Ассистент Дьявола

Он мгновенно замер. Превратился в настоящую каменную статую. Только эта статуя была смертельно опасной и откровенно угрожающей.

Низкое рычание вырвалось из его груди, когда он резко встал. От резкого движения его дорогое кресло с грохотом отлетело в другой конец просторной комнаты.

Большие, с проступающими венами руки накрыли мои, лежащие на столе. Его кожа была тёплой и твёрдой. Пальцы сомкнулись вокруг моих запястий – хватка сковывающая, властная, не оставляющая шанса вырваться.

Выражение его лица было нечитаемым. На нём застыла идеальная маска ледяного безразличия, словно вырезанная из мрамора. Однако глаза выдавали правду – он был вне себя. Теряет рассудок. В этих тёмных глазах плескалась буря, которую он изо всех сил пытался сдержать.

– Почему вы хотите уйти, Екатерина Петровна? – с силой выдавил он слова, будто они были тяжелы на языке и причиняли физическую боль.

Я хотела уйти, потому что он был слишком требовательным и собственническим. Потому что относился ко мне как к вещи, которую можно держать взаперти. Я хотела уйти, потому что он был злым и бесчувственным. Потому что за семь лет работы рядом с ним я ни разу не увидела в его глазах тепла. Я хотела уйти, потому что он меня не любил. А я устала разбивать сердце о его каменную стену.

– Потому что я очень сильно ненавижу вас, Михаил Сергеевич! – выкрикнула я так громко, что голос задрожал и отразился от стен кабинета, вернувшись эхом.

Он отшатнулся, будто кто-то вколол ему осиновый кол в грудь. Будто мои слова оказались острее любого ножа.

Его сильное, всегда невозмутимое лицо дрогнуло. Плечи напряглись под идеально сшитым пиджаком. Его хриплый выдох прозвучал животно, грудь вздыбилась, а рельеф пресса проступил сквозь белую рубашку. Я никогда не видела его таким – растерянным, почти уязвимым.

Обычно низкий и громкий голос, привыкший отдавать приказы, превратился в тихий, резкий шёпот:

– Я не могу вас отпустить.

Я задыхалась. Моя грудь ходила ходуном, а губы были приоткрыты, чтобы поймать воздух. В горле стоял ком, а перед глазами плыли круги.

– Слушайте меня, вы, пещерный человек, – отчитала я его, тыча обвиняющим пальцем в его привлекательное лицо. – Я сбегу отсюда, даже если это будет последним, что я сделаю в жизни.

– Нет. Не сбежите, – пообещал он, и его голос потемнел от намерения, стал опасным. – И знаете почему?

В ответ я не произнесла ни слова. Только смотрела на него с вызовом, стиснув зубы.

– Потому что я с вами ещё не закончил. И никогда не закончу. Потому что если вы уйдёте, я найду способ вернуть вас обратно. Любой способ, – он наклонился ближе, нависая надо мной. – Потому что вы нужны мне здесь, рядом. Только здесь и только рядом со мной.

Его голос звучал зловеще и по-дьявольски. От этого тона по спине побежали мурашки.

Тишина гулко отозвалась в огромном кабинете. Единственным звуком было бешено колотящееся сердце – моё или его, я уже не понимала.

Я была уверена, что моё лицо было красным. Щёки горели огнём.

– Я вам нравлюсь? – съязвила я, пытаясь сохранить остатки самообладания. – Вот новость так новость!

Его взгляд обжёг меня с ног до головы. Он не спеша изучил всё моё тело, задерживаясь на каждой детали. Его глаза остановились на моих сжатых губах на несколько секунд дольше, чем на всём остальном. В этом взгляде было столько жара, что я едва не расплавилась на месте.

– Я ухожу, – выдохнула я, пытаясь встать.

– Вас больше никто не возьмёт на работу, – констатировал он просто, как очевидный факт. – Никто в этом городе не пойдёт против моего слова.

Потому что никто не хотел смерти. В деловом смысле, конечно же.

Михаил Сергеевич был легендой бизнеса. Человеком, который построил империю на пустом месте. И человеком, которого боялись все. Он мог уничтожить карьеру одним телефонным звонком.

– Тогда я превращу вашу жизнь в настоящий ад, пока вы меня не уволите, – холодно пообещала я. – Я буду опаздывать на встречи. Путать документы. Портить ваш кофе. Пока вы не станете умолять какую-нибудь другую компанию забрать меня от вас подальше. Вашей самой заветной мыслью станет дата моего увольнения.

Уголок его губ дрогнул. Почти незаметно. Это была не улыбка – скорее, признание брошенного вызова.

Дьявол делового мира встретил своего соперника.

Я оказалась на линии огня. И мне оставалось только дразнить его, пока он не нажмёт на спусковой крючок.

Глава 7

– Мамочка? – Маша посмотрела на меня снизу вверх с недоумённой гримаской, прищурив один глаз от яркого утреннего солнца. – А почему ты в пижаме?

Шумные московские улицы гудели и кишели народом, как растревоженный улей. Утренний город был одним сплошным хаотичным месивом людей, машин и спешки. Тормоза машин визжали на каждом перекрёстке, потому что водителям надо было поскорее добраться до работы, а пешеходы бежали по тротуарам, озабоченные теми же самыми делами. Запах свежей выпечки из ближайшей булочной смешивался с выхлопными газами – типичное московское утро.

Я вздохнула и объяснила, указывая на свои чёрные велосипедки и мешковатую футболку:

– Я, может, и спала в этом, но это не пижама. Это вполне себе нормальная одежда.

Маша фыркнула, глядя на асфальт под ногами, и покачала головой с видом маленького эксперта по моде:

– Вот бы и мне в пижаме в садик ходить, как тебе на работу можно.

Михаил Сергеевич сегодня просто взбесится, когда увидит мой рабочий наряд. Он терпеть не мог яркую одежду и вообще любые отступления от дресс-кода, так что я с некоторым злорадством ждала его реакции на мой минималистичный гардероб. Может, это была детская месть, но мне было всё равно. Мои очень короткие шорты ему точно не понравятся – настолько не понравятся, что он, возможно, наконец-то уволит меня. На это я и рассчитывала.

Пока мы шли по тротуару оживлённой главной улицы мимо витрин магазинов и остановок, я крепко держала Машу за ладошку, а она ритмично раскачивала наши сцепленные руки вперёд-назад, напевая себе под нос какую-то песенку из мультика.

– Ну зачем мне туда идти? – заныл тоненький голосок, когда вдали показалось знакомое здание её садика. – Давай лучше в парк пойдём!

Её дошкольное учреждение было небольшим городским строением, зажатый между двумя соседними домами. Единственное, что выдавало в нём не жилое здание, – красочная вывеска «Островок детства» с нарисованными разноцветными бабочками по краям.

Я не могла позволить себе частное дошкольное образование для Маши. Или, после детсада, школу получше, в престижном районе. Но не всё было потеряно, потому что владелица этого садика – невеста моего лучшего друга Матвея, и она была самым милым и добрым человеком на свете. Та редкая порода людей, которые действительно любят детей, а не просто терпят их за зарплату.

Я открыла скрипучую калитку и повела Машу по узкой лестнице, объясняя на ходу:

– Ты ходишь в садик, чтобы заводить друзей и учиться новому. А ещё потому, что мне нужно, чтобы за тобой присмотрели, пока я на работе. Иначе как я буду зарабатывать деньги на твои игрушки?

Она задумчиво кивнула в знак согласия и одарила меня широкой улыбкой, в которой не хватало одного молочного зуба. А потом радостно подпрыгнула к входной двери и постучала по дереву своим особым ритмом – три быстрых стука и один медленный.

Через несколько минут дверь открыла Полина, и я сразу поняла, что что-то не так. Она была в совершенно растрёпанном виде, какого я за ней никогда не видела. Её светлое каре торчало в разные стороны, словно она всю ночь теребила волосы руками, пряди топорщились на макушке беспорядочными клочками. Под её широко раскрытыми глазами виднелись тёмные синяки усталости, а любимое платье в цветочек было всё измято и покрыто какими-то непонятными пятнами.

– Полина? – осторожно спросила я, и в моём голосе невольно зазвучала тревога. – У тебя всё в порядке? Ты выглядишь… уставшей.

Её улыбка была яркой, но какой-то ненастоящей, недотягивающей до глаз – профессиональная маска воспитателя, за которой явно скрывалась проблема:

– Не совсем, если честно.

Маша инстинктивно прижалась к моему животу, вцепившись ручонками в мою футболку, и с беспокойством глядя на воспитательницу, осторожно спросила:

– Полина Андреевна, что случилось? Вы заболели?

Мелодичный голос Полины был полон искреннего огорчения, когда она сообщила новость, разводя руками:

– У нас тут целое наводнение приключилось. Сантехник весь вечер и всю ночь пытался починить трубы и остановить течь, но сегодня уже ничего не сделаешь. Вода добралась даже до игровой комнаты.

– О нет, – вырвалось у меня, а следом выпорхнула главная, насущная забота: – А детей ты сегодня сможешь принять? Или совсем никак?

Полина виновато покачала головой, и в её глазах мелькнуло сочувствие:

– К сожалению, нет. Я не могу оставить детей здесь. Это небезопасно – везде вода, да и электрику отключили на всякий случай.

Я понимающе кивнула, мысленно уже перебирая варианты, которых, по правде говоря, не было.

– Мне правда очень жаль, Катюша, – искренне сказала она, переходя на ласковое обращение. – Если бы был хоть какой-то способ…

– Ничего страшного, – успокоила я её и послала самую дружелюбную улыбку, на какую была способна в этот момент. – Не переживай, что-нибудь придумаем. Надеюсь, ты быстро всё уладишь с этим потопом.

Мы с Машей попрощались с бедной, измученной воспитательницей и заспешили обратно по улице, теперь уже без определённой цели.

– Куда же я теперь пойду, мам? – спросила дочка, снова взяв меня за руку покрепче, пока мы переходили оживлённую дорогу на зелёный свет. – Домой?

Больше отдать её было абсолютно некуда. В Москве у меня не было ни родственников, ни друзей, которые могли бы помочь в такой ситуации. Все мои знакомые работали, да и близких подруг с детьми у меня никогда не было. Я уже и так опаздывала на работу, некогда было стоять на месте и долго размышлять над вариантами.

– Видимо, сегодня у нас день «приведи ребёнка на работу», – сказала я с лёгким нервным смешком, хотя внутри всё сжалось от напряжения. – Посмотрим, как дядя Матвей отреагирует.

Небоскрёб «Гром Групп» величественно нависал над нами обоими. Он гордо возвышался над всем городом и был виден практически отовсюду за двадцать километров в округе. Здание просто источало роскошь и власть: чёрный зеркальный фасад сверкал под ярким московским солнцем, отражая облака и соседние строения.

Дорогой монохромный декор в чёрно-белых тонах был фирменным стилем компании и в просторном лобби на первом этаже. Огромное пространство было заполнено шикарными хрустальными люстрами размером с автомобиль, мраморным полом с чёрными прожилками и прочей замысловатой отделкой, от которой захватывало дух.

– Ух ты, – восхищённо выдохнула Маша, медленно поворачиваясь вокруг себя и разглядывая всё вокруг с открытым ртом. – Тут прямо как во дворце из сказки!

Место и правда было невероятно красивым. Я всегда так думала с того самого дня, как впервые переступила порог этого внушительного здания на собеседовании с Михаилом Сергеевичем семь лет назад. Тогда я ещё не знала, что это красивое место – позолоченная тюрьма, которой правит сам дьявол в безупречном деловом костюме. Дьявол с манерами аристократа и холодным сердцем.

– Здесь что, настоящий король живёт? – снова спросила Маша, продолжая с любопытством разглядывать потрясающий интерьер и показывая пальчиком на огромную люстру. – Мама, смотри, какая красивая!

– Он бы очень хотел быть королём, – пробурчала я себе под нос, беря маленькую тёплую ручку и решительно направляя девочку к лифтам. – Или императором. Ему бы понравилось.

Несколько сотрудников в строгих костюмах узнали меня по пути через просторный холл. Их лица выразили неподдельное любопытство и удивление, когда они заметили рядом со мной маленькую девочку со светлыми пшеничными волосами, собранными в два весёлых хвостика.

В зеркальном лифте Маша радостно запрыгала от восторга и попросила разрешения нажать на кнопку:

– Мам, можно я? Можно я сама нажму?

Я согласно кивнула, сказала ей, какую кнопку нужно нажать, и указала на неё пальцем.

Её маленький пальчик едва дотягивался до кнопки тридцатого этажа, и ей пришлось встать на цыпочки. Даже эта безобидная близость к кабинету Михаила Сергеевича заставляла меня нервничать и потеть.

– Я тоже пойду с тобой в твой офис? – весело и с надеждой спросила она, радостно хихикая, пока кабина стремительно неслась вверх, и в ушах слегка закладывало.

– Нет, малыш, – мягко, но твёрдо сказала я, приглаживая выбившуюся прядку из её хвостика. – Мы пойдём посмотрим, не сможет ли дядя Матвей за тобой присмотреть. У него работа не такая скучная.

– Фу, – разочарованно фыркнула она и скривилась. – А он вообще, что делает на работе?

– Работает в финансовом отделе. Это всё про деньги, цифры и математику.

– Какая же скукотища! – искренне взвизгнул её тоненький голосок, пока она корчила смешные рожицы своему отражению в зеркале лифта, высовывая язык и надувая щёки.

Я тихо рассмеялась, потому что для меня работа Матвея тоже казалась сущим кошмаром – бесконечные таблицы, отчёты и цифры. Хотя, конечно, не таким страшным кошмаром, как работать личным ассистентом у самого Сатаны.

– Почему я не могу пойти на работу именно с тобой? – с вызовом спросила Маша, сжимая мою руку обеими ладошками, чтобы я её точно не бросила.

Ни за что я не поведу эту гиперактивную болтушку прямо в кабинет Михаила Сергеевича. Это было бы катастрофой вселенского масштаба.

Мой тщательно продуманный план – довести его до белого каления своим поведением, чтобы он наконец меня уволил и выплатил компенсацию, – но я категорически не хотела втягивать в этот неизбежный скандал свою маленькую дочь.

– Понимаешь, мой большой злой начальник совсем не любит посетителей, – объяснила я нарочито страшным, фальшивым злодейским басом, изображая голосом, что речь идёт о каком-то сказочном монстре, от которого лучше держаться подальше. – Особенно маленьких девочек.

Её большие зелёные глаза, точь-в-точь как у меня, удивлённо расширились:

– Правда? А почему?

– Угу, – серьёзно подтвердила я, стараясь не улыбаться. – Он очень страшный и всегда сердитый. Как дракон из твоей книжки.

Лифт плавно остановился с тихим звоном, и зеркальные двери бесшумно открылись на финансовый этаж. Я крепче сжала руку дочери и уверенно повела её между аккуратными рядами столов, заставленных мониторами и документами.

Головы сотрудников поворачивались одна за другой, как по команде. На лицах людей мелькали самые разные эмоции – изумление, недоумение, нескрываемое любопытство и даже лёгкая улыбка, когда они замечали маленькую девочку с пшеничными хвостиками и в ярко-розовом комбинезончике рядом со мной.

Я не знала наверняка, осуждают ли они меня больше из-за моего совершенно неподходящего наряда или из-за того, что у меня есть дочь, которой через три недели исполниться шесть лет, и о которой никто не знал. Это был не первый раз, когда меня осуждали за то, что я молодая мать-одиночка без мужа. Но мне, если честно, было совершенно плевать на чужое мнение, потому что моя дочь – самое лучшее, что вообще со мной когда-либо случалось в жизни.

Маша неожиданно вырвала свою ладошку из моей руки и радостно побежала к иссиня-чёрной голове, которая заметно выделялась среди всех остальных сотрудников в сером офисе.

– Дядя Матвей! – радостно закричала она на весь этаж, смешно подпрыгивая на ходу. – Дядя Матвей, это я!

Матвей растерянно огляделся по сторонам, словно ему просто почудился этот звонкий детский голосок посреди рабочего дня. Потом он, наконец, заметил бегущую прямо к его столу малышку и широко улыбнулся ей, несмотря на явное замешательство и удивление.

Маленькое тельце резко остановилось прямо перед его аккуратным столом, и крошечные ручки энергично и восторженно замахали ему, пока она громко говорила:

– Сюрприз! Ты рад меня видеть?

– Маша! Что ты тут делаешь, котёнок? – с улыбкой спросил мой лучший друг, но вопросительный взгляд был обращён ко мне.

– Тебе лучше позвонить Полине прямо сейчас, – мягко, но серьёзно сказала я ему, подходя ближе. – В здании садика случился настоящий потоп. Прорвало трубы.

Его лицо мгновенно покраснело, как спелый помидор, как только я произнесла имя его любимой невесты. Так происходило абсолютно каждый раз с той самой первой встречи семь лет назад. Я находила это невероятно милым.

Мне всегда хотелось именно такой любви. Такой настоящей, когда кто-то ставит тебя на самое первое место в своей жизни и заботится о тебе так искренне, что сердце буквально замирает от счастья.

Маша нетерпеливо подпрыгивала на месте, настойчиво зовя его и дёргая за рукав рубашки:

– Дядя Матвей! Дядя Матвей! Я знаю загадку!

– Что, котёнок? – немедленно отозвался он, с улыбкой глядя на неё со своего удобного рабочего кресла. – Какую загадку?

Она одарила нас обоих самой лучезарной улыбкой на свете:

– А как называется пчела, которая даёт молоко?

Матвей задумчиво пробормотал вопрос про себя, почесал затылок, нахмурился и честно ответил:

– Хм, не знаю. Какая?

Достаточно громко, чтобы услышал весь этаж и ещё соседний, маленькая девочка торжествующе выкрикнула:

– Сиськи!

Все сотрудники в радиусе добрых ста метров разом взорвались дружным хохотом, а я в полном ужасе и смущении закрыла раскрасневшееся лицо обеими ладонями. Хотелось провалиться сквозь землю.

– Матвей, – начала я, справившись с конфузом и убрав руки от лица. – Ты не мог бы присмотреть за Машей, пока я наверху у Михаила Сергеевича? Пожалуйста?

Я заглянула ему в добрые карие глаза самым умоляющим взглядом, на какой только была способна.

– Конечно, присмотрю, даже не сомневайся, – мгновенно и без колебаний согласился Матвей, дотянувшись до Маши и ласково щёлкнув её по носу. – Я же просто обожаю проводить время с этим маленьким милым монстриком.

– Эй! – возмущённо воскликнула она, тут же поправляя его и выпрямляясь во весь рост. – Я не монстрик! Я маленькая принцесса!

Я осторожно присела на корточки, чтобы оказаться с дочерью на одном уровне, посмотрела ей прямо в глаза и ласково сказала:

– Будь умницей и послушной девочкой для дяди Матвея, ладно, моё солнышко?

– Обещаю, мамочка, – торжественно кивнула она, тут же обвивая меня тонкими ручонками и крепко прижимаясь.

Я быстро поцеловала её в тёплый лобик, нежно отстранилась и повторила:

– Люблю тебя больше всего на свете.

– И я тебя люблю, – весело рассмеялась она, посылая мне воздушный поцелуй.

– Позвони мне сразу же, если что-то случится, – беззвучно проговорила я одними губами, глядя на Матвея.

– Будет сделано, командир, – так же беззвучно ответил он, отдавая мне шутливую честь.

Я медленно выпрямилась, послала дочери ещё один воздушный поцелуй и решительно пошла прочь. Я изо всех сил игнорировала любопытные взгляды, которые люди продолжали бросать мне вслед, пока спешила обратно к лифтам.

Единственное, о чём я сейчас думала, пока лифт плавно поднимался всё выше и выше, – мой тщательно продуманный план добиться долгожданного увольнения от Михаила Сергеевича. Первый этап этого плана – методично изводить его своим поведением, внешним видом и опозданиями, пока он просто не сможет больше меня терпеть рядом с собой.

Никто не мог сказать, что я не пыталась быть милой и приятной с этим невероятно холодным человеком. На свою самую первую зарплату я купила ему очень яркую керамическую вазу ручной работы. Она должна была немного скрасить его мрачный, депрессивный кабинет, но я больше никогда эту вазу не видела. Видимо, он просто выбросил её в мусорку.

Над одной из огромных зеркальных стен замигал яркий красный неоновый указатель с цифрами «33». Двери лифта бесшумно открылись, и я решительно вышла на знакомый этаж.

Сердце бешено колотилось о грудную клетку, словно пытаясь вырваться наружу, а нервное дыхание участилось до опасного уровня по мере моего приближения к ненавистному кабинету. Я чувствовала, как ладони стали влажными.

По тщательным подсчётам Михаила Сергеевича, которые он наверняка вёл в специальной таблице, я никогда раньше не опаздывала больше, чем на какие-то жалкие пятнадцать секунд. Он помнил всё.

Рыжие яркие пряди в моих пшеничных волосах были для него словно красная тряпка для разъярённого быка на корриде.

Бешеный ритм сердца только ещё больше участился, когда неожиданно зазвонил мой телефон. Резкая мелодия заставила меня вздрогнуть.

На экране зловеще горело имя контакта – «Сатана».

Я замерла как вкопанная прямо перед высокими тонированными дверями кабинета дьявола и, нервно отклоняя входящий вызов дрожащим пальцем, прошептала себе под нос как заклинание:

– Отклонить. Отклонить. Отклонить.

Я нервно расправила мешковатую футболку над короткими шортами, глубоко вдохнула и решительно толкнула тяжёлую дверь.

Михаил Сергеевич медленно поднялся со своего массивного кожаного кресла, едва я переступила порог и вошла в просторную комнату.

Мой взгляд невольно пополз вверх вслед за ним из-за нашей значительной разницы в росте, а я стояла на месте, вызывающе задрав подбородок и пытаясь выглядеть уверенно.

Его безупречная белая рубашка была небрежно закатана по мускулистым рукавам, обнажая мощные предплечья с проступающими венами. Чёрный шёлковый галстук был слегка ослаблен и небрежно завязан. Словно он раздражённо дёрнул за ткань в какой-то момент, и теперь галстук свободно болтался на его широкой груди.

У меня внезапно закружилась голова от этого вида. Мой непослушный язык категорически отказывался слушаться мозг, который настойчиво приказывал хоть что-нибудь сказать первой.

– Отклонить? – его низкий голос прозвучал абсолютно бесстрастно, словно он обсуждал квартальный отчёт, а не наше с ним противостояние. – Я ранен, Екатерина Петровна.

Я бы, наверное, рассмеялась в голос, если бы это сказал кто-то другой. Но Михаил Сергеевич никогда не шутил. Вообще. Даже когда все нормальные люди позволяли себе хоть каплю юмора, он оставался серьёзным, как памятник на площади.

Он не упомянул мой наряд вслух, но я прекрасно знала, что он заметил эту комбинацию коротких шорт и хлопковой футболки. Его потемневший взгляд неспешно скользнул по моим голым ногам и задержался там на несколько долгих секунд, прежде чем он резко отвёл глаза в сторону и нервно провёл широкой ладонью по щетинистой челюсти. Жест выдавал его больше, чем любые слова.

– Вы опоздали на одну тысячу восемьсот пятьдесят две секунды, – прорычал он хрипло, и в его голосе слышалось плохо скрываемое раздражение.

Я уставилась на него в немом шоке, не в силах поверить своим ушам. Он снова это сделал. Снова посчитал секунды моего отсутствия, как будто у него в голове встроен хронометр, который работает исключительно для того, чтобы фиксировать моё каждое опоздание. Кто вообще так делает? Какой нормальный человек считает секунды?

Его потемневшие глаза цвета холодной стали пронзали меня насквозь через всю просторную комнату, и я никак не могла отделаться от странного ощущения, что нахожусь под микроскопом. Что я безраздельно завладела его вниманием, и он видит меня насквозь, до самых потаённых мыслей.

– Уже одна тысяча восемьсот пятьдесят три, – заметила я с нервным, слегка истеричным смешком, пытаясь хоть как-то разрядить напряжённую атмосферу.

Михаил Сергеевич не оценил моего юмора. Даже бровью не повёл. Просто продолжал сверлить меня этим тяжёлым взглядом, от которого хотелось провалиться сквозь пол.

– Где вы были? – рявкнул он требовательно, и в его голосе прозвучали нотки, не терпящие возражений.

Этот человек понятия не имел, какие трудности несёт с собой раннее утро с почти шестилетней девочкой. Он никогда не пытался накормить упрямого ребёнка завтраком, не одевал вырывающуюся Машу, не заплетал непослушные косички, пока она крутится волчком. Не то чтобы он был когда-либо женат или вообще хотел детей. Судя по всему, личная жизнь для него – пустой звук.

– Гуляла, – полупризналась я уклончиво, потому что это было почти правдой. Почти.

– Гуляли? – грозно переспросил он, и его голос упал на октаву ниже.

– Человеку положено шестьдесят минут физической активности в день, Михаил Сергеевич, – парировала я невозмутимо, вызывающе пожимая плечами. – Не то чтобы вы хоть что-нибудь об этом знали. Вы же практически не отрываетесь от своего кресла. Я вообще иногда думаю, что вы тут живёте.

Он сузил глаза до опасных щёлочек, внимательно разглядывая меня, всё ещё застывшую в дверном проёме с видом провинившейся школьницы. Я просто стояла неподвижно и смотрела в ответ, отказываясь первой опустить взгляд. Это было какое-то безмолвное противостояние, из тех, что случаются между нами каждый божий день.

Из широкой груди Михаила Сергеевича вырвался хриплый, недовольный звук, похожий на рычание крупного хищника, и он медленно опустился обратно в своё массивное чёрное кожаное кресло. Оно тихо заскрипело под его весом.