Ассистент Дьявола

– Кофе, – приказал он коротко, снисходительно поднимая со стола какой-то документ и демонстративно принимаясь читать, словно я уже перестала для него существовать.

– Ваша задница не приклеена намертво к этому стулу, – фыркнула я, нарочито вызывающе скрестив руки на груди. – Можете сходить за кофе сами. Ноги ещё работают, насколько я вижу.

Он тут же резко положил бумагу обратно на стол, наклонился вперёд через полированную столешницу, упёрся локтями и принялся сверлить меня тяжёлым взглядом. Потом снова попытался отдать команду:

– Стикеры. Мне нужны стикеры для документов.

– У вас есть две совершенно рабочие руки и пара здоровых ног, – отрезала я холодно. – Вполне можете дойти до шкафа самостоятельно.

– Екатерина Петровна…

– Господи Боже мой, – вздохнула я протяжно и наконец сдвинулась с насиженного места под дверным косяком. – Что-то ещё? Может быть, проводить вас в уборную и вытереть вам задницу заодно? Или, может, разжевать еду и в рот положить?

Я не видела его реакции на свои дерзкие слова, потому что специально опустила глаза на блестящий мраморный пол, пока медленно шла к своему скромному рабочему столу в дальнем углу просторной комнаты. Воздух между нами буквально искрил от напряжения.

– Через несколько минут ко мне должен приехать очень важный деловой партнёр, Екатерина Петровна, – сообщил мне низкий, тягучий голос с лёгкими угрожающими нотками. – Прошу вас вести себя соответственно.

– Как захватывающе, – прокомментировала я с показной скукой, небрежно усаживаясь в своё офисное кресло и демонстративно закидывая ноги на стол.

Один белый кроссовок лёг поверх другого, я расслабленно откинулась на спинку кресла и позволила своей голове утонуть во встроенной мягкой подушке. Затем я послала Михаилу Сергеевичу острую, полную плохо скрываемой ненависти улыбку. Пусть знает, что я думаю о его указаниях.

Внимание Михаила Сергеевича снова предсказуемо привлекли мои голые ноги, когда он сквозь стиснутые зубы медленно процедил:

– Ведите себя прилично. Это серьёзная встреча.

– А разве я не всегда веду себя прилично? – невинно парировала я, хлопая ресницами.

Его резкий ответ потерялся где-то в воздухе, потому что в ту же секунду в комнате раздался настойчивый стук в массивную дубовую дверь.

В кабинет неспешно вошёл самый маленький и круглый человек, которого я когда-либо видела за всю свою жизнь. Его тёмная тройка сидела на внушительном брюхе в обтяжку, натягиваясь на каждом шве, а две жалкие пряди седых волос были старательно зачёсаны набок на лысую, гладкую, как бильярдный шар, голову. Зрелище было комичное.

Буквально секундой позже этот упитанный толстяк важно вкатился в просторную комнату, двигаясь так, словно он здесь полноправный хозяин, а не гость. Он с видимым трудом уселся в кресло, которое я вчера поставила перед массивным столом Михаила Сергеевича специально для собеседований. Бедное кресло жалобно заскрипело и застонало под его немалым весом, и я про себя помолилась, чтобы оно выдержало испытание.

Михаил Сергеевич даже не попытался улыбнуться и вообще никак не проявил абсолютно никаких эмоций на своём каменном лице, официально обращаясь к новоприбывшему гостю:

– Добро пожаловать, Илья Семёнович. Рад, что вы нашли время.

Я едва не расхохоталась в голос от этого формального тона. Так бы точно и случилось, не прикрой я вовремя рот ладонью, чтобы сдержать смех.

– Рад снова видеть вас, Михаил Сергеевич, – монотонно произнёс маленький круглый человек.

– Я искренне рад, что вы всё-таки решили продать свой бизнес, – сказал мой вечно угрюмый начальник старенькому человеку, совершенно не прозвучав при этом ни капельки радостно.

– Мои ночные клубы – всё равно что мои родные дети, – прогромыхал Илья Семёнович глубоким басом, что слова буквально растекались в воздухе. – Но, когда доходит до дела, я готов продать их, чтобы получить хорошую, достойную выгоду. Бизнес есть бизнес.

Мои глаза расширились от неожиданности услышанного, и я поспешно сделала вид, что с большим интересом уставилась в экран своего компьютера, хотя на самом деле внимала каждому слову их разговора. Слух у меня отличный.

– Должен признаться, я был глубоко оскорблён, – снова заговорил круглый мужчина, и в его голосе послышалась обида. – Шесть лет назад, вы неожиданно решили не прийти на нашу важную встречу. Я тогда ждал вас два часа.

Я резко убрала ноги со стола и выпрямилась в кресле, с нескрываемым недоумением хмурясь и глядя в пол. Вот это новость. Михаил Сергеевич пропустил встречу? Он, который всегда приходит за пятнадцать минут до начала любых переговоров?

– Приношу свои глубокие извинения, – сухо сказал Михаил Сергеевич. – У меня были срочные неотложные дела, которые требовали немедленного решения.

Илья Семёнович рассмеялся коротко и совершенно без тени веселья:

– Какие же такие неотложные дела могли быть у вас в Сочи, Михаил Сергеевич? Я очень любопытен.

Это был самый первый раз за всё время моей работы здесь, когда я вообще услышала хоть что-то о его поездке в Сочи. Я понятия не имела ни об одной причине, по которой этот замкнутый бизнесмен вообще куда-либо ездил – обычно все сами приезжали к нему на поклон. Он практически отшельник, который редко покидает свой офис.

Я просто не смогла удержаться и украдкой быстро взглянула на могучего генерального директора из-под ресниц. Наши взгляды с Михаилом Сергеевичем встретились практически мгновенно, словно он только и ждал, когда я посмотрю.

Его стальные глаза казались особенно тёмными, почти чёрными, скрытыми под тяжёлыми веками, и в них читалось предупреждение, когда он смотрел прямо на меня и произнёс весомо:

– Личные дела. Сугубо личного характера.

Я совершенно не представляла, какие вообще личные дела могли быть у него в Сочи. Разве что он решил сделать жизнь настоящим адом не только мне, но и какому-нибудь ни в чём не повинному курортнику. Вполне в его духе.

Круглый мужчина наконец-то заметил, что в просторной комнате присутствует ещё кто-то, кроме них двоих, потому что с трудом развернулся в скрипучем кресле. Его маленькие глазки-бусинки любопытно встретились с моими, и он принялся разглядывать меня с неприкрытым, откровенным интересом.

– А вы кто будете, девушка? – спросил низкий голос с нескрываемым любопытством.

– Екатерина, – ответила я вежливо. – Личная помощница Михаила Сергеевича. Работаю здесь уже семь лет.

– Очень, очень приятно познакомиться, Екатерина, – галантно объявил круглый человек, продолжая откровенно разглядывать меня, и внезапно спросил прямо в лоб: – Вам нравится работать с Михаилом Сергеевичем? Он хороший начальник?

Дьявол во плоти, о котором как раз шла речь, недобро сузил на меня глаза из-за своего огромного стола, явно предупреждая, чтобы я держала язык за зубами.

– О, он просто потрясающий! – воскликнула я нарочито фальшиво-радостным, приторным тоном, широко улыбаясь. – Каждое утро я просыпаюсь ни свет ни заря и от всей души благодарю судьбу за то, что мне выпала такая невероятная честь работать именно с ним. Он такой душевный человек, такой добрый и отзывчивый, и я безмерно благодарна за эту чудесную возможность просто знать его лично.

Мужчина издал короткий, довольный смешок, явно оценив мой сарказм, прежде чем медленно повернуться обратно к Михаилу Сергеевичу и прокомментировать с улыбкой:

– Очаровательная девушка. Очень живая.

Ледяной, пронизывающий взгляд Михаила Сергеевича был намертво прикован к моей наигранно фальшивой улыбке, когда он сухо произнёс сквозь зубы:

– Несомненно очаровательная. Иногда даже слишком.

Илья Семёнович наконец перешёл непосредственно к цифрам и конкретике. Он обстоятельно обсудил точную стоимость своих ночных клубов, потом подробно поговорил о долях в будущих партнёрствах и процентах. А потом и вовсе начал непринуждённо жонглировать астрономическими числами с восемью, а то и девятью нулями.

Пока неспешно шли эти скучные деловые переговоры, в моей взбалмошной голове неожиданно созрел просто блестящий план. Дерзкий план, который обязательно заставит этого дьявольского генерального директора пожалеть о том дне, когда он решил навсегда привязать меня к этому проклятому месту.

Я аккуратно подняла трубку чёрного настольного телефона и медленно поднесла её к уху. На том конце провода, естественно, никого не было, но это совершенно не помешало мне громко позвать своего начальника:

– Михаил Сергеевич?

– Да, Екатерина Петровна? – немедленно спросил Михаил Сергеевич, мгновенно прервав важный разговор с мужчиной практически на полуслове.

– Простите, что отвлекаю, – сладко сфальшивила я, старательно держа трубку у уха. – Вам срочно звонит ваш лечащий врач и настойчиво спрашивает, исправно ли вы принимаете прописанные таблетки от синдрома раздражённого кишечника. Он очень беспокоится.

Мощная рука моего начальника, вся в проступивших синих венах, резко поднялась к лицу, и он жёстко, с нажимом провёл ею по щетинистой челюсти. Жест выдавал крайнее напряжение.

– Какого такого синдрома? – он произнёс это особенно опасным, низким тоном, словно недвусмысленно предупреждая меня.

– Вы что, совсем не помните, Михаил Сергеевич? – невинно спросила я, старательно изображая искреннее удивление. – Неужели забыли? Помните же, вы тогда в больнице умудрились намертво забить унитаз из-за всей этой ужасной диареи…

Илья Семёнович растерянно переводил недоумевающий взгляд с одного на другого, словно мы оба разом сошли с ума, и он попал в сумасшедший дом.

– Прошу прощения, уважаемый Илья Семёнович, – сфальшивила я нарочито озабоченным, участливым голосом, аккуратно кладя трубку обратно на место. – Я уже давным-давно уговариваю Михаила Сергеевича есть поменьше острой шаурмы, но он никак не хочет меня слушать.

Если бы взгляды действительно могли убивать наповал, я бы прямо сейчас медленно разлагалась на блестящем мраморном столе Михаила Сергеевича, превратившись в груду костей.

Оба серьёзных бизнесмена постепенно возобновили прерванный разговор о промышленности, долях и больших деньгах, но я ещё не закончила своё маленькое представление. Ни в коем случае.

«Задай ему как следует жару, Катя. Покажи, на что способна».

Я снова демонстративно подняла трубку телефона и выжидающе подождала ещё несколько томительных минут. Тихонько напевала что-то себе под нос, разглядывая потолок, как будто внимательно слушаю невидимого собеседника на том конце провода.

– Михаил Сергеевич? – снова позвала я максимально невинным голосом.

Он хрипло и недовольно хмыкнул в ответ, даже не поворачивая головы.

– Вам звонит некая Виолетта, настойчиво спрашивает, точно ли состоится та самая оргия у неё дома сегодня вечером? – я крепко прижала трубку к уху, изо всех сил стараясь сохранить максимально серьёзный деловой тон. – Она говорит, что уже купила шампанское.

Сталь в его тяжёлых глазах мгновенно почернела и налилась угрожающей тьмой. Он ещё быстрее и резче провёл напряжённой рукой по небритой челюсти, и из его горла вырвался низкий, предупреждающий хриплый звук, похожий на рык.

– Хорошо, я обязательно скажу ей, что вы очень заняты важными делами, – бодро ответила я, нагло подмигнув ему напоследок.

Через целых тридцать минут долгих, нудных и невероятно скучных переговоров упитанный Илья Семёнович неожиданно стал богаче ровно на два миллиарда рублей наличными, а Михаил Сергеевич превратился в гордого владельца ещё шести прибыльных ночных клубов в центре города.

– Очень приятно иметь с вами дело, Михаил Сергеевич, – довольно сказал круглый мужчина с широкой ухмылкой до ушей.

Михаил Сергеевич молча кивнул всего один раз, холодно провожая тяжёлым взглядом маленького пухлого человечка, который с трудом поднялся и неспешно покидал просторный кабинет, напевая что-то себе под нос.

Едва дверь за мужчиной закрылась с тихим щелчком, я сразу остро поняла, что мне конец. Настоящий конец.

Дверь кабинета захлопнулась с такой силой, что задрожали стёкла в окнах. Звук эхом прокатился по просторной комнате вместе с тяжёлыми, размеренными шагами высокого мускулистого мужчины, который целенаправленно двигался к моему столу.

Его холодный взгляд пробежал ледяной мурашкой по спине. Настолько пронзительный и властный, что я невольно вскочила на ноги и выпрямилась во весь рост, словно солдат перед генералом.

Мои движения были суетливыми, торопливыми и совершенно неуклюжими. Настолько неловкими, что я споткнулась о металлическую ножку своего кресла, потеряв равновесие.

Всё произошло в одно мгновение. Секунду назад я ещё стояла на ногах, а в следующую – уже летела вперёд, беспомощно взмахивая руками.

Падение прервалось неожиданно. Я приземлилась лицом прямо в его крепкую, широкую грудь.

Грудь, на которую я так нелепо свалилась, оказалась тёплой и твёрдой, как стена. Мой лоб ударился о мощную мышцу под безупречно белой сорочкой, а ноздри мгновенно заполнил терпкий запах дорогого мужского парфюма с нотками кедра и чего-то ещё более притягательного.

Его сильная рука уже обхватила мою талию железной хваткой, удерживая меня от окончательного падения на пол.

Тот факт, что на мне были удобные кроссовки, а не изящные каблуки, означал, что я была ниже его больше чем на целую голову. Рядом с ним я чувствовала себя маленькой, хрупкой и совершенно беззащитной, пока он возвышался надо мной, словно гора.

Ноги категорически отказались слушаться и двигаться, так что я просто застыла на месте, уткнувшись носом в его широкую грудь. Я стояла не шевелясь, боясь пошевелиться, и слушала, как мерно бьётся его сердце под тонкой тканью рубашки.

Прошло несколько бесконечных секунд, прежде чем я наконец осмелилась поднять глаза. Голос предательски дрогнул, когда я пискнула:

– Здравствуйте, Михаил Сергеевич.

Его взгляд буквально пронзал меня насквозь. Металлическая сталь в его глазах была поразительной и завораживающей одновременно. Тяжёлые веки медленно опускались в такт ритмичному подъёму и опусканию его невероятной груди.

То, как его широкая грудная клетка двигалась размеренно вверх-вниз, означало, что его тело снова и снова слегка касалось моего.

Из его приоткрытого рта вырывались хриплые, тяжёлые вздохи. Я не могла оторваться, глядя, как он смотрит на меня с каким-то диким, первобытным выражением лица, словно стоит на самом краю пропасти и вот-вот сорвётся.

Я не могла понять, зол ли он на меня. Или это было что-то совершенно другое, что заставляло его так себя вести, так смотреть. Я не знала, было ли его напряжённое выражение лица исполнено гнева или чем-то совсем иным – чем-то более опасным и притягательным.

Собравшись с силами, мне удалось сделать осторожный шаг назад, пытаясь восстановить безопасную дистанцию. Но он мгновенно вернул всё как было, решительно шагнув ко мне и снова сократив расстояние между нами до минимума.

Михаил Сергеевич медленно провёл широкой ладонью по своему щетинистому подбородку. На секунду он задумчиво прикрыл рот рукой, но его ненасытные, пожирающие глаза ни на мгновение не отрывались от меня, изучая каждую чёрточку лица.

Его одетая в дорогие брюки нога вдруг коснулась моей голой. Тёплая ткань мягко коснулась колена, а затем это обжигающее тепло медленно двинулось выше по ноге.

Я невольно содрогнулась от прикосновения, но почему-то не отодвинулась, словно приросла к месту.

Уголок красивых губ моего грозного начальника едва заметно дрогнул в лёгкой, почти хищной усмешке. Затем это мимолётное движение тут же исчезло, когда он снова задумчиво провёл своей жилистой рукой по крепкой челюсти.

Я нервно переминулась с ноги на ногу и инстинктивно сжала бёдра. Мне во что бы то ни стало нужно было сдержать предательскую пульсацию, которая опасно разрасталась и угрожала разлиться жаркой, стыдной волной между ног.

Это было слишком. Слишком много. Слишком близко.

Внезапно оглушительный грохот эхом прокатился между чёрно-белыми мраморными стенами огромного кабинета, разрывая напряжённую тишину.

Я резко отпрянула от широкой мускулистой груди и пары бушующих стальных глаз, словно очнувшись от транса.

На мгновение я даже подумала, что это моё предательское, бешено колотящееся сердце издало этот громкий звук.

Обе массивные половинки дверей в кабинет распахнулись с треском, и в дверном проёме возникло испуганное, перекошенное от ужаса веснушчатое лицо.

Матвей судорожно провёл дрожащей рукой по растрёпанным волосам, и его лицо побледнело ещё сильнее, став почти серым. Казалось, его вот-вот стошнит прямо здесь, но на этот раз точно не от привычного страха перед грозным Михаилом Сергеевичем.

Низкий, раскатистый голос злого человека в безупречном костюме прогремел так громко и властно, что, казалось, всколыхнул сам воздух в просторной комнате:

– Ты не умеешь стучать, молодой человек?

Мой лучший друг даже не посмотрел в его сторону, полностью игнорируя грозный вопрос. Он продолжал тяжело, прерывисто дышать, согнувшись пополам и крепко ухватившись обеими руками за колени, пытаясь отдышаться.

Страх, ледяной ужас и все прочие негативные чувства разом ударили меня под дых, когда я внезапно осознала страшную вещь – Маши с ним рядом нет.

– Матвей? – с огромным трудом выдавила я севшим, дрожащим, полным нарастающего беспокойства голосом, поспешно направляясь к нему. – Что случилось? Где Маша?

Гнетущая тишина мучительно тянулась и тянулась, секунды казались часами, пока он наконец не заговорил срывающимся голосом.

– Я не могу найти Машу, Катя. Её нигде нет. Я обыскал весь офис.

Глава 8

Моё сердце колотилось где-то в горле, буквально выпрыгивало наружу. Я чувствовала его бешеный стук, пока из пересохшего рта вырывались короткие, прерывистые вздохи чистейшей паники.

Мысль о том, что моя дочь потерялась и осталась совсем одна в этом огромном здании, вызывала тошноту и ледяной ком в животе. А мысль о том, что с ней может что-то случиться, заставляла мечтать лишь об одном – свернуться калачиком на холодном полу и выплакать все глаза, пока не наступит пустота.

– Что значит «пропала»? – наконец выдавила я из рассохшегося горла, едва узнавая собственный голос. – Где она? Говори же!

Лицо Матвея стало прозрачным, как бумага, а его веснушки, обычно такие яркие, побледнели и слились с кожей, пока он объяснял, запинаясь:

– Я отвернулся буквально на три секунды, чтобы ответить на звонок Жени… и её не стало. Она просто испарилась.

Я почувствовала, как задрожали руки, поднесла их к голове и вцепилась в пряди волос, будто пытаясь удержать рассудок.

– Катя, я обыскал весь наш этаж. Пробежался по лестнице, проверил несколько этажей выше и ниже финансового отдела – её там нет, – виновато, почти шёпотом сообщил Матвей, и выражение его лица кричало об отчаянии и страхе ещё громче любых слов.

Мои ноги вдруг превратились в ватные, в бесформенное желе, но какой-то инстинкт заставил их сдвинуться с места. Я выбежала из кабинета и, шатаясь, потащила своё дрожащее тело к лифтовому холлу.

Сзади раздались шаги – быстрые, тяжёлые и настойчивые. Я сразу поняла, что они слишком громкие, требовательные и принадлежат не только моему растерянному лучшему другу.

– Екатерина Петровна, – низкий, густой бас произнёс моё имя, и это прозвучало как приказ, не терпящий ослушания.

Я резко развернулась, чтобы лицом к лицу столкнуться с самим бизнес-отшельником.

Михаил Сергеевич пристально наблюдал за мной, как хищник. Его жилистая рука, покрытая лёгкой щетиной, замерла на сильной челюсти, а пронзительный взгляд был твёрдо и неумолимо устремлён на меня. Его обычно бесстрастное, каменное лицо сейчас отражало лёгкую, но явную озабоченность, которая проступала сквозь нахмуренные чёрные брови и плотно сжатые губы.

– У меня сейчас совершенно нет на вас времени, – икнула я, отчаянно пытаясь сдержать предательские слёзы в его присутствии. Плакать перед Громовым было всё равно что показать живот перед волком.

Маша обычно отходила в сторону, но я всегда знала, куда она направится. В продуктовом она бежала к полке со сладостями. В парке она мчалась к качелям. Но здесь, в этом стальном стеклянном монстре… Я понятия не имела, куда могла подеваться моя малышка.

Массивная челюсть Михаила Сергеевича сжалась ещё сильнее, когда он увидел, как я дрожу. Его мощное тело возвышалось надо мной, отбрасывая тень, когда он сделал один чёткий шаг ближе, не отводя пристального, анализирующего взгляда от моего лица.

Его низкий, привыкший командовать голос понизился до тихого, но от этого не менее властного гулкого шёпота:

– Кто такая Маша?

Я не стала ему отвечать. Просто отвернулась, прервав этот тяжёлый взгляд, и продолжила свой торопливый, почти безумный путь к лифту.

Матвей тут же догнал меня и зашагал рядом, дыша неровно.

– Я возьму на себя первые пятнадцать этажей, а ты можешь пройти с пятнадцатого по тридцатый, хорошо?

Внезапно с направления лифтов раздался высокий, жизнерадостный звонок «динь-дон». Двери одного из лифтов плавно разъехались, и в проёме показалась маленькая фигурка в розовом комбинезончике с двумя светлыми хвостиками, торчащими в разные стороны.

Маша выпорхнула из кабины с беззаботной улыбкой на лице, будто только что вернулась с увлекательной экскурсии, а не устраивала всеобщую панику.

Я почувствовала, как в груди расправились сжатые лёгкие, и снова смогла дышать полной грудью, увидев её счастливое, сияющее личико.

Я почти подбежала к ней, опустилась на колени, не обращая внимания на голые ноги, и притянула её в крепкие, почти болезненные объятия. Прижала её маленькое, тёплое тельце к груди и начала целовать макушку снова и снова, вдыхая знакомый запах детского шампуня.

– Привет, мамочка! – рассмеялась она, её голосок звучал так звонко и нормально, что слёзы снова накатили на глаза.

Я слегка отстранилась, взяла её личико в свои дрожащие ладони и воскликнула:

– Где ты была, Маша? Мы с дядей Матвеем уже поседели!

– Я пошла погулять, – ответила она, надув губки бантиком, как это всегда делала, когда знала, что слегка провинилась.

Сделав глубокий, успокаивающий вдох, я прошептала уже мягче:

– Почему ты ушла от дяди Матвея, дорогая? Мы же договаривались.

Она потупила взгляд, мягко потерла пухлую щёчку и тихо, словно выдавая большой секрет, призналась:

– У дядиного друга на столе стояла фотография, где он с дочкой. У той девочки есть папа, а у меня нет. Мне стало грустно, и я не хотела больше смотреть на эту фотографию.

Её простое, детское объяснение снова навернуло мне слёзы в глаза. Я снова прижала её к себе и упёрлась подбородком в её маленькое плечо, чтобы она не видела, как по моим щекам текут предательские капли. Я так старалась дать своей дочери всё, что могла. Но единственное, чего она хотела больше всего на свете, – отца, – я не могла ей дать. И это жгло изнутри.

Когда я через несколько минут отпустила её, Маша положила свои маленькие мягкие ладошки мне на мокрые щёки и сказала серьёзно:

– Прости, что напугала тебя, мама. Я больше не буду.

– Всё хорошо, солнышко моё, – успокоила я её, смахивая остатки слёз, а затем добавила: – Но тебе нужно извиниться перед дядей Матвеем, он тоже очень испугался за тебя.

Маша посмотрела мне через плечо и звонко позвала:

– Прости меня, дядя Матвей, пожалуйста! Я не хотела!

Матвей, выглядевший как после боя, сделал шаг к нам и положил большую руку на плечо Маши.

– Главное, что ты цела и невредима, барышня. Больше так не делай, а то у меня сердце не выдержит.

Маша одарила его широкой, сияющей улыбкой, а затем снова спрятала лицо у меня на шее. Её маленькие ручки крепко обхватили меня, когда я поднялась с ней на руках, ощущая невероятную тяжесть и лёгкость одновременно.

Внимание моего лучшего друга вдруг резко переключилось на что-то другое в холле, и он сглотнул так громко, словно пытался протолкнуть целое яблоко.

– Тебе больше не нужно за ней присматривать, всё в порядке, – мягко сказала я Матвею, всё ещё не в силах отпустить дочь из объятий даже на сантиметр.

– Тогда… тогда мне лучше пойти, работа… – быстро и тихо пробормотал он и практически побежал к лифту крупными, торопливыми шагами.

Я смотрела, как Матвей скрылся в другой кабине лифта, и створки медленно закрылись, увозя его прочь от этой странной сцены.

– Вау, – с неподдельным удивлением выдохнула Маша, заглядывая мне через плечо. – Этот дядя такой огромный! Как тролль из моего мультика!

Только тогда я с ужасом осознала, что Михаил Сергеевич всё ещё здесь. Что он стоял и наблюдал всю эту сцену. И что Михаил Сергеевич до этого момента понятия не имел о самом главном в моей жизни – о моём материнстве.

Медленно-медленно, будто поворачиваясь к судье, я развернулась, чтобы встретиться взглядом с самим дьяволом российского бизнес-мира, знаменитым отшельником, которого боялись все.