Юдоль и Смерть

– Ох! Аврелий! – вдруг осеклась она. – Какая прелесть! Maoim-sneachda, не признала тебя сразу!

Лерий, которого так быстро сковали, а потом отпустили из сладкого плена, уронил потерянный взгляд, стараясь прийти в себя.

– Мам, ну зачем ты…

– А ты молчи, Карай, – нахмурилась она. – Amadan4! Юджин пришел ко мне ночью, сказал, что пропала его лошадь, и тебя нет на месте. Я привыкла, что ты ввязываешься во всякое, но не в ту ночь, когда… – она бросила взгляд на Лерия, не став договаривать мысль, но Карай понял все без слов. – И я не смогла отыскать тебя через видение. Впервые. Ты понимаешь? Юдоль совсем ослабела. Я не знала, где ты!

Она опустилась рядом с Лерием, устало выдыхая и ласково улыбаясь ему.

– Прости, Maoim-sneachda. Я не хотела тебя пугать. Раньше ты был не таким тревожным.

– Могу я попросить вас не лезть ко мне в голову?

– Что ты! Это мои воспоминания, Лерий, а не твои. Ты что, забыл, что мы уже встречались? – Заметив его растерянный взгляд, она рассмеялась: – Одиннадцать лет назад. Тогда ты приезжал со старшей сестрой, как представители семьи Аонарах. А потом еще долго писал мне письма.

– Госпожа Тэнма?

– Вспомнил! Вот же прелесть.

– Но вы… Прошло ведь одиннадцать лет. Я думал, вы должны быть старше.

– Ох, а ты умеешь делать комплименты, – польщенно улыбнулась она. – Но если продолжишь, боюсь, мой сын может нас не понять.

– Мам. Не играйся с ним.

– А ты с ним что делал, Карай? – Она возмущенно подняла брови. – Думал, я не узнаю?

– Нет, просто…

– Balach beag gòrach5.

– Перестань называть меня так.

Лерий, потерявший нить разговора, закрыл глаза. Воспоминания о госпоже Тэнме сохранились хорошо. Пускай ее образ и скрылся за дымкой прошедших лет, яркие глаза и терпкий запах кардамона и сандала до сих пор остались в памяти и вызывали те же мурашки.

«Maoim-sneachda! – говорила она ему тогда. – Ох, нет, Последователем Юдоли может стать не каждый. Вот у тебя, к примеру, нет к этому таланта. Но тебе и не нужно, ты и без этого прелесть».

Странная незнакомка, которая поначалу вызвала у маленького Лерия только недоверие, уже спустя пару недель стала другом.

«А это Рэйкан. Самый первый Хозяин Силы, которому Юдоль вручила Ее перед тем, как заснуть, – показывала она на картину, висящую в длинном зале особняка. – Да он похож на тебя, как две капли воды! Говорят, до Силы его волосы были не белые, а каштановые. Как жаль, что Сила стирает все краски, и у вас остаются только черные или белые волосы и глаза. Тебе бы так пошли карие, gille grinn6!»

После долгих дней, проведенных вместе за чтением, прогулками и разговорами, наступило время отъезда. Лерий не смог подойти к ней и попрощаться так, как хотел. Он зажался и только холодно кивнул издалека, за что потом долго себя ненавидел. А через несколько месяцев, не сдержавшись, написал письмо. Глупое, неловкое письмо восьмилетнего мальчика, где он впервые описал чувства, о которых привык молчать. Там было и «…мне было так грустно Вас покидать!», и «…что я так бы хотел вернуться к Вам и снова увидеть!», и «…что Вы мне очень-очень понравились, госпожа Бан-диа Тэнма!»

Сейчас же Лерий взглядом прожигал дырку в полу, чувствуя, как покраснели лицо и уши. Самое ужасное, что госпожа Тэнма ответила на письмо. А он ей. И так до тех пор, пока в Белом Замке все совсем не омрачилось, и Лерий не позабыл о загадочной госпоже Тэнме из сказочного города Лазаир.

– О, так ты вспомнил! – радостно заулыбалась она. – Да что ты, Лерий! Эти письма были очень даже милыми. Не стоит так смущаться.

Лерий смутился еще сильнее.

– А я почему ничего из этого не знал? – по лицу Карая было сложно сказать, что он удивлен, скорее недоволен.

– Ты в то время был с Юджином в столице, – бросила она сыну, а потом снова обратилась к Лерию: – Я бережно храню каждое твое послание. Хочешь почитать?

– Сожгите их, – умоляюще шепнул он. – Пожалуйста.

– Ну уж нет, Maoim-sneachda. Таких чувственных любовных писем мне еще никто не отправлял.

Если бы можно было свернуться в самого себя, в маленький калачик, смяться, словно комок бумаги, скукожиться и куда-нибудь провалиться, Лерий бы сделал все это вместе за одно мгновение. Но смерть от позора не случилась. В шатер занесли напитки, из-за чего Карай и госпожа Тэнма отвлеклись на новый спор.

– Опять вино? Это ни к чему хорошему не приведет.

– Отец, бывает, пьет куда больше.

– А ты – не отец, Карай, ты еще молодой, и…

Лерий их больше не слушал. Он поднялся со скамьи и подошел к выходу из шатра, сквозь шторки смотря, как люди в черных одеждах выводят на сцену тонкие фигуры. Трибуна стояла достаточно близко, чтобы все рассмотреть. Приговоренных было двое. Та самая девушка, которую Лерий уже видел связанной на лошади, и юноша, примерно его ровесник. Если девушка еще пыталась умолять, то второй пленник вел себя тихо. Может быть, ему просто-напросто отрезали язык?

Лерий никогда бы не подумал, что это не люди. С обезумевшими душами все было очевидно. Они искажались, бросались на окружающих и рычали. Но эти, упавшие, даже не сопротивлялись, и могли только молиться и плакать.

Жутким образом вдруг мелькнуло перед глазами Лерия изуродованное тело матери, неестественно вытянутое, с острыми когтями и отвисшей пастью. Вспышкой отразилось, как она терзала Кана, разбрызгивая кровь по мраморным белым полам. Лерий пошатнулся, схватившись за балку, и почувствовал, как его мутит. Эти двое невинных, поставленные на колени перед беспокойной толпой, даже на тысячную долю не напоминали настоящую обезумевшую душу.

Он вдруг ощутил мягкое касание и обернулся. Это Госпожа Тэнма провела ладонью по его плечу, вставая рядом. Взгляд ее, несмотря на привычное лукавство и горячность, показался встревоженным. Только сейчас Лерий заметил на ее лице пару залегших морщин – все же время не обошло стороной и ее.

Несколько Служителей Смерти держали приговоренных к казни, а палач нес топор. Не все из толпы громогласно одобряли происходящее, кто-то стоял молча, а кто-то перешептывался.

Один из Служителей привязал руку девушки к плахе. Она заплакала и истерично забилась. Палач занес топор. Сверкнуло лезвие. Крик. Кричала девушка. Кричала толпа. Отрубленная кисть упала с плахи. Но стоило лишь паре капель крови скатиться с обрубка, как кожа и мышцы на руке тут же зашевелились. Кость потянулась вперед, а жилы и связки обтянули ее, наращивая и все остальное. Через мгновение кисть была на месте, словно ничего не произошло.

У Лерия сперло дыхание. Это правда были души, но не обезумевшие.

– Прошу! Прошу! – ревела девушка сквозь крики толпы, пока юноше рядом отрубали кисть напоказ горожанам. – Умоляю!

– Это не люди! Эти души не должны ходить по нашей земле! – продолжал кричать толпе Служитель. – Они пытаются быть, как мы! Они живут, как мы, но в любой момент эти твари могут превратиться в обезумевших! Могут броситься на вас! Сожрать ваших близких! Их сердца! Ваши!

– Прошу! Нет!

Нефритовый кинжал пронзил горло юноши, затем снова. Служитель не останавливался. Кровь продолжала течь. Раны не затягивались.

Он был мертв. Нефритовый кинжал Служителей Смерти убьет и человека, и Хозяйских гончих, и любую душу, будь она обезумевшей или просто упавшей. Затем они взяли девчонку. Лерий только успел увидеть, как ее шею настиг первый удар, а потом отвернулся, жадно хватая воздух ртом. Госпожа Тэнма придержала его, не давая свалиться с ног.

– Не смотри, Maoim-sneachda. – Она убрала пару белесых локонов за ухо, разглядывая хмурое лицо, чистое и будто еще детское. – Закрой глаза. Не думал, что жизнь может оказаться слишком короткой, чтобы тратить ее на смерти и боль? Не думал, что иногда лучше забыть обо всем и прожить оставшееся время спокойно?

Карай вдруг помрачнел, прикладывая ладонь к холодным губам и беспокойно потирая щеку.

– Эй, mo Maoim-sneachda, – нежно нашептывала госпожа Тэнма. – Mo rionnag7. Разве ночь не была слишком долгой? Разве ты не устал?

– Я… я не…

Конечности словно наполнялись теплым песком, становясь тяжелыми. Лерий покачнулся, упираясь головой в ее плечо и все еще пытаясь ответить что-то осмысленное. Он и правда устал, тело больше не выдержало бы, поэтому мадам Тэнме так легко было нагнать на него сон.

– Пускай тебе приснится хороший сон, mo rionnag, где ты проживешь долгую и безмятежную жизнь. Без света и соли, без крови и смоли.

Карай опустил тяжелый взгляд.

«Руки: свет и соль. Губы: смоль и кровь», – впервые он услышал это два года назад. Тогда Карай не понял, о чем говорила мама, но потом это видение пришло и к нему. Среди света и соли стоял юноша. И волосы, и глаза его были настолько белые, что казались покрытыми изморозью. По бледным губам и рукам стекала рубиновая кровь. Она мешалась между пальцев с темной смолой. Такой была его смерть. Карай видел это. Госпожа Тэнма видела это. Многие Последователи Юдоли, видящие будущее, знали о скорой смерти сына Хозяина с Белого Замка.

Этой зимой Лерий умрет. Зимой, первый день которой наступил сегодня.

Госпожа Тэнма аккуратно уложила Лерия на скамью среди шелковых тканей и мехов. Затем опустилась рядом, поправляя воротник и укрывая ноги. Его безмятежное лицо без хмурых бровей и холодного тягостного взгляда показалось настолько непривычным, что Карай не сдержал грустной улыбки, засматриваясь на дрожащие во сне ресницы.

В видениях Лерий казался другим. Отчужденный и умирающий из раза в раз, он сжимал кровавые ладони и шагал в леденящую пустоту. Он был ненастоящий, словно уже неживой. Но теперь Карай взглянул на него иначе. Он смотрел, как тот прижимал кулаки к груди и щурился из-за вьющейся прядки, упавшей на лицо. Следил за обрывками его снов, спокойных и мелодичных, где ему пела мама, и где он вел Фрейю к краю скалы у Белого Замка, чтобы показать шумную горную реку. Сны, где не было слышно ни воя, ни лая. И где под тающим снегом виднелись первые травинки, ранние цветы весны.

И этот мир Караю внезапно захотелось сохранить. Мир, который мог в одно мгновение растаять в ладони. Теперь, он понял, почему мама так ласково звала его «Maoim-sneachda». Понял, почему она шептала ему «моя снежинка».

***

Солнечный свет волнами растекался между дымкой и серыми дождевыми облаками, делая небосвод мраморным. В сравнении с вчерашним днем температура понизилась еще на пару градусов. Пахло перегноем. Земля за ночь промерзла. Ледяной ветер студил ноги и задувал в уши.

Магда ехала в телеге, умостившись между коробками, бидонами и свертками с рыбой. Хоран, невысокий, коренастый мужчина, с радостью согласился отвезти ее в соседнюю деревню, захватив с собой товаров, чтобы не ехать попусту. Завидев потрепанный наряд Магды, он даже отдал ей за бесценок теплый шарф. Выбрал самый хороший, без торчащих ниток.

Дорога тянулась уже шесть часов, хоть лошади и шли быстро и останавливались ненадолго. Хоран хотел приехать до обеда, пока солнце еще не взошло высоко. Они выехали в темноте, и только теперь наконец подъезжали к деревеньке.

Она была раза в три больше предыдущей, растянувшаяся между большой дорогой, густым лесом и бурной рекой, красующаяся маленькими ухоженными домиками и одним двухэтажным постоялым двором. Большим, шумным и на половину заполненным. Разговоры с нижнего этажа, из зала таверны, слышались уже у забора, а у входа курили табак несколько мужичков. Стояли лошади и пара телег, а возле конюха бегала местная ребятня.

Телега остановилась у калитки. Хоран повернулся к Магде и кивнул на здание.

– Эт вот перевалочный пункт у нас, тут и письмоноши с городов, и путники всякие останавливаются. Зайдешь, спросишь у хозяина, так-де до Кридхе кто поедет, и он-то тебе и подскажет. Токо не плати ему за просто так, а то он любит медячок-другой стянуть.

– Поняла, – кивнула Магда, спрыгивая с телеги и расправляя свалявшийся плащ. – Спасибо вам большое. За помощь.

– Дак эт-то тебе спасибо, красавица, – засмеялся он. – Мне монеточки твоей надолго хватит. Эт-то знаешь, как говорят… мать моя еще так говорила. Без бед живется, у кого денюжка ведется.

Магда улыбнулась ему. Только когда телега скрылась из виду, она наконец взяла себя в руки и посмотрела на двор. Осознание произошедшего все еще доходило до нее: ни Авина, ни Кана больше нет; Фрейя, скорее всего, осталась в Белом замке с Хозяином одна, а Лерия и Саломею тоже закинуло неизвестно куда. Было даже непонятно, живы ли остальные и послал ли Хозяин за ними цепных псов.

А за ней?

Магда вздрогнула. Вчерашней ночью она планировала сбежать и была готова сделать ради этого все, лишь бы наконец освободиться от тошнотворного существования в жутком плену Хозяина. Неожиданно для себя она поняла, что еще помнит время, когда называла его отцом. Времена, когда ему удавалось сдерживать Силу, мама была рядом, а Магде не исполнилось и десяти. Но потом отец впервые сорвался и дал Силе отравить разум. Тогда он спустил гончих на Мею, а потом на Лерия. И тогда Магда впервые назвала его Хозяином и больше ни разу за все оставшиеся годы не называла иначе.

Магда тихо выдохнула и затянула шарф потуже. Постаралась сбросить с себя мерзкое чувство, налипшее на пальцы, веки и губы, и остудить потяжелевшую голову. Авин и Кан мертвы, а ей пора двигаться дальше. Нужно держаться прежнего плана.

Магда вошла в таверну. Разговоры в зале сливались с перекрикиваниями, звоном и чавканьем. Магда шла, смотря под ноги и чувствуя, как неприятно тянет в животе. В воздухе висели запахи жареного мяса, пива, застоявшегося пота, табачного дыма и тлеющей травы, впитываясь в стены, одежду и волосы. Магда шла, нетвердо ступая по скрипящим половицам. Поредевший туман за окном дал выглянувшему солнцу согреть землю и яркими пятнами расстелиться на столах и полах таверны. Здесь было жарко и душно. Внезапно Магда остановилась. Не дошла до стойки пару шагов. Несколько слов, вдруг вырванных из завесы болтовни, словно ударили по затылку, заставляя резко вскинуть голову, чтобы с трепетом вслушаться в разговор.

– … а я говорю, шо у него тело надвое почти разорвалось, говорю, оставь ты мальчишку, пущай не мучается, пущай помрет. Лучше уж было ему ножом по шее и Хоронящим отдать, а этот, видишь ли, не стал и уперся, баран эдакий. Ну дак и забрал себе и первую половину, и вторую.

– Да он через полчаса, поди, и помер.

– А кто ж его знает! Я когда к реке, в лес утром ходил, сеть мне надо было поставить, я ж Меалада снова встретил. Спросил, помер аль не помер у него мальчишка, и он так и сказал, шо живой еще. Я ж не поверил сперва, но кто ж знает… Может, он один из этих, попрятавшихся, из магов Кридхе.

– Да даже эти такое не пережили бы.

– А кто ж знает-то! Ты бы вот мне с месяц назад поверил, если б я сказал, шо у нас тут мертвецы живут-та, говорят и пьют-та прямо как живехонькие? Поверил бы?

– Я бы тебе в морду дал бы за то, что опять без меня наклюкался.

– Во-во!

– Прошу прощения! – влезла Магда, подходя к выпивающим мужичкам. – Тот юноша, тот… раненый, о котором вы говорили. У него волосы черные были? А глаза?

– Волосы черные, да. А глаза не видал, милая. – Он отхлебнул пива. – Жених твой, что ли?

– Брат. Наверное… он.

– Ну, тогда ищи деньги для Хоронящих, шоб брату твоему глазки-то повырезали! – фыркнул второй. – Не плоди нам тута обезумевших душ.

– Ба! Ну ты и гузно говорящее, ты чего ж девчонке выдал-то!! Э-э-э… – мотнул мужичок головой. – Ты, милая, не серчай. Брат твой, может, живчик. Меалад вряд ли обманывать-та будет. Раз сказал, жив, так и есть.

Магда опустила взгляд. В голове все еще отчаянно билась мысль, что нужно бежать.

– А вы не знаете… поедет ли кто до Кридхе?

– До Кридхе? А точно не скажу, милая. Но вечером кто-то да соберется, найдется да поедет.

Челюсть свело от напряжения. Магде не верилось, что Кан жив, но услышанное вновь и вновь прокручивалось в голове. Хотелось найти в себе жестокость, чтобы молча уехать и забыть обо всем, но нет. В воспоминаниях вдруг всплыло лицо Кана перед тем, как он бросился спасать ее от обезумевший души матери. А мог ведь и оставить, но он…

– Где он?! – громче, чем хотелось, вдруг крикнула она. – Где? Где Кан?

Она хотела верить, что он жив. И слезы в глазах, и нервный голос, и брови, жалобно поднявшиеся вверх – все выдавало это в ней.

– У Меалада он, милая, у проклятого этого. Домик у него на отшибе, в лесу, недалеко от речки. Увидишь, дым идет, вот по нему и ищи. Не реви тока, не надо. Не убивайся, голубушка.

– Да пущай ревет. Шо уж бабий плач… сейчас слез напускает, потом хоронить легче будет.

– Гадюка какой! Э-э… как ж тебя такого еще земля-то носит, а?

– Тебя-то носит как-то.

– Спасибо, – кивнула Магда, утирая слезы. – Спасибо вам.

– Да не за что. С нас-то что, с нас не убудет.

Она выскочила из таверны и побежала через лес по дорожкам, застеленным толстым слоем игл, шишек и веток. Бежала, чувствуя, как обжигает горло холодный воздух, греет солнце затылок, и течет по спине пот. Слышала, как пели неперелетные птицы, и следила за тонкой волной сизого дыма, мелькавшей за деревьями.

Сердце кольнуло, когда она увидела маленький домик, огороженный заборчиком, по виду явно не способный пережить эту зиму; толкнула покосившуюся калитку, застрявшую одной доской в земле; подбежала к двери и забарабанила, пытаясь отдышаться.

Не открывали. Не открывали слишком долго. Настолько, что слезы вновь подступили к глазам, заставляя Магду жадно глотать воздух. Вдруг подумалось, что так никто и не отзовется. Но все же дверь скрипнула.

Девчушке на пороге было не больше шести. Бледная и худенькая, словно полевая мышка, с растрепанными жиденькими волосами, палевыми, едва ли не пепельными. Она смотрела испуганно, пряча большие голубые глаза и вжимая голову в плечи. Укутанная в кучу тряпок и шарфов, явно не знающая, как правильно это нужно носить.

– Меалад… тут живет? – растерялась Магда.

Девочка закивала и убежала вглубь дома, оставив дверь нараспашку. Магда неуверенно заглянула внутрь. В одном из углов, рядом с почти потухшей печкой, лежала окровавленная одежда. При взгляде на нее в груди разлился холод.

Послышались шаги. Не легкие, а другие, увесистые и медленные. Это был хозяин дома, Меалад. Высокий, почти задевающий макушкой потолок, широкоплечий и с такими же голубыми глазами, но пустыми, как у мертвой рыбы. Усы и борода закрывали рот и шею. Лицо, грубое и шершавое, ничего не выражало. Он подошел к незваной гостье и уставился на нее, пока девочка спряталась за его спину, цепляясь за изрядно подранный и грязный темный тулуп.

– У вас… – Магда запнулась. – Мой брат, Кан, у вас? Он был ранен. Мне сказали, вы нашли его.

Меалад медленно кивнул.

– Он живой?

– Он там, – в его голосе не отразилось ни единой эмоции. – В комнате.

Он сделал шаг назад, кивком указывая на проем. Магда побледнела. Мурашки пробежались с головы до пят, но она все же взяла себя в руки и пошла. Завернула внутрь и замерла.

Маленькое пространство наполнял запах дурманящих трав, снимающих боль. Белая дымка плыла по комнате, свиваясь маленькими вихрями от каждого шага Магды. А еще пахло кровью. Очень сильно.

Она подошла к кровати.

Это был Иоканаан. Бледнее трупа, похудевший, с залегшими на лице тенями и бесцветными губами. Он совсем тихо дышал, хмуря брови во сне. Его плечо было перевязано тканью, тело до груди укрыто теплым одеялом, а на правой щеке виднелись три пореза. Сила Хозяина, Сила Юдоли, едва поддерживала в нем жизнь. Магда понимала, что, скорее всего, он не доживет и до вечера.

Отношения с Каном у нее всегда были настолько холодные, что однажды сказанное ей «Доброе утро» она расценила как угрозу. Кан слишком хорошо понимал ее хитрости, которые другие не замечали, поэтому она избегала его. Не могла ни ненавидеть, ни любить. Не смогла заставить себя испытать даже простую теплоту и уважение, как к Лерию, или посочувствовать, как Фрейе. Не могла злиться, как на Авина, который вызывал у нее искреннее негодование своим потворством Хозяину. И даже не могла соврать, будто бы не понимает его, как Саломею. Она понимала его. Наверное, единственное чувство к Кану, жившее в ее душе, был страх. Страх, что он раскусит ее, что он узнает и сломает все, что было ей дорого.

Но сейчас, при виде его израненного, полумертвого тела, страх потух, и она наконец вспомнила, что Кан – еще и ее младший брат. Такой же сирота, испытавший на себе безумие отца, и пытающийся все это время выживать, как мог. Младший брат, о котором она ни разу не позаботилась как старшая сестра. Ни разу не успокоила. Не выслушала. Не сказала ни одного доброго слова.

Магда достала из сумки небольшой бутылек. Самое ценное, что у нее было – магическое зелье, лечащее даже смертельные раны. Настолько редкое, что многие тут же снесли бы за него голову. И тот, кто помогал ей подготовить побег, отдал это на самый-самый крайний случай.

Магда бережно приоткрыла рот Кана и влила темную жидкость. Он сдавленно закашлял, несколько капель скатились по щеке. Затем тяжело задышал, словно от удушья. Еще сильнее нахмурился. Схватился холодными дрожащими пальцами за руку Магды, сначала впившись ногтями, а потом обессиленно уронив. Отвар заставлял поврежденные ткани с невероятной болью срастаться обратно. Магда поблагодарила Смерть и Юдоль, что Кан сейчас был без сознания и не чувствовал каждое движение сплетающихся мышц так отчетливо. Она не смогла смотреть на эту агонию и, схватив его ладонь, зажмурилась.

– Кан. Кан, все хорошо, – шептала она. – Я здесь. Слышишь? Сначала больно, но, прошу тебя, потерпи, я знаю, что ты сможешь… Сможешь, потому что ты всегда был сильным. Сильнее меня. Хотя это я должна была быть… – Она мотнула головой и произнесла последние слова трепетным шепотом: – Я знаю, тебе сейчас очень больно. Я знаю, знаю… Прости.

***

Мея, укрытая теплым плащом, сладко спала, жмурясь от стебельков, щекочущих лицо и колющих шею. Глубокий сон уже несколько часов не мог сползти с тяжелых век. Стоило открыть глаза, как она тут же закрывала их, переворачивалась на другой бок, ерзала и отворачивалась, словно пытаясь спрятаться от пробуждения и повозиться в тягучем сновидении еще часок-другой. Сквозь патоку дремоты слышался мелодичный заливистый щебет синичек и клестов. А еще пахло костром и травой. Полынью, подмаренником, напоминающим мед, и душицей.

Под плащом было тепло, даже несмотря на промерзлую землю. Саломея поджимала пальцы ног, тихо дыша в мягкую ткань и грея нос. Наконец она разлепила покрасневшие глаза, тут же охватывая взглядом сидящий возле нее силуэт в рассеянном теплом свете. Ветер гнал по небу кудрявые облака и покачивал высокие ели, отчего мягкие тени на лице незнакомца скользили, подрагивая, а потом возвращались обратно, когда порыв утихал.

Возле нее сидел мужчина тридцати лет с пепельно-сизыми глазами, волосами серо-коричневого цвета и красными сережками в ушах, бликующими лучиками солнца. Мея видела его впервые, но безмятежное выражение лица внушало доверие. Он размеренно водил палочкой у гаснущего костра, переворачивая тлеющие угольки, и задумчиво смотрел, как поднимаются с жаром искорки. Затем, уже давно почувствовав, что его рассматривают, улыбнулся.

– Доброе утро, – твердый голос, низкий и бархатистый, прозвучал необычно на фоне звонкого щебета.

Мея вцепилась в незнакомца пристальным взглядом, все еще пряча половину лица за плащом. Мужчина хоть и казался безобидным, что-то внутри нее, в самом сердце, испуганно сжалось, заставляя тонкие пальцы неметь.

– Ты… знала, что очень много вертишься во сне? – продолжил он, все еще наблюдая за искорками. – Даже ударила меня пару раз и чуть не разнесла ногой этот несчастный костер. Если меня еще не жалко, то вот его я спасал, как только мог.

Его мягкая улыбка совсем не казалась угрожающей. И все же Мея настороженно молчала.

– Я смотрю, ты не особо разговорчивая, – усмехнулся он. – Я бы, может, и поверил, что ты немая, но я отчетливо слышал, как ты кричала псинам «чтобы вы сдохли». Это будет сложно, но я могу сделать вид, будто ничего не слышал.

– Где я?

– Ого! Так все-таки разговариваешь! – он поднял брови, переводя на нее шутливый взгляд. – Там же, где и была. Почти. Я подумал, что спать возле разбросанных кусочками гончих будет не так приятно, как здесь, на солнышке, на травке.

Гончие. Хозяин. Обезумевшая душа мамы. Кан. Грудь изнутри будто покрылась изморозью.

– Ты очень сильно упала, когда бежала. Как ты себя чувствуешь? Нога болит?

– Вы пришли забрать меня? – ее голос словно омертвел.

– Забрать? – удивился он. – Кажется, я потерял нить нашего… разговора. Кто же я, по-твоему, такой, чтобы тебя куда-то забирать?

– Смерть.

Незнакомец замолчал, улыбка на мгновение потухла. Он несколько задумался, а потом ткнул палочкой в уголек, пододвигая его к остальным.

– Я, конечно, подозревал, что я не самый красивый человек на земле, но не настолько же, – попытался он ее развеселить. – Хотя, может, мне стоит начать получше высыпаться.