В поисках мамы. Майор с прицепом

Закончив, наспех заматываю влажные волосы в тюрбан из полотенца и открываю дверь.

В коридоре у ванной – Лиса.

Притащила к двери подушку и лежит прямо на полу, сжав крохотные ладони в кулачки.

Ох, малышка!

Видимо, сторожила двери, чтобы я никуда от неё не сбежала.

Так и заснула…

Хорошо, что хоть полы теплые!

Аккуратно провожу пальцем по её переносице, разглаживая суровую морщинку, но Лиса только сильней хмурится через сон.

Вся напряженная, кулаки – не разжимаются…

В груди болезненно колет от этой детской тревожности.

Нет у неё мамы, наверное…

Слыша шаги, поднимаю глаза и вижу майора, который как раз заходит в коридор.

– Она уснула… Я отнесу?

– Я сам – отвечает раздраженно.

Склонившись над дочерью, осторожно поднимает её с пола, стараясь не разбудить.

Несёт в детскую.

А я тихонько иду в кухню…

В доме – очень тепло, но обстановка – холодная.

Никаких лишних вещей и декора…

Ни цветов, ни статуэток, ни картин.

Разве что электрический камин в гостиной, а в остальном – темно-серые стены, паркет, черные полки.

Все добротно, по-мужски функционально, но без изысков.

Женская рука здесь не чувствуется совершенно.

Налив себе воды, пью, опираясь спиной о шкаф, и пытаюсь свыкнуться с новой атмосферой.

В кухне пахнет ужином, подгоревшим кофе и еще – его парфюмом…

Неуютный запах, колючий, с нотками чего-то дымного и горького.

Ему подходит…

Через пару минут, Байсаров заходит в кухню.

Печатая что-то в телефоне, бросает на меня быстрый взгляд.

– Чего стоишь? Садись.

Чуть неуверенно оглядываясь по сторонам, сажусь на стул.

– Тимур Алексеевич, а можно обсудить с вами график?

Погасив телефон, кладет его на стол.

– Слушаю – смотрит на меня в упор.

Рукава его черной кофты закатаны по локоть.

Руки все в венах, предплечья мощные, ладони – крупные…

Большой мужчина…

– Я хотела бы ходить в Центр, когда у вас будут выходные.

– В Центр? – приподнимает удивленно брови.

– Да! Волонтерский. Я там иногда помогаю.

– Ну. Центр – дело хорошее! Договоримся.

Смотрю, как он достает из шкафчика виски, а из морозилки – лед.

Налив себе в стакан, садится напротив меня.

– Есть хочешь? – смотрит на меня в упор.

– Нет, спасибо…

Расслабленно откидывается на спинку стула.

– А если подумать?

Краснею под его внимательным взглядом.

Ресницы у него густющие!

На лице, чуть выше щетины – шрам, как от пореза ножом.

На губе, сбоку, – тоже…

– Нет. Честно не хочу.

Поднявшись, накладывает в тарелку мясо и двигает по столу ко мне.

– Когда люди добавляют "честно" – это значит, что они сами не верят в то, что говорят.

Прикусываю нервно губу.

И вроде в животе и правда сосет от голода, но аппетита нет.

Слишком насыщенный сегодня был день…

Но, из уважения к чужому труду, я вяло ковыряю вилкой под внимательным взглядом Байсарова.

– Может, у тебя… – щелкает он пальцами. – РПП?

– Что? Нет! – отвечаю возмущенно.

– Плохие привычки?

– Только курю.

– Отныне – нет. Мат? – дергает вопросительно бровью.

– Нет…

– Алкоголь?

– По праздникам!

– А разве не каждый день – праздник? – спрашивает иронично.

– Нет конечно!

– Не просветленная ты какая-то – хмыкает саркастично.

– Ну спасибо…

– Пожалуйста. Дальше. Мужик, который будет маячить в личном поле моего ребенка? – атакует снова.

– А вы всегда разговариваете так, будто ведете допрос?! – не выдерживаю я.

– Всегда, когда веду допрос – чеканит холодно. – Итак?

Вздыхаю, отводя взгляд.

– Нет.

Майор в ответ лишь поднимает стакан с виски в жесте "за вас".

И следом демонстрирует на экране чек от перевода, который делает в тот же момент.

Перевел всю сумму…

Как и договаривались.

– Тимур Алексеич, а можно мне тоже вопрос вам задать?

– Ну, допустим – чуть склоняет голову в бок.

– А мама Лисы, она… – пытаюсь подобрать слова. – С ней ведь всё в порядке? Она не…

Но майору мой вопрос не нравится.

И щека у него нервно дергается.

– Живее всех живых, если ты об этом – обрывает меня резко. – Просто мать она хреновая.

– Она к ней совсем не приезжает, да?

– А ей не до этого, Василис… – в голосе слышится агрессия.

А я ловлю себя на том, что, когда Лисы нет рядом, он кажется еще более суровым.

Даже жестким…

Словно сняли все смягчающие фильтры и погасили теплые огоньки в глазах.

Сейчас там лед.

А солнце, наверное, теперь зажжётся только завтра утром.

– Она у нас коуч! Девочек учит женскую энергию качать и жить для себя. А с мелким ребенком, философия "для себя" особо не стыкуется, знаешь?

– Понятно…

– Но! Если выбирать из двух зол, то её отсутствие в жизни Лисы – это меньшее зло! – цедит категорично.

И залпом выпивает оставшийся виски.

– Ладно… – вздыхает, поднимаясь. – Я спать лучше. А то о бывших, как о покойниках – либо хорошо, либо…Короче, простите за мой хуёвый этикет – делает наигранный поклон.

Киваю, глядя ему вслед.

Грустно всё это…

Перед тем, как уйти, заглядываю к Лисе и, убедившись, что она спит, захожу в выделенную мне спальню.

Прошлой ночью я осталась в центре, чтобы помочь разобрать гуманитарку.

Поэтому, в рюкзаке у меня есть пижама…

Переодевшись, пишу маме смс, что нашла работу и отставляю телефон в сторону.

Укрываюсь до носа пледом, вдыхаю свежий аромат постиранного белья…

За окном, словно гипнотизируя, медленно кружит снег.

И меня начинает настойчиво клонить в сон…

Я словно сама кружу, парю где-то в пространстве, проваливаясь в уютную темноту…

Но это ощущение мгновенно рассеивается, когда из коридора вдруг раздается громкий топот детских ног.

– Мам! – слышу жалобный окрик.

И в панике подскакиваю, открывая глаза.

У входа в комнату – Лиса.

– Кошмавик, мам – испуганно замирает на пороге. – Можно на пов?

– На пол? – переспрашиваю удивленно.

– Я буду очень тихая – ковыряет носочком паркет.

Смотри на меня с надеждой и тут же опускает взгляд.

Стоит передо мной вся какая-то чересчур виноватая…

Но не успеваю я сообразить, что ответить, как открывается соседняя дверь.

– Что такое, дочь?

– Снився звой-звой Табаки. Кусав Исю за ногу!

Малышка!

– Пойдем, солдат. Батя рядом посидит, пока не уснешь.

– Ну неть…

– Давай-давай. Быстро! – поторапливает строго.

Вздохнув, Лиса идет к нему, прихрамывая на одну ногу и жалобно хныкая…

– Я не могу быства-а-а-а… – чуть ли не плачет.

– Че, прям так сильно покусал? – со скепсисом.

Лиса не отвечает.

Только косится скорбно в мою сторону.

– Ой – приседая на одну ножку, причитает на каждом шагу, как бабулька. – Ой. Ой. Ой. Ой.

Майор на её причитания никак не реагирует.

Стоит, холодно вскинув бровь, и следит за ней взглядом.

– Пр-р-ро-ошу… – открывает дверь детской, когда она подходит к порогу.

Новый, полный драматизма взгляд в мою сторону.

Стою, с беспокойством прижав ладонь к груди…

Может она лунатик?

Я, вот, в детстве тоже была лунатиком! И могла на самом деле обо что-то удариться, а потом не вспомнить, откуда на ноге синяк.

– Тимур Алексеевич, – вмешиваюсь, делая шаг вперед. – А хотите я с ней…

Нервный хихик.

Лиса с надеждой останавливается.

Уже разворачивается ко мне, но Тимур ловит её, как непоседливого котенка, за шкирку.

Тянет назад....

– Мы сами – отвечает недовольно. – Давай, страдалица. Бегом в комнату.

– Мам…– трагично вытягивает ко мне руки. – Забеви…

– Спать, я сказал! – рявкает строго.

Зыркнув на отца, Лиса сцепляет на груди руки и грозно топает в комнату, забывая про хромоту.

Когда проходит порог, майор неожиданно ласково проводит пальцами по её макушке.

Лиса – молча и резко бьет его по руке, скрываясь в детской.

Смотрю удивлённо ей вслед.

– То есть…

– То есть – да! – с претензией косится майор в мою сторону.

– А я думала…

Цокает, закатывая глаза.

– Думала она. Господи… Откуда вы беретесь такие наивные? – прикрывает за собой дверь.

"Я щас буду с тобой вугаться!" – по-боевому доносится из закрытой детской.

Глава 9 Дрессировка

Мама – директор кинологической школы, которую сама же и основала десять лет назад.

Сейчас у неё перерыв и мы молча пьем чай в её кабинете.

Мама стучит длинными ногтями по столу…

Громко. Долго. Давяще.

– Прекрати, пожалуйста – не выдерживаю я.

– Прости?

– Мне неприятно.

Чашка медленно опускается на фарфоровое блюдце.

По слуху ударяет звонкий стук…

– Мне тоже много чего неприятно. Но я, однако, терплю – цедит она сдержанно.

– Мам! Но я ведь уже попросила прощения.

– Поразительная инфантильность! Извинений во взрослой жизни недостаточно, моя дорогая!

Прикрываю устало глаза…

Вчера я пропустила встречу по продаже квартиры из-за того, что попала в полицию.

Сделка была очень важна.

У школы кризис.

В городе появился сетевой конкурент, который пытается подмять эту сферу полностью под себя, поэтому, нам нужно продать мою квартиру, чтобы поддерживать бизнес на плаву.

И, вроде, я и правда виновата.

Но что я могла сделать?

– Моя дочь сорвала сделку и мы – остались без денег. Мало того – опять полиция! Ты ещё долго будешь меня позорить?

– Но они ведь приедут снова…

– После праздников. И то, если не найдут ничего лучше. А я бы на их месте – начала искать. Отвратительная безответственность! Скажи-ка, ты вообще пьешь свои таблетки?

Вздыхаю.

– Да… Но они тут причем?

– Правда? То есть, ты даже не видишь, насколько неадекватно себя ведешь? – говорит спокойным, ледяным тоном.

Опускаю глаза в чашку с чаем.

Я не выдерживаю этот тон.

Мне физически становится от него дурно.

Странное дело…

У меня ведь есть характер!

Но в случае с мамой мой стержень будто крошится всякий раз, когда начинаю с ней разговор.

И в эти моменты я уже не взрослая девушка, а ребенок семи лет.

Тот, которого ведут из детского дома за руку, и ему теперь нужно сделать всё, чтобы его полюбили.

– Так. Ладно… Что у тебя по работе? – переключается мама.

Пожимаю плечами.

– Меня взяли няней.

– Няней? – переспрашивает удивленно. – Даже без педагогического образования?

– Да. Так уж вышло.

Подробности я маме не рассказываю.

И вообще стараюсь максимально обходить тему с полицией.

– Зарплата тоже хорошая. Как раз смогу платить по нашим кредитам.

До того, как выставить квартиру на продажу, мама взяла несколько кредитов.

Некоторые из них – на меня.

И, хоть я и не участвую в делах школы, кредиты плачу тоже.

Семья ведь…

– И что за ребенок?

– Девочка. Зовут Лисичка – улыбаюсь я. – Ну, точнее, Алиса. Она очень милая!

Мама холодно усмехается.

– Надеюсь, ты понимаешь, что нужно дифференцировать работу и жизнь?

– Да, я…

– Ребенок – это твоя работа. Послушная, капризная, умная или глупая – это слова, которые следует использовать в работе. "Милая" – неуместно.

– Мне кажется, ты путаешь свою работу с моей.

– Ты думаешь, люди сильно отличаются от собак? – в голосе слышится ирония. – Всем нужна дрессировка, знаешь ли. Детям – особенно.

– Ох, мам. Ну брось.

Да, она говорит иногда грубые вещи.

Но я знаю, что она их вовсе не подразумевает.

Такой вот человек…

– Собака любит хозяина, только если чувствует его власть и силу. Люди живут по таким же законам.

– Ну а разве мы живем по таким законам? – неуверенно улыбаясь, развожу руками.

Мама, поднявшись с места, подходит ко мне.

А я чувствую внутри напряжение, дожидаясь её ответа.

Один шаг, второй, третий.

Наклоняясь, целует меня в лоб…

– Мы – нет, конечно.

И я немного расслабляюсь от того, что она сменила гнев на милость.

– Но в работе с ребенком тебе это пригодится.

Взяв с вешалки пальто, выходит из кабинета.

А я, надев наспех куртку, бегу на задний двор школы, чтобы увидеться со своим старым другом.

Не знаю, когда получится снова сюда прийти…

Стоит мне завернуть за поворот, как пёс уже поднимается на лапы.

Встречает…

– Привет, Балу – глажу его по шерсти. – Ну как ты тут?

Собакен утыкается влажным носом мне в плечо, здороваясь по-своему.

Балу – матёрый кане-корсо.

Мама держит его на цепи на территории за школой, чтобы никто его не видел.

Она считает, что он позорит её своим дряхлым видом. Хотела даже сдать его в приют!

По мне – это жутко несправедливо.

Поэтому мы договорились, что я буду оплачивать его питание и, если потребуется, ветеринара, но Балу останется здесь.

В прошлом он – знаменитость школы.

У него шикарная родословная и безупречные физические характеристики.

А еще – Балу очень умён.

Раньше он выигрывал конкурсы, занимал первые места и добавлял много баллов к репутации мамы.

Он даже на рекламном постере школы изображен…

Но сейчас Балу безнадёжно стар и его красота, по мнению мамы, ушла в прошлое.

А я с этим не согласна!

И считаю, что он все так же красив.

У него кофейная шерсть, которая отдает на солнце золотом и теплые, янтарные глаза.

– А я тебе подарок принесла – даю ему кость, купленную в зоомагазине.

Пёс довольно ворчит, вгрызаясь в нее клыками.

Наверно, это ужасно – ощущать, что ты больше не нужен и стремительно лететь вниз с того пьедестала, на который тебя воздвигали раньше.

Мне кажется, ему грустно.

А мама…

Она вроде и говорит, что любит животных, но иногда мне кажется, что это – не совсем так.

Она любит их, если они обладают нужными характеристиками.

Идеальные пропорции, развитый костяк, мускулатура и флегматичный характер.

А еще – она любит их дрессировать и наслаждается моментом, когда непослушный пёс становится покорным.

Про любовь ли это?

Не знаю.

Может, это профессионализм, которым я не обладаю?

И мне Балу мил даже вот таким вот меланхоличным старичком.

Прогулявшись с ним вокруг территории, бегу скорей к дому, чтобы собрать вещи.

Оттуда – еду на автобусе до остановки, а от неё – иду пешком к дому майора.

Поднимаюсь в гору с тяжелой сумкой в руках.

От ярких переливов снега слепит глаза, из носа – пар, за ворот залетают снежинки…

Бр-р-р.

Мороз!

Щурясь от солнца, смотрю по сторонам и вдруг вижу в окне второго этажа Лисичку…

Она сидит, грустно глядя вдаль и задумчиво водит пальчиком по стеклу.

Прибавляя шаг, машу ей рукой.

Ну же…

Давай!

Не грусти…

Стоит ей меня заметить, глаза её округляются, и она тут же слетает с подоконника, скрываясь из виду.

А когда я захожу в дом, то на пороге меня встречает уже майор.

Скрестив на груди руки, недовольно смотрит мне в глаза.

– Здрастье.... – замираю с подозрением.

– Я тебе звонил – звучит в ответ с претензий.

Лиса, выглядывая, тут же наступает ему на ногу.

И снова суетливо прячется за ним.

– Добрый день – прищуривается мстительно.– Рад вашему возвращению. Скажите, пожалуйста, где ваш телефон?

– Ой. Он от мороза, наверное, выключился. Но я ведь вовремя пришла. Зачем вы?..

– Чтобы забрать! – грубовато отбирает у меня сумку с вещами.

Глухой звук…

Кажется, его хорошенько лупанули сзади.

– ....чтобы помочь – оскаливается в подобии улыбки, делая подчёркнуто вежливый тон.

Позади него раздается смущенный смешок.

Лиса выглядывает, влюбленно глядя на меня своими глазами-пуговками.

Широко-широко улыбается, не размыкая губ.

– Пиветь, мам… – хлопает ресницами.

Ух ты.

Расплываюсь в ответной улыбке.

А вот такая дрессировка мне по душе…

Глава 10 Что такое любовь?

Лиса мостится ко мне под бочок.

А я читаю ей сказку про Африку, злого крокодила и про что-то еще…

– Ого! Квокодивы такие ствашные, ма-ам! – придвигается ко мне ближе.

– Да… Есть такое.

– Я так боюсь квокодивов тепей! Можно Ису обнять чуть-чуть?

Улыбаясь, кладу ладонь ей на плечико.

– Не бойся, зайчик. На любого крокодила всегда найдется своя капибара – авторитетно наставляю малышку.

– А че такое капиба-а-ва?

– Это такой зверек. Его любит даже крокодил.

– Ого!

– И крокодил даже разрешает капибаре кататься на его спине, представляешь?

– Ого-го-шеньки… – с искренним удивлением.

– Ну, а если крокодил все-таки передумает и захочет её съесть, то капибары очень быстро бегают.

– Ой… Мам! А зачем есть? Я не понява! – хмурится грозно.

Вот сейчас прямо на папку похожа.

Даже несмотря на то, что волосы у неё белые, как снег.

– Квокодив же её юбит! Он.... – понижает голос до доверительного шепота – Он че, дувак, да?!

– Так это же крокодил, Лиса – смеюсь – У них все, не как у людей.

– А-а-а… – тянет с сомнением малышка.

И по голосу очевидно, что логику крокодилов она ну совсем не одобряет.

Милая кроха…

В комнате у неё по-девичьи уютно.

Весь дом – абсолютно холостяцкая берлога, а здесь – женское царство с розовыми занавесками, туалетным столиком и коллекцией одежды для Полковника, которая висит на напольной вешалке.

Тут тебе и костюмы с подтяжками, и шляпа, и даже мини-форма с погонами.

Красота…

Когда Лиса начинает зевать, приглушаю свет, оставляя теперь только ночник у кровати.

Укрываю малышку одеялом до самого подбородка…

– Пауковник дышать не может!

Откапываю игрушку из-под одеяла.

Кладу рядом с ней…

И Лиса, обняв своего медведя одной рукой, другую кладет на меня.

– А знаешь, – бормочет тихо – когда у меня пе-вая мама быва, с чевными вовосами, мне быво не так ховошо…

Молчу…

Это ведь не мое дело, да?

Мне кажется, я не имею права поддерживать эту тему с ребенком и потому – лишь продолжаю рассеяно гладить малышку по голове.

Но Лисе этого явно не хватает.

И, желая продолжить, она переворачивается на живот и, подперев лицо ладонями, продолжает:

– Ей авист меня бвосиу, мам, а я ей не понвави-ась… Совсем, мам! Она постоянно вугавась на Ису! – жалуется, заглядывая мне в глаза. – И я свышава, она гово-ива папе, что все девочки ховошие, а Иса пвохая и… дува! – выдает обиженно. – И ствашная еще…

– Неправда! Глупости какие…

– Папа тоже так сказав, что гвупости. И в павк Ису гуять повез. Мовожное купив… Сичас!

Слетает с постели.

Шлепая босыми ногами по паркету, подбегает к низкому письменному столику и берет оттуда фотографию в рамке.

– Вот туть Ися мовоженку кушава! – показывает мне. – Папа фоткав Исю. Там быв квасивый вовопад! – взмахивает рукой, пытаясь его изобразить.

Смотрю на фото в рамке с бабочками.

Глазки у неё тут очень грустные, взгляд потерянный.

Видно, что плакала.

– Папа Ису смешив, но у него чё-то пвохо повучавось, да? – хихикает.

Пытаюсь это представить.

Выходит не очень…

В моем воображении такие мужчины, как Байсаров, могут только подстёбывать.

– Но зато заковку новую купив! Видишь, мам? – показывает на волосы.

– Красота! – улыбаюсь, чуть щипая её за пухлую щеку.

И, не сдержавшись, легонько целую малышку в лоб, чувствуя, как моментально смыкаются пальцы на моей кофте, желая меня удержать.

Но я не ухожу.

Дожидаюсь, когда Лиса заснет, и только тогда на носочках выхожу из комнаты.

Майор в кухне.

Тихо, но с чувством устраивает кому-то разнос по телефону.

Увидев меня, ворчливо бросает "на связи" и завершает вызов.

– Уснула?

Киваю.

– Да…

На столе перед ним лежит папка с бумагами, поверх нее – свадебное фото.

– Ой. А кто это? – беру его в руки.

Разглядываю с любопытством.

На фото мужчина и женщина.

Молодые, красивые…

Обнимают друга и просто светятся от счастья.

– Это ваши родственники?

– Нет.

– Красивое фото – улыбаюсь. – Видно, что люди любят друг друга…

– Правда? – спрашивает Байсаров подозрительно вежливо.

И, отставив телефон, переключает все внимание на меня.

– Да.

– И что же в твоем понимании "любовь"? Безотносительно к фото.

– Ну – задумываюсь, глядя в потолок.

Чувствую, как краснею…

– Наверное, это когда человек за тебя борется – пожимаю смущенно плечами.

– И с кем же?

– Иногда – с другими. Иногда – с собой. А иногда, может, даже с тобой…

Майор молча смотрит на меня несколько секунд.

Даже едва заметно улыбается.

Правда, все так же подозрительно вежливо.

– Он её убил.

– А. Ой… – бросаю фото на стол.

И тру руки друг о друга, словно испачкалась.

Кошмар какой!

– Ага. Как раз боролся именно с ней – язвительно. – И поборол! Любовь же! Огромная такая!

В шоке хлопаю глазами.

Господи!

Да чего ж ты ядовитый такой? Как вообще с тобой можно разговаривать?

Я ведь имела ввиду совсем другое…

– Спокойной ночи! – разворачиваюсь я.

И убегаю скорей в душ, мысленно возмущаясь по пути.

Ведь как вежливо вывел на разговор, да?

Прямо такой весь культурный и обаятельный…

Что для меня любовь?

Ах, какой вопрос!

А ты ему, вся такая сентиментальная, взяла и раскрыла душу!

Ух.

Злит!

Поэтому стараюсь больше не попадаться ему на глаза.

И, приняв душ, тихонько захожу в выделенную мне спальню.

Набросив на плечи плед, открываю окошко и подставляю лицо под зимний мороз, который тут же начинает щипать лицо.

Буду общаться с ним только в присутствии Лисы!

Чтобы всегда был тот, кто может хорошенько его шлепнуть и объяснить, как следует разговаривать с женщинами!

Провожу рукой по пушистому снегу на внешней стороне окна.

Затягиваюсь сигаретой…

– Зараза ты, Берская – звучит совсем рядом, прерывая поток моих философских мыслей.

Вздрагиваю, поворачивая голову.

Из соседнего окна тоже идет дым…

– Спи давай.

– Сейчас. Докурю только…

Но докурить я не успеваю.

И в следующую минуту мне по пальцам метко прилетает снежок, выбивая сигарету из рук.

– Эй!

– Докурит она, ага… – рычит хрипло. – А ну брысь с окна!

Скорбно смотрю на упавшую в сугроб сигарету.

И выглядываю сильней из окна, чтобы заглянуть в бессовестное лицо майора.

– Извините, а вы не скорпион, случаем?!

Закатывает глаза, не отвечая.

Выдыхает дым.

– И все-таки…

Молчит.

– А мне вот очень интересно! – настаиваю я, не сводя с него возмущенного взгляда.

– Козерог… – цедит, не глядя в мою сторону.

Ох.

Понятно!

Скорпионы хоть и ядовитые, но внутри – чувствительные и очень ранимые натуры!

А козероги – почти как крокодилы.

Им просто нечем генерировать чувства!

Обиженно прячусь в комнате, с громким стуком закрывая за собой окошко.

У моей тонкой рыбьей натуры на диалоги с козерогом сил точно не хватит.

Спать!

"Да. И, кстати...." – приходит на телефон смс.

С опаской кошусь на экран, чувствуя, как заливает краской лицо.

Сердцебиение предательски ускоряется…

Новое смс:

"Лиса эту сказку тысячу раз слышала. И капибара у неё на рюкзаке любимом нарисована… Так что, в курсе она, кто это".

И следом:

"Добро пожаловать в семейство козерогов"– прилетает последним.

Глава 11 Капибара

Тимур

Воскресенье…

Но я по привычке продираю глаза в шесть утра и заснуть уже не могу.

В комнате светло от снега, который блестит за окнами, форточка впускает свежий воздух.

И этого хватает, чтобы здесь стоял вполне себе приличный дубарь.

Выхожу из комнаты.

Кошусь с претензией на соседнюю дверь.

Как там?

"Любовь – это когда борются"…

Так?

Глупости какие, а.

Это ж надо было такое придумать!

Явно неопытная девочка.

У меня вот, в прошлом браке, было достаточно борьбы.

Спокойствия только не было…

И ведь надеялся, что хотя бы дочь забыла все эти поганые детали и они на неё больше не влияют.

Но нет, она всё помнит…

Мы с её матерью ругались.

Постоянно!

Но это были совсем не те ссоры, после которых можно бурно помириться в постели.

После этих ссор были лишь злость и абсолютное непонимание.

И, кто бы что ни говорил, а адекватные чувства под этим не выживают.

Какая-то больная хрень – может.

Но адекват – точно нет.

Захожу под струи душа, и в голове моей, кадр за кадром, сменяют друг друга воспоминания.