Цветок на лезвии катаны. Книга 2. Эпоха Тэнмэй

Камэ тихо вздохнула, но переубеждать её не стала. Наоки никогда не умела слушать чужие советы, все жизненные уроки она получала, набивая шишки. И иногда эти уроки были более чем жестокими.

– Как знаете, госпожа. Не мне вас учить, – мягко признала служанка.

Наоки удовлетворённо кивнула и поставила на поднос пустую плошку из-под бульона. Камэ ждала, что следом девушка примется за сладости, которые она с такой любовью приготовила ранним утром, но Наоки отодвинула от себя поднос. На красивом лице отобразилась печаль.

– Ты думаешь, дядюшка и правда не примет меня назад, если я не приживусь в этом доме? – тихо вымолвила она, подтянув колени к груди. – Я не хочу возвращаться в весёлый квартал.

Сердце служанки отозвалось болью. И как такая шумная, непокорная и вредная девчонка умудряется оставаться такой ранимой?

– Зачем же думать о подобном? – махнула рукой Камэ и Наоки посмотрела на неё затравленным взглядом. – Всё будет хорошо. Пройдёт немного времени и вы станете здесь своей. Никто вас не прогонит.

Наоки с сомнением пожала плечами, но продолжать разговор не стала. Она не любила показывать свою уязвимость.

– Давайте-ка так. Я сейчас помогу вам надеть красивое кимоно, приведу в порядок ваши волосы, а затем вы пойдёте провожать меня и Комацу-сама? – предложила Камэ с улыбкой.

– А тебе обязательно уезжать? Дядюшка не может оставить тебя со мной? – нахмурилась Наоки.

– Увы, госпожа. Вы же знаете своего дядю. Он без меня как без рук.

– Да он и с тобой безрукий, – фыркнула девушка, но с футона всё же встала. – Хорошо. Помоги мне собраться и я провожу тебя. Хотя знай, что я не рада твоему отъезду.

Немолодая женщина глухо посмеялась и поднялась с пола вслед за Наоки. Подготовка юной девушки к выходу не заняла много времени. Меньше, чем за полчаса Камэ помогла Наоки облачиться в выглаженное кимоно из ткани цвета персика. Волосы у лица девушки она заколола несколькими янтарными заколками, а остальным позволила струиться по спине каштановой волной. Как ни странно, в этот раз Наоки молчала, позволяя Камэ делать то, что она умеет лучше всего – заботиться.

– По-твоему, я красивее этой Юи? – спросила девушка, когда приготовления были закончены. Стоя у зеркала, Наоки придирчиво осматривала свою фигуру, волосы и кожу, которая была бледнее обычного.

– Ох, госпожа. Вам так важно быть красивее кого-то? – проворчала Камэ, качая головой. Она не желала сравнивать двух девушек, которые были одинаково дороги её сердцу.

– Конечно, как иначе? Мужчины бросают мир к ногам женщин, чья красота исключительна, – заявила Наоки и принялась подкрашивать губы алой краской. – А мне бы хотелось, чтобы кое-кто бросил мир к моим ногам.

Камэ не удержалась и тяжко вздохнула. Эта девчонка просто неисправима.

– Если вы про старшего господина Асакуру, то бросьте эти игры, прошу вас. Не думаю, что он любит госпожу Юи только за красоту.

– А, значит, признаёшь, что я красивее? – широко улыбнулась Наоки, засияв в то же мгновение. – Не нервничай. Плевать я на этого мерзавца хотела. У меня свой муж есть. Вот только придётся постараться, чтобы сделать из этого тюфяка настоящего мужчину.

Служанка с облегчением выдохнула. Слава богам, одумалась.

– В таком случае, для господина Иошито вы точно будете самой прекрасной, – заверила Камэ девушку, отчего та гордо вздёрнула носик.

Воодушевлённая этими словами, Наоки направилась на выход. Служанка засеменила следом, боясь даже представлять, что будет вскоре твориться в этом доме. Пройдя почти весь дом, Камэ и Наоки остановились в нескольких метрах от выхода, завидев впереди две фигуры. Хозяин дома, облачённый в чёрно-золотые доспехи, вышагивал по коридору и то и дело оглядывался на девушку, которая не поспевала за его торопливым шагом.

Камэ услышала, как Наоки презрительно усмехнулась, а затем, к ужасу служанки, понеслась вперёд, чтобы догнать пару. Запричитав про себя, женщина попробовала было ускориться, чтобы удержать непокорную девчонку, но в итоге только устала.

– Эй, вы! Я к вам обращаюсь! – воскликнула Наоки и голос её отразился от стен поместья.

С бешено бьющимся сердцем Камэ наблюдала за тем, как Асакура Кэтсеро резко остановился, а затем оглянулся, чтобы смерить девчушку неверящим взглядом. Камэ могла поспорить, что за всю жизнь его ещё никто так не окликал. Юи же, застывшая рядом с мужем, тоже с недоумением посмотрела на Наоки, которая успела их нагнать.

– Хотите полюбоваться на синяки, которые вы мне оставили? – бушевала тем временем девушка. Встав в шаге от Асакуры, Наоки перекинула через плечи волосы и указала на свою шею. – Смотрите! У меня вся кожа синяя из-за вас. Разве можно так обращаться с девушками?

Остановившись в нескольких шагах от троицы, Камэ прикрыла лицо ладонью, боясь смотреть на происходящее безумие. Если так пойдёт и дальше, Наоки и недели не проживёт в этом доме.

– Что смотрите? Сказать ничего не хотите? – топнула ногой племянница сёгуна, требуя ответа от мужчины, выражение лица которого менялось каждую секунду.

– Хочу, – произнёс наконец Кэтсеро, делая шаг к пылающей от негодования Наоки. – Надо было сжимать ещё крепче.

Асакура протянул было руку, чтобы ухватить невестку за горло, однако в последнюю секунду его предплечье накрыла ладонь Юи. Камэ увидела, как Такаяма посмотрела на мужа с мольбой и покачала головой. Мужчина бросил на жену недовольный взгляд и фыркнул, но от Наоки отступил.

– Кончай верещать. Ведёшь себя как торгашка, – процедил молодой даймё, обращаясь к невестке, которая стояла, скрестив на груди руки.

– Торгашка-не торгашка, но уродовать меня вы не имеете права! – вздёрнула подбородок Наоки. – Я жду извинений.

Кэтсеро громко хохотнул, после чего смерил невестку насмешливым взглядом:

– Не хватало ещё перед дешёвой юдзё извиняться. Радуйся, что из дома не вышвырнул.

Пытаясь хоть как-то предотвратить надвигающуюся катастрофу, Камэ отмерла и подошла к Асакуре, чтобы склонить перед ним голову.

– Асакура-сама, простите её, Наоки-сан очень расстроена. Сама не понимает, что говорит, – залепетала перед мужчиной служанка.

Кэтсеро перевёл взгляд на женщину и нахмурился:

– Не лезь, куда не просят.

– Не смей извиняться за меня, – в тон ему произнесла Наоки, сузив лисьи глаза.

Стоявшая рядом с ними Юи спрятала раскрасневшееся от волнения лицо в ладонях. Камэ приметила, что Асакура, заметив реакцию жены, выпрямился на месте и кашлянул, пытаясь удержать себя в руках.

– Осталось не так много времени до отъезда. Стоит ли тратить его на споры? – примирительно проговорила Камэ, пытаясь приобнять Наоки, чтобы отвести её от Кэтсеро.

Девушка, впрочем, цокнула и скинула руки служанки, не желая делать и шагу назад.

– Наоки-сан, идите лучше, попрощайтесь с дядей. Комацу-сама ждёт непростая дорога, подбодрите его добрыми пожеланиями, – мягко попросила Камэ.

Юи, заслышав её заботливый голос, слабо улыбнулась.

– Нужны ему мои пожелания. Можно подумать, ему на меня не плевать, – хмыкнула Наоки, но всё же послушалась.

Бросив на Асакуру последний разобиженный взгляд, девушка быстрым шагом направилась к распахнутым дверям, за которыми царила суета. Кэтсеро в долгу не остался: он проводил её ворчанием и горящими от гнева глазами.

– Мелкая дрянь. Свернуть бы ей шею и дело с концом, – сказал мужчина таким ледяным голосом, что мог замёрзнуть ад.

– Не говорите так, – Юи нежно коснулась пальцами его доспехов, пытаясь успокоить. – Думаю, Камэ-сан права. Наоки не понимает, что говорит. Не стоит обижаться на неё.

Асакура в очередной раз усмехнулся и принялся поправлять наручи от доспехов:

– Я не обижаюсь. Я просто хочу её убить. Пусть радуется, что я уезжаю, иначе вечером её бы уже в живых не было.

Такаяма удручённо поджала губы, а затем посмотрела на Камэ виноватым взглядом. Служанка подумала о том, что ей, должно быть, стало неудобно за грубость мужа.

– Пойдём скорее. Не хватало ещё, чтобы Комацу отправил своих пронырливых ищеек за мной, – Кэтсеро потянул жену за локоть, но девушка не повиновалась.

– Дайте мне несколько минут, пожалуйста, – попросила она, глядя на мужчину с мольбой в медовых глазах. – Я хочу поговорить с Камэ-сан. Всего пять минут.

Асакура цокнул и стрельнул взглядом в прислугу, которая поспешила опустить глаза в пол и поклониться. Он явно был недоволен этой просьбой, однако Камэ предчувствовала, что упрямиться молодой даймё не станет. Слишком уж он привык потакать желаниям Юи.

– Пять минут, не дольше. Задержишься – уеду, не попрощавшись, – предупредил Кэтсеро, выставив перед собой палец.

Он отчаянно пытался казаться строгим и Такаяма это считывала на раз, потому что вместо обиды она ответила ему широкой улыбкой:

– Не волнуйтесь, я успею. Я же не хочу, чтобы вы потом месяцами печалились, что не попрощались со мной.

Юи поддела его так деликатно, так очаровательно, что Асакура поджал губы, пытаясь сдержать смешок. И всё же Камэ разглядела, как уголки его глаз чуть приподнялись.

– Главное, чтобы ты потом не плакалась мне в письмах, как тебе жаль, – ответил ей мужчина и, бросив короткий взгляд на прислугу, развернулся на месте.

Наблюдая за тем, как Кэтсеро удаляется от женщин уверенным шагом, Камэ с облегчением выдохнула. Пусть он и был добр с женой, но всем остальным продолжал внушать ужас, как и два года назад.

– Как же приятно видеть, что ваши отношения с Асакурой-сама всё такие же прочные, – вежливо проговорила Камэ, поворачиваясь к Юи.

Девушка засияла и кивнула. Глядя на неё, такую свежую и улыбчивую, служанка ощутила, как с души упал камень. Она так переживала за эту девочку все два года. Гадала, как поживает та, что стала для неё почти дочерью.

– Да, всё хорошо. Иногда бывает сложно, но… Такой уж он человек, – Такаяма смущенно пожала плечами и огляделась. Мимо изредка пробегали слуги. – Расскажите лучше, как вы. Мне так грустно, что мы почти не смогли пообщаться в этот раз. Да и письма, которые я вам отправляла… Вы ни на одно не ответили.

Сердце Камэ сжалось, когда она услышала лёгкую обиду в голосе девушки. Юи обняла себя за плечи и нахмурилась. Не зная, как себя оправдать, женщина тяжело вздохнула.

– Простите, Юи-сан. Мне совестно перед вами, но иначе было нельзя. Комацу-сама очень ревниво относится ко всему, что принадлежит ему. Будь то вещи или люди, – говорила Камэ, сжимая мозолистыми пальцами ткань своего серого одеяния. – Я получала каждое ваше письмо, но отвечать на них не могла. Комацу-сама запретил делиться с вами даже мельчайшими подробностями нашей жизни в столице.

С сожалением она увидела, как Юи вмиг погрустнела. Её плечи опустились, а в ранее блестящих от радости глазах проснулась тревога.

– Неужели не могли даже весточку отправить? Ни разу? Я не знала, живы ли вы, здоровы ли… – Такаяма окинула взглядом осунувшееся лицо женщины. – Вы нездоровы, да?

Камэ спешно спрятала за спиной руки, кожа на которых давно уже стала тонкой и серой. Зря она надеялась на то, что Юи не заметит, как сильно она сдала за эти два года.

– Что вы, госпожа, со мной всё в порядке, – солгала служанка, стараясь не глядеть в глаза Такаямы. Меньше всего ей хотелось расстраивать её ещё сильнее. – Всего лишь приболела перед отъездом в ваш дом, да и дорога сюда не была лёгкой. Немного исхудала, но это ерунда. Отдохну и приду в себя.

Юи не поверила в услышанное. Камэ поняла это по бровям, что сдвинулись ещё сильнее, по взгляду исподлобья, что бросила на неё девушка.

– Если вас изнуряет Комацу-сан, так и скажите, – вымолвила Юи и подступилась к женщине, чтобы дотронуться до её плеч. – Вы не обязаны жизнью жертвовать ради его удобства.

– Боюсь, госпожа, вы не так поняли, – грустно улыбнулась Камэ и взяла руки девушки в свои. – Сколько бы мне ни было отведено времени, я всё это время буду служить господину Комацу. Это не его приказ. Это мой выбор.

Такаяма непонимающе захлопала глазами. Длинные ресницы, обрамляющие медовый взгляд, затрепетали, а пальцы девушки с силой стиснули ссохшиеся запястья служанки. Она не могла понять её. И слава всем богам, что понимание подобного было ей недоступно. Это значило, что её жизнь не искалечена осознанием собственного бессилия.

– Не печальтесь из-за меня. Не стою я того. Просто будьте счастливы, – Камэ протянула руку и коснулась ладонью щеки Юи. Она ощутила, как горячие слёзы юной девушки коснулись её прохладной кожи. – Я так обрадовалась, увидев вас в день свадьбы. Вы такая красивая, такая искренняя, такая тёплая. Вы всё та же, что и два года назад, даже прекраснее. Я боялась, что вы превратитесь в призрака рядом с Асакурой-сама. Боялась, что он подавит вас, сломает. Но теперь я вижу, что переживала зря. Вы расцвели ещё сильнее.

Юи громко всхлипнула и закрыла глаза, изо всех сил пытаясь сдержать слёзы. Однако те уже полились бесконечным потоком по её щекам и шее, и Камэ не смогла сдержаться: не обращая внимания на оглядывающихся людей в коридоре, женщина крепко обняла хозяйку дома. Все светлые чувства, которыми доселе был пропитан момент их встречи, внезапно стали скорбными.

– Госпожа, всё в порядке? Вам нужна помощь? – спрашивали пробегающие мимо слуги, которые не могли проигнорировать столь горькие слёзы их госпожи.

Юи вынырнула из объятий Камэ и торопливо покачала головой. Стало ли ей жаль, что она потревожила их, или же девушка испугалась, что её плач привлечёт внимание Кэтсеро, которому могли обо всём доложить, служанка не знала. Но Такаяма принялась вытирать щёки и покрасневшие глаза рукавами шёлкового одеяния, отчего на ткани оставались тёмные следы.

– Простите, я немного расчувствовалась, – объяснила Юи служанкам, что уже начали толпиться вокруг неё. – Сегодня тяжёлый день. Не переживайте за меня, идите во двор. Нужно убедиться, что у Асакуры-сан всё готово к отъезду. Я тоже скоро приду.

Она стала настоящей госпожой. Хозяйкой. Взрослой девушкой, чьё сердце не утратило нежности. Камэ была по-настоящему горда стоять рядом с ней. Такую гордость, вспомнила женщина, она испытывала раньше лишь рядом с женой Комацу Сэйджи. Мэйко.

Слуги схлынули во двор, а Юи сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться.

– Боюсь, если мы задержимся здесь, Кэтсеро меня силком потащит к воротам, – попыталась пошутить девушка, но голос её в конце концов дрогнул. – Честно говоря, я хотела, чтобы вы остались здесь, с нами, однако теперь понимаю, что это невозможно. Раз так, то примите хотя бы это.

Девушка вытащила из рукава сложенное письмо и нечто, слабо блеснувшее в дневном свете. Камэ протянула руку и Юи положила ей на ладонь янтарный кулон. Женщина уже видела его раньше. Этот кулон, знала служанка, был подарком Асакуры, но Такаяма, судя по всему, отдавала его без каких-либо сожалений.

– Возьмите его. Это мой подарок вам, – мягко сказала она, а затем вручила женщине письмо. – А здесь немного ободряющих слов. Когда вам будет грустно или плохо, перечитывайте это письмо. Можете не отвечать на него, это необязательно.

Сказав это, Юи поклонилась Камэ, после чего отступила на пару шагов в сторону крыльца:

– Давайте я вас провожу. Не хочу всё заканчивать на такой печальной ноте.

С болью в сердце женщина поначалу наблюдала за тем, как отдаляется силуэт девушки, а затем двинулась за ней. Как только Такаяма ступила на крыльцо, прохладный ветер подхватил её распущенные волосы, а сама Юи принялась оглядываться в поисках мужа. Камэ остановилась рядом с девушкой и тоже начала осматриваться. Она искала своего господина, который уже давно стал её единоличным владельцем.

Комацу Сэйджи стоял возле коня, дожидаясь, пока конюхи всё подготовят, и с горделивым видом глядел на снующих мимо людей. Камэ могла поспорить, что своей надменностью сёгун пытался замаскировать страх и неуверенность перед долгим путешествием домой. Вдохнув холодный воздух, женщина глухо закашлялась и приложила ладонь к губам, стараясь не потревожить Юи.

Девушка, впрочем, ничего не заметила: всё её внимание было направлено на Асакуру и их маленького сына. Маленький мальчик сидел на отцовском коне и заливисто смеялся, хлопая ладошками по седлу. Камэ наклонила голову в сторону, наблюдая, как Кэтсеро стоит на земле и осторожно придерживает малыша.

– Кичи так подрос. Даже не знаю, на кого он больше похож, – решилась наконец вымолвить Камэ и Юи слабо улыбнулась. – Думаю, он вырастет таким же добрым, как вы, и таким же решительным, как Асакура-сама.

– Надеюсь, так и будет. Хотя мне вот все говорят, что доброта – это порок, – ответила девушка, смущённо убирая за ухо прядь волос, с которой игрался ветер.

– Ничего они не понимают. Доброта – это достоинство. То, чего в наше непростое время лишены почти все, – служанка обняла себя за плечи, ощутив ледяной воздух. Лишь бы не разболеться ещё сильнее в дороге. – Не стыдитесь своей доброты. Она способна исцелить даже самые искалеченные души.

Камэ вновь посмотрела на Кэтсеро. Тот, широко улыбаясь, снял сына с коня и крепко обнял. Так, словно прощался с ним на всю жизнь. Мальчик же не понимал, насколько долгая разлука им предстоит, а потому продолжал тянуть руки к гнедому коню, требуя вернуть его в седло.

– Так, значит, он решил не брать тебя с собой, – позади женщин раздался недовольный мужской голос.

Юи и Камэ обернулись одновременно. Из глубины коридора на свет вышел Иошито. Не выспавшийся, взъерошенный и помятый. Он не обратил никакого внимания на прислугу, которая спешно склонила перед ним голову. Вместо этого он встал рядом с невесткой и сложил руки на груди, сверля взглядом старшего брата. Кэтсеро с трудом убедил Кичиро оторваться от коня и повёл его назад к крыльцу.

– Мы сочли, что будет лучше, если Асакура-сан отправится в столицу один, – ответила Юи, скромно улыбнувшись парню. Иошито с сомнением хмыкнул.

– Для него-то точно лучше, сможет теперь отвести душу там, – нисколько не заботясь о чувствах девушки, заявил Асакура-младший. – Займётся своим любимым делом: будет всех изводить и наседать.

Такаяма еле слышно вздохнула и посмотрела на Иошито с укоризной. Камэ же старательно делала вид, что ничего не слышала, однако про себя подумала о том, что раскол между братьями не сулит ничего хорошего. Асакура-старший, тем временем, неторопливо поднимался на крыльцо. Кичи, которого он держал за руку, так и норовил выскользнуть из хватки отца и побежать обратно к лошадям.

– Хочу к лошадке! – канючил малыш, но Кэтсеро не обращал внимания на капризы ребёнка.

Юи подлетела к мужу и сыну, стоило им подняться на верхнюю ступень. Опустившись рядом с мальчиком, девушка погладила его по растрёпанным волосам:

– Кичи, а хочешь рисовые пирожки? Мэй-сан приготовила их специально для тебя. Проводим папу и пойдём их пробовать, что скажешь?

Камэ не удержалась от широкой улыбки. Юи разговаривала с малышом так нежно и при этом задорно, что тот отвлёкся от лошадей и посмотрел на маму. В детских глазах зажёгся уже другой огонёк. Кэтсеро тоже криво улыбнулся, услышав, как ловко девушка переключила внимание сына. Единственным, кто стоял на крыльце и хмурился, был Иошито.

– Я хочу сейчас пирожки! Пойдём сейчас! – воскликнул Кичи и рванул было вперёд, но Асакура-старший мягко сжал его руку.

– Эй, а меня провожать не собираешься? Отца за рисовые пирожки продать готов? – изобразил обиду мужчина и опустился рядом с сыном.

Кичиро непонимающе захлопал глазами, после чего перевёл взгляд с отца на маму. Юи еле сдерживала смех.

– Но ты ведь скоро вернёшься, – пролепетал малыш, в больших глазах которого виднелось искреннее недоумение. – Вернёшься же? Завтра?

Кэтсеро скривил губы и покачал головой:

– Нет, Кичиро, завтра я не вернусь. Мне придётся уехать на подольше. Так что я буду рад, если ты меня проводишь.

Нижняя губа ребёнка жалобно задрожала и мальчик вновь посмотрел на маму. Камэ приметила, как на глазах Кичи проступили слёзы.

– А когда ты вернёшься? – спросил он дрожащим голосом.

Асакура-старший поджал губы и поправил одеяние мальчика: утеплённое кимоно и хаори совсем измялись после игр на улице.

– Пока не знаю, но я постараюсь вернуться поскорее. А до тех пор слушайся маму, договорились?

Служанка, которая стала для всех совершенно невидимой, с грустью наблюдала, как Кэтсеро приобнял малыша, уже готовившегося расплакаться. С замиранием сердца Камэ смотрела, как этот строгий и обычно несгибаемый мужчина наклонился к уху сына и принялся что-то ему нашёптывать. Юи, опустившаяся почти на колени рядом с ними, сжимала в руках маленькую ручку Кичи, пока отец его успокаивал.

– Понял меня? Будь молодцом и поддерживай тут порядок, – велел напоследок Асакура, поднимаясь с крыльца. Расстроенный Кичиро понуро кивнул, но хныкать перестал.

– Ты даже ребёнка не стесняешься продавливать, – подал голос Иошито, когда Кэтсеро встал напротив него. – Слава богам, что ты уезжаешь. Наконец-то все в доме смогут выдохнуть.

Асакура-старший холодно улыбнулся и приподнял бровь, оглядывая внешний вид брата.

– Я с нетерпением буду ждать от тебя отчёты о том, как прекрасно ты управляешь нашими землями, – ответил Кэтсеро, складывая руки на груди. – Уверен, за время моего отсутствия ты разрешишь все проблемы.

Младший брат мгновенно стушевался и отвёл взгляд, дав Асакура-старшему повод громко хмыкнуть. Не сказав Иошито более ни слова, мужчина вновь повернулся к Юи, которая стояла в ожидании.

– Снова плакала? – спросил Кэтсеро, приметив её слегка покрасневшие глаза и мокрые пятна на рукавах кимоно. – Надеюсь, из-за разлуки со мной?

Девушка поспешно спрятала руки за спину и закивала:

– Конечно. Я буду сильно по вам скучать. Вы только будьте осторожны в дороге и в столице, пожалуйста. И не забывайте писать мне. Хочу быть уверена, что у вас всё в порядке.

– Всё будет в порядке, – уверенно сказал мужчина, протянув руку, чтобы погладить жену по волосам, разметавшимся от ветра. – Присматривай тут за всеми, особенно за ним.

Кэтсеро указал на брата, который тут же закатил глаза от цокнул.

– Она мне не нянька, – возмутился Иошито. – Кто бы за ней присмотрел.

Асакура-старший проигнорировал обиженный выпад брата, но Юи насупилась.

– За ней присмотришь ты. Запомни: ты отвечаешь за жизнь каждого, кто здесь живёт, – Кэтсеро сказал это, не оглянувшись на парня. – Облажаешься – три шкуры с тебя спущу. Даже за бесполезную служанку.

В кои-то веки Иошито промолчал. Вместо ответа он вздохнул и перевёл взгляд на двор. Туда, где уже отпирали ворота, а вся свита Комацу рассаживалась по коням и паланкинам. Посреди толпы виднелась и фигура Наоки, при виде которой Асакура-младший вмиг покраснел и отступил на добрых два метра.

– Если Иошито будет упрямиться, обращайся к Фудзиваре. Он поможет, – отдал последнее наставление Кэтсеро, после чего наклонился к жене, чтобы поцеловать её в лоб. – Пиши мне. Как можно чаще.

К огорчению Камэ, она вынуждена была сдвинуться с места вместе с молодым даймё. Комацу издалека уже сверлил немолодую женщину суровым взглядом, противиться которому она не решалась. Собрав волю в кулак, служанка сделала несколько шагов вперёд и остановилась возле Юи. Та уже выпустила руку Асакуры, позволяя ему отойти.

– Берегите себя, Юи-сан. И никогда не сомневайтесь в себе. Вы со всем справитесь, – промолвила Камэ, улыбнувшись. Обнять девушку на глазах у Кэтсеро, который и без того глядел на неё волком, она не решилась.

– Спасибо, Камэ-сан. Пожалуйста, заботьтесь о себе, – Юи не стала стесняться присутствия мужа и потянулась к служанке, чтобы взять её за руку. – Надеюсь, вы будете в полном здравии, когда мы встретимся вновь.

– Непременно, госпожа. Так и будет.

Подарив девушке и прильнувшему к ней малышу прощальную улыбку, Камэ с трудом выпустила руку Такаямы. В конце концов, отступив от них, она приметила сожаление на лице Асакуры. Впрочем, виднелось оно всего секунду: кивнув родным, мужчина торопливо спустился во двор и зашагал по истоптанному снегу к коням. Камэ засеменила следом, старательно не оглядываясь на оставшуюся позади Юи. Она была уверена, что девушка смотрит им в след со слезами на глазах.

Солнце начало пробиваться сквозь густые облака, а снегопад наконец прекратился. Прежде чем исчезнуть в недрах алого паланкина, Камэ бросила последний взгляд на Асакуру, который уже надел шлем и взобрался на гнедого коня. Он выглядел всё таким же решительным, но женщина чувствовала, что внутри него царила настоящая буря.

Не удержавшись, служанка посмотрела и на крыльцо. Юи махала уезжающим гостям и мужу, то и дело вытирая со щёк слёзы. Стоявший рядом с ней Иошито с опаской глядел на Наоки, которая спешно шла к ним. Племянница сёгуна двигалась уверенно, почти так же решительно, как и Асакура Кэтсеро, который пришпорил коня и двинулся к выходу.

Камэ не решалась зашторить паланкин и всё ждала, когда же непокорная девчушка обернётся, чтобы подарить ей последнюю дерзкую улыбку. Наоки сделала это в последний миг: когда прислуга отчаялась и почти опустила алую ткань паланкина, племянница сёгуна оглянулась. Широко улыбнувшись, Наоки помахала женщине, а в следующее мгновение закричала на весь двор: