Цветок на лезвии катаны. Книга 2. Эпоха Тэнмэй

Наоки хмыкнула, но спорить не решилась.

– Извините, Юи-сан, вынуждена откланяться. Кажется, Асакура-сан слегка смущается собственной щедрости, – недовольным тоном выговорила Наоки.

Сделав пару шагов, однако, девушка остановилась напротив Кёко, которая пряталась за спиной госпожи, и уставилась на неё с вызовом.

– А ты держись подальше от того, что принадлежит мне, – грубо сказала новоиспечённая жена и вздёрнула подбородок. – Иначе горько пожалеешь.

Кёко испуганно посмотрела на девушку и хотела было кивнуть, но Юи вновь выступила перед ней, защищая.

– Простите за грубость, но позвольте напомнить, что вам здесь ничего не принадлежит. Ни люди, ни вещи, – неожиданно резко отчеканила Такаяма. Кэтсеро приподнял брови от удивления. – Вы не смеете никому угрожать. А если продолжите, то горько пожалеете уже вы, Наоки-сан.

Хрупкая, нежная Юи внезапно для всех засияла такой уверенностью, что в коридоре на минуту повисла полная тишина. Наоки глядела на хозяйку дома с презрением, пока Асакура пытался рассмотреть признаки страха в позе жены. И они были: тонкие пальцы нервно стискивали ткань кимоно, а губы, хоть и были сжаты, но подрагивали. И всё же Кэтсеро был впечатлён такой решительностью Такаямы.

– Надо же, а вы стали более дерзкой, – Наоки первой нарушила молчание. – Уже не та несчастная глупышка, что плакала при любом удобном случае?

– Является ли дерзостью напоминание о том, что хозяйка в этом доме я, а не вы? – щёки Юи чуть порозовели, но не от стыда, а от захватившего её возмущения. – Я уже наслышана о том, что вы изводите служанок своими капризами. Если не перестанете так себя вести, и вовсе лишитесь прислуги. Будете всё делать самостоятельно.

– Какая страшная угроза. Я-то не белоручка, меня подобным не напугать, – пропела Наоки и сделала шаг к Юи. Кэтсеро вмиг отмер и двинулся к девушкам. – Вы просто-напросто распустили прислугу. Они работают спустя рукава и только и делают, что сплетничают. Если для вас подобное – норма, то я такого не потерплю. Они должны выполнять свою работу хорошо. Нет, идеально.

Ответить Такаяма не успела: едва она сделала вдох, чтобы осадить Наоки, как Асакура ухватил невестку за плечо и протащил её через половину коридора. Девушка особо не сопротивлялась и проследовала за хозяином дома, лишь однажды оглянувшись на застывшую посреди коридора Юи.

– Я неясно выразился? Пошла вон отсюда, – процедил молодой даймё, выпустив Наоки спустя несколько метров. – Не испытывай моё терпение.

– Я ничего такого не сказала. Всего лишь указала на ошибки вашей жены, – проворчала девушка, отряхивая смявшееся шёлковое одеяние. – Кто-то же должен это делать, раз вы ей всё спускаете.

Волна ярости нахлынула на Асакуру с такой силой, что он и сам не понял, как схватил невестку за горло и резко подтянул к себе. Наклонившись к лицу Наоки, которая вмиг побледнела, мужчина заговорил с ней ледяным тоном:

– Знаешь, что я с тобой сделаю, если ты будешь себя так вести? Сломаю тебе шею, а дядюшке твоему скажу, что ты доболталась. Он не удивится. Так что закрой свой поганый рот и убирайся с глаз моих долой. Посмеешь попасться мне на глаза – церемониться не буду, по стенке размажу.

Договорив, Кэтсеро выпустил девушку из грубой хватки и толкнул в сторону. Наоки влетела в стену, ударившись плечом.

– Учись вести себя в соответствии с твоим положением. Ты не правишь в моём доме, ты подчиняешься.

Уязвлённая девушка смерила его горящим взглядом, но на этот раз ничего не сказала. Шумно выдохнув от возмущения, она спешно отступила от мужчины и исчезла за поворотом. Звук её быстрых шагов эхом разлетелся по коридору.

Асакура выдохнул. И как он уедет, зная, что здесь, в его родном поместье, осталась такая змея? Эта дрянь способна посеять такой раздор, что неровен час – рухнет крыша дома.

Вспомнив про жену, что продолжала наблюдать за ним со стороны, Кэтсеро обернулся. Юи не сдвинулась с места, но теперь в её взгляде хотя бы не было обиды.

– Я уж было подумала, что вы поддались на её флирт, – вымолвила девушка, когда муж приблизился к ней с виноватой улыбкой.

– Было бы на что поддаваться. Детский лепет, а не флирт, – усмехнулся Асакура, остановившись в двух шагах от Такаямы и служанки, которая старалась быть незаметной.

– Вот как? – Юи распахнула глаза то ли от удивления, то ли от возмущения. – То есть, если бы я так же с кем-то ворковала, вы бы и всерьёз это не восприняли?

Кэтсеро недовольно поморщился:

– У меня и так настроение не очень. Не вынуждай меня думать об убийствах. Хватит и того, что я хочу прикончить эту мерзавку.

Заглянув за спину жены, он увидел, что Кёко едва заметно дрожала. Неужто и впрямь испугалась угроз?

– Советую тебе держаться подальше от Наоки. Не попадайся ей лишний раз, пока она не уяснит своё место, – обратился Асакура к служанке, вынудив ту поднять на него глаза.

– Почему Кёко должна подстраиваться под её настроение? – тут же нахмурилась Такаяма.

– Потому что она – прислуга, а Наоки – надоедливая дрянь, – отрезал мужчина и вновь взглянул на Кёко. Та покорно кивнула и поджала губы. – Если поняла, можешь идти.

Дважды просить не пришлось: служанка поклонилась хозяевам и торопливо зашагала по коридору. В противоположную от Наоки сторону.

Оставшись наедине с женой, Кэтсеро примерил довольную улыбку и сделал ещё шаг к девушке. Юи же не оттаяла: посмотрев на мужа исподлобья, она сложила на груди руки.

– И за какие заслуги вы собираетесь одаривать Наоки-сан? Чем она заслужила эту небывалую щедрость? – спросила она таким обиженным тоном, что Асакура улыбнулся ещё шире.

– Всего лишь небольшая сделка, чтобы она не трепалась Комацу о моих делах, – проговорил мужчина и протянул руку, чтобы коснуться пряди волос, которая вилась у самого лица Такаямы.

Девушка мгновенно смутилась от такого жеста, но отступать не стала.

– Значит, ей вы дарите ткани, золото и коня, а мне украшения бросаете под ноги? – хмуро выговорила Юи. – Похоже, к ней вы относитесь лучше, чем ко мне.

– Угомонись. Я и ей не собираюсь преподносить ничего на блюдечке, – Асакура негромко посмеялся. – Но если ты так ревнуешь, готов и тебя порадовать, чем скажешь.

При виде того, как девушка ещё сильнее залилась краской и опустила глаза в пол, Кэтсеро почувствовал, как что-то в груди ёкнуло. Что-то, о чём он забыл, утопая в амбициях и печали.

– Ничего я не ревную. Было бы к кому ревновать, – проворчала Юи, однако поднять глаза не решилась. – Хотя одно желание у меня всё же есть.

Молодой даймё заинтриговано приподнял брови. Наверняка попросит взять её в столицу. Так долго молчала, ходила вокруг да около и только теперь решилась спросить. Что ж, лучше поздно, чем никогда.

– Помогите мне спасти Камэ от Комацу-сан, – внезапно попросила Юи и посмотрела на мужа с мольбой. – Попросите его отпустить её или выкупите. Она погибнет, если останется с ним.

Такаяма сделала ещё полшага к мужу, не догадываясь, что от озвученной только что просьбы внутри Асакуры что-то оборвалось. Его надежды, которым он и сам не желал давать волю, вмиг рухнули.

– Вот, значит, что для тебя важно. Служанка, – произнёс Кэтсеро с прохладой. Жена захлопала глазами и кивнула, не заметив перемены в его настроении. – У тебя была возможность попросить меня о чём угодно, а ты попросила спасти служанку?

– Я бы не просила, если бы Камэ не была на пороге гибели. Комацу-сан изнуряет её своими приказами. Не замечает, что она больна и не может больше ему служить. Это зверство.

– С чего ты взяла, что она больна и не может выполнять свои обязанности? Она тебе сказала? – Асакура разочарованно выдохнул, ощущая, как внутри вновь поднимается волна обиды и гнева.

Юная девушка покачала головой:

– Если бы. Я так и не смогла с ней встретиться и поговорить. Комацу-сан не отпускает её ни на миг. Но вы же видели, в каком она состоянии. Как она исхудала и побледнела. Очевидно, что с ней что-то не так, вот только Комацу-сан на это наплевать. К тому же…

Кэтсеро поднял руку, веля Юи умолкнуть. Та осеклась, но глядеть на мужа с мольбой не перестала.

– Я не занимаюсь спасением всех больных и убогих, – строго сказал Асакура, горя внутри от негодования. – Хватит уже просить меня ввязываться в конфликты ради нищенок, которых ты жалеешь.

Всё полетело в тартарары. Настроение, надежды, желание приблизиться к жене и провести с ней последнюю ночь в родном доме. Всё, абсолютно всё осточертело вмиг, стоило Юи озвучить просьбу.

– Но Камэ же погибнет… – Такаяма попробовала было поспорить, однако в следующее мгновение Кэтсеро сорвался с места и зашагал по коридору прочь.

Изумлённая столь резким срывом, девушка застыла на месте. Однако стоило Асакуре пройти с десяток метров, как он услышал позади торопливые шажки. Не оборачиваясь, впрочем, на просьбы жены остановиться, мужчина пересёк добрую половину дома и остановился лишь у собственных покоев.

– Кэтсеро! – воскликнула в очередной раз Юи, когда он отворил сёдзи. – Я что-то не то сказала?

Асакура нехотя оглянулся на неё. В медовых глазах девушки виднелось искреннее непонимание. Она приблизилась к нему ещё на шаг и коснулась пальцами его плеча. От этого осторожного прикосновения сердце, к огорчению даймё, защемило ещё сильнее.

– Ты сказала ровно то, что хотела, – ответил он, глядя на неё снизу вверх. – Но не то, что я хотел бы услышать.

Слуги, которым надлежало подняться ни свет, ни заря, уже давно разбрелись по комнатам и уснули. Коридоры были пустынны, поэтому Кэтсеро решился приспустить маску, за которой он прятался уже несколько дней. Юи же захлопала ресницами в то время, как пальцы её крепче вцепились в рукав черного одеяния.

– Не то, что вы хотели бы услышать? – неуверенно повторила девушка, однако спустя секунду её взгляд просветлел. – О… вы надеялись, что я попрошу вас о другом…

Асакура кивнул. Он не решался заходить в покои, потому что не был уверен, чего хочет больше: закрыть перегородки перед лицом Такаямы или же пропустить её в комнату и закрыть их уже за ней.

– Я думал, ты будешь умолять, чтобы я взял тебя в столицу. Но ты обмолвилась об этом лишь однажды, а после затихла, – произнёс Кэтсеро негромким голосом, в котором слышались все его претензии. – Я дал тебе возможность попросить ещё раз, но ты об этом и не вспомнила. Ни вчера, ни сегодня. Завтра я уезжаю, едва солнце встанет, а тебя по-прежнему больше интересуют служанки, чем разлука со мной. Какого чёрта?

И если вначале он старался сохранять спокойствие, то в конце взорвался и уставился на жену озлобленным взглядом.

– Вы же отказались брать меня с собой. Зачем же мне просить об этом вновь? – в глазах Юи отразилось недоумение.

– И когда мой отказ тебя останавливал? Ты же привыкла без конца со мной спорить, – заметил Асакура, стискивая пальцами дверной косяк.

– Вы хотите, чтобы я поехала с вами в Эдо? – спросила Такаяма, приподнимая брови.

Кэтсеро пожал плечами:

– Возможно. Нет. Не знаю. Меня больше интересует, хочешь ли ты поехать со мной.

Юи прикусила нижнюю губу и виновато посмотрела вниз. Что ж, это было красноречивее любых слов. Вырвав руку из тонких пальцев, Асакура хотел было захлопнуть перегородку и оставить жену в коридоре, но в последний момент Такаяма вымолвила:

– Я хочу поехать в Эдо с вами. Но мне не нравится, что в таком случае мне придётся видеться с Комацу-сан и с Такаги-сан. Мне не нравится то место. Мне не нравятся люди, которые там обитают. Я не хочу оставаться наедине с ними, когда вы будете разъезжать по стране.

Девушка ухватилась двумя руками за руку мужа, который внимал каждому её слову.

– Если вы хотите, я поеду, даже спорить не буду. Потому что это лучше, чем долгие месяцы разлуки. Скажите это и я сразу же побегу собирать вещи.

Как только Юи договорила, воцарилась абсолютная тишина, которая не нарушалась ни звуком её дыхания, ни ветром, что до этого изредка сотрясал перегородки. Молодой даймё и сам еле слышно дышал: он прислушивался к себе, к своим мыслям и истинным желаниям, которые неделями заталкивал внутрь усилием воли. И всё же…

Как бы ему ни хотелось забрать жену с собой, он не мог себе этого позволить. Не из-за того, что ему не разрешит Комацу, а потому что Юи и в самом деле будет лучше дома. Среди людей, которые о ней заботятся.

– Нет, – выдохнул Кэтсеро спустя несколько долгих мгновений. – Я не такой эгоист. Тебе и Кичиро лучше остаться дома. Так безопаснее и спокойнее, в том числе мне.

Такаяма с сожалением поджала губы, но кивнула. Она в кои-то веки была с ним согласна. Жаль только, что этому согласию он был не рад. Отступив, Асакура позволил девушке переступить порог его покоев, а затем затворил за ней сёдзи.

Завывший снаружи ветер принялся слабо сотрясать запертые перегородки, которые отделяли покои от двора. Юи застыла посреди комнаты, освещённой слабым светом двух масляных ламп. Она с огорчением посмотрела на разбросанные по полу бумаги, которые Асакура ещё днем выкинул со стола в порыве усталости, а затем подняла глаза на мужа. Тот остановился в шаге от неё и грустно улыбнулся.

– Не представляю, как буду жить без тебя в Эдо, – произнёс Кэтсеро и протянул руку, чтобы коснуться щеки девушки. – За эти три года ты въелась мне в самую душу.

Юи покраснела и нежно улыбнулась в ответ. Прикрыв глаза, она наслаждалась тёплым прикосновением ладони к её щеке.

– Я буду писать вам очень много писем. Каждый день – новое письмо. Ещё надоесть вам успею, – тихо вымолвила Юи, подступившись к мужу на полшажка.

Мужчина усмехнулся, но усмешка получилась довольно горькой. Наклонившись к шее девушки, он вдохнул приятный, нежный аромат, который исходил от её кожи, и закрыл глаза. Именно так пахнет дом. Ни варёным рисом, ни маслом от ламп, ни хвоей от расположенного рядом леса.

Его домом была она – и оттого становилось ещё грустнее.

– Помните, когда вы уезжали так же надолго три года назад, я дала вам это? – мягкий голос Юи заставил Асакуру приоткрыть глаза и взглянуть на неё.

Такаяма показала красовавшееся на безымянном пальце серебряное кольцо. То самое, что он подарил ей перед помолвкой. Кольцо, на котором был выгравирован тот же узор, что и на рукояти его катаны.

– Возьмите его с собой. В тот раз оно вас защитило и вы вернулись ко мне невредимым, – Юи осторожно сняла кольцо с пальца и положила его в раскрытую ладонь мужа. – Пока оно с вами, я тоже буду рядом. В этом кольце частичка моей души и всё моё сердце. Я отдаю его, чтобы согревать вас в Эдо.

Сжав пальцы, Асакура подумал о том, что кольцо и в самом деле было тёплым. Вот только хватит ли этого тепла, чтобы согреть его в столице?

– Если всё же поймёте, что вам там одиноко, напишите мне и я отправлюсь в путь, – теперь уже Такаяма коснулась пальцами его щеки.

К своему стыду, Кэтсеро подумал, что смотрит на девушку, словно затравленный пёс. Он слишком к ней привязался. И как он мог это допустить? Отец бы в голос хохотал, а дед бы бубнил под нос и осуждал размякшего внука. Он больше не тот Асакура, каким был три года назад. И не хотел им становиться вновь.

– Пиши мне каждый день. Я хочу получать от тебя письма ежедневно. Хочу знать, что ты в порядке, хочу чувствовать тебя, – шепотом проговорил мужчина, обвивая талию жены. Та кивала на каждую просьбу. – Не оставляй меня там одного.

Он наклонился к губам Юи и впился в них поначалу горячим поцелуем, но затем позволил себе выпустить наружу всю нежность, что сидела под крепким замком. Медленно целуя девушку, которая отвечала ему с трепетом и теплотой, Асакура развязывал её одеяние.

Как только оби и верхнее кимоно упали к ногам Такаямы, Кэтсеро скользнул рукой под белоснежный дзюбан, горя от желания прикоснуться к нежнейшей коже. Когда его прохладная рука дотронулась до оголённой талии, Юи судорожно вздохнула и уцепилась пальцами за черное кимоно.

– Можете пообещать, что не заведёте наложницу там? – прошептала она с опаской, заглядывая в тёмные глаза напротив. – Не хочу быть для вас одной из многих.

На этот раз Асакура усмехнулся по-настоящему. Чувствуя, как жена трепещет в его руках, он накрыл её губы очередным поцелуем. Его пальцы продолжали скользить по обнажённой талии, то поднимаясь к груди, то опускаясь в самый низ.

– Мне не нужна наложница. Я хочу только тебя. Ты – единственная, кто для меня существует, – сказал Кэтсеро в самые губы Юи.

Её щеки стали пунцовыми – не то от смущения, не то от возбуждения. Услышав ответ, девушка подалась вперёд и поцеловала мужа со всей страстью и нежностью, что были в ней. Последние ткани, скрывавшие её фигуру, были сброшены на пол.

Взяв Кэтсеро за руку, Такаяма подвела его к разложенному футону и опустилась на спину. Асакура навис над ней и на миг замер, желая запомнить этот взгляд, горящий от любви и желания. Ещё минута – и мужчина, который привык сдерживать свои чувства, утонул в них.

Деликатные пальцы помогли ему избавиться от осточертевшего одеяния, которое сдерживало вскипевшую внутри страсть. Покрывая поцелуями шею и грудь Юи, Асакура овладел ей одним резким движением. Из приоткрытых губ вырвался не то стон, не то слабый крик, но Кэтсеро тут же запечатал их поцелуем, извиняясь за грубость.

Юи отдалась ему целиком и полностью. И душой, и телом. Стискивая узкие запястья, мужчина двигался медленно, стремясь продлить их близость, насколько это было возможно. Пусть утром он уедет, но зато сейчас у них была целая ночь. И он не собирался упускать ни одной минуты, ни одной секунды, что принадлежали им.

В лампах, которые уже почти не освещали покои хозяина дома, догорало масло. Из последних сил огонь подсвечивал два силуэта, которые слились в один. Перегородки продолжали постукивать от бушующего снаружи ветра, но ничто не способно было заглушить те чувственные стоны и тот шепот, который наполнял комнату тем громче, чем слабее становился свет ламп.

Когда же покои погрузились во тьму, на улице поднялась снежная буря. Ледяная, могущественная, беспощадная – она не могла превзойти воцарившийся в комнате шторм.

Знаменовала ли эта буря конец их спокойной жизни, Асакура не знал. Однако в этот самый миг он был уверен, что сделает всё, чтобы вернуться как можно скорее. Ведь он оставляет здесь не только своё сердце, но и душу.

***

Слуги принялись носиться по бесконечным коридорам, не успело солнце показаться над горизонтом. Высунув носы на улицу, и слуги и гости, которые уже засобирались домой, обомлели, увидев, что натворила снежная буря за ночь. Лес за воротами стал безупречно белым, а вокруг огромного дома высились сугробы.

Ужаснувшись, слуги, причитая, побежали расчищать дороги и двор, а служанки принялись собирать большие узлы с припасами для отбывающих гостей и хозяина дома. Чтобы никому из путников не пришлось голодать, если дорога затянется. Не успев толком проснуться, всё поместье вмиг загромыхало, утопая в заботах и тревогах.

Камэ же наблюдала за хаосом с небывалым спокойствием и слабо улыбалась каждый раз, когда кто-то из свиты Комацу прибегал к ней с очередной вестью, что всё плохо. Они причитали, что ехать в такую погоду – глупость и самоубийство. Что все они замерзнут по пути, заболеют и умрут. Что всё непременно закончится плохо и лучше им переждать непогоду в тепле и безопасности.

Женщина отмахивалась от этих причитаний, повторяя из раза в раз, что они ни в коем случае не могут более задерживаться здесь. Что Комацу-сама не согласится ждать дольше. Что государственные дела его не ждут, а значит и они, слуги, должны быть готовы страдать во имя господина. Впрочем, судить их Камэ не могла: ей и самой не улыбалось пробираться неделями сквозь снег и холод. Но к своим преклонным годам женщина успела смириться с тем, что мнение простолюдин и слуг господ не волнует.

Размышляя об этом, служанка семенила по коридору с тяжелым подносом в руках. Она спешила к покоям девушки, разлука с которой принесёт ей ровно столько же печали, сколько и облегчения. Остановившись у запертых сёдзи, Камэ, с трудом удержав поднос, несколько раз постучала по раме. Ожидая разрешения войти, она гадала, каким тоном на сей раз ей ответит Наоки.

– Входите, – донёсся из-за перегородки на удивление спокойный девчачий голос.

Брови Камэ приподнялись от неожиданности, но женщина не стала медлить: отворив сёдзи, она вошла в утопающую в утреннем сумраке комнату. Просторная, с изысканными рисунками на стенах – эта спальня была мечтой любой девушки. Вот только та, кому эти покои отныне принадлежали, похоже, едва ли замечала красоту вокруг. Наоки восседала посреди комнаты на мягчайшем футоне и недовольно бубнила что-то себе под нос. Перед ней стояло зеркало, в котором она придирчиво разглядывала что-то на своей шее.

– Доброе утро, Наоки-сан, – поприветствовала её Камэ, подступаясь к футону, чтобы поставить рядом поднос. – Я принесла вам завтрак. Всё, как вы любите. Здешние служанки ещё не знают ваших предпочтений, так что я осмелилась порадовать вас напоследок перед отъездом.

Камэ знала, каким тяжёлым характером обладает Наоки, но, тем не менее, жалела её. Она хорошо знала, через что пришлось пройтись девушке за свои восемнадцать лет.

– Этот мерзавец схватил меня за шею, представляешь? – вместо ответа воскликнула племянница сёгуна и оттолкнула зеркало в сторону. – У меня теперь синяки по всему горлу, он меня чуть не придушил!

Камэ захлопала глазами, не понимая, о ком именно говорит девушка. Комацу? Иошито? Кэтсеро? Зная характер Наоки, любое из этих предположений могло быть верным.

– А всё из-за чего? Из-за того, что я сказала правду! Его жена отвратительно управляется с домом. Только и делает, что ходит, светит милым личиком и улыбается каждому. Как идиотка! – голос Наоки почти сорвался на визг и девушка пнула сбившееся в комок одеяло. – Ненавижу их всех.

Что ж, по крайней мере, теперь понятно, о ком идёт речь. Осторожно, стараясь не разозлить девчушку ещё сильнее, служанка подошла к футону и опустилась напротив Наоки,

– Наоки-сан, я понимаю, для вас здесь всё ново и непривычно. Но прошу, постарайтесь быть сдержаннее, – Камэ примирительно улыбнулась девушке, однако та только закатила глаза. – Вы же молодая жена. Сама жизнь велит вам наслаждаться своим положением, проводить время с мужем и радоваться.

– С мужем, да. И где он? – всё так же громко возмутилась Наоки. – Он и не пришёл ко мне этой ночью. И днём я его не видела, хотя всё поместье облазила. Небось крутится вокруг той девки, всё мечтает её трахнуть…

– Наоки-сан! – уже гораздо более строгим тоном одёрнула девушку Камэ. – Вы отныне благородная дама. Вам не пристало так выражаться.

Наоки утомлённо вздохнула и рухнула обратно на подушку. Её карие глаза принялись с ненавистью сверлить потолок в то время, как служанка терпеливо ждала.

– Я принесла вам рыбный бульон и тарелку сладостей. Все своими руками приготовила, – примирительно сказала Камэ спустя несколько минут тягостного молчания. – Вы же теперь нескоро сможете поесть мою стряпню, а ведь она, по вашим словам, самая вкусная.

Наоки задумалась, но уже через полминуты уселась на футоне и кивнула:

– Тут ты права. Никто в этом доме не сравнится с тобой, как с прислугой. Ладно, неси сюда.

Увидев, что девушка немного оттаяла, Камэ улыбнулась и поставила поднос перед Наоки. Та взяла в руки палочки и принялась с аппетитом уплетать рис, запивая его ароматным бульоном с водорослями.

– Слушай, а ты же была не разлей вода с этой Юи, ещё когда дядюшка не был сёгуном. И Кэтсеро хорошо знаешь, – обратилась Наоки к служанке, которая всё это время наблюдала за ней с лёгкой улыбкой. – Что он в ней нашёл? Она, конечно, симпатичная, но ведь и я не хуже. Чего он так вцепился в неё?

– Господин Асакура сложный человек, но привязанности его довольно просты, – с осторожностью начала Камэ, опасаясь спровоцировать очередной взрыв. – Думаю, что он не из тех, кто легко увлекается. А если и увлекается, то навсегда.

– Романтика-то какая, – фыркнула Наоки, перекидывая через плечо длинные волосы. – А так и не скажешь по нему. У него в глазах сплошная тьма. Такие не умеют любить. Только владеть.

Женщина поджала губы и развела руками. Что спорить с уязвлённой девочкой?

– А его брат и вовсе идиот. Бегает от меня, как трус последний, – продолжила жаловаться Наоки, доедая суп. – Повезло же мне с семейкой…

– Всё наладится, вот увидите, – произнесла Камэ и снова ободряюще улыбнулась девушке. – Но позвольте дать вам совет.

Наоки вопросительно вскинула бровь и заранее состроила кислую гримасу:

– Какой ещё совет?

– По поводу Юи-сан. Не нужно вам враждовать, лучше постарайтесь с ней подружиться, – рискнула высказаться женщина. – Вам ведь нечего делить, а она очень хорошая девушка. Вреда вам не принесёт.

– Ну, конечно. Она защищает служанку, в которую влюблён мой муж. Уже вставляет мне палки в колёса, отказываясь выгнать эту девку взашей, – скептично возразила Наоки, а затем покачала головой. – Нет уж. Дружить я с ней не буду. Пусть привыкает к тому, что не все её боготворят.