Под шкурой гаура. Часть 3. Хортинай Стайдера

Но самым серьезным испытанием стал тяжелый, едкий смог, который уже не витал навязчивой горечью, как в столице, а окутывал каждый сантиметр пространства непроглядной мутью, наполненной острым запахом дыма, гари и разложения. Небо окончательно погрязло в серовато-ржавой пелене, хоть и оставалось безоблачным, ибо пылающий диск солнца неустанно жарил сквозь смог. Люди ехали молча и предпочитали не тратить силы на пустую болтовню. Видимо, всех охватил священный трепет перед лицом все более явственно проступающих очертаний грозной стихии. Она оказалась беспощадна ко всему живому на поверхности Земли. Чем ближе они продвигались к пожарам, тем тише и устрашающе становился пейзаж. Ни вскриков или щебета птиц, ни жужжания вездесущих мух, ни скрипа цикад. Они либо затаились в укромных щелях, либо попросту убрались прочь от горящей природы. И как после этого не поверить в гнев низших демонов или Духа мироздания? Конечно, люди верили, и Милена замечала, как время от времени шевелятся безмолвно губы в потаенной молитве.

Ближе к мутным сумеркам обоз, следуя оставленным для него ориентирам, наконец, достиг недавно брошенной деревни в две кривые улицы, на которых простые беленые дома стояли темными и мертвыми коробками на фоне грязно-огненного неба. И лишь на самом краю поселения бурлила пришлая жизнь. Прямо на чьей-то высушенной пашне раскинулись походные шатры из неокрашенной ткани, натянутые меж вбитых в землю кольев. В ближайших постройках, похожих на длинные хозяйственные амбары, ворота были распахнуты, и в глубине виднелись отдыхающие на привязи лошади. Тут же на невзрачной лужайке горело несколько больших костров, сновали укутанные в закрывающую все тело одежду мужчины, неустанно крутилась ручка деревянного колодца. Рядом вереницей стояли пустые жестяные ведра, а полные тотчас же передавались по крепким, перепачканным сажей рукам и выплескивались в массивные деревянные бочки на ждущей телеге. Судя по развороченной колее, она каталась от колодца до места работ не одну сотню раз. За раскрытыми от духоты полами шатров Милена увидела лежащих вповалку мужчин. Видимо, трудились они здесь сменами.

Обоз остановился поодаль, чтобы никому не мешать, и девушка с измученным стоном спрыгнула на землю. Наконец-то добрались! По ощущениям, они умотали на край света, а ведь по сути столицу и линию огня разделяло каких-то жалких двести километров, если верить картам. Милена заозиралась в поисках Терсониса или Хорта, но к ним подошел незнакомый ей октанец. Жемадис кратко уведомил его о том, что прибыло подкрепление из лекарей и стряпух вместе с провиантом, и бывший раб махнул рукой в сторону некогда жилого дома – вполне просторного для ночлега пары десятков человек. Судя по всему, как минимум женский состав их отряда спать будет под крышей. Ну, это в разы приятнее, чем ютиться под открытым небом на пучке сена вместо подушки.

Но до сна ли теперь будет? Милена понимала, что сейчас и от нее потребуется посильная помощь, коль скоро волею судьбы (и проклятых жандармов!) она очутилась вместе с остальными в горящем крае. Пока воины рисковали жизнями рядом с полыхающими лесами, кто-то должен был позаботиться об их пропитании и медицинской помощи. И если вопросы провизии тревоги у нее не вызывали, то вот ящики с современными лекарствами, похоже, отойдут под ее ответственность. Изначально она планировала как-нибудь втолковать Жемадису, как именно нужно пользоваться противоожоговыми гелями, какие таблетки следует давать от сильной боли или жара, и даже рискнула бы объяснить принцип действия уколов и обращения со шприцами. Но обстоятельства не дали ей перейти к подобным инструкциям этим утром. И кроме нее никто и не знал, что реально покоилось в странных коробах из цветной плотной бумаги и что вообще с этим делать. Если только среди знахарей не найдется хоть кто-то, кому сеньор Нандис уже успел продать чудо-снадобья из Лжемирья.

Последующий час ушел на перетаскивание привезенного провианта под навес сарая, а все доставленные медикаменты укрыли в кладовке выделенного им дома. Этим занялись прибывшие с ними рабы, которым поручили делать всякую тяжелую работу непосредственно в лагере. Судя по их внешности и говору, они являлись коренными калитоссцами, некогда угодившими в рабство кто по бедности, кто из-за проступков. Эти мужчины, однако, не вели себя вызывающе по отношению к иноземным невольникам и послушно принялись наполнять бочки водой из колодца, колоть дрова, разгружать курсирующие туда-сюда телеги. Лекари, по-быстрому перекусив остатками лепешек, имевшихся в лагере, начали обходить отдыхавшую смену и смазывать пахучими мазями первые ожоги и ссадины. А женщины поторопились к кострам, споро водружая над ними самые большие котлы, найденные в деревне, закидывая в кипящую воду привезенную крупу и овощи и замешивая тесто для свежих лепешек. По окраине поселения растекся невообразимый аромат вкусной еды и едких снадобий, заставлявший воинов нервно оглядываться и принюхиваться. Хотя бы сегодня всех ждет пусть поздний, но сытный ужин и медицинская помощь.

Милена же чувствовала себя крайне неуютно. В отличие от собравшихся в дальнюю дорогу кухарок, у нее с собой не было вообще ничего, кроме тряпичной котомки со свитком инструкций для лекарей да шокера в кармане платья. Все ее личные вещи остались лежать в левом флигеле у Юсталиса Нандиса, сложенные для возвращения в Ольховинку. Даже трусов сменных с собой не оказалось! Что уж говорить о зубной щетке, расческе и пижаме. Одно единственное простецкое платье, кожаные сандалии да косынка на голове, которую она практически сразу повязала на манер местных сельчанок под затылком, пряча под нее волосы, чтобы не мешались. Вот и прокатилась на восток чужого мира…

Первым делом Милена прошла в кладовку и тщательно изучила ассортимент лекарств, подобранных Анталаем для этого похода. Черт, взял бы лучше на работу медика, а не культуролога-конфликтолога! В который раз вопросы экстренной врачебной помощи оказывались куда важнее любых межкультурных конфликтов! Но если не паниковать и с холодным рассудком отнестись к задаче… Вот бинты, вот обезболивающие, вот гели и мази от ожогов, вот ампулы с разными препаратами для серьезных случаев. Ладно. Она справится. Милена отыскала для себя блистер с противовоспалительными таблетками и пихнула в карман платья. Это все, чем она сейчас могла помочь своему прокушенному локтю. Завтра сменит повязку и будет надеяться, что ее тут не размажет от сильного воспаления.

Девушка не заметила, как к кладовке тихой тенью просочился лекарь Жемадис. Лишь когда он вежливо кашлянул, Милена удивленно обернулась, ограждая пламя свечи в руке от дуновения воздуха из открытой двери.

– Сеньора Милена, – непонятным тоном произнес лекарь, – полагаю, нам с вами придется поговорить начистоту, поскольку уж мы оказались здесь в такой ситуации. Сеньор Нандис и господин, присутствовавший вместе с ним и не пожелавший назвать своего имени, дали мне понять, что содержимое этих странных сундуков из плотной бумаги прибыло… издалека. И оно вовсе не похоже на то, чем привыкли лечить мы. Господин парламентарий сказал, вы поясните, как этим пользоваться, из чего я сделал вывод… Что чужеродные снадобья давно проникали в нашу страну… оттуда. Откуда родом и вы. В иной ситуации я бы избавился от опасных сундуков еще по дороге и никогда не воспользовался бы непроверенными лекарствами из запретного мира. Мои знания и честь лучшего лекаря Аскалитании не позволяют мне столь легкомысленно относиться к здоровью страждущих. Но обстоятельства нынче слишком серьезные. И я помню, как вам удалось легко и быстро излечить запущенную рану вашего раба. Посему… Я просто хочу услышать от вас, что все это, – и он бросил холодный презрительный взгляд на ряды коробок, – не навредит будущим пациентам.

Милена вздохнула: ну кто бы сомневался, что лекарь из Калитоса с опаской отнесется к химическим препаратам черт знает откуда! Она прекрасно понимала этого давно не молодого мужчину и сама вряд ли отреагировала бы иначе, всучи ей кто-нибудь в руки волшебные флакончики из будущего, способные вылечивать тяжелые болезни каким-нибудь потоком эфира. Но у них реально не было выбора. Обрабатывать травмы бывших рабов нужно максимально действенными лекарствами.

– Жемадис, я вам обещаю, – как можно более искренне ответила Милена, – никто из здесь присутствующих не пострадает ни от одного снадобья, находящегося внутри этих сундуков. Надо только принимать их по правилам. Раз уж мы говорим откровенно, то да, они из моей страны, которую в Калитосе принято презрительно называть Лжемирьем. У нас лечат совсем иначе, нежели в Калитосе. Во многих случаях – и правда куда быстрее и легче. Мы привезли сюда лишь то, что способно эффективно снимать боль, воспаление, отеки, заражения и спасать обожженную плоть. Ну, помимо бинтов для перевязки и растворов для обеззараживания. Надеюсь, вы понимаете, что у меня не может быть цели навредить этим людям, которых мы же и наняли на данную работу. Но ваши местные снадобья, отвары и методы лечения, конечно же, тоже пригодятся. Мы должны действовать сообща, и тогда всем станет чуточку легче.

Жемадис долго и въедливо вглядывался в ее лицо, замерев истуканом на пороге кладовки, но потом ожил и сухо выдал:

– Я постараюсь поверить вам, сеньора Милена. И исключительно потому, что я доверяю сеньору Рохосу. Но запомните: врачеватель здесь все же я. И как врачеватель я сейчас настаиваю – вам самой требуется перевязка!

Милена с неким облегчением улыбнулась: первый раунд прошел без жертв. Может быть, и дальше удастся скооперироваться и избежать споров? Она с охотой приняла помощь Жемадиса и позволила ему смазать рану какой-то едкой мазью и перевязать свежим бинтом. После этого лекарь коротко кивнул и удалился к своим коллегам, заканчивающим обход первых пострадавших.

Милена же поспешила присоединиться к женщинам у котла и по мере возможностей помочь с готовкой. Уж нарезать овощи и налепить лепешек, которые те пекли в печи ближайшего дома, она в состоянии! Стоило им закончить с первой партией провизии, к костру потянулись октанцы, поднявшиеся после краткого сна в свой пересменок. Разномастные миски и плошки, собранные по всей деревне, наполнились густой похлебкой, кружки – водой из колодца, и мужчины расселись прямо на земле за оливковыми деревьями, с жадностью утоляя голод. Ели они спешно, обжигаясь, но не забыли расположиться так, чтобы находиться максимально скрытыми от взоров женщин на главной лужайке. Октанцы и теперь чтили традиции и не вкушали пищу в присутствии противоположного пола.

Как знать, чем они были вынуждены тут питаться в последние сутки! И хватит ли провианта на ближайшие дни? По беглым подсчетам Милены в лагере находилась примерно половина отряда, а значит, скоро появится и вторая – уставшая и, вероятно, нуждающаяся в медпомощи. В ход пошел новый котел и очередная партия замешанного теста, крупы с овощами, сдобренные куриными тушками.

Милена всматривалась в лица, силясь найти хоть кого-то знакомого и тревожась о судьбе Хорта и напарника. И случайно заметила вдалеке остриженную макушку Шимбота, который, доев похлебку, принялся натягивать на себя плотную рубаху с длинными рукавами и обвязывать голову платком для защиты от огня и жара. Она посчитала, что отрывать его от дел сейчас не лучшее решение, но вожак вдруг сам заметил девушку, пробежав рассеянным взглядом по лужайке и остановив на ней темные раскосые глаза. Он на миг удивленно застыл, явно не ожидав увидеть в этих проклятых краях священную женщину, и, повинуясь неизвестному ей порыву, медленно двинулся к Милене, не разрывая зрительного контакта ни на секунду.

Девушка поднялась ему навстречу, с интересом гадая, что он ей теперь скажет. Октанец остановился в паре шагов от Милены, все так же прямо глядя на нее с каким-то странным ожиданием, и, к счастью, на сей раз на колени вставать не стал. Он просто поклонился, прикладывая руку к груди, и настороженно произнес:

– Госпожа прибыла в неблагополучный край и трудный час. Вы желаете лично проверить, насколько честно мы исполняем наше обещание?

Черт! Он подумал, что она им не доверяет и притащилась сюда с инспекционным рейдом? Вот идиотская ситуация!

– Нет, Шимбот, вовсе нет, – сразу открестилась Милена, рассчитывая общаться с ним впредь по-свойски. – Я здесь совершенно случайно. В Аскалитании меня преследовали жандармы, и мне пришлось отправиться с обозом на восток, чтобы меня не схватили. Я не собираюсь вмешиваться в вашу работу, я доверила ее вам. Помогу в лагере, чем смогу, раз уж я тут.

Острые черные линии тату пришли в движение на скулах, стоило Шимботу сжать недовольно челюсти, и глаза его пытливо сузились, словно он услышал нечто неприятное.

– Калитосские жандармы рано или поздно начнут искать вас и здесь, – уверенно констатировал он, будто сообщал о том, что погода нынче засушливая. – Рядом с сеньором Рохосом.

– Ну… мне больше некуда было деваться, – пожала плечами Милена, в душе надеясь, что солдафоны сюда попросту поленятся переться.

– Я скажу братьям, мы присмотрим за вами, – вновь склонил голову Шимбот. – Госпожу не тронут, покуда мы рядом.

– О… – искренне удивилась Милена такому неожиданному повороту. – Спасибо… Все ли у вас хорошо? Все ли здоровы?

– Да, госпожа, – Шимбот нахмурил черные брови под повязкой, не понимая, к чему такие вопросы. – Земля гневается, но мы справимся. Мы обещали.

– Ладно, будьте аккуратны там, – напутствовала Милена. – И скажи, ты не видел случайно моего мужа? Где он?

– Слышал, сеньор объезжает соседние поселения с товарищами. Еще утром отбыли. Большего я не знаю.

Так, ладно. Значит, Терсонис уже умотал на разведку по деревням. Наверное, это хороший знак. Видимо, линия огня расположена не близко от лагеря, если есть смысл шарахаться по окрестностям. Может, ищут выживших, помогают им покинуть опасную зону. Или пытаются найти другие очаги возгораний.

– А Хорт? – задала волнующий ее вопрос Милена. – Гаур? Ты знаешь его? Видел? Он привел сюда отряд сареймян.

Шимбот спокойно и кратко кивнул и указал привычным для себя говорящим взмахом руки в сторону чернеющей громады подступающего к деревне леса.

– Капитан Хорт там. Где Земля стонет от огня. Куда отправлюсь сейчас и я, как только госпожа отпустит. Он с сареймянскими сородичами, копает траншеи и рубит деревья.

– Хорошо, Шимбот, благодарю за новости! Не буду тебя задерживать.

Октанец выждал еще мгновение и развернулся к своему отряду, который тотчас же засобирался на смену. Они подхватили очередные наполненные водой бочки и погрузили их на прибывшие телеги. Стоило им тронуться в путь, на протоптанной дороге показались другие люди: устало бредущие, с заброшенными на плечи лопатами и топорами, заходящиеся в надсадном кашле и срывающие с себя обгоревшее тряпье. Их было очень много, больше сотни. Вся вереница изнуренно затекла в лагерь и повалилась вокруг шатров, не в силах дойти до колодца и напиться.

Милена заторопилась к ведру и кружкам – напоить всех, кого сможет. И поискать среди них Хорта, за которого уже начала немного беспокоиться. Ибо среди пришедших она не заметила его широкоплечей фигуры. Черт, неужели он попросту остался у линии огня? Когда же закончится, в таком случае, его смена? Вернувшаяся с тушения группа бывших рабов действительно по большей части состояла из сареймян. Пока девушка подавала кружки с водой и раздавала мужчинам горячие плошки с похлебкой, она смогла разглядеть их внимательнее. Загоревшая под южным солнцем кожа, спадающие до плеч волосы, как у Хорта, сейчас небрежно выбивающиеся из-под повязанных платков, совсем другой, более открытый разрез серых и зеленых глаз и статные высокие фигуры. Сареймяне, видя в ней не сеньору Рохос, а скромно одетую сельчанку, охотно и признательно брали из ее рук жестяные кружки, полные студеной воды, и жадно пили, роняя капли, сбегающие по закопченной коже рук, шеи, груди. Они благодарили кто кратким «Спасибо», кто на неизвестном ей языке, кто просто кивком. И удивленно взирали на наполненные сытными порциями миски, не ожидая внезапных щедрот.

К счастью, и у этого отряда травм оказалось не очень много: с десяток содранных в кровь ладоней, пара вывихов от неудачно заваленного дерева, мелкие ожоги на тех, кто слишком близко подобрался к тлеющему пласту торфа, наивно рассудив, что раз открытый огонь далеко, то можно справиться голыми руками. Лекари во главе с Жемадисом быстро выполняли свою работу под растерянными взглядами бывших рабов, совершенно не привыкших ни к заботе, ни к врачеванию. Но от помощи они не отказывались, осознавая, что от них сейчас зависит все, и они обязаны быть в строю. Максимально долго. Пока потрошить коробки с лекарствами из Ольховинки не пришлось: ушла только упаковка с обезболивающими таблетками и пузырек с перекисью водорода. Но Милена понимала: это лишь самое начало.

Ночь окончательно опустилась на поселение, расцвеченная неестественно багряным небом, которое пугало и не давало расслабиться вкупе с удушающей гарью и периодами долетающими сгустками плотного дыма. Как можно уснуть в такой близости от пожара? И хоть Милена и знала, что лагерь разбит на безопасном расстоянии, адреналин и нервозность не давали успокоиться. Сареймяне моментально отрубились, едва закончили трапезу и разбрелись кто по шатрам, кто по ближайшим домам, а кто и просто завалился на земле, подложив под голову руку или пучок сена. Лекари тоже удалились в выделенный им домик, готовые в любой момент прийти на помощь. Церсения же проследила, чтобы наготовленной еды хватило впрок для октанцев, которых ждали в лагере уже к середине ночи назад, и настоятельно попросила Милену пойти на боковую.

– Госпожа, так нельзя! – причитала она на пороге хибары. – Вы не должны были тут оказаться! Да еще и помогаете нам! С вашей-то рукой! Куда такое годится? Идите почивать, в доме нашлась отдельная комната. Я всем наказала, чтоб ее никто не занимал, там есть и кровать, и постельное белье. И я приготовила вам кувшин для умывания, гребень для волос и кое-какое исподнее переодеться. А то сорвались сюда, в чем были… Ох, пресвятые врата Поднебесья…

– Спасибо, Церсения, – вымученно улыбнулась ей Милена. – Я немного посижу на крыльце, приведу мысли в порядок и обещаю пойти спать. Не беспокойся!

Кухарка пригладила растрепанные волосы и укоризненно проворчала:

– Сеньор Рохос будет страшно недоволен всей этой историей! Скорей бы господин вернулся и смог отправить вас в надежное место, подальше от жуткого марева!

И бормоча привычные молитвы богам, Церсения скрылась в доме.

Милена посмотрела ей вслед и бездумно опустилась на ступени, стягивая с головы косынку и разминая ладонями затекшие плечи. Только сейчас она вспомнила, что так ничего и не ела с самого утра. Поэтому со стоном опять поднялась на ноги и поплелась к накрытому крышкой котлу. Она пожует восхитительной похлебки и обязательно поспит. А завтра… или уже сегодня?.. все наладится.

Милене казалось, она ни за что не уснет, но, видимо, отключилась, едва упала на пахнущую грубым мылом и сыростью постель в какой-то невзрачной и темной комнатушке с крошечным пыльным оконцем. Она не чувствовала ни ног, ни рук после утомительной тряски в телеге с раннего утра и бесконечной готовки весь вечер. Зато теперь мужчины не останутся голодными. А ведь им так нужны были силы! Мазь лекаря вместе с таблетками ненадолго уняли боль в руке, и девушка смогла немного отрешиться от забот. Мысли о полыхающем пожаре в лесах стали скакать по мутным образам наблюдающих с небес калитосских богов в виде скрюченных и ехидных старцев, которые взирали на мир внизу через гигантскую лупу и посмеивались. Милене страшно хотелось запустить в эту лупу увесистым бататом, но он неустанно выскальзывал из ее слабеющих пальцев. Боги ворчали, отдавали резкие военные команды, периодами сквернословили и гремели керамическими плошками с похлебкой, вереницей плывущими им в руки. И ржали как кони, испуганные зрелищем на бренной Земле. Краем сознания Милена понимала, что это путанные и дурные сны, и пыталась проснуться. Но ничего не выходило, и она продолжала наблюдать за падающими с неба обглоданными костями, которые грызли эфемерные стариканы и с меткостью криворуких павианов швыряли вниз.

Сны отпустили внезапно, и Милена с протяжным стоном села на кровати, убирая со лба взмокшую от жары прядь русых волос. Черт! Тьма в доме царила, хоть глаз выколи! Видимо, костры в лагере затушили за ненадобностью, а сквозь плотную гарь не проникал даже свет звезд. Лишь отблески пожаров окрашивали небо в зловещий багряный цвет. Стояла глухая ночь. Милену мучала жажда, и она осторожно выбралась из кровати, не представляя, сколько людей ночевало в главной комнате и кого она разбудит своими неловкими шагами. Однако дверь комнатушки вела сразу к предбаннику, и девушка без приключений вышла наружу, оставляя позади дом, полный сонных вздохов.

В лагере почти все спали, кроме пары человек, оставленных у колодца на посту. Сареймяне ушли на смену, ибо их места пустовали, и за распахнутыми пологами шатров виднелись лежащие фигуры октанцев. Видимо, их приход и слышала во сне девушка, не имея сил пробудиться. Тогда все вставало на места и с ржанием лошадей, и с суетой вокруг похлебки. Девушка добралась до грубой и предусмотрительно наполненной бочки, рядом с которой стоял целый ряд ждущих ведер, и напилась водой из какой-то кружки. И вдруг в призрачном отблеске марева заметила удаляющуюся к окраине поселения фигуру. Она бы не среагировала – лагерь был полон незнакомых ей воинов, – но широкий разворот плеч, светлая безрукавка и такая знакомая четкая походка заставили сердце дернуться в груди. Неужто Хорт?!

Милена нервно выдохнула и пошла вслед за ним, желая убедиться, что это действительно он, и с ним все в порядке. Мужчина сразу растворился во тьме, завернув за угол одного из сараев. Чего он тут бродит в такой час? Каждый бывший раб спешил отоспаться после трапезы и берег любой миг отдыха. По нужде, что ли, отправился? Девушка на всякий случай приблизилась к хозяйственным постройкам и осмотрелась. Там располагалась самая окраина поселения. Чья-то хлипкая ограда опоясывала последний надел земли, отделяя его от заросшего высоким бурьяном луга, а прямо перед ней ютился крошечный задний двор, сплошь заваленный разобранными деревянными бочками, колесами от телег и массивными чурбанами. А от крыши сарая выступал широкий навес на подпорках, который скрывал сваленное неаккуратной грудой, давно пересушенное сено. И несмотря на обагренную далекими пожарами тьму, Милена ясно различила на светлой соломе знакомую фигуру. Девушка сделала несколько осторожных шагов, с усилием приглядываясь, и наконец, облегченно выдохнула. Это в самом деле был Хорт!

Он растянулся на сене в какой-то неловкой, измученной позе, закинув одну руку за голову и чуть подогнув ноги, и лежал с закрытыми глазами. Простые плотные штаны были неоднократно продраны и перемазаны землей и сажей, а безрукавка распахнута, обнажая не менее испачканную копотью волосатую грудь. Голову не покрывала повязка, и темные пряди спутанно растрепались по белеющему лбу и шее. Дышал он сипло и словно с трудом и вряд ли успел уснуть.

Милена поколебалась недолго, борясь между необходимостью дать Хорту отдохнуть и желанием удостовериться, что он не пострадал. Или она сейчас просто не в состоянии вот так развернуться и уйти? Она медленно приблизилась и, видя, что он не шевелится и никак не реагирует на хруст сухой травы под ее сандалиями, осторожно присела на солому, неотрывно глядя на него. Она приготовилась к тому, что он привычно подорвется на звук, удивится ее нахождению там, где ее не могло быть, или вообще отругает. Но Хорт почему-то в упор не замечал чужого присутствия. Неужели заснул за какие-то пару мгновений? Черт! Как же он, должно быть, измотался за прошедшие дни! Сперва плен у Амарантисов, после долгий переезд, борьба с пожарами…

Повинуясь настойчивой душевной потребности, Милена прилегла рядом с ним на бок и пристально вгляделась в его обросшее длинной щетиной лицо. Стертый след сажи на заострившейся скуле говорил о том, что он честно пытался ополоснуться, но привести себя в порядок сил не нашел. На обнаженном плече красовалась новая, почти черная ссадина, испещренная множеством рваных царапин. Видимо, ободрался о срубленное дерево. А в полах раскрытой безрукавки прямо на животе темнел уже затянувшийся, но покрывшийся уродливыми волдырями неровный ожог, опасно соседствующей с недавно начавшей заживать раной на боку. Очевидно, Хорт даже не обращался к лекарям. Ну что за человек! Милена сокрушенно выдохнула, отчего он все же дернулся, мгновенно пробуждаясь и тревожно распахивая глаза.

Девушка напряглась, ожидая какую угодно реакцию, и хотела было подать голос, дабы Хорт признал ее, но тот замер, без труда различив в темноте ее силуэт и чуть приподнявшись на локте. Шумное дыхание сделалось едва заметным, пока он пробегал по ней взглядом, подбираясь и разворачиваясь в ее сторону. А потом он досадливо зашипел и откинулся обратно на сено.