда продала мне за тебя секрет Балиди. Я думала, она сочиняет на ходу нелепую ахинею для красного словца, но этот псих действительно устраивает на людей охоту. В общем… травильные собаки были прелюдией, как и их клыки, хоть мне и удалось зару… сразить их шокером. А дальше сам Балиди нарисовался верхом на лошади и с луком в руках, пока я перелезала через ограду в каком-то фермерском поместье, куда меня притащили. Даже странно, что он не успел меня продырявить. Видимо, просто повезло…

Хорт зло выругался сквозь зубы на сареймянском и осторожно коснулся раненой руки девушки, задирая свободный рукав платья и настойчиво ощупывая кожу рядом с бинтами.

– Твое счастье, что у тебя здесь один отек, и рука не такая горячая, как я опасался. Раны от зубов животных самые поганые, можно сдохнуть от незначительного укуса быстрее, чем от разрубленной мечом плоти. Ты же принимаешь эти твои лечебные горошины?

– Принимаю, правда, не совсем правильные, – посетовала Милена. – Я же сорвалась сюда с кухарками и лекарями вообще без вещей.

Хорт недовольно поворчал и, вытянув ноги, накрыл ее ладонь, все еще лежащую на колене, и откинул голову к скале. Он долго молчал, не шевелясь и не выпуская руки девушки, и просто смотрел в пустоту. Милена поняла, что вопрос все равно просился, и если не сейчас, то она его уже вряд ли задаст. Поэтому она сделала короткий вдох и произнесла:

– Откровенность за откровенность, Хорт. Что было с тобой в те четыре дня?

Она бросила на него осторожный взгляд, не особенно веря в то, что услышит в ответ вообще хоть что-то. Он и правда нахмурился и недовольно засопел, явно не желая ничего рассказывать. Но все же пересилил себя и задумчиво пробормотал:

– Справедливо, госпожа. Но скажу так: со мной не происходило ничего действительно плохого. Ничего, чего бы я не ожидал. Десмания просто… утоляла жажду недополученного. Так, как того требовала ее извращенная, сучья сущность.

Милена неуютно поежилась, прекрасно поняв расплывчатый ответ Хорта, и запоздало спохватилась, выскальзывая из-под его руки и чуть отстраняясь от него.

– Прости, – заторопилась объясниться она, видя его настороженно выгнутую бровь. – Я помню, что ты не переносишь прикосновений к себе. А уж тем более после всего этого… Я же вижу, расплата вышла для тебя нелегкой, – и она указала на его содранные кандалами запястья, выглядывавшие из слегка закатанных рукавов рубашки. – Ты волен уйти в любой момент, я не держу тебя.

Милена отвела взор и старательно пыталась ни о чем больше не думать. Не представлять. Не анализировать. Не ждать. Не надеяться. Одним добрым словом изломанную психику не восстановишь. Одним уважением – не сотрешь с чужой души унижение. Искренним теплом – не затопишь ярость и гнев к несправедливым мучителям. Зря она заговорила об этом, очень зря. Теперь Хорт уйдет восвояси спать, и весь их краткий диалог завершится на неприятной, болезненной ноте. Черт, ну кто тебя дергал за язык, Озерская?

Но он почему-то не шевелился. Прищуренным взглядом он следил за эмоциями на лице Милены и о чем-то размышлял. А потом внезапно шепнул:

– Спасибо за разрешение. Оно для меня… ценно.

Ну вот и все. Ей оставалось лишь смириться и улечься спать на сплетенных им еловых ветвях, дабы впредь следить за собственными словами, жестами и расстоянием между ними. И не нарушать границы. Но Хорт вновь заговорил:

– И раз уж ты вчера спрашивала меня о традициях Калитоса и Сарейма в свете нашей ночевки на сеновале… У меня тоже есть вопрос. Это что-то значит в вашем мире?

Милена удивленно подняла на него взор, совершенно не ожидая в данный момент подобных слов. Хорт смотрел на нее пытливо, устало, но абсолютно спокойно. Ему это было так важно знать? Милена заправила растрепавшуюся прядь русых волос за ухо и осторожно ответила:

– В моем мире то, что мы проспали бок о бок, означает, что… ну, например, что я тебе доверяю.

Она сделала паузу, наблюдая за реакцией Хорта. Его лицо слегка просветлело, и в уголках глаз собрались насмешливые морщинки. Ну да, она хорошо помнила все его упреки из-за своего чрезмерно беспечного доверия к спасенному бойцовому рабу, жаждущему собственной смерти! Но теперь это не имело смысла. Она действительно ему доверяла. Однако это не все. Стоит ли умалчивать очевидное?

– Ну или что ты мне нравишься, – честно добавила Милена. – Но я от тебя ничего не жду. Просто сказала, как есть.

Впрочем, после подобной ремарки он уж точно встанет и уйдет. Потому что нравиться кому-либо он наверняка хотел бы в самую последнюю очередь. Учитывая все пережитое у Десмании. Но Хорт продолжал молчать, и пауза заметно затянулась. Милена подумала, что стоит пожелать спокойной ночи и избавить их обоих от явно тяготившего его ответа. Но он, наконец, сделал долгий и шумный вдох и развязал на рубашке пару верхних тесемок, освобождая шею и грудь.

– Тогда давай спать, – коротко и чуть хрипло предложил он.

Хорт сместился в сторону и вдруг растянулся прямо там же, на лапнике, выжидательно протягивая руку в приглашающем жесте. Милена в изумлении прилегла рядом, еще не понимая внезапных перемен, но Хорт тепло приобнял ее, позволяя устроиться поудобнее. И Милена заставила себя расслабиться, укладывая голову ему на грудь и стараясь не задеть место ожога на животе.

– В Сарейме, – пояснил мужчина шепотом ей в макушку, – так делают только с теми, кто станет частью семьи. Но и оба названных тобой пункта обязательны. Посему… если мы закроем глаза на мою неспособность следовать традициям Сарейма, и если ты правда обо всем этом не пожалеешь… тогда доброй ночи, Милена.

Девушка слегка улыбнулась и тихонько вдохнула запах Хорта: терпкий, теплый, пропитанный немного пóтом, немного гарью, и потерлась щекой о его мерно вздымающуюся грудь.

– И тебе доброй, капитан Стайдера.

Глава 5. Сейна

– Подъем! Живее! Все на помощь!!!!

Эти калитосские и другие – незнакомые – окрики разбудили Милену посреди ночи. Первым к ее затуманенному сном сознанию прорвался тяжелый и удушающий запах гари, словно полыхало прямо в ущелье. Она распахнула глаза и поняла, что стояла все та же непроглядная тьма, сдобренная плотным и вязким смогом, в десятки раз более явственным, чем накануне! Хорт подорвался с настила в считанные секунды и, бросив хриплое «Оставайся в лагере!», спрыгнул с уступа и исчез за изгибом расселины.