Взорванный Донбасс

– Бабушка Аня, что же вы здесь сидите? Давайте я вас отведу в дом! – кинулся к ней Марс.

Однако бабушка даже не повернула к нему голову, а по-прежнему смотрела куда-то в сторону. От ее безжизненного взгляда стало не по себе, но Петя все же попытался поднять ее. Однако стоило ему к ней прикоснуться, как легонькое тело старушки тихо свалилось на лавку. Петр пытался нащупать пульс на сухоньком запястье, но его руки дрожали, и он ничего не чувствовал.

– Померла она, надо глаза закрыть, – сказал, подошедший сзади Шихта, и провел ладонью по лицу бабуши, закрывая ее мертвые веки. Видимо не сумела сама подняться, и умерла со страху, – сделал он свое заключение. – У меня бабка так же померла.

В этот момент со двора раздался громкий женский крик:

– Саша, Сашенька! Вставай!

Зашли через калитку во двор, там стоял практически целый дом с белыми стенами с голубыми наличниками окон, в шиферной крыше которого зияла небольшая дыра. Посреди двора лежало поваленная яблоня, вывороченная взрывом из земли, с веток которой свисали уже почти созревшие яблоки. Оттуда, из-за этих яблок, и доносился крик женщины. Она сидела на пороге времянки, держа на коленях голову мужчины, распластавшегося на асфальте двора, широко раскинув руки и ноги.

– Сашенька, Сашенька, – кричала женщина, и тормошила его, открой глаза!

– Сейчас вашего мужа заберет скорая, и он обязательно откроет глаза, – как можно убедительнее произнес Марс. – Врачи сейчас в соседнем дворе.

– Не откроет, не откроет! – завыла женщина, у него пульса нет, я сама медсестра, а потом, спохватившись, вдруг положив голову погибшего на порожек вскочила на ноги.

– А ты, кто русский? Вижу русский, говоришь на «г», а ну пошел отсюда, иначе я тебе сейчас, – схватилась она за стоявшие у крыльца грабли. Сейчас только сказали, что вы нас обстреливаете, мы с мужем успели спуститься в подвал, он здесь под летней кухней, но эта старая карга куда-то пропала, и он пошел ее искать. Всю жизнь обо мне думал меньше, чем о ней, вот и получил, – кричала женщина в исступлении.

– Женщина не шумите, – вышел вперед Шихта. – Мы не русские, мы местные ополченцы, а ваша бабуся лежит на лавке в дома, она померла со страху.

Услыхав, что свекровь нашлась, невестка, пропустив в горячке слова о том, что ее вечная соперница умерла, рванулась на улицу и стала трясти мертвое дело бабушки, стараясь докричаться до нее:

– Из-за тебя, понимаешь, из-за тебя убили его, убили!

Потом, когда до нее дошло, что свекровь ее уже никогда не услышит, завыла громко и протяжно.

Пошли дальше вдоль улицы и везде на всем ее протяжении, возле разбитых заборов и ворот, возле горящих домов стояли люди и проклинали тех, кто разрушил их жизнь. Молодых среди них было немного, в основном пенсионеры. Кто-то проклинал Россию, но большая часть, грозя старческими кулачками куда-то на запад, кричала проклятия президенту Украины и всей его родне до десятого колена. Особенно воинственны были пожилые тетки, одетые все, как на подбор, в цветные халаты, обтягивающие их по южному большие груди и животы. Потрясая седыми волосами, они плакали, рыдали, вопрошали, подняв головы к небу:

– За что?

– За что, за что? – отвечали им те из соседок, которые ругали Россию. – Нечего, было на референдум ходить, а то бежали впереди всех, в Россию собрались. Нужны вы ей, вот наши земли забрать, а нас перебить это они – пожалуйста. По телевизору говорили…

– Ты заткнешься, когда-нибуь, Семеновна? Или я тебе сейчас заткну, – наступал на говорившую тетку мужчина лет шестидесяти. – Это твои кумовья – бандеры нас огнем поливали. Били со стороны Аэропорта, а там ополчения нет, там стоят войска ВСУ. Им мало было разбить общагу, где жили ополченцы, они нас с тобой решили к богу отправить!

Тетка Семеновна, увидев приближавшихся к ней ребят с автоматами наперевес, тут же юркнула за пробитые осколками ворота.

– Короче, гав, та в будку! – прокомментировал теткино исчезновение Шихта, поворачиваясь к Марсу и Правде. – Вы пацаны на нее не обижайтесь, что русских ругает. День и ночь им телик брешет про злодеев москалей, тут не такое скажешь.

– Мы не обижаемся, плохо людям, действительно не понимают, что с ними происходит. Жили, жили, яблоки поспевали, и вдруг бомбежка. Я до Одессы вообще был уверен, что война – это где-то там в другом веке. Ведь у нас даже не деды, а прадеды воевали. И вот получите. Душа разрывается, глядя на них. Уверен, эти бабки, Шихта, ни про твой Мариуполь, ни про мою Одессу, слыхом не слыхивали, сидели «мыло» смотрели и вдруг без детей, без дома. Крыша реально съедет.

В момент, когда они проходили мимо высокого забора, сложенного из красного кирпича, вдруг, откуда не возьмись, к ним в ноги кинулась собачка и отчаянно залаяла.

– Смотри, как пес на Перса похож, только тот был рыжий, а этот белесый, – сказал Шихта, протягивая собачке, завалявшийся в карманах леденец.

Та осталась равнодушна к угощению, и упорно гавкала.

– Вот чего гавкает? Из-за забора не видно, что с домом, но раз дыма нет, ворота и калитка закрыты, значит, все хорошо. Не понятно, чего она к нам пристала? – удивился Марс и тут его взгляд упал на валявшийся под забором рисунок. Что-то знакомое почудилось в нем: яркие краски, опрокинувшаяся над ярким лугом радуга. Где-то он такое видел.

– А ну подожди, – сказал он Шихте, и нажал кнопку звонка, установленную на заборе. Потом помахал рукой у глазка видео камеры. Ответа не было. Решительно нажав на ручку тяжелой бронированной двери, ведущей во двор, пробурчал:

– Странно, ладно пойдем, тут наверняка все в порядке и хозяева этого замка давно на Мальдивах пьют пенное пиво. Им эта война пофиг.

С этими словами Марс решил двинуться дальше, но собачонка вцепилась в его камуфляж и стала отчаянно тянуть назад к калитке.

– Нет, Шихта, что-то тут не так, чего-то этот белый Перс от нас хочет. Давай посмотрим, можно ли зайти в эти владения с тыла.

Хилая реечная калитка соседей, висевшая буквально на одной петле, открылась легко, и ребята вошли во двор. Здесь то ли от попадания снаряда, то ли от безалаберности хозяев царил фантастический развал, но пожара не было. Постучали в дом. Никто не отозвался. Пошли осматривать забор, отделявший этих – откровенно бедных соседей, от богатого дома, но ничего кроме высоченной стены, сложенной из шлакоблока, не обнаружили.

– Вот жлобье, – прокомментировал этот факт Правда, – на улицу выстроили дорогой забор, а к соседям дешевый некрасивый.

– Ну и шо? Тут все так делают. Зачем тратиться на дорогой забор, который с улицы не виден. Со своей стороны наверняка поштукатурили, покрасили. А вот и дырка, через которую пес пролез, – обрадовано показал Шихта на проем в заборе, и собрался было уже перебраться на соседний участок, как сзади раздался голос:

– Ты куда полез? А ну, давай назад! Чего по чужим хатам лазишь?

Кричала женщина, стоящая на пороге соседского дома, на участке которого топтались ребята. Она была босиком, в коротком, когда-то ярком, а теперь вылинявшем китайском халатике, с торчащими из-под него голыми руками и ногами. Тонкие руки и ноги в купе с опухшим лицом, всклоченными, давно нечесаными волосами, выдавали в тетке алкоголичку с большим стажем.

– Мы хотим проверить все ли в порядке у ваших соседей, – ответил Марс, подходя к женщине поближе.

– А что у них может статься, богатые, денег куры не клюют, а у нас на водку не хватает, – улыбнулась та гнилыми зубами.

– Перед снарядами все равны и бедные, и богатые, – буркнул Правда.

– Какие снаряды? – удивилась тетка.

– А вы что же не слыхали обстрела? Он два часа был, пол улицы в поселке снес.

– Да, гром был, это слыхала, а чтобы обстрел… – кинулась тетка к калитке и, постояв немного на улице, вернулась хмурая. – Проклятая хунта, что наделала, да на эту рожу только глянешь, сразу видно наш брат алкаш, а они его президентом, а меня человека с высшим образованием на работу брать не хотят. Соседей я давно не видела, дед только в магазин ходит, но жадный как сволочь, никогда на опохмел не даст, не то, что Вадик – хозяин этого дома. Он мой бывший партнер по бизнесу, и не только…, – ударилась в сладкие воспоминания тетка.

– Вы лучше скажите, как можно зайти к ним во двор, перебил ее Марс. – Собачка вон гавкает, беспокоится.

– А Персик! – расплылась в улыбке тетка. – Иди сюда дите, иди тетя тебе сахарку даст.

После ее слов, сомнений в том, чей дом находится за этим высоким забором, у Марса не осталось, и он, махнув рукой Правде и Шихте, решительно пошел к пролому в заборе. За ними увязалась соседка Вадима, рассказывая:

– Вадик решил бассейн строить, а места не хватает, вот я ему соточку землицы и продала, начал забор отодвигать и пропал.

За забором стоял дом в три этажа. Он был расположен так, что с улицы было не рассмотреть, что он тоже поврежден обстрелами. Был снесен один угол, рухнула стеклянная стена внизу, кроме того была повреждена крыша. Ребята кинулись через разбитую стеклянную стену внутрь здания и сразу в первом же помещении наткнулись на лежащего на полу старика, посеченного осколками стекол. Он, повидимому, погиб еще в самом начале обстрела, так как уже успел остыть.

– Ой, дед Коля, погиб, бидолашный, хоть и зануда был и жмот, а все равно жалко! – запричитала соседка.

– Он один жил? – не слушая ее, спросил Марс.

– Летом один, иногда дети приезжали, сиделка время от времени приходила. Меня не захотели брать в сиделки, мол, выпиваю.

– Разошлись по этажам. Надо посмотреть есть ли кто-нибудь еще, – отдал приказ Марс.

– Почему Перс здесь, если он должен быть на море? – кивнул он головой в сторону пса, стоявшего у лестницы, ведущей из холла на второй этаж, и отчаянно гавкающего.

В два прыжка, вслед за бежавшим впереди Персом, Марс заскочил на второй этаж, и кинулся в комнату, куда юркнул пес. Похоже, именно в эту комнату угодил снаряд, о провалил угол комнаты, засыпав кирпичом и штукатуркой весь пол, стоящую в углу, кровать, выбил взрывной волной окна, распахнул двери и свалил, стоящий у противоположной стены комнаты, шкаф с зеркальными дверцами. Устоял только письменный стол, вокруг которого валялись акварельные рисунки. Один из них взрывной волной и вынесло на улицу. Груда битого кирпича и штукатурки на кровати была довольно большой, что не давало возможности понять, есть ли кто-нибудь под завалами. По-видимому, не сомневался в этом один Перс Он, заскочив на кровать, стал отчаянно раскапывать щебень и крошку своими лапами. Только теперь Марс понял, почему пес на улице показался ему белым, а не рыжим, как тогда на море. Он просто был засыпан белой пылью штукатурки.

– Перс! Она здесь? – зачем-то спросил Петя у пса и тут же увидел, как пес тащит зубами из-под завалов кусок розового махрового покрывала, которыми всегда укрываются южане в знойные ночи.

Кинувшись к кровати, Петр стал быстро разбрасывать обломки кирпичей, и отгребать руками щебень. Первой показался девичий локоть со ссадинами и кровоподтеками, потом показался край махрового покрывала, закрывавшего лицо девушки. Подняв его вместе с грудой обломков кладки, он понял – это Соня.

– Сюда, все сюда! – крикнул Петя в проем лестницы, и, схватив осколок битого зеркала, приложил к губам девушки. Когда на стекле появилась маленькое матовое пятно пара, Петя радостно сказал вбежавшим в комнату товарищам:

– Жива! Мы с Шихтой будем ее откапывать, а ты, Правда, вези сюда скорую помощь, всех разбросай, а к нам привези! Вы, мадам, – обратился он к вбежавшей в комнату соседке, – им ворота откроете. Знаете, как?

– Да, конечно, видела, как Вадик это делал. Там на пульте кнопка есть. Открою, – ответила та с готовностью.

Вдвоем ребята быстро освободили Соню из-под завалов и обтерли ей лицо и шею мокрым полотенцем, найденным тут же в ванной возле ее спальни. На голове девушки красовалась огромная гематома, израненные руки и ноги опухли и слегка посинели.

– Подними рубашку, нет ли у нее раны на теле, – скомандовал Марс.

– Сам подними, я не могу, – ответил Шихта смущенно.

– Эх ты, а еще женихом называется! – то ли с издевкой, то ли с досадой сказал Петр и поднял рубашку на безжизненном теле девчонки.

Загорелое тело с черным треугольником волос и белыми грудками смутило ребят, но главное они успели рассмотреть, кровавых ран на теле не было, только в районе груди была большая ссадина и кровоподтек видимо от удара, свалившегося на нее куска стены.

– Может быть ей искусственное дыхание сделать, если живая? – вопросительно сказал Шихта.

– Какое дыхание у нее наверняка сотрясение головного мозга и поломано все внутри, ее трясти нельзя. Надо приводить в чувство щадящими методами. Долго человек не может находиться без сознания, может начаться отмирание головного мозга. Странно как она вообще не задохнулась под этими завалами, видимо полотенце спасло, где-то была щель, в которую поступал воздух. Так, Шихта, тащи сюда тазик воды, попробуем еще обтереть.

Отжав в тазике полотенце, Петя обтер лицо девушки и растер ей шею и грудь. После этого ресницы ее дрогнули, но глаза так и не открылись.

– Ну, что умеешь делать дыхание изо рта в рот, как делал там, на море? – спросил у товарища Петя.

– Сам набрехал и сам в эту брехню верит, – огрызнулся Шихта. – Не умею я и никогда не делал этого.

– И я не делал, но надо, – промолвил Петр и, набрав полную грудь воздуха, припал к холодным губам девушки, выдохнув в нее набранный воздух. После третьей попытки девушка приоткрыла глаза, а после четвертого, одними губами спросила:

– Что со мной?

– Ничего, все до свадьбы заживет, – попытался пошутить Петя, улыбнувшись. – Правда Сонча?

– Да, – ответила та, и опять впала в забытье.

Пришла скорая, и суровые от свалившейся на них тяжелой работы, санитары и врачи забрали девушку в больницу.

– Куда вы ее везете? – спросил, закрывая дверцы машины, Марс.

– В травму больницы Калинина, – ответила женщина фельдшер, делавшая Соне противошоковый укол.

– Это что она? Шихтина любовь? – спросил подошедший к ребятам Правда.

– Да, она, – ответил Петя, а он ей искусственное дыхание делать не захотел, слабак, пришлось мне.

– Такое бывает только в книжках, – произнес Правда. – В жизни никогда.

– Выстрелило же у тебя тогда негодное противотанковое ружье. Я бы тоже не поверил, если бы не видел горящий вертолет. И вот и единственную знакомую дончанку, с которой мы познакомились на море, отрыли из-под завалов буквально у порога своей располаги. Фантастика!

Потоптавшись у распахнутых ворот дома Сони, Макс спросил у стоявшей рядом соседки:

– У вас телефон Сониного отца есть?

– Да, конечно, Вадик оставил и сказал звонить. Он у меня постоянно на подзарядку включен, но деньги кончились.

– Несите, с моего позвоним, – распорядился Марс.

Тетка уже вполне пришедшая в себя, принесла телефон. Марс, набрал нужный номер и сунул трубку соседке, которая тут же заплакала в трубку:

– Ой, Вадик, ой, горе…

Петр, решительно забрав у тетки трубку, четко передал скорбную информацию:

– С вами говорит Петр, ваш знакомый из Питера. Ваш дом в Донецке обстрелян. Соня жива, она в травме больницы Калинина, а дедушка погиб. Разбита стеклянная стена, так что дом, по сути, открыт. Ворота целы. Что делать?

После некоторой паузы, в трубке глухо зазвучал голос Вадима:

– Что с Соней?

– Ее придавило частью рухнувшей стены, видимых повреждений нет, она приходила в сознание, потом опять провалилась. Ее забрала скорая. Дед мертвый, его забрали в морг.

– Понятно. Закройте ворота, и попросите соседку присмотреть. Мы с женой далеко, но через сутки будем. Сейчас буду звонить друзьям, они помогут. С чьего телефона ты звонишь?

– Со своего, – ответил Петя.

– Будем на связи, – ответил Вадим и в трубке зазвучали короткие гудки.

Марс и Шихта, оставив соседку Веру в карауле на ее участке отправились дальше искать выживших после обстрела. Через две усадьбы, только слегка, посеченных осколками, стояла сильно разрушенная хата со снесенной крышей и проваленной фасадной стеной. Во дворе дома рядком лежали погибшие обитатели, по всей видимости, бабушка, мать и девочка лет одиннадцать. Над ними, стоя на коленях, склонился дед и не по-мужски раскачиваясь, выл. Завидев ребят, он с большим трудом поднялся с колен и, схватив лежавшие на земле грабли, замахнулся на них. Правда, подняв руку, принял удар черенка грабель на себя и, а другой рукой вырвал их у деда.

– Уходите ироды! Убийцы! Всех вас порешу, зачем вы сюда пришли? Кто вы такие? Что вам надо? Без вас тихо было, а пришли и все погибло. С кем я теперь останусь? Нет моих девчат, все тут лежат родненькие, красавицы мои. Вы мне их воскресите? Нет, тогда зачем пришли, пошли вон отсюда, – бился в истерике дед.

Шихта схватил его в охапку и крепко прижал к себе, что-то нашептывая деду в большое поросшее волосами ухо. Постепенно дед затих и жалобно заплакал, сглатывая слезы. Спасать в этом дворе было уже некого. Зато в соседнем пришлось долго откапывать крышку подвала, которую завалило рухнувшей стеной и доставать оттуда перепуганных, но живых жильцов: пожилую женщину с дочкой и двумя внуками.

– Спасибо вам, спасибо, причитала бабушка и, пыталась поцеловать руки ребят. – Вы наши спасители, мы уж думали там и погибнем. Спасибо! Я-то что, я свое прожила, а вот детки, – заливалась она слезами, прижимая к себе дочку и детишек.

– Ну, вот, одни проклинают, другие благодарят, – ворчал Правда, переходя от одного дома к другому, от одной беды к другой.

– А сам бы что делал? Так же бы выл и проклинал. Люди то тут ни при чем, за что их убивают? – произнес Марс и включил зазвонивший мобильник.

– Это Вадим, – прозвучал хриплый голос в трубке. – Не могу никого найти из своих друзей и сослуживцев, видимо все в бегах, так что вся надежда не тебя. У тебя деньги есть?

– Есть двести гривен, – честно ответил Петр.

– Так, это не деньги. Ты далеко от нашего дома? Рядом? Тогда заходи в дом, найди мой кабинет – первая комната слева наверху, в письменном столе лежит тысяча баксов заначки для деда. Бери их поезжай в больницу, дашь главному врачу, чтобы сделал все, что можно. Я буду продолжать звонить друзьям. Веру – соседку попроси, чтобы закрыла ворота и присмотрела за домом до моего приезда. Все понял?

– Так точно, – ответил Петр. – Сделаю, не волнуйтесь.

Деньги нашел, ворота закрыли, Веру в караул поставил, оставалось только отпроситься у Мулата съездить в город.

– Разрешите нам с Шихтой съездить в больницу, проведать его невесту, – обратился Марс к Мулату.

– Ничего себе, у тебя уже и невеста есть? – удивился Мулат, глядя на понурую смущенную фигуру Шихты.

– А почему нет? – бойко ответил за парня Марс. – Она донецкая, он мариупольский, встретились на море, полюбили друг друга. Сейчас мы отрыли ее в разбомбленном доме. Надо присмотреть, чтобы врачи не напортачили. Передачу отвезти.

– А что он один не едет, а с тобой?

– Скромный он парень, не сумеет договориться, я должен ему помочь. К тому же вы сами говорите, кругом бродят диверсионные группы, надо по двое ходить.

– Так, – почесал затылок Мулат. – Сейчас затишье. Все дома вроде обошли, раненных вывезли, можно вас и отпустить. Если нашу медицину не проконтролировать – загубят девку. Езжайте. Только одна нога там, другая здесь! Возможно, укры к вечеру начнут наступление.

Ребята добрались до больницы на машине скорой помощи, упросив водителя взять их собой. Они долго искали отделение, куда положили Соню. Нашли ее в коридоре переполненного травматологического отделения – скромного четырехэтажного здания, стоящего в центре территории больницы Калинина. Соня спала, тихо посапывая.

Петр в грязной камуфляжной форме с автоматом в руках, буквально ворвался в кабинет врача, и, понимая, что надо действовать решительно и нахраписто, с порога заявил:

– Почему держите в коридоре невесту защитника Новороссии? Кто вам да такое право? Немедленно переведите ее в палату и займитесь лечением! Головой отвечаете за девушку. Я хорошо все объяснил?

– Хорошо, – ответил главврач – пожилой еврей с седой кудрявой шевелюрой, но куда я ее положу, все палаты переполнены?

– Я не знаю куда, хоть себе в кабинет, а, чтобы легче было искать помещение, вот вам благотворительная помощь на работу вашего отделения, протянул парень конверт с деньгами. Завтра явится ее отец – известный донецкий бизнесмен, он обсудит с вами все детали лечения.

– Значит вы ее жених-? – ухмыльнулся врач.

– Нет не я, – помотал головой Марс, – жених стоит в коридоре, его слегка контузило и волноваться ему нельзя, – для большей убедительности приврал он.

– У вас в России все такие нахальные, как вы, молодой человек? – спросил скрывая улыбку врач.

– Ну, вот невозможно рот открыть, сразу говорят из России, – смутился Петр. – Да я оттуда, но теперь я боец армии Новороссии. Доброволец.

Врач оказался понятливым и Соню тут же перевели в комнату для ВИП-персон. Вторая койка была занята женой такой персоны. Она, по сути, лечилась амбулаторно, а сюда приходила только на процедуры. Когда кровать с лежащей девушкой закатили в палату, Соня вдруг открыла глаза и отчетливо произнесла:

– Я уже на Марсе?

– Нет, ты еще на Земле, но става богу не в ней, – в тон ей ответил Петр. – Твои укры пытались тебя запустить на небо, чтобы изучала там санскрит, но мы с Шихтой не дали.

– Кто такой Шихта?

– Ты, не знаешь? Это твой жених, Толян, которого ты подушкой била. Иди сюда, женишок, – подтолкнул Петя упирающегося Шихту к койке. – Выздоравливай, свадьбу справим.

– Ты все шутишь, – едва прошелестела девушка и снова провалилась в забытье.

– Молодые люди, покиньте помещение. Сейчас девушку будет осматривать врач. – приказала строгая медсестра.

Осмотр длился долго, а может быть, так только показалось, переживавшим за девчонку приятелями, но наконец-то врач вышел из палаты и сообщил диагноз:

– Сильное сотрясение мозга, ушибы внутренних органов, перелом руки и трех ребер, сдавливание конечностей, хорошо врачи скорой жгуты наложили, иначе инсульта было бы не избежать. Одним словом, состояние тяжелое, никаких прогнозов, но будем делать все возможное, чтобы спасти вашу невесту, – повернулся врач к зардевшемуся Толяну, – может быть еще на свадьбе спляшем, а пока ждать. Опыт вытаскивания с того света попавших под завалы шахтеров в нашем отделении есть, так что будем надеяться на хороший исход.

– Доктор, а какова вероятность полного выздоровления? – неожиданно осипшим голосом спросил Петр.

– Я сказал никаких прогнозов, тем более ожидания полного выздоровления. Выжить бы вашей подружке, и на том спасибо, – жестко ответил доктор и скрылся в ординаторской.

– Как это, «выжить»? – вдруг разволновался Шихта. – Она же молодая, выживет, я это точно знаю, братка убили из автомата, а Соньку просто придавило. Должна жить! Разговаривала с нами… Как это, «выжить»? – сказал он и отвернулся, скрывая сдерживаемые весь день слезы.

Петр и сам чувствовал, что и ему хочется зарыдать от пережитых за день стрессов, от волнений за жизнь всех спасенных и тех, кого спасти не удалось и, конечно же, за жизнь этой отчаянной девчонки, которая совсем недавно, сверкая своими стройными ножками, скользила по азовской воде. От тяжелых раздумий его отвлек телефонный звонок:

– Что с Соней? – прозвучал голос Вадима.

– В больнице, только что осмотрел врач. Сказал, что много проблем, переломы, гематомы, но все должно наладиться, как можно спокойнее ответил он, – сейчас я трубку врачу передам.

– Надеюсь, он не скажет отцу, что она может и не выжить, – буркнул Марс, опускаясь на стоящую в коридоре обитую дерматином кушетку, на которой сидел приятель. – Вот интересно, зачем она сюда прикатила? Сидела бы на берегу моря и спрутов хавала, нет, чумовая, сюда под бомбы припхнулась, как она сама выражается.

Этот же вопрос ему задал Вадим, когда доктор вернул ему трубку.

– Откуда я знаю, зачем? – резко ответил Марс, мы с Толяном ни разу ее не видели после отъезда из Мариуполя. Сами удивляемся, что ей здесь было надо?

– Поехали, мы уже Соньче не помощники, – повернулся Макс к товарищу, выключив телефон. – Сами за дочуркой не смотрят, а меня спрашивают, чего она сюда прикатила?

Возвращались в располагу злые и голодные, не решившись даже перекусить в городе. Долго ждали троллейбус, переминаясь с ноги на ногу на остановке.

– Уже сегодня центр бомбили. Чуть в здание СБУ не угодили, – услыхали ребята разговоры среди стоявших на остановке пассажиров. – Понятно, когда обстреливают Киевский район возле Аэропорта, там ополчение сидит, а центр чего бомбить? Даже в парк Шевченко снаряд залетел, чуть детишек не поубивало. Наши дуры – мамы все продолжают деток на улицах прогуливать. Никак не поймут, что война в городе, – с раздражением сказал молодой мужик в белой футболке.