Ассистент Дьявола

Я с трудом прикусила губу, чтобы не расхохотаться, и мягко покачала головой:

– Нет, милая, нельзя. Даже если тебе шесть.

Мой самый большой страх – это то, что она вырастет слишком быстро. Я никогда не хотела, чтобы она уезжала из дома или покидала меня. Она была всем, что у меня есть – моим солнышком, моей опорой, моей радостью. И как бы я ни хотела, чтобы она понимала важность самостоятельности и независимости, я уже сейчас представляла, как буду навзрыд рыдать в подушку, когда она уедет из дома в далёком-предалёком будущем. Желательно, лет через тридцать, не раньше.

Всё, что я могла сделать сейчас, – это наслаждаться каждой минутой времени с ней, пока она не превратилась в угрюмого подростка с вечно кислым лицом. Если в отрочестве она будет похожа на меня в её возрасте, то меня ждёт настоящий ураган.

– Мне нужно в туалет! – неожиданно объявила Маша с заговорщическим хихиканьем, ёрзая на месте.

– Наверное, это из-за того, что ты выпила огромный коктейль меньше чем за минуту. Прямо на одном дыхании.

– Я же ребёнок, – заныла она жалобно. – Мне можно есть всякую ерунду и совсем не думать о том, что будет с моей фигурой и животом.

У Маши действительно был железный резон. По крайней мере, я могла списать свои растяжки на беременность и гордо называть их «боевыми шрамами материнства».

Подавив ещё один предательский смешок, я поддразнила её, подмигнув:

– Я-то думала, ты уже совсем взрослая девочка.

Она мгновенно осознала свою логическую ошибку и громко фыркнула. Ей абсолютно нечего было ответить на этот неопровержимый аргумент, поэтому она просто показала мне язык. В ответ я, по-детски, показала язык ей.

Маша грациозно спрыгнула со своего высокого стула в нашем уютном уголке и бодро встала, чтобы пойти в туалет, гордо заявив на весь зал:

– Я пойду сама, потому что я уже большая и всё умею!

Я с нежностью наблюдала, как моя маленькая девочка целеустремлённо пробежала мимо синих мягких диванчиков и розовых стен кафе, ловко лавируя между столиками, прежде чем скрыться в двери с надписью: «Дамская комната» в дальнем конце заведения.

Мой телефон предательски завибрировал в сумке, как только Маша скрылась из виду. Я выругалась про себя, подумав, что меня снова вызывает сам дьявол в костюме-тройке. Громов мог звонить даже после увольнения – он был из тех людей, кто считал, что весь мир должен вращаться вокруг него и его бизнеса.

Но глубокий облегчённый вздох вырвался у меня, когда я заметила, что это видеозвонок от моих любимых родителей.

Я быстро нажала «принять», и чувство чистой радости тёплой волной охватило меня, когда на небольшом экране появились родные морщинистые лица мамы и папы. Они трогательно прижались щека к щеке, чтобы поместиться в крохотный кадр маминого маленького старого телефона, который она категорически отказывалась менять.

– Катя! Катюша! – радостно воскликнули они в унисон, как только увидели меня на экране.

Я восторженно помахала им рукой и с трудом сдержала предательские слёзы, увидев их сияющие от счастья улыбки. Они выглядели такими довольными и счастливыми от простой встречи со мной, пусть и виртуальной, что я почувствовала острую, почти физическую тоску по дому. По родному порогу, по скрипучим половицам, по запаху маминых пирогов.

Оба моих родителя всегда были моей опорой и поддержкой. Так было всегда, с самого детства. Даже когда я забеременела от человека, который сбежал при первых же словах о ребёнке, и стала матерью-одиночкой в двадцать четыре. Даже тогда они не отвернулись, не упрекнули.

Как бы сильно они меня ни поддерживали, я всё равно чувствовала, что мне нужно что-то доказать – им, себе, всему миру. Именно поэтому я упрямо осталась в большом городе и не вернулась домой. Именно поэтому я категорически не брала у них деньги, хотя они предлагали, и работала на этой ненавистной душной работе долгие годы, чтобы самостоятельно обеспечивать себя и дочь.

– Как ты, наша родная? Как дела? Как Машенька? – приголубила меня мама привычным тёплым голосом, придвигаясь ближе к камере, так что весь маленький экран телефона полностью заполнился её любимым лицом.

Я так сильно скучала по ним, находясь в добрых четырёх часах езды от дома. Скучала по своему маленькому уютному домику. Скучала по той искренности и простоте отношений, по отсутствию городской меркантильности и вечной спешки, которые царили в моём небольшом посёлке.

Ещё больше непрошеных слёз предательски навернулось на глаза, когда я с болью в сердце заметила, как заметно постарели мои любимые родители за последние несколько лет. Волосы мамы активно седели серебром, а когда-то гладкая обожжённая солнцем кожа отца покрывалась всё новыми глубокими морщинами.

– У меня всё просто отлично, – сказала я им с самой широкой улыбкой. – Представляете, я получила ту работу, о которой вам говорила! Ту самую, о которой мечтала, куда подавала заявку.

Мои родители искренне радостно приветствовали эту долгожданную новость и немедленно начали восхищаться тем, как замечательно я буду справляться с новыми обязанностями. Они были из тех удивительных родителей, которые совершенно искренне считали, что абсолютно всё, что я делаю, – просто удивительно и достойно восхищения.

Я так безумно по ним соскучилась, и мысленно твёрдо отметила, что обязательно нужно в ближайшее время организовать поездку домой, чтобы навестить их как можно скорее. Хотя бы на выходные.

– Ты наконец-то уйдёшь от этого ужасного начальника, – с нескрываемым удовольствием усмехнулся папа, вероятно, смертельно уставший от моих бесконечных жалоб по телефону на этого холодного бизнесмена.

– Да, наконец-то, – согласилась я, прежде чем осторожно добавить: – Хотя, знаете, он почему-то совсем не обрадовался моему уходу. Вёл себя очень странно. Это определённо была не та реакция, которую я от него ожидала. Думала, он облегчённо вздохнёт.

Оба одновременно повернулись друг к другу и многозначительно обменялись понимающими взглядами. Как будто молча соглашаясь в чём-то важном, о чём я не догадываюсь.

– Катюша, милая, как ты думаешь, возможно ли, что… – начала осторожно говорить мама, но потом её голос неуверенно затих, не закончив мысль.

– Возможно ли что? – насторожилась я.

Проведя натруженной рукой по своим поседевшим волосам, она глубоко вздохнула:

– Иногда бывает так, что, когда мужчина совершенно не знает, что делать, если женщина ему нравится… он начинает вести себя с ней крайне странно. Даже грубо.

Целую минуту я сидела, думая, что просто ослышалась из-за фонового шума в оживлённом кафе и грохота посуды.

Я недоверчиво уставилась на телефон:

– Это же то самое, что я всегда говорю Маше, когда мальчишки нарочно дразнят её на детской площадке в садике!

– Значит, ты в глубине души тоже думаешь, что твой суровый начальник втайне к тебе неравнодушен? – осторожно спросила мама, слегка лукаво кривя губу.

– Нет! Ни за что на свете! – быстро и категорично возразила я. – Вы просто никогда не видели его со мной вживую. Он искренне ненавидит землю, по которой я хожу. Он только и делает постоянно, что смотрит на меня букой и хмурится. А ещё он настоящий отшельник, и на всех смотрит свысока.

Мои любящие родители почему-то всегда упорно думали, что все вокруг тайно влюблены в меня. Даже тот угрюмый нелюдимый богач с характером медведя-шатуна, на которого я активно жаловалась им целых несколько лет подряд.

Настала очередь отца довольно ухмыльнуться и назидательно сказать:

– И правильно, и хорошо. Никто на этом свете недостаточно хорош для моей любимой Катюши.

– Спасибо тебе, папа, – сказала я со смехом, стараясь не чувствовать себя полной неудачницей от того, что меня так восторженно хвалят только самые родные люди – собственные родители.

– К тому же, – веско добавил отец, – этот ваш столичный бизнесмен Громов явно слишком стар для тебя, Катерина. Ты же совсем девчонка ещё.

Папа строго нахмурился и для пущей убедительности погрозил мне трясущимся пальцем прямо через экран телефона.

Михаил Сергеевич действительно был старше меня на семь лет. Он стал миллиардером и попал в списки Forbes, когда я только-только закончила школу. Он уже контролировал добрую половину экономики страны ещё до того, как я окончила университет.

– Не беспокойтесь об этом, – искренне успокоила я их, подняв руку в клятве. – Я скорее добровольно сую руку в работающий блендер, чем полюблю своего бывшего начальника. Я скорее сама выколю себе оба глаза ржавым ножом, чем хоть на шаг приближусь к нему. Я скорее подерусь с самим Фредди Крюгером в тёмном переулке, чем снова добровольно заговорю с Громовым.

Седые волосы упали на морщинистое, но всё ещё красивое лицо отца, когда он удовлетворённо и гордо кивнул:

– Вот это правильно! Вот это моя умница-девочка!

– Ты заслуживаешь по-настоящему хорошего, доброго парня, Катерина, – с чувством вступила мама, заглядывая мне прямо в глаза.

Я сразу же напряглась, прекрасно понимая, к чему именно клонит этот разговор.

– Слушай, у одной из твоих тётушек, которая живёт в вашем городе, есть хороший знакомый, – оживлённо начала мама. – Инструктор по теннису, молодой ещё, холостой.

Она торопливо запнулась, чтобы я не успела резко перебить её на полуслове.

– Он очень милый и симпатичный, – продолжила она убедительно, – и он просто обожает детей! Может быть, дадим ему твой номер?

Я покачала головой, и в голосе послышались защитные нотки:

– У нас с Машей всё хорошо. Мне не нужна помощь.

– Мы знаем, родная, – сказал папа с уверенностью в голосе. – Мы просто думаем, что тебе, возможно, нужна компания.

– Мне не нужна компания. У меня есть Маша…

Мама перебила меня:

– Тебе нужна мужская компания. Кто-то, кто будет о тебе заботиться. Кто поможет донести тяжёлые сумки из магазина. Кто починит кран, если что-то сломается.

Не было слов, чтобы описать, насколько я не согласна, но я промолчала. Я всегда хотела радовать родителей и делать их счастливыми. Не хотела видеть в их глазах разочарование.

Помня об этом и о том, что они не успокоятся, пока я не выйду замуж за какого-нибудь случайного парня, я выпалила первое, что пришло в голову:

– У меня есть парень!

Оба моих родителя радостно вскрикнули. Они звучали как детёныши птеродактилей, которых только что накормили. Их улыбки превратились в широкие усмешки, и я поняла, что влипла по-настоящему.

– Как его зовут? – спросила мама, подавшись вперёд.

– Кем он работает? – добавил папа, явно оценивая перспективы.

– Вы любите друг друга? – спросили они хором, и я почувствовала, как краснеют уши.

Мне стало стыдно за ложь, как только я это сказала. Я не хотела врать, но слова сами сорвались с языка, и теперь я не могла взять их обратно. Тем более, когда они выглядели такими счастливыми за меня. В их глазах светилась надежда, которую я не видела уже давно.

– Ты должна привезти его, когда приедешь с Машей в гости в следующий раз, – сказала мама, и это прозвучало скорее как приказ, а не просьба. – Мы приготовим праздничный обед.

Как я видела ситуацию, у меня было три варианта. Первый – выйти в мир и найти парня. Что казалось невероятным, учитывая мой график работы и полное отсутствие времени. Второй – нанять парня, если дойдёт до крайности. Хотя где искать таких, я понятия не имела. Третий вариант – никогда больше не навещать родителей. Что тоже не вариант.

Когда Маша, подпрыгивая, вернулась к столу, я передала ей телефон, чтобы она могла поговорить с бабушкой и дедушкой. Она тут же защебетала о своих новых раскрасках и любимых мультиках. Я слушала их разговор минуту-другую, прежде чем мои мысли унеслись в другую сторону.

Мои мысли были слишком заняты, чтобы присоединиться к их беседе о каком-то детском шоу, которое обсуждала Маша с неподдельным восторгом.

Я думала о жарком разговоре с Михаилом Сергеевичем ранее. Он не собирался меня отпускать. Его слова всё ещё звучали в ушах, и я не могла понять, что за ними скрывается – простое нежелание искать нового помощника или что-то большее.

Мне нужно было найти способ вырваться от него.

Глава 6

Испытание огнём – так говорили о проверке человека на прочность. Это означало поместить кого-то под невыносимое давление, чтобы испытать его силу духа. Проверить его способности, характер и то, из чего он на самом деле сделан.

Михаил Громов был моим личным испытанием огнём.

Мне было всего шесть лет, когда я впервые приехала в родной город моей мамы. Я до сих пор помню нашу первую поездку в местную церковь, где она неторопливо рассказывала мне о Страшном суде. О том самом дне, когда каждого человека после тщательной оценки всех его земных поступков отправят либо в ад на вечные муки, либо в рай к светлым ангелам.

Мой начальник был единственным, кто мог так сильно влиять на мои принципы и мой нрав. Он словно специально вытаскивал из меня самую яростную и неконтролируемую сторону моей личности.

Бывали долгие ночи, когда я не могла уснуть, терзаясь мыслью о том, что из-за противоречивых чувств к своему начальнику я давным-давно потеряла своё место в раю. Речь шла как об убийственных фантазиях с его участием, так и о других, весьма греховных мыслях, которые я старалась не допускать.

Я вошла в просторный монохромный кабинет с робкой надеждой на то, что его ледяной взгляд не испепелит меня прямо на пороге.

Его хмурый взгляд и резкий, командный голос стали моей привычной утренней рутиной каждый божий день, когда я переступала порог офиса. Но сегодня, после всей этой драматичной истории со вчерашним внезапным заявлением об уходе, в воздухе витал скорее страх. Причём обоюдный.

– Доброе утро, Михаил Сергеевич, – я посмотрела дьяволу прямо в глаза и произнесла стандартное приветствие максимально ровным голосом.

Михаил Громов выглядел невероятно брутально, развалившись в своём кожаном кресле за массивным тёмным столом. Вчерашняя небритость превратилась в густую лёгкую щетину, а чёрные волосы были взъерошены так, будто он провёл ночь, хватаясь за голову или вообще не ложился спать.

С его безумным взглядом дикого зверя и внушительной статью он больше походил на медведя, только что зашедшего с сибирской тайги, чем на преуспевающего московского бизнесмена в дорогом костюме.

Он был чистосердечным и законченным козлом по жизни, но при этом никто не мог отрицать тот факт, что он чертовски, невыносимо красив.

Я определённо сошла с ума, если замечала подобные вещи.

Тёмно-синие, почти металлические глаза внимательно оглядели меня с головы до ног. Как это обычно бывало по утрам, когда он видел меня впервые за день. Его невозмутимый тяжёлый взгляд медленно скользнул по моему небрежному пучку на затылке, затем задержался на платье в яркую полоску «зебра» всех возможных цветов радуги и наконец остановился на чёрных плотных колготках.

В ответ на моё бодрое приветствие я удостоилась лишь невнятного хриплого мычания, которое с большой натяжкой можно было принять за ответ.

– А-ха! – торжествующе воскликнула я, театрально указывая на него указательным пальцем. – Сегодня вы даже не сможете отчитать меня за очередное опоздание, потому что я, наконец-то, пришла рано! Аж на целых пятнадцать минут!

Его пристальное внимание оставалось намертво прикованным ко мне, когда он медленно положил свои большие мускулистые руки на полированную поверхность стола. По его суровым резким чертам лица на мгновение пробежала лёгкая тень удовлетворения. Она продержалась какую-то секунду, а затем его лицо вновь приняло обычное бесстрастное выражение холодной каменной маски.

Кабинет уже успели привести в относительный порядок после вчерашнего разгрома. Поставили новый массивный стол взамен сломанного и привезли новейший компьютер. А вот стены всё ещё красноречиво страдали от его вчерашнего неконтролируемого приступа гнева – на дорогом итальянском мраморе зияли большие уродливые трещины, словно шрамы.

– Что именно привело вас на работу так рано, Екатерина Петровна? – прозвучал низкий хриплый голос, и по жёсткому тону было предельно ясно, что это даже не вопрос, а скорее требование немедленно доложить.

Казалось, он определённо подозревал, что я что-то затеваю за его спиной. Возможно, он действительно знал меня гораздо лучше, чем я наивно думала все эти годы.

Моя улыбка была совершенно искренней и даже слегка злорадной, когда я спокойно ответила:

– Сегодня у нас назначены собеседования на ответственную позицию вашего нового личного ассистента.

На эту новость он не отреагировал ни единым словом. Единственным красноречивым признаком того, что он всё-таки услышал меня, стали мгновенно сжавшиеся на столе кулаки и низкий гортанный звук, больше похожий на рычание, вырвавшийся из его широкой груди.

Я лёгкой подпрыгивающей походкой подошла к своему аккуратному столу, взяла два листа распечатанной бумаги с резюме и целенаправленно направилась к его огромному рабочему месту, занимавшему добрую половину кабинета.

– Вчера вечером я взяла на себя смелость опубликовать объявление о вакансии вашего личного ассистента на всех крупных площадках, – с едва скрываемой ухмылкой сообщила я ему, старательно делая вид, что не замечаю его реакции. – Буквально за первые пять секунд пришло больше двухсот откликов от соискателей, так что желающих поработать именно на вас предостаточно. Прямо очередь выстроилась.

Его и без того хмурый взгляд стал ещё мрачнее и тяжелее, нависая надо мной словно грозовая туча.

– Не знаю, кому вообще такое безумие в голову может прийти, – пробормотала я себе под нос, разглядывая резюме и делая вид, что говорю сама с собой.

Судя по ещё более леденящему выражению его лица, он прекрасно расслышал каждое моё слово.

– Кхм-кхм, – я нарочито громко прочистила горло и продолжила уже более официальным тоном. – Я тщательно отобрала двух самых лучших и квалифицированных кандидатов из всех присланных резюме, так что вам осталось только провести финальное собеседование и выбрать одного из них…

– Нет, – жёстко отрезал он, не дав мне договорить.

– Что? – я растерянно моргнула, не сразу поняв.

Поклясться готова – массивный стол ощутимо задрожал под его сжатыми руками. Я инстинктивно сделала осторожный шаг назад от стола на всякий случай, если его неконтролируемая ярость снова возьмёт верх, и он его разнесёт вдребезги.

– У меня не будет никакого нового ассистента, – низко и невероятно хрипло выдохнул он, сверля меня взглядом.

Мой взгляд нервно метнулся к огромному панорамному окну с роскошным видом на раскинувшийся внизу город, а затем неуверенно вернулся обратно к нему.

– Тогда искренне желаю вам наслаждаться приготовлением собственного кофе по утрам и разбором входящей почты, потому что я точно не остаюсь здесь работать, – твёрдо произнесла я, скрестив руки на груди.

Чистая, неразбавленная убийственная ярость мгновенно охватила всё его мощное тело. Его широкие мускулистые плечи угрожающе напряглись, бицепсы вздулись под белоснежной дорогой рубашкой. Грудь тяжело вздыбилась, а левый глаз нервно задёргался – верный признак того, что его терпение на исходе.

Не обращая внимания на его состояние, я развернулась, и мои каблуки начали отстукивать дробь по дорогому наборному полу. Я решительно прошлась к своему столу и взяла трубку офисного телефона. Набрала добавочный номер администратора на первом этаже и стала терпеливо ждать ответа, демонстративно отвернувшись от Громова.

Пока в трубке монотонно звонило, я обернулась и послала своему начальнику знак «окей» поднятым вверх большим пальцем, изображая максимальную уверенность в себе.

Секретарша на ресепшене быстро взяла трубку, и я любезно попросила её отправить кандидатов на собеседование на тридцать третий этаж в кабинет генерального директора. Затем аккуратно положила трубку на место и с интересом наблюдала, как крупный мужчина за столом закрыл глаза и тяжело, почти болезненно выдохнул, явно пытаясь взять себя в руки.

– Мы вполне можем провести собеседования вместе, – миролюбиво предложила я, подкатывая свой удобный стул на колёсиках к его столу. – Всю основную работу сделаю я сама, вам даже напрягаться не придётся.

Напротив его стороны массивного стола обычно не было никакого кресла для посетителей, потому что у него попросту никогда не было гостей. За все годы работы я ни разу не видела, чтобы кто-то приходил к нему просто так поболтать. Мне пришлось потратить несколько минут на то, чтобы расставить мебель так, чтобы удобный стул был и у меня, и у каждого из кандидатов.

Он молча наблюдал за тем, как я суетливо усаживаюсь напротив него, устраиваясь поудобнее. Тёмно-голубые, почти синие глаза не отпускали меня ни на секунду. Он внимательно следил за каждым моим движением, за каждым жестом, словно хищник, выслеживающий добычу.

Наконец, его хриплый низкий голос нарушил повисшую тишину, почти приказав:

– Садитесь рядом со мной.

Мои глаза удивлённо расширились перед этим более чем странным и неожиданным требованием.

Решив про себя, что спорить с ним прямо сейчас снова – точно не лучшая идея, я медленно опустила ноги на пол. Мой стул был на удобных колёсиках, так что я плавно подкатила его вокруг стола на его сторону, останавливаясь на безопасном расстоянии.

– Ближе, – коротко скомандовал он, сузив глаза.

Я демонстративно подвинула стул буквально на один миллиметр вперёд, изображая покорность.

Он ещё больше сузил глаза, и его лицо потемнело. Затем он двинулся быстрее, чем я когда-либо видела его в действии. Резко наклонился вперёд в своём кресле, положил свои большие руки с проступающими венами на подлокотники моего стула и одним мощным движением притянул его к себе до тех пор, пока между нами не осталось ни единого сантиметра свободного пространства.

Наши кресла теперь вплотную соприкасались. Соприкасались и наши руки на подлокотниках, потому что его огромные плечи и внушительные мускулы занимали практически всё доступное пространство вокруг.

Было крайне непривычно и даже немного странно находиться по эту сторону стола, и я потратила несколько долгих минут на то, чтобы привыкнуть к совершенно новому виду знакомого кабинета с этого неожиданного ракурса.

Первое, что я сразу же заметила своим острым взглядом, – со своего привычного места он прекрасно мог видеть меня за моим компьютером и моим рабочим столом в любой момент. Зеркальная отполированная поверхность мрамора в просторной комнате позволяла ему совершенно свободно наблюдать за тем, чем именно я занята, когда ему заблагорассудится. Это было похоже на систему слежки.

Обычно я прекрасно пряталась за своим столом, когда кидала в его сторону недобрые полные ненависти взгляды. Обычно я спокойно сидела и заказывала разнообразные ингредиенты для своих любимых тортов на компьютере, когда мне становилось невыносимо скучно. И сейчас я с ужасом поняла, что он, вероятнее всего, видел абсолютно всё, что я когда-либо делала за его спиной все эти годы.

Медленно развернувшись в кресле к мужчине, который уже пристально наблюдал за мной своим тяжёлым взглядом, я осторожно спросила:

– Зачем мне сидеть так близко рядом с вами?

– Потому что я так сказал, – последовал краткий ответ.

Две недели, напомнила я себе, сжимая подлокотники. Всего две недели – и я наконец сбегу отсюда навсегда.

Я сделала глубокий успокаивающий вдох полной грудью и осторожно спросила:

– Что именно вы хотите видеть в своём новом ассистенте? Какие качества для вас важны?

Всё моё тело предательски покрылось мелкими мурашками, и виной тому был его немигающий тяжёлый взгляд. Он упорно не отводил глаз от моего лица, и это одновременно и пугало меня, и, как ни странно это звучит, немного волновало необъяснимым образом.

– Что именно вы хотите видеть в новом ассистенте? – настойчиво повторила я свой вопрос, когда он продолжал молчать.

Он ответил без малейших колебаний, и его низкий хриплый голос звучал на удивление уверенно и твёрдо:

– Русская, обязательно с опытом жизни за границей, ровно метр шестьдесят пять ростом, с пшеничными волосами, с ужасным специфическим вкусом в одежде и серьёзно увлекающаяся выпечкой разнообразных тортов в свободное время.

У меня буквально отвисла челюсть от такого описания. Я внимательно изучила его серьёзное выражение лица и окончательно поняла, что он чертовски серьёзен в своих словах.

Хотя, если честно, он вообще никогда не бывал несерьёзным за всё время нашего знакомства.

– Очень… конкретно и подробно, – растерянно выпалила я, уставившись в стол, чтобы не смотреть прямо на него и не выдать своего смущения.

Его сильные широкие плечи безразлично пожались, когда он хрипло заявил с абсолютной уверенностью:

– Я всегда точно знаю, чего именно хочу.

Неожиданный стук в дверь прервал наш напряжённый поединок взглядами в самый разгар.