Парфюмерша из Ведьминой Хижины: путь к свободе

Глава 13: Слава и первые богатые клиенты

Ну что за день выдался! Одни эмоции, да такие, что хоть святых вон выноси. Только что от моей скромной обители, пахнущей лавандой и другими травами, умчала в сторону баронского поместья карета, а из ее окна еще минут пять неслись ругательства и угрозы. Представляете картину? Тишина после скандала – она ведь не пустая, как кажется, нет! Она густая, как хорошие сливки, и тяжелая, как денежный долг. В воздухе висела пыль, поднятая колесами, едкий шлейф разлитого «Аромата Справедливости» и… всеобщее оцепенение.А в ушах у меня, между прочим, продолжал звенеть один-единственный пассаж, исполненный оперным сопрано разъяренной супруги барона: «Я прикрою твою лавочку!». И знаете, с какой интонацией? Не с истеричной, а с ледяной, смертоносной. Такой, от которой кровь стынет в жилах, а по спине пробегает отряд гусар в полном обмундировании. Я-то думала, у меня скромный бизнес по производству парфюмерии с легким магическим акцентом, а оно вон как обернулось – я уже врагам покоя не даю, да еще каким! Баронессе фон Клюген! У этой дамы, поговаривают, связи при дворе такие, что наш местный священник аж вздрагивает, когда ее имя упоминает.

И вот, стою я, бедная-несчастная предпринимательница, и чувствую, как моя новая, только-только начавшаяся жизнь катится под уклон. Всего один неверный шаг, один каприз знатной клиентки – и прощай, моя «Лавочка ароматов»! Прощайте, планы по расширению ассортимента и мечты о собственной теплице с волшебными травами! Теперь мне светит разве что роль главной злодейки в местном фольклоре.Мой пушистый компаньон, кот Жнец, не проявил ни капли сочувствия. Развалившись на подоконнике, он с убийственным спокойствием вылизывал свою лапу, выстроив ее в идеально отточенный носке.

– М-р-р-р… Поздравляю, – проворчал он наконец, отрываясь от своих гигиенических процедур и бросая на меня взгляд, полный кошачьего превосходства, – коллекция твоих социальных связей значительно обогатилась. Были скромные цветочницы и доверчивые фермерши, а теперь есть и лютый враг с гербом, титулом и, я подозреваю, весьма солидным состоянием. Прекрасное пополнение! Прямо галерея трофеев.

Я сглотнула, пытаясь протолкнуть в пищевод комок, внезапно выросший в горле.– Я… – хрипло начала я, но Жнец тут же меня оборвал, грациозно спрыгнув с подоконника.– О, не оправдывайся! – прошелестел он, обходя меня по кругу, будто оценивая товар с сомнительной репутацией. – Это же блестящий маркетинговый ход! Запугать одного клиента до истерики, чтобы привлечь толпу зевак. Гениально! Я всегда твердил, что массовость аудитории – это переоцененная ерунда, но ты, я вижу, решила пойти по пути громких скандалов. Надо было тихонечко торговать зельями для старых клиентов, под покровом ночи и с полной анонимностью. Но нет! Тебе подавай публичность, славу, огласку!

Каждое его слово впивалось в меня острее кошачьего когтя. И самое ужасное, этот полосатый циник был на сто процентов прав. Этот скандал, этот один-единственный визгливый аккорд, мог похоронить мой начинающий бизнес на корню, даже не дав ему как следует прорасти. Вместо будущей процветающей лавки я получала ярлык «опасной авантюристки» и билет в один конец к полному разорению.И что вы думаете? Я вдруг заметила движение. Очередь из моих клиентов никуда не разбежалась! Напротив, люди перешептывались, переглядывались, а их взгляды, устремленные на меня, выражали не страх, а самое что ни на есть жгучее любопытство. Для них этот скандал был словно премьера нового романа с пикантными подробностями!

Первой оправилась дочка нашего пекаря, девушка по имени Марта.

– А это правда, – прошептала она, округлив глаза, – что ваши духи могут заставить полюбить?

– Нет! – тут же ответила я, заставляя себя выпрямиться. Я вспомнила свои же слова обезумевшей баронессе. – Они не лишают воли. Они лишь придают смелости. Но твое сердце уже должно чего-то хотеть!Марта вспыхнула, но теперь не от стыда, а от азарта. Ее глазки заискрились таким возбуждением, будто она только что подслушала самую сочную тайну. К ней тут же присоединилась ее подружка, Лизхен, вся изогнувшаяся в позе посвященной заговорщицы.

– А та, что уезжала… это же жена самого барона фон Клюгена! – с придыханием, рассчитанным на всю толпу, прошептала Лизхен, прикрывая рот ладошкой. – Говорят, ее новый-то муж, барон Эдгар, моложе ее на добрых пятнадцать лет! И видный такой, кровь с молоком! И глаз, ой, действительно, со своих горничных не спускает! Наша кузина в замке прачкой работает, так она рассказывала, что он…

Тут Лизхен сделала многозначительную паузу, закатив глаза, чтобы все поняли, насколько пикантны были эти подробности. Она пригнулась ниже, голос стал совсем интимным, и вся очередь невольно к ней наклонилась.– …что он девиц за подбородки берет, смотрит так, будто раздевает взглядом, и комплименты таким голосом говорит, что у них коленки подкашиваются! – выпалила она. – А наша кузина-то рассказывала, что он… ну, он не стесняется! Горничных новых, которые помоложе да покрасивее, так и норовит за талию обнять, будто случайно, руку положить куда не след… А уж если остаются они в комнате одни, так и вовсе – прямо говорит, что его супруга-старуха «не справляется с супружескими обязанностями», и предлагает… э-э-э… «утешить бедного барона»!

Из очереди вырвался общий сдавленный вздох, смешанный с возмущением и неподдельным интересом.

– Да что ты! – ахнула какая-то женщина.– Ясно дело, – тут же подхватила другая, кивая. – Молодой кобель, его на цепи не удержешь! Говорят, они уже не одну служанку из замка выгнали, потому что баронесса застукала… ну, в недвусмысленной позе.

– Ой, да брось ты нести-то! – вмешалась в разговор дородная тетя Грета, торговка овощами, ее голос, мужиковатый, как топор, разрубил эту паутину сплетен. – Чего ахать-то? Сама виновата, старая кочерыга! Взяла себе молодого жеребца, а думала, что он у овса стоять будет? Знать бы надо, что не для молитвенных часов он ей нужен был! Мужику, да еще такому, глаз да глаз нужен, а не с придворными интригами носиться, позабыв, что дома-то без присмотра осталось! – Тетя Грета метнула выразительный взгляд в сторону исчезнувшей кареты, а затем обернулась ко мне, и ее суровое лицо расплылось в одобрительной ухмылке. – А ты, милая, ты молодец. Не стушевалась перед этой фурией в шелках. Стоишь, как скала! Значит, товар у тебя и правда стоящий, коли у знатных дам аж пояса от ревности лопнулись! Видно, твои духи барону тому молодому куда больше по нраву пришлись, чем вся ее придворная мишура!

И тут до меня донесся новый виток перешептываний из очереди, но теперь взгляды, бросаемые в мою сторону, были иными: «Говорят, он сам к ней в лавку заглядывать интересовался…», «Как бы нашей травнице этот барон-волокита неприятностей не причинил…».Я почувствовала, как по спине пробежали противные, холодные мурашки. Угрозы баронессы были одной проблемой. Но образ ее молодого, похотливого и наглого супруга, который, судя по всему, не знал слова «нет», возникал в воображении с пугающей четкостью. Осознание, что я, со своей «дурной славой», могла стать новой мишенью для его «интереса», заставило мое сердце учащенно забиться – и не от волнения, а от предчувствия настоящей беды.

Жнец зевнул так, что я увидела все его острые зубки.

– Ну все. Теперь ты местная достопримечательность. Позорная, но доходная. Готовься к нашествию любопытных простаков.

Мой проницательный кот, как всегда, оказался прав. На следующий день у хижины собралось втрое больше народу. Ко мне потянулись не только простые девушки, но и жены зажиточных фермеров, купчихи, дочери ремесленников. Все жаждали прикоснуться к скандальной тайне, заполучить капельку «запретного плода».

Я работала как вол. Руки ныли, глаза слипались, но душа пела. Я была нужна! Я была знаменита в определенных кругах!

Я металась от стола с колбами до котла и обратно, словно белка в колесе захлестываемая волной безумного ажиотажа. В одной руке у меня ступка с корнем мандрагоры, который вопил так, будто его режут, а не толкут. В другой – весы, на которые я тщетно пыталась насыпать щепотку «травы верности» для жены мясника. Та, не умолкая, живописно рассказывала, как ее благоверный в последнее время смотрит даже на свиные окорока с большей нежностью, чем на нее, законную супругу. Настоящий хаос, иначе и не скажешь!И вот, в самый пик этого столпотворения, на поляне появился Лео и спрыгнул с лошади. Его обычно спокойное и такое симпатичное лицо выражало полнейшее недоумение, будто он по ошибке свернул не к моей скромной хижине, а на шумную ярмарку.

Ловко лавируя между группами взволнованных женщин, громко обсуждавших мой «подвиг», он наконец пробился ко входу.

– Алиша, – произнес он, понизив голос до бархатного баритона, от которого по спине побежали предательские мурашки, – что здесь происходит? В деревне столько разговоров, что о «волшеных духах» и «скандале в поместье Клюгенов». Это правда?

– Все правда, – выдохнула я, с облегчением откладывая взбунтовавшуюся ступку. – Мне нанесла визит сама баронесса фон Клюген. Устроила истерику с полным аншлагом. И, представляешь, угрожала спалить мою хижину дотла! Как будто я тут самый главный злодей!

Лео помрачнел.

– Это серьезно, Алиша. У фон Клюгенов длинные руки. Тебе нужно быть осторожнее.– Я знаю, – кивнула я. – Но посмотри на них! – Я махнула рукой в сторону очереди. – Они не боятся.– Они не боятся, потому что им нечего терять, – мягко, но твердо возразил Лео. – А у тебя теперь есть дело. Ты стала заметной. И это привлекает внимание не только клиентов.

Потом он словно вспомнил что-то, пошел к лошади, снял с седла связку полевых цветов и немного смущенно протянул их мне.

– Это тебе. Они… недоступные и упрямые. Растут между камней. Напоминают тебя.

Он произнес это так просто и искренне, что у меня все внутри затрепетало.

Я взяла букет, и его пальцы, шершавые и теплые от работы, на мгновение закрыли мою руку. Это мимолетное прикосновение показалось мне более красноречивым, чем все признания в мире.Я подняла на него глаза и утонула в его взгляде. В его обычно спокойных, ясных глазах я увидела то же самое смятение, тот же трепет, что бушевал и во мне. Мы замерли, словно в забытьи, и густой, сладкий воздух между нами наполнился невысказанным. Казалось, еще мгновение – и случится что-то важное, необратимое…

И тут же опомнились. Он первым отвел взгляд, смущенно откашлявшись, а я почувствовала, как жар заливает мои щеки.

И, разумеется, в эту самую пикантную паузу с верхней полки раздалось язвительное мурлыканье.

– Мяу-р-р-ррррр… Что-о-о за трогательная сцена? – протянул Жнец, сладко потягиваясь и глядя на нас. – Прямо «Сельская любовь, или Страсти у ларька с зельями». У меня сейчас сахарный диабет разовьется от такой приторности. Может, уже разойдетесь по углам, романтики окаянные? А то я тут, между прочим. А от сырости в ушах плесень заводится.

Лео резко отдернул руку, сделав вид, что поправляет воротник рубахи, а я сгоряча сунула нос в букет, делая вид, что изучаю состав.– А ты помолчи! – прошипела я в сторону кота, но улыбка все равно пробивалась сквозь смущение.

– Спасибо, – прошептала я, обращаясь к Лео. – Они прекрасны.

– Я видел сегодня Зерика, – неожиданно сказал он, наклонившись ко мне. – Он проезжал недалеко отсюда и… я думаю, он что-то вынюхивает. Мне кажется, он наслаждается этим хаосом. Он ждет, когда ты оступишься.

От этих слов у меня по коже пробежал холодок. Я совсем забыла о тех холодных глазах, что могут наблюдать за мной с опушки леса!

– Что же мне делать? – спросила я почти шепотом.

– Продолжать в том же духе, – неожиданно улыбнулся Лео. – Твой лучший щит сейчас – это твоя популярность. Чем больше у тебя клиентов, тем сложнее будет Зерику или кому бы то ни было тебя тронуть. Просто… будь готова.

Он коснулся моей руки – короткое, ободряющее прикосновение – и ушел. Я посмотрела ему вслед, а потом обвела взглядом свою хижину. Лео был прав. Это был мой щит. Моя крепость.

И в тот же вечер, когда последняя клиентка ушла, ко мне приехала первая по-настоящему богатая заказчица.

Ее карета выглядела очень дорогой. Из нее вышла женщина в элегантном платье, с умными, проницательными глазами.

– Меня зовут госпожа Ильвира, – представилась она спокойным, мелодичным голосом, в котором чувствовалась скрытая сталь. – Я слышала, вы можете помочь с… весьма деликатными проблемами. Видите ли, мне нужен не аромат для соблазнения. Мне нужен аромат для уважения.

Она сделала небольшую паузу, ее умный, проницательный взгляд изучал меня, словно взвешивая, можно ли мне доверять.

– Мой покойный супруг оставил мне в управление довольно крупное торговое дело. Теперь я сама веду все переговоры с поставщиками и компаньонами. И эти, с позволения сказать, господины, – ее губы на мгновение сложились в тонкую ниточку презрения, – смотрят на меня свысока. Они видят не делового партнера, а вдову в черном платье, которая, по их мнению, должна сидеть дома и вышивать подушки, а не разбираться в тонкостях контрактов на поставку стали. Мне нужно, чтобы они, садясь со мной за стол, забывали, что я женщина. Чтобы они помнили лишь то, что я – сила. Что со мной нужно считаться.

Я смотрела на нее, на ее сдержанную уверенность, и чувствовала, как внутри загорается новая искра азарта. Это был вызов другого уровня! Не помочь влюбиться, а помочь утвердиться в мире, где ей отказывали в праве быть сильной.

– Я могу попробовать, – ответила я, чувствуя, как усталость сменяется сосредоточенностью. – Но это будет сложная работа. И, предупреждаю, стоить это будет дороже, чем «Сердечный трепет», и займет некоторое время.

Госпожа Ильвира кивнула с видом человека, который привык, что качество требует ресурсов. Она достала из складок платья изящный, но вместительный кошель.

– Время и деньги у меня есть. Я готова платить. Щедро. Но только за результат. – Она положила на прилавок щедрую предоплату. Ее взгляд был твердым и прямым. – Сплетни и скандалы меня не интересуют. Меня интересует исключительно эффективность.

Когда ее карета скрылась за деревьями, я стояла на пороге, сжимая в руке монеты.

Жнец, наблюдавший за визитом, издал нечто среднее между фырканьем и мурлыканьем.

– Ну вот. Появился и высший свет. Теперь ты официально бизнес-консультант для обиженных вдов. Поздравляю. Только смотри, не возгордись.

С болотного камня у печки, служившего ему троном, раздалось величавое кваканье. Это был Его Величество Король Чирик Пятый. Бывший принц, а ныне – безнадежный романтик в амфибийном обличье.

– Ква-а-а! – произнес он с легкой, никуда не девавшейся аристократической надменностью. – Сначала разъяренная баронесса, теперь честолюбивая вдова… Алиша, дорогая, твоя скромная хижина стремительно превращается в филиал королевского двора. Скоро придется заводить книгу для визитов и нанимать церемониймейстера. Хотя бы лакея для разливания эликсиров! В мои-то лучшие годы…

– …тебе подавали нектар в кубках из опалов, мы знаем, – лениво закончила его мысль Жнец, вылизывая лапу. – И целовали тебя принцессы. А теперь сидишь на камне и ноешь. Классика.

– Я не ною! – возмущенно надул бока Король Чирик. – Я тоскую по истинным чувствам! По любви, что способна разрушить любые чары! А здесь что? Сплошной меркантильный интерес. Никакой романтики!

Я посмотрела на ворчащего кота, на обиженного монарха-амфибию и рассмеялась.

– Молчите оба! – отрезала я. – Ты, Жнец, иди лучше мышь поймай, а ты, Ваше Величество, продолжайте тосковать в сторонке. Деловой ведьме нужно ужин готовить и мозги напрягать – предстоит создать аромат власти. Не до ваших высоких материй.

Король Чирик Пятый с достоинством нырнул в свою кристально чистую миску с родниковой водой, явно давая понять, что его королевская персона оскорблена таким прозаическим заданием. Но я-то знала – он обожает эти вечерние посиделки на кухне, где мы втроем, бывший принц, говорящий кот и бизнес-ведьма, обсуждаем прошедший день.

Угрозы никуда не делись. Они витали в воздухе – громкие, как крик баронессы, и тихие, как тень Зерика. Но теперь они казались не такими уж непреодолимыми. Потому что у меня была не просто лавочка. У меня было дело, верный, хоть и язвительный кот, и свой собственный король в изгнании. С такой командой я была готова бороться с кем угодно.

Глава 14: Ох, уж эти мужчины!

Ну что за жизнь у деловой ведьмы! Даже несмотря на то, что клиенты теперь часто расплачивались не только монетой, но и мукой, яйцами, кусками домотканого полотна и даже копченой рыбой, время от времени за продуктами приходилось отправляться на рынок в соседнее село. Мои запасы масличных семян, воска для свечей и просто обычной соли подошли к концу.

Рынок в тот день напоминал растревоженный улей. Воздух дрожал от гула голосов, мычания скотины и звона монет. Пахло дымом, спелыми дынями, копченой рыбой и… наверное простой жизнью! После уединения в моей хижине эта пестрая суета действовала на меня, как бокал игристого, кружила голову и заставляла улыбаться каждому встречному.Я уже стала своей здесь. Тучная молочница Ульяна, вся в белых разводах от сметаны, тут же сунула мне сверток с творогом: «Для твоего котика, красавица! Пусть жиреет!» Старик-гончар Савелий, похожий на высохшего домового, поволок меня за рукав: «Девица, глянь, новый горшок! Для твоего зелья в самый раз!» А веснушчатая Анютка, дочь лукового торговца, прошептала, краснея: «Алиша… а духи , с сердечным трепетом… когда еще будут? Я уже монет скопила…»Настроение было прекрасное, пока я не решила полюбоваться на яблоки у приезжего торговца. Он был красивый, румяный, с мускулами, которые так и просились, чтобы их проверили на ощупь. Я так засмотрелась на него и его… конечно же товар, что забыла посмотреть под ноги. Мой сапог зацепился за какую-то оглоблю.Я полетела вперед, выпуская из рук корзину. Яблоки, свертки и корешки покатились по пыльной земле. Я зажмурилась, готовясь к болезненному удару о камни мостовой.

Но удар не произошел. Вместо этого сильные руки подхватили меня за талию, легко и уверенно остановив падение. Я повисла в воздухе, как тряпичная кукла, и лишь потом открыла глаза.

Передо мной было молодое, удивленное и до неприличия красивое лицо. Шатен, волосы зачесанные назад, открывали высокий лоб и живые, любопытные карие глаза. У него была модная, чуть небрежная щетина и губы, сложенные в готовую улыбку. От него пахло дорогим мылом, конской сбруей и легким, пьянящим одеколоном.

– Осторожнее, миледи, – произнес он сладким голосом. – Рынок – место опасное. Особенно для столь ярких особ.

Он медленно, будто нехотя, помог мне встать на ноги, но руки его задержались на моей талии дольше необходимого. Его взгляд скользнул по моим растрепанным рыжим волосам, распустившимся от падения, по моим глазам, широко распахнутым от испуга и смущения, и в его глазах вспыхнул неподдельный, заинтересованный огонек.

– Я… простите, я не посмотрела… – залепетала я, отскакивая от него, как ошпаренная. Мое лицо пылало. Я чувствовала себя полной дурой. Вокруг уже собралась небольшая кучка зевак. Анютка смотрела на красавца-аристократа, разинув рот, а молочница Ульяна подмигнула мне и одобрительно покачала своей пышной грудью. – Мои покупки…

– Ничего, ничего! – весело воскликнул незнакомец и швырнул какому-то мальчишке серебряную монету. – Помоги миледи собрать вещи! И яблок ей самых лучших!

Пока мальчишка суетился, красавец снова повернулся ко мне.

– Позвольте представиться. Эдгар. А вы… вы, должно быть, местная фея? Или дух осеннего леса, спустившийся на рынок за провизией?

Его намек был столь очевиден и пафосен, что у меня вырвался нервный смешок.– Нет, я… я просто… Алиша.

– Алиша, – повторил он, словно пробуя имя на вкус. – Прекрасное имя. Для прекрасной…

Но я не стала дослушивать. Смущение и какая-то странная, тревожная живость его взгляда заставили меня повернуться и броситься прочь, подхватив на ходу набитую мальчишкой корзину. Я слышала его смех у себя за спиной – он был полный азарта.

– До встречи, милая Алиша! – крикнул он мне вслед. – Надеюсь, при более романтичных обстоятельствах!

Я шла домой, и щеки мои все еще горели. Сердце стучало как сумасшедшее. Глупость. Совершенная, абсолютная глупость. Я вела себя как запуганная мышка.

Прошло пару дней. История моей неуклюжести и спасения, разумеется, мгновенно стала достоянием Жнеца, который отпускал язвительные комментарии насчет «ловких рук аристократов» и «провинциальных дур, ведущихся на дешевые комплименты».

Я уже почти забыла о том инциденте, как вдруг к хижине снова подъехал всадник. Тот самый. Эдгар.

Он спустился с седла с утонченной грацией, но последний шаг к крыльцу сделал чуть более осторожно, будто боялся запачкать сапоги о простую землю моего двора. Его взгляд скользнул по потемневшим от времени бревнам, задержался на скрипящей ставне, на простом глиняном горшке с мятой у порога, и в его глазах мелькнула быстрая, почти неуловимая тень – не презрения, но легкой брезгливости, того сдержанного отвращения, с каким воспитанный человек взирает на что-то чересчур простое и плебейское.Эту же брезгливость я заметила, когда его взгляд на мгновение выхватил из полумрака за моей спиной фигуру Жнеца, развалившегося на лежанке. Презрительная усмешка тронула уголки его губ, но была мгновенно погашена.

Однако стоило его глазам снова найти меня, как все изменилось. Холодная оценка сменилась теплым, почти физически ощутимым интересом. Его взгляд, тяжелый и бархатный, скользнул по моим растрепанным ветром волосам, по моему лицу, задержался на губах, словно он изучал редкую и прекрасную диковинку, случайно найденную в этой глуши.

– Наконец-то мои поиски увенчались успехом, – провозгласил он, и его голос обрел низкие, задушевные ноты, предназначенные исключительно для меня. Он сделал шаг вперед, изящным жестом прижав руку к камзолу. – Позвольте предположить, что передо мной миледи Алиша? Та самая повелительница ароматов, чья красота, как я вижу, затмевает даже самые смелые слухи. И хозяйка сих… колдовских чертогов, – он слегка повел рукой в сторону хижины, словно извиняясь за столь скромное обрамление для такой жемчужины.Я сделала шаг навстречу, стоя на грубых досках крыльца, и машинально вытерла ладони о свой простой холщовый фартук, остро ощущая, как его восхищенный взгляд отмечает каждое мое движение.

– Милорд, – произнесла я, и мой голос прозвучал чуть хрипло от этого пристального внимания. – Это действительно я. Чем обязана столь неожиданной чести?– О, умоляю, никаких этих скучных титулов! – воскликнул он, заламывая руки с таким театральным ужасом, будто я предложила ему надеть вместо камзола мешок из-под картошки. – Для вас я – просто Эдгар. Всего лишь Эдгар, покоренный и восхищенный! А визиту своему я обязан исключительно вашему ослепительному очарованию, которое преследовало меня все эти долгие дни… и, конечно, этим восхитительным слухам! – Он приложил руку к сердцу, изображая человека, едва справляющегося с наплывом чувств. – Говорят, вы творите тут самые что ни на есть настоящие чудеса. Буквально заставляете сердца бедных смертных выпрыгивать из груди и танцевать менуэт! – Он сладко подмигнул мне, и от всей этой напыщенной, сиропной игры у меня зашевелились волосы на затылке.Стало кристально ясно. Передо мной был ходячий штамп – богатый, избалованный до мозга костей молодой барин, для которого красивые девушки были тем же, что и диковинные безделушки для его коллекции: позабавился – и бросил. Слухи о «скандальной лесной отшельнице» и наша нелепая встреча на рынке стали для него идеальной приманкой, новой игрушкой для развлечения.– Я не занимаюсь приворотами, милорд, – сказала я сухо. – Я продаю духи. Иногда – целебные настойки.

– Духи! – воскликнул он с неподдельным, почти детским восторгом, хлопнув себя по кружевному жабо. – Именно то, что нужно! У моей последней пассии, знаете ли, обоняние совсем слабовато, никак не может оценить всю тонкость моего вкуса! Надо это срочно исправить! Подарите ей страсть! Или нет… – Он сделал паузу, и его взгляд, томный и тяжелый, снова скользнул по мне, задерживаясь на рыжих прядях, выбившихся из-под платка. – Лучше мне! Подарите мне аромат, который сводил бы с ума всех женщин в округе! От знатных дам до простых горничных! А особенно… – он наклонился чуть ближе, и его голос стал интимным, обволакивающим, – одну особую рыжую прелестницу, что скрывается в этой самой хижине. Я очень, очень хочу ее… покорить. И уверен, ваше искусство мне в этом поможет. Я не постою за ценой!Он говорил громко, весело, совершенно не заботясь о том, что его могут услышать. Его поведение было вызывающим и легкомысленным, словно он разыгрывал комедию на пустой сцене, не подозревая, что занавес вот-вот поднимется и зрители окажутся вовсе не теми, кого он ожидал.

И в тот самый момент, когда с его губ слетела очередная легкомысленная фраза, мое лицо, против моей воли, изменилось. Улыбка застыла и осыпалась, как подмороженный лепесток, кровь отхлынула от щек, делая кожу мертвенно-бледной, а взгляд, только что полный раздражения, стал пустым и застывшим. Я почувствовала, как по спине пробежал ледяной сквозняк ужаса, хотя вокруг не шелохнулся ни один листок.