К демонам любовь! Десятая невеста

– Кричала. Звала. Пришли, – вкрадчиво сообщил тот, что с копьем. И покачал в воздухе оперенным наконечником.

Да, Маруся. Очень глупо было драть горло в чужом лесу, посреди жутких «голодных игр».

– Я тут случайно, ясно? – взволнованно переступая с ноги на ногу, прошептала я. Поправила ободранный край юбки, чтобы она полностью закрывала колени. – Я в ваши смертельные игры не играю. Просто заблудилась. Выход ищу. Пропустите, пожалуйста.

Глядя на их разукрашенные физиономии, увенчанные рожками всех мастей, хотелось жалобно скулить. Но вместо этого я распрямилась, натянула на шее голубую ленту и потрясла именным бейджем. Мол, видите? Переводчица я! Помощник в деловых переговорах.

На моем месте вообще должна быть Ирка!

К переговорам рогатые явно были не склонны. Они поглядывали на меня с такими умиленными мордами, словно встретить девушку в лесу – их тайная фантазия. Один даже облизывал подпиленные клычки, что-то там себе представляя.

– Попалась, сладкая, – вперед вышел узколиций мужик с тонкими кривыми рожками, отливающими болотной зеленью. – Полезай по-хорошему… Или уложим силой.

Дверца клетки с тоскливым скрипом распахнулась, демонстрируя мне ржавый крюк в «потолке» и моток гнилой веревки. У-у-у…

Не полезу! Пусть хоть как пытаются меня запихнуть!

Я раскинула руки в стороны, вбила подошвы поглубже в грязь и воинственно нахмурилась. С места не сдвинусь.

Сально усмехнувшись, рогатый с сеткой сделал два шага вперед.

– Не сломай ее, Тайко! Больно хрупкая, – рыкнул его коллега с кинжалом. – Мятую не продадим.

Они еще и продать планируют? Что за «из рук в руки», черт побери?

– Продадим, – уклончиво отбил сетконосец.

– Поломанная стоит меньше, – проворчал мужик, державший клетку. – А эту – глянь! – только отмыть, и можно на торги… Чистенькая, беленькая, непользованная. На мешок потянет.

– Тише, братья, – криворогий вскинул лапы вверх, призывая к молчанию. И, почесав крошечный зеленый отросток, добавил: – Я знаю, кто нам за нее два мешка отвалит. Чистейшего керрактского. И тащить далеко не придется… Только не покоцайте, умоляю.

Осознав, что «коцать» и «пользовать» меня не станут ради сохранения товарного вида, я сбросила туфли и резво рванула назад к холму. Каким-то чудом шмыгнула мимо двух рослых мужиков, всунулась в папоротниковые заросли, выскочила с другой стороны…

В глубине души я готова была вернуться к тому первому, кареглазому. С арматуриной и косичками. Только бы добежать!

Делая редкие вдохи и обжигая легкие местной гарью, я шустро перебирала ногами. И откуда такая прыть? В последние недели я еле заставляла себя с кровати сползти, а тут – претендовала на приз за стометровку с препятствиями.

Вот уже мое болото показалось. Прошлепав по бережку, усыпанному бурыми водорослями, я пару раз поскользнулась. Грохнулась, измазалась окончательно. Опять подскочила. Понеслась к свободе.

Лес редел, проявляя очертания алой пустыни – душной, невозможной. Интересно, тот, с косичками, еще лежит? Или встал, достал прут из бока и потопал на кофе-брейк? Я уже ничему не удивлюсь, честно.

Разве что дротику, впившемуся в пятку… Ай!

Острая боль, будто на дикобраза наступила, прострелила ногу до поясницы. Поскуливая, я притянула пятку в себе, собираясь вытащить пакость… Однако тонкая палочка с красными перышками поплыла и растаяла миражом, будто я ее выдумала.

И все вокруг – тоже выдумала. Нет ни леса, ни рогатых, ни пустыни… Ни даже самой меня.

Сознание помутилось, и я рухнула щекой на мягкий мох.

***

Мне снова снилась синяя птица. Наматывая круги над моей макушкой, она напевала грустную песнь и роняла перья.

Стоя далеко внизу, я умудрялась разглядеть обеспокоенный взгляд ее по-совиному округлых глаз… В них читалось: «Что-то пошло не так, не так, не так!»

В уши вбирался чужеземный рокот, иногда приобретая окрас мужских голосов. Рядом кто-то бранился на незнакомом наречии. Тело мое потряхивало и покачивало, запястья ныли… В нежную кожу что-то больно впивалось, выгоняя разум из спасительного сна.

Плавая на границе бреда и реальности, я воображала, как меня спасает из плена тот. С арматуриной. Как он выпрыгивает из красных папоротников, этакая ядреная помесь Халка и «Момо-как-то-тама». Как шевелит накладными буграми и одним видом мощного расписного торса заставляет негодяев пуститься в бег…

Словом, бред. Чем меня накачали?

Реальность оказалась куда обиднее. Никакой «Момо» меня не спасал, запястья саднили от туго намотанной веревки, а сама я полулежа болталась в тесной клетке, привязанная к крюку над головой.

Неудобная поза отдавала такой уязвимостью, что я попыталась провалиться обратно в сон!

От тряски укачивало: клетку тащили двое мутантов с витыми рожками. У одного были белые в коричневую полоску, у второго – коричневые в белую. Колчаны на ремнях намекали, что подстрелил меня кто-то из них.

Волосы, светлыми патлами свисавшие перед моими глазами, закрывали половину обзора. На подогнутых ногах отпечатывались ржавые прутья. И все это казалось настолько диким и неправдоподобным, что я начинала верить в помутнение рассудка.

Из закоулков памяти издевательски выплыло «Устроим все в лучшем виде». Пора признать, что представления о лучшем виде у нас с «Тигром» не совпадали…

В лесу сгущалась темнота, туман поднимался до колен идущих. В глубине глухой чащи разносился пугающий вой, давая понять, что рогатые – не единственные обитатели здешних мест.

Похоже, я проболталась в бреду до ночи. Горло скребло жаждой, но попросить воды у этих язык не поворачивался.

Он, пристывший к нёбу, в принципе не ворочался.

Из бормотания тех, кто нес клетку, я полусонно выуживала крупицы информации. На территории неких «дартэев» целые сутки шел бой, а охотники не стремились угодить в эпицентр «клановой заварушки». Поэтому затаились в чаще, дожидаясь финала и мысленно держа кулачки за какого-то «аханета». Которому, как я поняла, и намеревались втюхать меня на рассвете за два мешка, выдав за дивную редкость.

Что во мне может быть ценного, кроме обломанных ногтей, грязных пяток и мятого бейджа, я не представляла.

Нагулявшись по окрестностям, зеленорогий объявил привал. Почесывая свои маленькие смешные отростки (если уж навсегда монтировать, то я бы выбрала что-нибудь посолиднее), он нагнулся к клетке и окатил меня зловонным выдохом.

От них от всех, надо сказать, разило похуже, чем от болота. Потом, грязью, кровью, гнилью. Нечищеными зубами, немытым телом и просроченной едой.

– Ты там как, живая, диковинка? – выдохнул прицельно в нос. Фу!

Лидер охотников нетерпеливо побарабанил по прутьям, как невоспитанный ребенок в зоопарке.

Сжавшись от отвращения, я заскулила, невольно подав признаки жизни.

– Не бойся… Псс! Глянь на меня.

Погладил металл, но внутрь руку не сунул. Какой предусмотрительный. Словно я в таком состоянии укусить могла.

– Пить, – прошептала я, шевеля затекшими руками.

– Открой ротик и скажи «а», – велел он, отстегивая от ремня флягу-мешок.

Ожидая какой-нибудь мерзости, я осторожно приоткрыла рот и сложила губы буквой «о».

Между прутьев просунулась длинная полая трубка, выпиленная лодочкой. Пристыковав деревянный конец к моим губам, рогатый пустил по ложбинке тонкую струйку влаги.

Вода оказалась сладковатой и отдающей болотом, но за неимением лучшего я сделала несколько жадных глотков. Инфузорией больше, инфузорией меньше…

Боги, боги… В какой кошмар я угодила? Неужели он происходит по-настоящему?

– Не бойся, синеокая. До продажи не сломаем. Такую ценность надо беречь, – пообещал мужик с копьем, жадно поглядывая на мою дергающуюся шею.

– А после продажи? – просипела я, неожиданно обнаружив в себе голос.

– А там уже от браслетов зависит, – хмыкнул он. – И от покупателя. Одной Имире ведомо, что Ахнет с диковинками творит. Но платит щедро, а вопросов черноторговцы не задают.

***

Я обещала себе собраться с духом, подумать, поискать выход из стесненного положения… Пусть даже гнилые веревки перегрызть, как в кино показывают! Но, измотанная жарой, стрессом, качкой и жаждой, провалилась в тревожный сон и утонула в нем до рассвета.

Очнулась резко – от громких птичьих криков и острого желания посетить туалет. А я-то полагала, вся жидкость из меня еще в пустыне выпарилась.

Открыв слипшиеся веки и обнаружив себя все там же, в клетке на крюке, я вспомнила, что никаких банных процедур мне не светит. Как и кофе с молоком, и традиционной свежей булочки из пекарни за углом…

– Мне бы… в уборную… – прошептала я, когда по ту сторону решетки нарисовался зеленорогий.

– А тут везде! Уборная! – хохотнул он, раскинув руки в приглашающем жесте. – Ни в чем себе не отказывай, синеглазка. Захочешь попить – только попроси.

Рогатый сложил губы буквой «о» и пакостно облизнулся.

– Я рук не чувствую, – призналась, пытаясь шевельнуть онемевшими кончиками пальцев. – Выпустите хоть походить. Пожалуйста.

Ночью по лесу расстелился густой туманный ковер, и влага от него до сих пор лежала на волосах и губах. Сырая земля под прутьями разносила аромат мха и грибов.

Давно я не мечтала просто погулять босиком. По лесу. Почувствовать, как ступни касаются мха, шишек, коряг. Ноги буквально сводило от желания их распрямить и использовать по назначению.

– У дарр Тэя походишь. Если выпустит, – осклабился изверг. – Уж он тебя и отмоет, и накормит. И чувствительность везде, где надо, вернет.

Козлина криворогая!

Нос защипало, горячие слезы покатились по щекам, и я, завесившись волосами, отвернулась.

Если все это игра… то не пора ли ее заканчивать? Я проиграла. Согласна. Где подписать? Мне не нужен никакой приз!

Лидер черноторговцев отдал приказ выдвигаться, и мою клетку синхронно подхватили «двое из ларца». Рослых, крепких и с одинаковым туповатым выражением на лице.

Монотонная качка вернулась в мою жизнь. Прикрыв веки, я позволила себе впасть в забытье. Но вместо фантазий о чудесном спасении и накладных буграх, голову заполнили тяжелые мысли.

Они ведь на смерть меня тащат, да? Никто не оставит в живых свидетельницу кошмарных развлечений…

Недавно мы с соседкой смотрели похожий фильм, я потом половину ночи зубами стучала – до чего мерзко все кончилось. Там по сюжету богачи устраивали жестокие игры «для своих» – со сценарием, с костюмами… Провинциальных актеров нанимали поучаствовать в развлечении в роли «жертв», да только не предупреждали, что все будет по-настоящему. А потом загоняли, запугивали, охотились… И вот – в клетки сажали тоже.

Мой беспокойный разум, мечущийся в черепной коробке, как мышь при пожаре, пытался решить, во что поверить.

Или мужик с банкета по правде втолкнул меня в золотое сияние. («Магическое»? И давно мы двинулись, Маш?)

Тогда это действительно другой мир… Не самый комфортный и безопасный, без кондиционеров и асфальтированных дорог, зато с рогами и вулканами. Тигр обещал «лучший вид», но мог и промахнуться. Он был слегка занят буйной помощницей.

Или вариант второй. Реалистичный. В котором гостям на банкете что-то подмешали, а затем закинули их, красивых, разодетых, в африканскую пустыню. И ролевые игрища тут серьезные. Целая «война кланов». Тот, кто сценарий писал, явно претендовал на «Оскар».

Как очень разумная девочка, со школьных лет проживающая в Петербурге, я больше склонялась ко второму варианту. Даже смутно догадывалась, где и в каком виде меня потом найдут.

– Уверен, что два отвалит, Гасан? – разбавляли мои метания голоса «ряженых».

– За меньшее не отдам! – задиристо выкрикнул зеленорогий, и его голос гаденько сорвался на истеричный визг. – Он давно голубоглазую ищет. Словно помешался.

– А я слышал, он по кланам с породистыми демоницами пошел. Дочерей у знатных родов просит, – оттопырив нижнюю губу, пыхтел тип справа от клетки. – Ну как просит… требует. В его ж венах «кровь Верховного, а не вода пустая».

– Так то другое. Родовитые демоницы – они для брака и размножения, а игрушка голубоглазая – для души, – сально протянул обладатель самых крошечных отростков на голове. – И иных важных органов.

– Ох, не совался бы я к нему… Он, чай, злой, как низшая тварь хаоса, после бойни, – посетовал хмурый детина слева от клетки.

– Да когти хары мне в печень, если наш товар его не порадует! – взвизгнул лидер и поторопил жестом остальных. – Что может быть приятнее, чем приложить к ранам нежное женское тело?

Отчаянный вой вырвался изо рта. Не нужно меня никуда прикладывать!

В просвете между деревьями показалась знакомая пустыня, присыпанная красным песком. Мы вынырнули с другой стороны чащи, прямо у подножия дымящегося вулкана.

Едкая копоть тут же забралась в слезившиеся глаза, налипла на щеки, забилась в ноздри. Кашель было уже не сдержать, и я судорожно задергалась в клетке, исторгая изо горла остатки накопленного воздуха.

Будь у меня свободны руки, я бы приложила к лицу влажную тряпочку, как учат действовать при пожаре. Но, похоже, неудобства испытывала только я. Рогатые с черными повязками на плечах гордо вышагивали по песку, подставляя морды палящему утреннему солнцу.

Курс они взяли на широкое одноэтажное строение вдалеке. Сквозь дымный воздух я видела струящиеся алые шторы на открытой террасе, деревянные столбы… Чье-то жилье.

Коренастое здание, восстававшее, как бежево-красный гриб посреди задымленной пустыни, плыло миражом. Мы шли, шли… но не приближались. Не такое оно и маленькое.

Слишком поздно я спохватилась, что вчера надо было слушаться варвара с косичками! Следовало остаться с «Момо-как-то-тамом», несмотря на его дикарские замашки и неуправляемые хватательные рефлексы.

В рогатом эквиваленте с ним было куда безопаснее. У него всего два. А я сейчас насчитывала перед собой целую дюжину рогов!

Их видовое разнообразие впечатляло. И загнутые «барашками» назад, и прямые как палка, и скрученные в спираль… Обкусанные, обрубленные, подпиленные и даже будто татуированные.

Не возникало сомнений: это предмет гордости, за которым ухаживают куда больше, чем за прочим немытым телом. Даже у главаря тонкие зеленые отросточки были отполированы и лоснились маслом.

Кольцо, продетое в «потолочные» прутья, поскрипывало, добивая мои уши и руки. От качки мутило. Я уже готова была отключиться от жары и отчаяния, как вдруг на макушку полилась теплая вода.

– Пфр-пффф! – отфыркалась я, осознав, что чудом не захлебнулась.

Слизнула влагу с щек – соленую, пряную, с привкусом пыли.

– Чтобы не потеряла товарный вид, – пояснил тип с копьем и прицепил пустую флягу обратно к ремню.

Теперь понятны мотивы рогатой заботы.

Скривив лицо максимально неприязненно, я поплевалась на железные прутья. Хоть бы подстелили чего, раз о сохранности товара беспокоятся! Ноги все в синяках и красных полосах.

– Ты не кривись, диковинка, – вкрадчиво добавил купальных дел мастер. – Коли Ахнет не купит, с торгов пойдешь… если дойдешь… Путь неблизкий, чай, сломает кто по пути да выбросит. А если Босхерт выкупит, сама пожалеешь, что в пути не сломалась.

От последних слов проморозило до позвонков, хотя жара стояла, как в египетский полдень летом.

Коренастое здание наконец предстало перед глазами, оказавшись целым комплексом из низкорослых построек. За деревянным фасадом угадывалось патио, открытые галереи были уставлены плетеными лавками и топчанами. Столы, спрятавшиеся в тени штор, приглашали к отдыху на лоне природы… С видом на действующий вулкан. И на дым. И на красную пустыню.

Все, больше ничто глаз не радовало на многие километры вокруг.

Продолжая сидеть в клетке в позе подвявшего лотоса, я рассматривала колоритное жилье. Всего один этаж, зато какой! От пола до потолка пара человек влезет.

Пользуясь случаем, я бы охотно посетила и патио, и уборную, и диванчик (вон тот, у стола с закусками). Но внутрь грязных варваров не пустили, и даже на открытую террасу ступить не позволили.

Прислужница, выскочившая торговцам наперерез, испуганно замахала руками, жестами указывая то на рот, то на нос. И, брезгливо ухватив зеленорогого на кончик ремня, потянула за собой в обход главного здания.

Черноторговцев определили в конюшне. Во всяком случае, на конюшню этот загон походил больше всего: на полу разбросано сено, вдалеке кто-то фыркает, и запахи соответствующие… Тут мои похитители ощущались не такими пахучими. Сливались с толпой.

– Эй, красавица… Меня Гасан звать, а тебя? – Вытащив с темного немытого дна всю харизму, лидер браконьеров расправил плечи и прислонился к косяку.

Девушка, весьма хорошенькая несмотря на костяные наросты между темных волос, недоуменно обернулась. Поправила белое парео, звякнула медным браслетиком, почесала крошечный подпиленный рог… И вдруг, посмотрев на макушку Гасана, истерично рассмеялась. Да так задорно, смачно, издевательски вкусно, что у зеленорогого весь пыл на нет изошел.

А она знай себе хохотала, тыкая пальчиком в его крошечные намасленные отростки.

– Кончай смеяться, – насупился охотник. – К главному веди.

– Господин дарр Тэй сам пригласит, если пожелает.

– Когда пожелает, – с надежной поправил Гасан, ловя свое отражение в мутной воде корыта.

– Если, – покачала она головой, сверкнула карими глазами и ловко прошмыгнула мимо гостей, не испачкав светлый наряд ни об одно немытое тело.

Дикари расположились с комфортом – кто на подушке из сена, кто на лавке. Гасан не побрезговал и, согнувшись, окунулся головой в корыто. Я о той мутной водице тайно мечтала, хоть и догадывалась, что она заготовлена для другого скота. Тоже крупного, впрочем, и рогатого.

Поза лотоса на спасала, дзен словить не получалось. Да и медитацию пришлось отложить… Сзади что-то опасно рыкнуло, чавкнуло и с силой боднуло клетку, едва не перевернув.

Глава 3. А козы здесь дикие

– Аааа! – тоненько провыла я, заглянув в пылающие красные глаза. Со странным вертикальным зрачком и дурными планами на мой счет.

Оно, это лохматое, косматое и рогатое, хотело меня если не сожрать, то затоптать!

Благо, прутья клетки мешали трапезе. Пропускали внутрь лишь кончики длинных рогов, закрученных двумя штопорами.

– К-кто это? Ш-што за адская тварь? – шипела я, забиваясь в дальний угол клетки.

Вид на «большой мир» отсюда открывался кошмарный. Бизоноподобное существо – при копытах и свалявшейся багровой шерсти – звонко топало по каменному полу. Даже подстеленная соломка не заглушала угрожающий скрежет.

Вниз с оттопыренной губы капали кипящие алые слюни, оставляя на камнях дымящиеся потеки. Из трепещущих ноздрей шел черный пар, как от действующего вулкана. А из пасти козы-переростка торчали хищные клыки, кем-то любовно наточенные.

Внутри меня поскуливало возмущение: разве не должно ездовое животное, обитающее в конюшне и питающееся сеном, быть травоядным? Как же тут все… неправильно!

– Не трясись, безрогая. Фурью взбесил твой запах, – «успокоил» детина с колчаном на поясе. – От тебя несет болотной каэрой, а они с фурьями не друзья.

Охотники благоразумно уселись подальше от загонов, а меня поставили под самые копыта. Сейчас-то я уже заметила, что «фурья» привязана к крюку в стене и дальше, чем на три метра, из стойла выйти не может. Но длины веревки ей хватало, чтобы пинать рогами мою клетку с особым остервенением.

– П-плохо пахну? – спросила у тварюшки, отчаянно моргая. Ее горящий взгляд немножко нервировал. – Я не каэра. Честное пионерское.

– Фррр! – Она сбрызнула слюной пол, и от тлеющего букета соломы потянулась струйка дыма.

Мой взгляд упал вниз, на источник противного скрежета. Когти. На копытах. Нет, несуразность местных красот еще надо как-то переварить.

– К-красивая… д-девочка… Какая ш-шерстка, к-какие к-каблучки… Ш-ш-ш! – успокаивающе прошептала я, тараща глаза на клыкастую морду. – К-как же тебе жарко… наверное…

Ну вот такие тут козочки, Маша. Погуляешь под палящим солнцем подольше – может, еще и единорогов увидишь. С горящими красным огнем глазами.

Рога-штопоры у мохнатой «девочки» были украшены черными рисунками. Вряд ли коза самостоятельно следила за внешностью. Скорее всего, это хозяин пометил личную ездовую тварь.

В том, что тварь ездовая, я не сомневалась. Рядом с железным крюком висели огромное седло, смотанные ремешки и прочие элементы упряжи. Кто-то катался верхом… вот на этом… этой…

Кто-то такой же большой, как это косматое чудище с глазами-лазерами. Сердечко мое горестно трепыхнулось, совсем не желая с ним познакомиться.

– Хороша-а, – признал охотник, таскавший повсюду свое копье (хотя мог и на улице оставить). – Шерсть богатая, взгляд пылкий. И в бою бывала. А какая родословная! Жаль, Ахнет не хочет ее размножать.

– Дарр Тэй собственник. Не потерпит, если его кобылку объездит кто-то другой, – хохотнул зеленорогий.

Поднялся нестройный гогот, и толпа браконьеров зачем-то поглядела на меня. Будто меня тоже планировали объезжать.

На шум в конюшню явилась прислужница в белом парео. Поглядела на гостей строго, пальцем покрутила и бесстрашно подбежала к козе.

– Тише, девочка, – пробормотала она, но это относилось не ко мне. – Тише, Рохха. Они тебя не обидят. Обычные громкие грубияны.

Прибив ладошкой шерсть между рогов, девушка затолкала фурью в загон и загородила проход раскладными ставнями. Наложила ей в корзинку свежего сена, налила в корыто чистой воды. Покидала задумчивые взгляды на огромную массажную расческу…

Мимо меня она бегала, не замечая ни клетки, ни содержимого. Только едва заметно морщила носик. Будто пока я не куплена и не продана, я – никто.

Пахло от меня и впрямь богато. Потом, болотной грязью, страхом… Да, пожалуй, страхом сильнее всего.

Волосы, давно уж не светлые, а коричнево-серые, липкими патлами падали на щеки. Лицо нестерпимо чесалось, выдавая доставучую аллергию. Обломанные ногти болели, запястья отнимались… А по синякам на ногах можно было рисовать звездную карту.

– Вас примет Ансай, – закончив уход за скотинкой, чинно произнесла прислужница.

– Мы пришли к Ахнету, а не к его красной тени, – сплюнул зеленорогий.

– У господина другие гости, и он обязан выказать им радушие, – флегматично ответила она. – Берите свой товар и идите через хозяйственное крыло. И вытрите ноги на входе!

Клетку подхватили и, качнув в воздухе, потащили.

Вынырнув из успокоительной тени, мы вновь оказались на солнце. Красный мир разгорался новыми яркими красками, утро стремилось к полудню.

Горестный вой упрямо рвался из моего горла. Зачем-то. Я ведь уже не верила, что кто-то услышит, поможет, освободит, объяснит… Во что я вляпалась, согласившись подменить Ирку на банкете в «Питер-Хоффе»? Почему это все меньше казалось дорогостоящей игрой толстосумов?

Хотя бы вот потому, что таких коз – с горящими глазами и кипящей слюной – в природе не существует. Да-да! Я три недели с тоски смотрела «Энимал Плэнет»! И никакими накладными буграми животное так не проапгрейдить.

Человек может сыграть. Может прилепить на клей рога и пару недель не чистить зубы «для аутентичности». Но звери… звери не играют в чужие игры.

– Ты ж пришлая, да? Безрогая, – повздыхал копьеносец, топая рядом. Тон его выдавал сочувствие моему несовершенству. Почти уродству. – Но и так ничего. Купит, купит, не бойся.

– Я не этого боюсь, – прохрипела, с трудом обретая голос в сухом горле.

– Симпатичная. Видел, пока вконец не запачкалась, – покивал он. – Будешь паинькой – медные наденет… А коли выкаблучиваться начнешь – в деревянных первые годы полотерить будешь. Если не сотрешься в первую ночь.

– В деревянных чём? – переспросила, без сил повисая на крюке. Мы с ним уже сроднились.

– Обраслетит он тебя, ежели приобретет, – ухмыльнулся рогатый. – Улыбайся, молчи, хлопай ресничками и готовь ладошки. Ахнет должен понять, что ты стоишь цену, которую заломит Гасан.

– А вообще без браслетов никак? – поморщилась я, припомнив медные обручи на запястьях встречавшей.

Она не выглядела несчастной. Но, в отличие от меня, имела рога. Как я только что поняла, это преимущество, а не недостаток. Надо было пить из той лужи…

Выходит, медь лучше, чем дерево? Есть шанс не стереться в первую ночь…

Стереться? Хмм… От чего?

Так, погодите!

***

Пока клетку тащили «двое из ларца», я затравленно оглядывалась по сторонам. Выискивала двери, в которые можно сбежать, окна, из которых можно выпрыгнуть…

Несмотря на качку, тошноту, голод и прочие рогатые потрясения, моя жизнь меня волновала. Остро. Очень не хотелось быть проданной неведомому маньяку, любящему диковинные развлечения. Но оставаться в пахучей компании браконьеров – еще хуже.

Поэтому мысли в голове скакали бешено. Сменяясь от «хоть бы меня купили» до «хоть бы меня не продали», скатываясь в обреченное «да пусть бы вулкан уже извергся, все равно дышать нечем!».