Брутфорс

Я прямо проникся. Дама продолжала возмущаться, но сотрудники аэропорта сообразили, кто тут главный, и пропустили их к регистрации. Я ускорился, чтобы успеть к стойке вперёд них, а то мало ли ещё какие проблемы, но не угадал. Проблемы возникли новые, никак не связанные с родителями и детьми.

Регистратор прокатал мой квиток через машинку и объявил:

– Александр «Риц» Иванов! Ваши места 16А и 16B. Проходите!

Я удивился:

– Зачем мне два места? У меня заказано одно.

Регистратор смущённо моргнул. Тут ко мне кинулась заплаканная молодая женщина, которую я сразу не заметил.

– Молодой человек! Вам выпало два места! Пожалуйста, уступите мне одно, а то они говорят, нет мест – овербукинг!

– Овербукинг! – неуверенно повторил регистратор.

– Какой овербукинг, если вы мне одному выдали два места? – изумился я. – Если вы всё время так делаете, у вас полсамолёта на земле останется.

Тут я прислушался к жужжанию голосов вокруг и понял, что на соседней стойке разыгрывается такая же сцена. Только там у женщины, путешествующей в одиночестве, два места, а мужчины – ни одного.

Я пристально посмотрел на регистратора, он немедленно уткнулся в свою машинку, на что-то понажимал и выдал новый талон. И торжественно протянул его женщине.

– Елизавета «Лиса» Декстер! Ваше место 16А и 16B. Проходите! – ударение он сделал на первый слог. И это было красиво.

– Подождите-подождите! – захохотал я. – Вы просто передали ей два моих места? Лиса, вам нужно было два места?

– Да нет же, – рассердилась женщина. – Одно!

– Но теперь у вас два, а у меня ни одного, – улыбнулся я и повернулся к регистратору, – так и было задумано?

Тот покраснел как свёкла:

– Но вы же сами хотели отдать своё место пассажирке?

– Нет, не хотел, я собирался расстаться с лишним. А своё оставить себе.

– Так не получится! – сурово объявил служащий.

– Почему? – хором спросили мы с Лисой.

– Не знаю, – стих регистратор. – Уже неделю не получается.

– И что? – тотально охренел я. – Вы отправляете наполовину пустой самолёт?

– Да… – прошептал регистратор.

– А сброшенных сажаете на следующий борт? – уточнил я.

– Ну, примерно, – признал он. – Или не сажаем, некоторые морем потом добираются.

У меня мелькнула мысль нарушить запрет, залезть в систему и посмотреть, что у них тут слиплось, но я подумал, что могу не справиться. Никакого опыта с базами у меня не было, поэтому я вернулся к социальной инженерии.

– А разве вас начальство не наказывает за такой перформанс? – ласково спросил я.

– Наказывает. Каждый раз. Но это будет только завтра.

– А давайте вы вызовете его прямо сейчас. И тогда вас никто не накажет, – предложил я.

– Лучше пусть накажет. Это ведь будет завтра.

– Не, не лучше, – не согласился я. – Самолёт на восемьдесят человек. Нас легко можно разместить в ручном режиме.

– Как это? – удивился служащий.

– А вот смотрите, – взял его ручку я. На своём квитке зачеркнул место 16A, а на Лисином – 16B. – Вот у нас получилось разделить два места. Причём у каждого теперь свой билет.

– Но их не примет автомат! – в ужасе воскликнул служащий, – тот, на выходе.

– А у него есть красная кнопка – для ручного контроля.

Я очень надеялся, что такая кнопка есть.

– Зелёная! Но это же какая ответственность! – возопил служащий.

Ага, зелёная, неважно.

– Это инициатива и потенциально повышение. Вы лично предотвратили убытки.

Служащий всё ещё колебался.

– А иначе я жалобу на вас напишу. Персональную, – пообещал я, запоминая имя на бейджике: Равиндра Кумар.

У государственных служащих и военных, в отличие от нас, ник являлся закрытой информацией, а во внешней коммуникации использовались только имя и фамилия. У нас же было ровно наоборот.

Служащий заметил направление моего взгляда и заметался:

– Я не могу принять такое решение в одиночку.

– И не надо, – взбодрил я его. – Вызовите начальство.

Следующие полчаса мы ждали начальство. За это время все желающие лететь прошли первичный досмотр и скопились перед стойкой регистрации. От нечего делать я их посчитал: нас было восемьдесят человек, считая тех, кто регистрацию уже прошёл. Весь коллектив должен был прекрасно поместиться, если избавиться от талонов с задвоенными местами.

Начальством оказалась рыжая фурия в форменной юбке и в кителе поверх мокрого купальника. Видимо, её выдернули прямо с пляжа в законный выходной, и она начала орать сразу от входа.

Её появление оказало животворящее воздействие на служащих – они забегали и засуетились. Равиндра метнулся к начальству, размахивая моим талоном и ручкой. Фурия милостиво кивнула, давая добро на ручную коррекцию, и Равиндра с важным видом вернулся к товарищам, чтобы показать, как разделить места между пассажирами. Всех, кто уже прошёл регистрацию, вернули к стойкам и переоформили. Конечно, пришлось повозиться с теми, кто непременно хотел сидеть рядом. Тем не менее разобрались, и через час нас запихнули в самолёт, и он пошёл на взлёт.

Первые полчаса полёта Лиса рассыпалась в благодарностях мне за то, что поделился местом. Поделился местом, ха! Я даже устал её слушать, думал, она никогда не остановится, но тут нам принесли воду, и она успокоилась. Стихли и дети на задних рядах. Сейчас еду раздадут, и все окончательно переключатся на насущные проблемы – почему невкусно, почему так мало и когда принесут ещё?

Честно говоря, в путешествиях всегда невкусно. С тех пор как ради биобезопасности приняли общемировой стандарт стерильной еды, везде подавали только её. И в междугородних мобилях тоже. Иногда производитель делал попытки её разнообразить и добавлял вкусовые акценты. Получалось ещё хуже, чем без ничего. Мне однажды попался вариант креветок с клубникой. Ну такое. Я-то могу долго не есть, поэтому я поглядел на это и не стал, а вот Тиля, который тогда увязался со мной навестить деда, до конца поездки рвало. Поэтому, если уж есть искусственное, то самый нейтральный вариант. К счастью, его и принесли.

Я развернул упаковку, съел один кубик и отложил остальное. Не очень-то я и голодный, а в Осаке, наверное, будет настоящая еда. Ну, если не будет, ничего страшного, на следующем броске нам такую же упаковку дадут.

Через проход от нас летел толстый мальчик с мамой, которому не разрешили взять свою еду в самолёт, и сосредоточенно изучал пищевой экзерсис воздушного монополиста.

– Ты же обещал, что будешь есть самолётную еду, – шипела неугомонная мама.

Мальчик метнул на неё сердитый взгляд.

– Буду. Возможно. Но сначала посмотрю. Я должен знать, что я ем.

Мама тяжело вздохнула. Мальчик достал карманный анализатор, подключил его к планшету, вставил в анализатор кубик и стал внимательно рассматривать показания. Вот прикол! А чего ж я никогда не задавался вопросом, как это сделано? Надо будет спросить его, чего он там увидел.

Судя по всему, результаты мальчика устроили, поэтому он осторожно положил первый кубик в рот и разжевал.

Лететь мне было долго, потому что напрямую летали только военные, а обычным рейсам приходилось проходить над поддерживающими станциями. Удаление от станции более, чем на двести километров, было чревато потерей контроля над самолётом: он начинал вести себя как щенок, потерявший хозяина.

Я читал, что раньше спокойно летали даже через океан, но сейчас это было доступно только войскам. Какие технологии они использовали, никто за пределами военных кругов не знал. Но учитывая, что последние лет сто объединённый мировой контингент готовился отразить вторжение инопланетян, если таковые появятся, странно было бы в этой ситуации не уметь перемещаться даже по собственной планете.

У людей без погон, даже у тех, кто с деньгами, возможности летать далеко и напрямую не было. Вот и сейчас у нас планировалась остановка в Осаке, потом в Улан-Баторе, потом в Самаре, и только потом мы должны были попасть в столицу Северных территорий.

Периодически возникали идеи, как удержать самолёт в воздухе без поддерживающих станций, но испытания на больших расстояниях неизменно оканчивались неудачей. Во время последней попытки самолёт не разбился и сел на воду, но повторять эксперимент не стали. По слухам, создатели самолёта каким-то образом получили в своё распоряжение нечто военное, но не сумели добыть нужную сумму ни на аппарат, ни на оснащение, поэтому закончилось всё как обычно.

Все привыкли летать кружными путями, и я не знал никого, кто застал бы гражданские перелёты через океан. Может, если только прабабушка. В любом случае перелётов становилось всё меньше, вот уже и учиться где попало нельзя. Хотя, как объяснил мне Йеми, сделано это в первую очередь во имя добра, потому что школьные программы отличаются, несмотря на попытки синхронизации, и студенты, переехавшие в чужой регион, успевают хуже. Ну да, знаем мы это добро. Вот я сейчас кто, как и где? Школу закончил в шестнадцать на Севере, а последние восемь лет провёл на Востоке. Географически я был гораздо ближе к университетам Востока, но по документам мне было положено ехать на Север! Логично, ничего не скажешь.

Тут я вспомнил, что так и не выбрал, куда пойти учиться, и открыл папку с материалами, которые мне выгрузил Йеми. Он настаивал, чтобы я смотрел не только на названия, но и на содержание курсов, потому что только так можно понять, насколько программа подойдёт. Я отнёсся к его заявлениям с некоторым скепсисом, потому что мне казалось, что мои требования и так предельно просты. Мне нужна была любая трёхлетняя программа, которую я смог бы осилить, а ещё лучше – сдать экстерном. Я подумал, что стоит только выставить нужные фильтры, как варианты нападают сами собой. Поэтому материалы Йеми я отложил и вернулся к анкете университета. Но даже на первый вопрос ответить не успел, потому что Лиса самым бессовестным образом сунула нос в мой планшет. Вот же взрослая женщина, а такая же, как все девчонки.

– Ой, вы едете учиться! В Старый университет! Как это здорово!

Чего уж тут хорошего, подумал я.

– Мой непутёвый брат тоже едет. Вы с ним там наверняка встретитесь! Его зовут Баклан, по нашей общей фамилии – Баклановы. Это я по мужу Декстер.

– А почему непутёвый? – заинтересовался я.

– Ну, он все сроки пропустил, ему уже двадцать три.

Ровесник, подумал я.

– Он ни в какой университет в страшном сне не собирался, – продолжила Лиса. – Как уехал после школы в Африку пиво варить, так там и остался. Всему на месте выучился, хозяин обещал в долю взять. Но обманул и продал пивоварню глобалистам. А они не нанимают на нормальные должности людей без высшего, только подай-принеси. Зарплату срезали вчетверо. При этом сказали, что если выучишься, возвращайся, пересмотрим контракт.

– Обидно, – заметил я. – А что он должен закончить? Что-то пищевое? Где будет учиться?

– Нет-нет, это, они сказали, неважно.

Смотрю, безумие захватило мир. Но я всё равно уточнил:

– То есть если он изучит, скажем, китайскую поэзию эпохи Тан, то это будет норм?

– Абсолютно!

Мы засмеялись.

– Так что ему совершенно всё равно. Он ничего пока не выбрал, но хочет максимально короткий курс.

– Как и я, – вздохнул я.

– У вас такая же ситуация? – заглянула в моё расстроенное лицо Лиса.

– Чем-то похожая. У меня ограничения на вступление в наследство.

– А-а-а, трастовый фонд, – закивала моя соседка. – Знаю-знаю. У моего мужа была похожая история. Только ему надо было успеть завести двух сыновей до двадцати восьми лет. Но так уж вышло, что у него вообще не могло быть детей. Не то что мальчиков.

– И как же он? – опешил я.

– А он усыновил моих, – улыбнулась Лиса.

– Нормально, – выдохнул я. – А такой вариант был предусмотрен?

– Он не был исключён. Его юрист потом с облегчением сообщил, как он рад, что Питер сам догадался. Потому что намекать на такой вариант ему было запрещено.

Ох, и хитры же старики! Что ещё, интересно, можно включить в условия? Как будто услышав мой вопрос, Лиса продолжила:

– Но это ещё что! Моей подруге по условиям фонда надо было ограбить банк.

– Ого! – изумился я. – Неужто кто-то из дедушек решил узнать, передались ли его гены потомкам?

– Вы угадали! – засмеялась Лиса. – Её дед подозревал, что линия наследования прервалась, а гентесты его не устроили, его интересовал дух. Смог ли он передать свой авантюризм потомкам?

– И как?

– Ещё как смог. Во время кризиса восьмого года, когда банки сыпались как груши, она залезла в «Гриндрод» и вывела оттуда сто восемьдесят миллионов. Закинула их в акции «Медтроник», подержала до получения дивидендов и вывела базовую сумму обратно в «Гриндрод». С извинениями и объяснениями, как она это сделала.

– Это красиво. А они что?

– Ну а что они? Что они могли сделать против своего крупнейшего акционера? Тихо приняли деньги назад.

– Подождите-подождите, она ограбила свой банк?

– Нет, дедушкин.

– А-ха-ха, – развеселился я. – Это дважды красиво.

Обнаружив такое количество общего, мы незаметно перешли на «ты».

Тут самолёт вздрогнул, у меня заложило уши, и нас попросили запереть всё имущество на полках: транспорт пошёл на посадку. Внизу нас ждала Осака.

Глава 5

Нас высадили из самолёта и выпустили в местный аэропорт, где нам предстояло проторчать четыре часа. Я отправился побродить по залам в надежде поесть и размяться.

Получилось отлично: я нашёл не только приятное место с турниками и тренажёрами, но и баскетбольную площадку. Покрутил головой – где бы найти мяч? – и обнаружил трубу, из которой они должны были высыпаться. Надеюсь, мяч можно получить бесплатно, лишних денег у меня примерно нисколько.

Табличка на автомате гласила, что мяч можно получить бесплатно, если обязуешься использовать его по назначению. А не по назначению – три талера. Прекрасно! Я счёл, что любое использование мяча – по назначению, и нажал кнопку. Из трубы тут же с грохотом выкатился оранжевый мяч с черными швами и заскакал в мою сторону.

Я в одиночестве побросал мяч в кольцо, больше желающих не нашлось, и отправился искать еду. Раз делать нечего, можно и поесть. К сожалению, большая часть заведений радости не вызывала, потому что торговала примерно тем же, что давали в самолёте: протеиновыми кубиками с соусами и без. Но в дальнем конце коридора всё-таки приятное место с местной кухней, где я обнаружил и Лису, и мальчика с мамой, и всех наших стюардов.

– Риц! – замахала мне рукой Лиса. – Давай к нам!

Я улыбнулся, взял себе суп с распущенным яйцом и присоединился. Тут мы и просидели до посадки, обсуждая, что никто из нас в Осаке не был и жаль, что нет возможности посетить. Дурацкое время на пересадку – четыре часа. Слишком много для безделья и слишком мало для выхода на улицу. Тем не менее мы смогли убить всё это время и даже удивились, когда объявили наш рейс.

Перелёт из Осаки в Улан-Батор я намерен был провести более продуктивно и, как только сигнал стабилизировался, снова вызвал университетскую анкету. Сто вопросов – ух! Надеюсь успеть до следующей посадки.

Анкета сумела поставить меня в тупик первым же вопросом: «Где вам больше нравится работать – в помещении или на улице?» Ну и как на него отвечать? Для начала не могу сказать, что мне так уж нравится работать, это всё же необходимость. Опять же от климата зависит. Даже на побережье не каждый месяц радует: пять месяцев дожди. Они не круглосуточно, но в это время ничего на улице я бы делать не стал. Следующим номером предлагали выбрать, с кем я хочу работать – с людьми, животными, андроидами или техникой. Ага, забавно, раньше андроиды считались техникой, а теперь их вынесли в отдельный класс. А нельзя ли выбрать два из четырёх? Нет, нельзя. Пусть тогда будет техника. Следующий вопрос требовал ответа, хочу ли я следить за качеством или состоянием. Серьёзно? А в чём разница? Я уже чувствовал, что мне не хватает понимания вопроса. Наверное, для такой анкеты надо было сначала закончить университет. На следующем этапе предлагалось выбрать, будет ли мне милее обсудить концерт или книгу. К сожалению, варианта «ничего из предложенного» не было. Скрепя сердце, ткнул на концерт. По крайней мере, на концерте я был два дня назад в баре – парни из местного магазина исполняли каверы «Шумного дьявола», и мы его действительно с народом обсудили. Решили, что было достаточно громко, чтобы считать это музыкой.

Так, через пень колоду и два часа я добрался до конца анкеты и получил ответ: «Вы ещё не созрели для получения высшего образования. Попробуйте поискать себя в жизни», – и в изнеможении откинулся на спинку кресла.

Лиса скосила на меня глаз:

– Как успехи?

Я показал ей экран планшета. Она засмеялась.

– У моего брата так же вышло.

– Ага, я не одинок! – обрадовался я. – Ладно, пойдём другим путём.

Тут я вернулся к своей первой идее: выставил фильтры по длительности образования (не более трёх лет) и по квалификационным экзаменам (у меня были сданы логика, обществознание и математика). Вывалился терпимый список, и я прошёлся по нему.

Отмёл все варианты с дизайном, юриспруденцией и вечной мерзлотой. Нет, я не против холода в умеренных количествах, но мерзлота, пожалуй, нет. Хотя я слышал, что мерзлотологи сейчас творят чудеса. Но нет. После всех вычитаний остался десяток программ. Ещё бы выяснить, какой там проходной балл. У меня экзамены сданы неплохо, но всё равно хотелось бы наверняка. Так-так, это закрытая информация. Да вы издеваетесь! Я покопался и нашёл список поступивших прошлого года с указанием баллов напротив каждой фамилии – вот так вот, будут мне ещё информацию закрывать. В этом году, наверное, так же будет. Ну что же, у меня неплохие шансы везде. Но подать заявление можно только на три программы. Надо выбрать, но на данном этапе мне было решительно непонятно, как это сделать. Ладно, попробуем их просто перебрать. Придётся всё-таки их загрузить, чтобы прочитать содержание курсов. Йеми был прав, когда говорил, что без этого не обойтись. Я углубился в чтение и через два часа сформировал шорт-лист: прикладное моделирование, прикладное андроидоведение и органика процессов. На органику процессов ещё было собеседование, но уж с этим я справлюсь. Всё-таки, несмотря на странное название, она больше всего похожа на то, чем я занимался в последние годы. Я с облегчением выдохнул.

Вот и отлично! Выбор сделан. Теперь осталось всего ничего – предъявить себя университету и подождать зачисления.

                                          * * *

В кабинете внезапно стало невыносимо душно. Проректор взглядом попросил у ректора разрешения открыть окно и встал, чтобы добыть свежего воздуха.

Перед двумя руководителями университета сидело воплощение худшего, что могло с ними произойти, – вестница прогресса. Вестница, а именно такова была её официальная должность в головном Министерстве, была нечеловечески хороша собой, но руководителей университета это утешить не могло. Потому что принесла она с собой только головную боль.

– Не понимаю, почему это для вас плохая новость. Вы всегда говорили, что от возрастных студентов у вас одни неприятности. Они и на лекции ходят избирательно, и молодёжь разлагают своим отношением. Не участвуют в круглых столах и конференциях, да и жертвуют потом в ваш фонд без энтузиазма. При этом мы никоим образом не предлагаем вам лишить их доступа к образованию. Просто снижаем срок действия сданных экзаменов до трёх лет. И всё! Все, кто не вписывается в указанные рамки, могут их пересдать и поступить.

– У нас будет недобор. Мы недополучим финансирование.

– Это уже не наши проблемы. Да и не ваши, если вдуматься! Лучше меньше, да лучше! Сами подумайте, зачем вам люди с головами, набитыми неактуальными сведениями. Обществознание давно заменено на историю мира, а вы продолжаете принимать тех, кто не понимает, насколько Земля движется в едином ритме к светлому будущему. Я ведь правильно помню, что в ответах к старым тестам утверждалось, что четыре мировые столицы контролируют в первую очередь территорию вокруг, а не глобальные направления развития на основе честных ежегодных тендеров?

– Да… – проскрипел ректор. – Я, правда, совсем не уверен в новой трактовке…

– Что вы говорите! – всплеснула руками вестница. – Ах, вы шутите, понимаю! Но не надо так, кто-то может воспринять ваши слова серьёзно! Вы ещё скажите, что не верите в пользу тендеров. А ведь именно так подумают те, кто нас может услышать.

«Она на кого-то конкретного намекает или просто напоминает о своём записывающем устройстве, замаскированном под медальон?» – подумал проректор, но ничего не сказал.

– Я пошутил, пошутил, – махнул рукой старый ректор.

– В конце концов, у вас есть все возможности для повторного приёма экзаменов. Да, я понимаю, что вы не сможете своих абитуриентов слить с потоком школьников. Регистрация на стандартные экзамены давно завершена. Проведите у себя! Середина июля – достаточно честное время, чтобы поставить всех в известность, пусть готовятся.

– Сначала мы запрещаем людям учиться по месту жительства и требуем возвращаться к месту окончания школы, потом мы аннулируем им результаты экзаменов, что они о нас будут думать? – сердито спросил проректор.

– То же, что и всегда: что вы отбираете лучших, – лучилась энтузиазмом вестница. – И потом, никто больше не может работать на старой базе, пришло время двигаться вперёд! Одно маленькое лишнее усилие ничего не стоит по сравнению с тем, что ждёт их в университете. Вспомните, когда-то мы не допускали к образованию андроидов – а теперь!

– Мы и сейчас их допускаем только вольнослушателями, – отметил ректор. – В их случае речь идёт не столько об образовании, сколько о поднастройке. Это гораздо эффективней делать в лаборатории, чем в обычном классе. Весь процесс по-прежнему организован для людей.

– Напрасно! – возмутилась вестница. – А вот в Южной столице андроиды-студенты есть!

– Не андроиды, а андроид. Один. Был. И это уникальный кейс, мы с ним отлично знакомы.

– Где один, там будет и больше! И то, что у вас ни одного, – большое упущение! Вы должны срочно принять как минимум десять андроидов.

– Отличная идея, – заметил проректор. – Если не найдём, примем газонокосилки. Выберем лучших.

Вестница проигнорировала иронию.

– Хорошо, что вы уже думаете над вариантами. Кстати, там наверху, – она подняла глаза к потолку, – мне намекнули, что для этого направления можно изменить процедуру приёма. И допустить андроидов учиться по упрощённой процедуре.

– Зачем?! Зачем?! – теперь поднял руки к потолку проректор. – Мы выбрасываем людей, чтобы допустить андроидов? В чём смысл? Я думал, наша задача учить лучших. В крайнем случае нести знание в массы.

– Не понимаю вашего упорства. Вы только что жаловались, что у вас будет недобор. Я указываю вам на возможности решения проблемы. Вы совершенно не сотрудничаете! – вестница тоже начала терять терпение.

– Мы сотрудничаем, – успокаивающе произнёс ректор. – Мы просто отмечаем проблемы, которые есть на нашем общем пути.

– Проблемы есть и будут всегда! – возопила вестница. – Но они нам по плечу! Я только что вернулась с конференции Министерств образования и должна сообщить, что мы будем крепить сотрудничество человечества и предметов с искусственным интеллектом до полной неразличимости. То есть неразделимости. То есть единства во всей совокупности.

После минутной паузы проректор решил вернуть дискуссию к насущным проблемам.

– У нас сейчас уже активированы сорок билетов от людей, которые воспользовались правом получить билет в университет. И ещё двести тридцать лежат в виде заявок. Мне нужно проверить, у скольких из них просрочены экзамены.

– Это совершенно неважно, – заулыбалась вестница. – Вы можете допустить их всех к квалификационным экзаменам. Вам всё равно придётся их проводить, если вы не хотите отказать им автоматически. Хотя это было бы куда проще. Ну, предложите им общежитие на время экзаменов. В компенсацию неудобств.

Ректор с проректором окаменели.

– Понимаю ваше недовольство, переделывать систему всегда неудобно, – заворковала вестница, чувствуя, что ей удалось проломить сопротивление руководителей университета. – Но именно поэтому я привезла вам материалы, которые мы специально подготовили для таких студентов. Отдельный том для каждого предмета, восемьсот страниц исчерпывающей информации. Глянцевая бумага, красивая инфографика! Я оставила образцы в приёмной, а в вашу библиотеку уже доставлено пятьдесят экземпляров каждого. Разобраться легко, я сама проглядела два тома, держать в руках одно удовольствие!

Ректор кашлянул:

– Вы ожидаете, что абитуриент в состоянии паники быстренько усвоит три или четыре таких тома? И это с учётом того, что они совершенно отвыкли от бумажных книг?

– Ну конечно, – окончательно развеселилась вестница. – Вы же не можете не помнить анекдот «А когда сдавать?» Мы все были такими! Нет предмета, который не мог бы освоить мотивированный студент в нужные сроки. А абитуриент – уже почти студент.