Под шкурой гаура. Часть 3. Хортинай Стайдера

Вот же ж черт!!! То, что стряслась беда, уже было очевидно.

Милена взволнованно вскочила вслед за Хортом и устремилась наружу, сразу вливаясь в хаос спешащих мужчин, которые накидывали на плечи рубахи, хватали ведра и лопаты и перекрикивались друг с другом на разных языках. Несколько рабов стояли у ручья и зачерпывали воду, передавая в ждущие руки. Кто-то раздувал искры в костре, чтобы хоть немного осветить мутную, пропитанную пугающим дымом тьму. Повсюду слышалась досадливая ругань, которую никто не сдерживал, короткие приказы, встревоженные вопросы. «Что там?!», «Какого демона?!», «Кто пострадал?», «Как близко огонь?» – и так до бесконечности, пока в центре лагеря вновь не появился Хорт и не рявкнул во всю силу легких:

– Тишина!!! Умолкли все!!!

Воины замерли на месте, доверяя негласному предводителю и ожидая внятных инструкций.

– Всем мужчинам на выход! – не заставил себя ждать громкий и четкий приказ Хорта. – С собой берите топоры, лопаты и пустые ведра! Все слышали? Пустые! Наполним в деревне, отсюда не тащим! В огонь не соваться, по дымящейся земле не ходить. Ступать след в след! Лица закрыть всем, чем найдете. Дышать только через мокрую ткань. Бегом!!!

Снова поднялась суета, но теперь люди действовали более слажено. Лязг жестяных ведер сменился топотом пары сотен ног, и уже через несколько минут лагерь почти опустел. Милена в ужасе наблюдала за этой картиной, понимая одно: огонь прорвался сквозь их преграду! Ни просека, ни ров с залитыми в него химикатами не помогли остановить пожарища, и одним богам всех миров отныне известно, что делать дальше. В дымной тьме девушка едва различила знакомую фигуру мужчины и бросилась к нему.

– Терсон! Подожди! Что именно там стряслось?

Напарник был растрепан после сна, но одет, как и остальные, в застегнутую рубашку, плотные штаны и повязку на шее, которую успел смочить водой и собирался натянуть на нос.

– Демоны, Милена! Не суйся туда! Уходи на скалы!

– Да не суюсь я! Что случилось?! Говори же! – повысила голос Милена, цепко ухватившись за руку Терсониса и не собираясь его отпускать, пока тот не ответит.

Сейчас не до благородных жестов сенатора, беспокоящегося о ее безопасности!

– Земля опять начала гореть, – нехотя выдал он, нервно оборачиваясь на убегающих прочь последних рабов. – Огонь прорвался к деревне и отрезал смену Шимбота. Они оказались в полыхающей ловушке и не могут пробиться через тлеющий торф. Если мы не успеем, они погибнут…

И Терсонис вновь дернулся, желая освободиться от хватки девушки и поторопиться за воинами.

– Да стой же ты, черт побери! – не хуже Хорта прикрикнула на него Милена, теряя терпение. – Слушай и запоминай! Мешайте воду с порошком прям там же, у деревни, и лейте в землю по линии, чтобы пропитать ее от края до края! Не пытайтесь пройти вперед, пока не остудите торф. Вскапывайте землю, заливайте ее составом и перемешивайте лопатами! Только так вы поможете отряду Шимбота! И долой все деревья и кусты, даже срубленные и поваленные! Помни: когда огня не видно, и есть один дым, значит, горит внутри! Не провалитесь в скрытые полости! Потому что там будет пекло! Запомни: воду с порошком по линии! И вскапывать! Все, беги.

Терсонис, наконец, понял, зачем именно удерживала его Милена, и послушно закивал на эти ценные наставления, на прощание сжав ее плечо. Еще миг, и он побежал догонять ушедший отряд.

Черт, черт, черт!

Милена осмотрелась и решила собрать всех находящихся в лагере лекарей. То, что очень скоро потребуется их помощь, и пострадавших окажется много, было ясно, как и то, что они сейчас ходили по самому краю. Кто-то может погибнуть, кто-то стать калекой, не каждого удастся спасти. Но нужно хотя бы подготовиться! Однако людей оказалось мало. Калитосские рабы ушли со всеми, из знахарей в ущелье нашлось всего четверо мужчин, включая старика Жемадиса и молоденького парнишку Вастеса. Да полный состав кухарок. Остальные же поспешили на помощь октанцам. Как не кстати! Что, если не хватит рук? Что, если они не успеют?

– Помогите мне достать бинты и лекарства! – поторопила знахарей девушка взмахом руки и устремилась к сложенным под валунами коробкам с медикаментами из своего мира.

Она вместе с Церсенией нервно расстелила на земле несколько притащенных из деревни простынь и принялась сортировать на каждой из них нужные предметы. Бинты и марли высыпались горкой на самый большой кусок ткани, их может понадобиться уйма! На вторую простынь полетели противоожоговые гели и мази, закупленные, к счастью, в Ольховинке в умопомрачительном количестве. И без того уже многие рабы приходили после смен с незначительными ожогами и волдырями, как Хорт. Но в этот раз все может оказаться намного катастрофичнее. Огонь слишком близко, дыма слишком много, смерть явственно витала в самом воздухе. Ну и третья ткань. Туда Милена собственноручно вывалила одноразовые шприцы в хрустящих стерильных упаковках и ампулы с сильными обезболивающими и жаропонижающими. Это она не доверит никому. Женщины и так с ужасом косились на непонятный и чуждый пластик, на ряды стеклянных капсул и на чужеродный шрифт незнакомых им надписей разных цветов. Хоть бы не пришлось это использовать! Хоть бы обошлось! Но Милена понимала: не время обманываться, надо готовиться к худшему. Даже к тому, что им придется бежать, никого не дождавшись…

Эх, Андрей Степанович, что же вы не отправили сюда отряд медиков! Как не хватало сейчас поддержки профессионалов! Ибо на местных знахарей Милена не сильно рассчитывала.

– Наполните оставшиеся ведра водой! – окликнула она встревоженных мужчин, растерявшихся от вида непонятных тюбиков и коробочек. – Чем больше, тем лучше. Нам понадобится очень, очень много чистой холодной воды! И закройте нос тканью, как это сделали воины! Нам всем нужно беречь легкие, гари слишком много!

Время тянулось бесконечно долго, каждой чертовой секундой проезжаясь по нервным окончаниям, будто с тела давно содрали кожу. Милена до звона в ушах прислушивалась к тому, что могло происходить в четверти часа ходьбы от скал, но не разбирала ничего. Усилившийся ветер назойливо заглушал все другие звуки и резкими порывами посвистывал меж вздымающихся валунов и изгибов взгорья. Но красноречивее этого были сгустки плотного сизого дыма, которые метались в воздухе, как перья в вареве из удушливого грязно-желтого смога. Пахло огнем, горящим деревом, животным страхом, тянущим бессознательно прочь, вверх на скалы, туда, где гореть нечему, где можно спастись. Хотелось бежать без оглядки, перепрыгивая через камни, раздирая руки в кровь о хлещущие ветви все еще живых деревьев. Но то кричали инстинкты. А сознание заставляло продолжать выполнять монотонную и примитивную, но такую нужную работу.

Все чаще то тут, то там раздавался сдавленный или надрывный кашель, и Милена в сотый раз смачивала косынку, повязанную на носу, чтобы хоть как-то задержать на ткани отравляющие частицы. Что происходило там, где сейчас дымилась земля и полыхал огонь, где бывшие рабы пытались спасти часть своего отряда, она даже не желала представлять. Она планомерно гнала прочь из сознания нервные мысли и вопросы. Нельзя думать, нельзя забегать вперед. Ей придется смириться с любым исходом, справиться с любой действительностью и просто делать все, абсолютно все, что будет в ее силах.

Первые пострадавшие появились ближе к мутному и грязному рассвету, окутанному едким дымом. На тропе возникли калитосские рабы, притащившие в лагерь несколько сареймян в бессознательном состоянии. Одежда на них сильно обгорела и покрылась слоями сажи, а сквозь прорехи проступали ярко-алые островки ожогов, но Милена запретила себе всякие эмоции. Она решительно указала на расчищенную площадку ущелья у ручья, где уже были расстелены оставшиеся холщовые простыни. Мужчин уложили на них, и лекари принялись торопливо осматривать повреждения, осторожно снимая с тел обрывки обугленного тряпья. Милена металась между ними, подавая то стерильную марлю для промывки кровоточащих ран, то нервно откручивала пузырьки с нашатырным спиртом, чтобы привести воинов в чувства, то придерживала их за плечи или руки, пока знахари обматывали повреждения плотными витками пропитанных гелем бинтов. И старалась не слышать тех шипящих полустонов, которые пострадавшие всеми силами пытались сдержать за стиснутыми зубами, не привыкшие ни к жалобам, ни к заботе, но не имеющие сейчас сил на то, чтобы храбриться и дальше. Черт! Надо просто продолжать помогать!

Никто не задавал вопросов, не тратил сил мужчин на разговоры. И так понятно: где-то совсем рядом творился ад, и теперь каждый должен был выполнять свою задачу, не отвлекаясь на чужую. Но один из сареймян все же перехватил полувопросительный взгляд какой-то женщины, отпаивающей его водой, и прохрипел:

– Земля… горит… Мы усмирим ее… Мы спасем октанцев… Только отлежимся чуток…

Милена неодобрительно покачала головой и поспешила к очередному ведру воды, чтобы окатить ею другого сареймянина и остудить его побагровевшую грудь и спину. Эти воины точно выбыли из строя на ближайшие часы, и отлежаться тут не поможет. Правда, ничего смертельного в их травмах не обнаружилось. Все поправимо, будут жить. Только бы не случилось чего похуже…

Но нет. Судьба в этот день возжелала устроить отряду персональный апокалипсис. Уже через полчаса со стороны тропы послышались резкие окрики, и – черт подери! – ей не понадобилось знание октанского, чтобы понять: «На помощь!» звучит одинаково страшно и очевидно, из каких бы звуков ни состояла эта реплика. Девушка вскочила с земли и бросилась к тем, кто чуть ли не бегом тащил в лагерь чье-то тело, безвольно утопающее в натянутом на манер носилок плаще. Ей не пришлось задавать вопросов, взгляд моментально выцепил почти черное от сажи лицо Шимбота с остриженной макушкой, искаженное от неподконтрольных конвульсий, и обгоревшее месиво вместо ног. Воздух в легких окончательно закончился, стоило Милене увидеть эту чудовищную картину, и сердце с трудом протолкнуло вмиг загустевшую кровь. Боже… Боже…

– Несите сюда! Быстрее! – собственный голос показался чужим и осипшим, когда она выкрикнула этот приказ. – Готовьте много воды! Бинты! Осторожнее!!!

Она метнулась к расстеленной накидке с ампулами. Только бы успеть! Пальцы не слушались, пока она нервно разрывала упаковку со шприцом и обламывала кончик капсулы с сильным обезболивающим. Черт! Сосредоточься! В шприце должна быть жидкость, а не гребаные пузырьки воздуха! Любое промедление может приблизить смерть от болевого шока. Сперва надо помочь мозгу и сердцу, остальное – после!

Кое-как справившись, она подорвалась на ноги и кинулась к лежащему Шимботу, находящемуся в странном, пограничном состоянии: его сверкающие белками на фоне черного лица глаза были неестественно распахнуты, но он вряд ли видел или слышал мир вокруг себя. Лишь рваное, поверхностное, дерганное дыхание да непрекращающиеся судороги, выворачивающие его тело, говорили о том, что он еще жив. Знахари в замешательстве застыли вокруг, не смея ни прикоснуться, ни что-либо сделать, и один Жемадис перехватил руку Милены со шприцом, стоило ей опуститься на землю рядом с Шимботом.

– Сеньора Рохос, вам нельзя! – срывающимся голосом остановил ее он. – Скажите, что нужно, мы все сделаем! Напоим его опием, промоем раны, перебинтуем. Но вам нельзя… Спасать нельзя.

Милена ошарашенно подняла на Жемадиса взор, совершенно не понимая смысла его слов, и рефлекторно выдернула руку из его хватки, которая тотчас же разжалась.

– Какого демона, Жемадис? – вырвалось у нее то ли зло, то ли истерично. – Вы себя слышите?! Он не в том состоянии, чтобы поить его опием! У него сильнейший болевой шок! Но я попытаюсь!

Ложь! Чушь! Ему нужна, черт подери, реанимация, которой тут, к дьяволу, не было!!! И все, чем она могла помочь, это убойная доза обезболивающего, а позднее – жаропонижающего. И уйма противоожогового геля и воды! Но она не могла не попробовать! А ей только мешают!

Однако Жемадис сочувственно поджал губы, не собираясь сдаваясь.

– Он октанец, – с нажимом произнес лекарь. – Он вряд ли выживет, он сильно обгорел. Мы таких и не выхаживаем, это невозможно. Лишь агонию облегчить немного. Но… коли вы собственноручно возьметесь его спасать и тем самым вмешаетесь в предписанное, вы будете за него в ответе. До конца его дней. Впрочем, он не протянет долго…

Вот дьявол! Милена вообще об этом забыла! Чужеродные октанские традиции! Где священная женщина не имела права менять судьбу октанца, если не собиралась стать для него оплотом, якорем и светом. Его сейной. Но… это имело сейчас значение?! Он серьезно?!

– Просто не мешайте мне! – в отчаянии выдохнула Милена и яростно опрокинула пузырек со спиртом на марлевый тампон.

Жемадис молча отшатнулся, и все четверо знахарей и женщины расступились, образуя вокруг девушки и Шимбота подозрительно обширное пространство, словно она в одночасье превратилась в страшную ведьму, творящую у них перед носом зловещую черную магию. Плевать! На все плевать, будь неладен этот средневековый мир! Пальцы яростно запорхали над сгибом мужского локтя, очищая засмоленную кожу над веной для укола, и через мгновение игла легко проткнула плоть, планомерно впрыскивая в кровь лекарство. До самого конца. Если Шимбот выживет, она разберется позже с идиотскими якорями! И Милена схватилась за следующий шприц.

Она не представляла, сколько прошло времени, пока она как в тумане занималась травмами Шимбота. Час? Два? Язык не поворачивался признать: она просто неумело боролась за его жизнь! Лихорадочно вкалывала препараты, срезала с тела обгоревшие лохмотья, медленно и мучительно долго касалась смоченной марлей его чудовищных ожогов в попытке остудить и промыть, старалась не потерять контроль и остатки самообладания от зрелища сгоревшей плоти на его ногах и отгоняла из сознания мысль, что противоожогового геля и стерильных бинтов недостаточно! Тело Шимбота горело без огня даже после жаропонижающих, и раз за разом она осторожно окропляла свежей водой его лоб, шею и грудь, которые постепенно покрывались светлыми дорожками подтеков, обнажавших его кожу под слоем копоти и крови.

Когда она закончила перевязку, с досадой оглядывая проступающие грязно-алые разводы на бинтах, охватывающих теперь обе его изуродованные ноги, Шимбот ненадолго пришел в себя. Может, обезболивающее, может, прохлада воды хоть немного принесли ему облегчение, и он более осмысленно разлепил веки и посмотрел на склоненную над ним Милену, которая упорно смачивала его пылающее лицо и покрытые коркой губы. Октанец дышал сипло и поверхностно, но судороги стихли, и он смог осознанно повести глазами и оценить обстановку.

– Все хорошо, Шимбот, – попыталась успокоить его Милена. – Ты в лагере. Мы позаботимся о тебе. Все будет хорошо…

Пустые слова, она и сама в них не сильно верила. Хорошо? Что тут хорошего, если он мог не выжить? Или остаться калекой? Но именно сейчас Милене больше нечем было его подбодрить.

Шимбот дернулся от ее слов, взор метнулся к рукам, проводящим мокрой марлей по голой груди, к изодранному исподнему, кое-как прикрывавшему его бедра, к неестественно белеющим, обмотанным бинтами ногам. Его взгляд наполнился не то отчаянием, не то обреченностью, и он набрал воздуха в легкие. Милене показалось, он хочет что-то сказать. Но октанец лишь прикрыл глаза и изможденно завыл. То ли от боли, то ли от необратимости произошедшего. И девушка честно не знала, что сильнее всего ударило по сознанию Шимбота: то, что он находился на волоске от смерти, или что Милена лично спасала и меняла его судьбу.

Тихий и отчаянный вой иссяк так же быстро, как и его силы, и октанец вновь провалился в беспамятство. Девушка на миг зажмурилась, прогоняя опасно поплывшую картинку, и с трудом поднялась на ноги. Она сделала все возможное. Дальше жизнь Шимбота зависит от его организма.

Не чувствуя собственного тела, она доплелась до ручья и бессильно опустилась на камни у самой кромки. Она бездумно опустила руки с закатанными рукавами в воду и уставилась на черно-багряные узоры, потянувшиеся от ее ладоней по мелким перекатам мутными змеями. Она ощущала, как постепенно немеет кожа от студеной воды, но не могла пошевелиться. Лишь делала принудительно долгие вдохи и выдохи, не справляясь с сильной дрожью, что колотила ее тело.

Хотелось распластаться на земле, закрыть глаза и очнуться в каком-нибудь далеком будущем, желательно на другой планете. Потому что ей по-настоящему было страшно. Еще никогда от нее не зависела чужая человеческая жизнь. И не от каких-то ее судьбоносных решений. А от неверного движения пальцев, не вовремя сорванного колпачка с тюбика геля, от недостаточно деликатно повязанного бинта. Она, черт подери, не являлась врачом!!! Да, она перевязывала раны Хорта после состязания на ристалище, правильно рассчитывала дозировку противовоспалительных таблеток, чтобы у него не началось заражение, знала, как сбить сильный жар. И в целом представляла, как обработать укусы пса на своем локте. Но она не умела вытаскивать с того света человека, получившего термические ожоги нижних конечностей третьей степени!!! Находясь в грязном ущелье мира, уровень развития которого соответствовал всего лишь средневековью. С минимальным арсеналом медикаментов и одной парой собственных рук! Ведь ни одна из калитосских женщин не посмела прикоснуться к Шимботу и хоть чем-то ей помочь, боясь брать на себя груз ответственности, а четверо лекарей сочли октанца не жильцом и ретировались подальше!

Милена закашлялась, только сейчас сообразив, насколько пересохло ее горло, на котором осела уйма гари. Правда, воздух стал заметно чище и свежее, стоило солнцу перевалить за зенитную точку. Впрочем, девушка и не поднимала взора на затянутое рваными облаками и смогом небо. Не до того.

– Госпожа, – послышался за плечом участливый голос Церсении, и Милена подняла голову, вырываясь из мрачных мыслей и вытаскивая руки из ручья. – Вы в порядке, сеньора Милена? Превеликие боги… Что мне для вас сделать?

Кухарка протягивала ей относительно чистую тряпицу обтереть ладони. Девушка с трудом встала на ноги и прокашлялась.

– Ничего, Церсения. Ничего не нужно.

– Вы очень смелая, госпожа, – заявила та, принимаясь вытирать ей руки, ибо сама она не замечала, как вода стекает на давно грязную юбку платья.

– Что все это теперь значит? – взглянула на нее Милена. – Что значит моя помощь Шимботу? Я все испортила?

Кухарка закончила с ее ладонями и тяжко вздохнула, поправляя выбившуюся из-под косынки прядь черных с проседью волос.

– Важно то, что это значит для вас, госпожа, – тихо ответила она. – Вы единственная, кто попытался помочь ему. Вы знали как, а мы не знали. Одни высшие боги ведают, выживет ли он. Но… вы облегчили его мучения. Его ждали часы страшной агонии и неминуемая, жуткая смерть. Однако теперь он просто спит, и мы будем молиться всем семи богам Деоса и Земле, в которую он верит, дабы он очнулся и смог жить дальше.

Милена коротко кивнула и снова спросила:

– Что это значит для него и для меня? Я не знаю, что такое быть сейной. Я ни демона в этом не понимаю!

Церсения помолчала, явно подбирая слова, и девушка окончательно уверилась в том, что Шимбот никогда не поблагодарит ее за помощь. Это однозначно являлось для него не меньшей катастрофой, чем обгоревшие ноги.

– Я не так-то много ведаю о чужеземной октанской культуре, – подавленно отозвалась кухарка. – Но про сейну кое-что слыхала. Коль вы не дали ему умереть, вы теперь в ответе за его судьбу, а он больше не принадлежит своему гамсутскому клану в Октане. Вам направлять его по жизни. Вам определять его предназначение, ибо предыдущего он окончательно лишился. А его цель – исполнить новое. Ежели он, конечно, будет в состоянии… Но помните, госпожа: та священная женщина, которая становится светом для мужчины, должна хорошенько знать, что для него самое правильное и лучшее. Раз уж вы вмешались в ход его земного пути.

– А как же мне это узнать, если я и Шимбота-то толком не знаю? – с долей безысходности пробормотала Милена, до конца не веря в то, что попала в хитрую культурную западню.

Церсения в ответ развела руками и виновато изогнула брови.

– Так госпожа, насколько я знаю про этот народ, сейной для октанца никогда и не становится чужая женщина. Она всегда из его клана или из его города. Она близка к его семье и понимает, какое именно предназначение приблизит его к милости богини Земли. А вы так вот неосторожно…

Милена прикрыла на мгновение глаза и застонала.

– Господи боже… Дай мне сил…

Глава 6. Иди к демону

Воины начали возвращаться через час. И первыми на краю ущелья появились октанцы. Те самые, которые попали в огненную ловушку и были, наконец-то, спасены. Они брели по петляющей тропе меж валунов медленной, спотыкающейся вереницей, больше похожие на восставших из могил мертвецов, настолько черна была их кожа от гари, изодрана обгоревшая одежда, тяжело дыхание, срывающееся на надсадный, мучительный кашель. Они плелись, едва переставляя ноги, поддерживая друг друга, иногда ведомые сареймянами, выглядевшими не многим лучше. Некоторых тащили на растянутых плащах, кто сильнее пострадал, и Милена нервно сглотнула в ожидании очередного трудного пациента при смерти.

Мужчины добирались до лагеря и обессиленно валились прямо на землю со стонами и хрипами. Девушка метнулась к побледневшему Жемадису, совсем растерявшемуся от наплыва пары сотен нуждающихся в медицинской помощи воинов. Ибо остальные лекари до сих пор не вернулись в лагерь.

– Жемадис! – настойчиво окликнула его Милена. – Если вы не хотите моего вмешательства в судьбу целого отряда октанцев, что, видимо, не означает для них ничего хорошего, тогда делайте то, что я вам скажу. Пожалуйста! У нас нет времени на сомнения. Вы готовы?

Знахарь обреченно покачал лысой головой и подозвал Вастеса, который оторопело шарил дрожащей рукой по лекарскому саквояжу в поисках нужных трав.

– Сеньора Милена, мы постараемся выполнить все, что в наших силах. Нас только четверо, кто может осмотреть и помочь этим несчастным, но… Я все еще не доверяю вашим чужеземным снадобьям. Больно уж странно они выглядят.

– Но Шимботу же полегчало! – в отчаянии воскликнула Милена, для которой каждая минута проволочки казалась непоправимой ошибкой. – Я ничем ему не навредила! Я же обещала вам, что в наших лекарствах нет ничего опасного. Исключительно помощь!

Жемадис раздраженно поджал тонкие сухие губы и взмахнул костлявой рукой.

– Будь по-вашему, сеньора Милена! Ежели вы знаете, что делать, мы готовы приступать.

– Тогда за работу! – поторопила его девушка. – Я подам нужные препараты и подскажу, как с ними управляться. Там ничего особо сложного: промыть, смазать, перевязать и напоить. Речь лишь о снятии боли, воспаления и об обработке обожженных тканей.

О том, как лысый знахарь будет оперативно учиться делать уколы, Милена даже не желала думать заранее. Как-нибудь придется! Потому что их избежать уже не выйдет. Жемадис с неохотой кивнул и подозвал оставшихся лекарей, которые с нескрываемым сочувствием косились на распластавшихся и хрипящих погорельцев, видимо, считая их неизлечимыми. Но перечить старшему коллеге не посмели и закатали рукава врачевательских рубах. И все снова завертелось поломанным детским калейдоскопом. Только в этот раз Милена честно не прикасалась к октанцам, а протягивала знахарям тампоны, перекись, спирт, нашатырь, бинты, тюбики с гелем, антибактериальную мазь, таблетки жаропонижающего и раздавала указания.

Ожогов оказалось много, но ничего похожего на чудовищные травмы Шимбота! Многие воины были сильно истощены, обезвожены и отравлены угарным газом. То и дело приходилось поить водой тех, кто с жадностью припадал к наполненному ведру, и смачивать лицо и губы тех, кто бессильно терял сознание. Резкий запах нашатыря приводил их в чувство безотказно, но Милена понимала: нужно время! Воздух в ущелье постепенно становился чище и свежее, и мужчинам просто необходимо продышаться кислородом, не отравленным продуктами горения. Вывод токсинов из крови и легких не мог ускориться без кислородных масок, которых тут, разумеется, не имелось. Поэтому покой, питье, обезболивающее и повязки с гелем поверх ожогов – это все, что они могли сделать для пострадавших.

А вот кому уже ничем не помочь, лежали в стороне устрашающим рядком: восемь погибших, которых принесли в лагерь для дальнейшего погребения. И это еще неплохой исход. Впрочем, не рано ли подсчитывать потери? Где-то там продолжала бороться с огнем сотня воинов, и кто из них не вернется на своих ногах, неизвестно.

Милена абсолютно выбилась из сил, как заведенная летая с лекарствами и бинтами между пациентами. К счастью, вскоре в лагерь вернулись остальные знахари и принялись варить обезболивающие травяные настои. Не помешают! В конце концов, это тоже должно облегчить физические страдания. Кухарки же во главе с Церсенией вновь уселись у котлов и начали готовить простую бобовую похлебку. Пока всем было не до кулинарных изысков. Хоть чем-то накормить отряд, и то хорошо! Никто не ел со вчерашнего вечера. Милена даже не заметила, как кто-то из женщин насильно всучил ей в руки плошку с чем-то съедобным, и ей пришлось прерваться с перевязками. Она и сама понимала, что едва не валится на землю от усталости, стресса и вновь накатившей слабости вкупе с налившейся свинцом рукой. Она просто посидит пять минут и снова примется за работу!