
Полная версия
Сосновый Бор
– Увижу ещё раз – тут же морду твою лисью набью… И слетит твоя дурацкая оболочка… – одними губами прошептал Ромка, вспоминая собственные слова, сказанные на берегу озера.
Однако парень не решался пошевелиться. Он не был уверен, не обернутся ли его действия провалом – и не придётся ли потом собирать свои косточки по всему лесу. Кто знает, что у этих чудаков на уме? Может, это и вовсе дикие лесные отшельники. Их много, а он один! И всё же Ромка не отводил серых глаз от странных людей и их причудливого обряда, суть которого оставалась для него загадкой.
Когда огонь вспыхнул и костёр разгорелся, странные завывания сменились громким свистом "кабана" и более задорной мелодией дудочки, а размеренные хождения по кругу превратились в быстрый хоровод и танцы с бубном. Рома наблюдал за всем, как зачарованный:
"Какие же они странные…"
Музыка становилась громче и вызывала у Ромы странные ощущения: голова шла кругом, по коже пробегал морозец. Парень зажмурился и прикрыл уши – ему становилось всё хуже и жутче от происходящего, особенно от осознания, что он здесь единственный нормальный человек. Если раньше ещё были надежды на помощь со стороны незнакомцев, то теперь Рома ясно понимал: он забрёл к каким-то загадочным язычникам, и далеко не факт, что они помогут ему вернуться домой.
"Ещё и завербуют… Надо выбираться отсюда поскорее и бежать как можно дальше!", – занервничал несчастный.
Мелодия долго не прекращалась, но затем внезапно оборвалась. Рома не сразу это заметил, а когда ощутил нависшую тишину, медленно открыл глаза… И душа его ушла в пятки.
"Звери" стояли неподвижные и пристально смотрели на него своими бездонными глазами – чёрными дырами, в которых была лишь пустота, способная гипнотизировать и затягивать в омут. Юноша не мог вымолвить ни слова – его охватил ужас, животный страх. Кто же стоит перед ним? Одних этих жутких, безжизненных взглядов хватало, чтобы кровь стыла в жилах, а волосы вставали дыбом. Спина покрылась холодным потом, ноги перестали слушаться и словно приросли к земле – Рома будто окаменел.
Тут "лисица" залилась нечеловеческим смехом, напоминающим мерзкий визг:
– Давай играть в догонялки!!!
Рома будто язык проглотил. Противный хохот эхом раздавался в голове, он не выдержал – взревел и бросился наутёк. Ромка бежал, спотыкаясь о пни, падал, снова вставал и мчался со всех ног; дыхание было сбито, в глазах всё плыло от ужаса, пробирающего до костей. Он чувствовал, что за ним гонятся и вот-вот схватят. Острые ветки лезли в глаза, и Рома нёсся, зажмурившись; споткнулся об очередную кочку и сильно упал, прокатившись по земле.
Парень застонал от боли и распахнул глаза, готовясь к тому, что его сейчас поймают и будут делать невесть что – однако поблизости никого не оказалось. Тяжело пыхтя, юноша поднялся на руках и огляделся: он оказался в поле, а значит, дом рядом!
Рома окончательно встал и побрёл по тропинке к роднику. Дойдя до него, бедный Ромка отпил прохладной воды и умылся, пытаясь прийти в себя, а затем двинулся через небольшой лесок к дому.
Он шёл, как в тумане, переваривая всё, что приключилось:
"Зачем я за тем “зайцем” побежал… Пусть эти придурки ничего мне не сделали, но они очень жуткие… Особенно эта мерзкая “лисица” со своим хохотом…"
Дойдя до ворот дачи, к нему тут же выбежали мать, отец и Лёва. Их лица отражали ужас, который сменился облегчением – но ненадолго:
– Что с тобой произошло?!
– Ты куда пропал?!
– Ты где так извалялся?! Почему ты весь грязный? – мать отряхнула его одежду. – Почему ты весь в ссадинах? Лёва сказал, что вы спокойно собирали землянику, а потом ты исчез! Одна кружка стояла на земле, а тебя нет!
– Ром, ты где был? – глаза Лёвы были полны волнения. – Сначала я подумал, что ты решил меня разыграть и «сбежать» от меня, но я тебя звал-звал, а ты не отвечал… Потом нашёл кружку, которую ты оставил… Я так испугался! Я почти весь лес прочесал…
– Рома, больше так не делай, – нахмурился отец. – Не заставляй нас переживать. Расскажи по порядку, что произошло.
Ромка растерянно поморгал. Родители и Лёва засыпали его вопросами! И как он объяснит, что с ним произошло? «Мам, пап, я увидел мальчика в заячьей маске, погнался за ним и набрёл на сектантов! Они орали что-то невнятное, разжигали костёр и водили хоровод! Я перепугался и убежал!» – это же звучит смешно! Надо было придумать что-то более вменяемое.
И он быстро сообразил:
– Да, сначала я хотел разыграть Лёву – спрятался от него, а потом решил прогуляться по лесу…
– А что с твоим видом? – нахмурилась мать.
– Я пошёл в сторону заброшенного лагеря, а оттуда на меня напала свора собак! Вот я и бежал со всех ног: спотыкался, падал… Еле удрал! – на одном дыхании выпалил Рома. Врать ему труда не составляло, но он не был лгуном! Ложь во спасение ещё никому худо не делала.
– Ты бы ещё до темноты носился! Мать и так не находила себе места, – серьёзно заявил отец.
Рома взглянул на небо: действительно, уже вечерело… Как он этого раньше не заметил? Неужели время так быстро пролетело? Странно…
После холодного душа Рома сидел на кровати, а мать пришла и стала аккуратно мазать ссадины. В её глазах читались забота и любовь.
– Знаешь, Ромка, – промурлыкала она. – В детстве ты так любил играть во дворе с ребятами… То через забор перелезали, то по деревьям скакали – чего вы только не делали! И ты очень часто ранился. Каждый раз, когда я пыталась тебе обработать ссадины или помазать синяки, ты брыкался и всё время убегал…
Рома хмыкнул, Екатерина Сергеевна улыбнулась:
– Ты рос очень подвижным ребёнком…
Сердце Ромки начало таять: так уютно, так хорошо было от материнской ласки, как в детстве! Чувство защищённости и любви. Тем не менее юноша сохранил равнодушное выражение лица – ему было неловко по какой-то непонятной причине. Его переполняли противоречивые чувства: с одной стороны – тёплая волна нежности и лёгкой тоски от воспоминаний, а с другой – ощущение, что этот момент слишком личный, почти священный.
– Спасибо, мам, я в порядке, – буркнул Рома.
– Тогда отдыхай, ужин скоро будет готов, – мать покинула комнату.
Рома лёг на кровать. День выдался слишком насыщенным, даже чересчур… В голове роились разные мысли, но воспоминания о тех чудаках в глуши не давали покоя: кто они? Что делали? Как заметили Рому? Столкнётся ли он с ними ещё раз? Злые эти «звери» или добрые? Что за обряд они проводили?
Слишком много вопросов, но пока – ни одного ответа…
V. Тропой к началу.
Прошло уже несколько дней с той самой прогулки, когда Рома наткнулся на "чудаковатых язычников", как он их сам называл. Время тянулось медленно, словно густой мёд, липнущий к краям ложки. Мысли о «зверях» в лесу не давали покоя. Кто они? Откуда появились? Эти вопросы будоражили его разум, смешивая любопытство с тревогой и едва ощутимым страхом.
Иногда Рома ловил себя на том, что пристально вглядывается в лес за окном, словно надеясь снова увидеть таинственных чудаков. Ему невыносимо хотелось вернуться туда, в чащу, где всё началось, подглядеть за ними ещё раз, разгадать их тайны. Но здравое зерно всё же сидело в голове у парня, и оно подсказывало никуда не высовываться. Кто знает, чем может закончиться такая вылазка?
Сегодня родителям понадобилось уехать в город. Они сказали, что вернутся завтра днём. Машина покинула территорию дачи, а Ромка закрыл ворота на старый кодовый замок, который висел уже несколько лет и практически весь заржавел. Теперь Рома один… Юноша был в приподнятом настроении, так как мог наконец насладиться одиночеством до завтрашнего дня. Однако восторг продлился недолго…
– Ромка-а-а-а! – откуда ни возьмись к парню подлетел Лёва и крепко прижал к себе одной рукой, обвив её вокруг Ромкиной шеи. – Как я рад тебя видеть!
– Лёва… – с трудом выдавил из себя Филатов в тисках товарища.
"Опять этот балбес…"
– Твои уехали, я смотрю? Что делать собираешься, а?
Рома не успел и рта открыть, как Лёва уже воодушевлённо затараторил:
– Предлагаю пойти на речку! Или на озеро… Нет! На спортплощадку… Ой, не-не! На заброшку! – он предлагал столько идей, как будто до отъезда родителей Ромы парни не могли никуда выйти.
По правде говоря, в этом была доля правды. После их первой прогулки Ромка всячески избегал приглашений соседа провести время вместе и старался не покидать дома – юноша по-прежнему не горел желанием заводить с Лёвкой близких отношений. Но вот незадача: стоило Роме выйти на улицу, как тот моментально «перехватил» его.
Ромка вырвался из объятий товарища.
– Ты выслеживал, когда я на улицу выйду, я не пойму? – он недовольно запыхтел и скрестил руки на груди.
Лёва засмеялся:
– Ну, не-е-е… За кого ты меня принимаешь? Просто по счастливой случайности так совпало, что я тебя здесь встретил!
– Действительно, возле моего дома…
– Всё, прекращай издеваться! Так что, мы пойдём куда-нибудь? Давай правда на заброшку пойдём!
Ромка нахмурился, пытаясь вспомнить заброшенные здания поблизости. Лёва распознал по сосредоточенному выражению лица собеседника, что тот с трудом соображает, и выпалил:
– Заброшенный лагерь! Пошли туда! – изумрудные глаза соседа засияли ещё ярче.
– Ты ж только недавно заехал, а уже знаешь, где что находится?
– Ты меня недооцениваешь! – Лёва щёлкнул пальцами.
К собственному удивлению, Рома даже не думал отказываться от этой затеи – он был только "за". В глазах Филатова Лёва становился всё интереснее: Роме импонировала его жажда приключений, этот внутренний огонь, который он всегда ценил в людях.
– Ну ла-а-а-дно, пошли, – с наигранным равнодушием бросил тот, будто бы делая Лёвке одолжение.
– А не боишься туда идти?
– С чего вдруг? – Рома приподнял бровь, готовый отбиваться от уличений в трусости.
– Ты разве не помнишь? Ты же сам рассказывал, что убегал оттуда от собак!
Рома сначала крепко задумался, а потом до него дошло, что Лёва имел в виду. Ромка же сам пару дней назад наврал родителям и соседу, что забрёл в заброшенный лагерь, хотя на самом деле убегал от Зверей.
– Это был другой лагерь… Или другой корпус. Я уже плохо помню, – залепетал Филатов, отводя взгляд в сторону и надеясь, что дальнейших допросов больше не будет.
Интересно, поверил ли Лёва в эти оправдания?
– Да и с чего вдруг я должен бояться? – тон юноши сменился на более уверенный; тот расправил плечи и вытянулся во весь рост.
Парни отправились в путь. По дороге им шли навстречу спортсмены, пенсионерки с палками для скандинавской ходьбы, семьи с маленькими детьми и многие другие. Погода была чудесной: на небе ярко светило солнце, а его лучи ласкали кроны деревьев – так что неудивительно, что народ выбрался отдохнуть в лес. Кто-то вышел подышать сосновым воздухом, кто-то заняться спортом, кто-то собрался на озеро или на речку, а кто-то пошёл жарить шашлыки в приятной компании близких людей. На душе у Ромки становилось тепло, когда он замечал радостные и воодушевлённые лица прохожих. Лёва же находил время обмениваться с ними парочкой фраз и желал им «хорошего дня». Эти моменты неизменно вгоняли Рому в краску – на него обрушивалось смущение, так как ему было неловко от непринуждённой общительности и экстраверсии товарища.
Молодые люди добрались до места назначения. Перед ними возвышались ворота заброшенного лагеря, запертые на массивный замок, густо покрытый мхом. На ржавом решётчатом заборе криво висела табличка:
ПРОХОД ЗАКРЫТ!
ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ
– Какая жалость… – протянул Рома с иронией. – Видимо, придётся назад топать…
Лёву позабавило, как съехидничал его товарищ; он подошёл к нему и похлопал по плечу:
– Да-а-а, Ром… Зря столько шли…
Они переглянулись и, словно по команде, бросились к забору, ловко взбираясь по его ржавым прутьям. Ромка невольно перенёсся в детство – в те дни, когда он гостил у друзей в деревне. Беззаботные годы были полны шалостей: преодоления заборов, походы на соседский участок за яблоками и дерзкие вылазки на заброшенные территории. Внутри у парня загорелся тот самый озорной огонёк, который не вспыхивал уже много лет, а его тепло было способно согреть добрую душу и чуткое сердце, скрытые за спокойной и невозмутимой внешностью. Мир вокруг будто преобразился: всё стало таким ярким и ясным, а птицы запели громче и мелодичнее… Неужели это и есть та безмятежная радость? Неужели это и есть счастье?
Парни опустились на землю. Перед ними открылся вид на длинную дорожку, по бокам которой рассыпались бесконечные ряды синих ветхих домиков, скрытых за высокими деревьями и густыми кустарниками. Молодые люди стояли, как заворожённые.
– Рома-а-а-а! – восторженно произнёс Лёва. – Мы здесь столько всего интересного найдём! Пошли скорее!
Оба зашагали вдоль широкой тропы. Синяя краска на домиках уже облупилась, белые оконные рамы тоже не славились приличным внешним видом, однако сами окна были, на удивление, в хорошем состоянии. Товарищи вошли в одну из обителей.
– Так вот как у них выглядела спальня в детском корпусе, – Лёва оглядел комнату.
Повсюду стояли двухэтажные кровати: на одних лежали прогнившие старые матрасы, на других они вовсе отсутствовали. Пахло сыростью.
Парни прошли по скрипучему деревянному полу. В комнате не было ничего интересного – обыкновенная спальня детского корпуса, поэтому они пробыли внутри недолго и направились к выходу на улицу.
– Пойдём дальше, и так понятно, что все эти домики одинаковые внутри, – предложил Ромка. – Я думаю, мы найдём что-то покруче…
Рома оглядывался вокруг, представляя, как когда-то здесь резвилась детвора: за непослушными ребятами бегали вожатые, звенел детский смех. Когда-то здесь заводили друзей, ссорились и мирились, дрались и признавались в любви… Некоторые не хотели уезжать из этого места, а кто-то, наоборот, часто сбегал, не выдерживая тягучее течение дней. Столько людей, столько поколений здесь побывало, столько радости, столько искренних эмоций повидали эти могучие сосны… А теперь – тишина. Однако в ней не было ничего пугающего или тревожного. Это была тишина безмятежности. Ромке было так спокойно на душе, и он мог догадаться, что Лёва ощущает то же самое. Только теперь Филатов заметил, что за всё это время, пока они шли по дорожке, товарищ не проронил ни слова.
"Так вот оно что выходит… С ним можно и помолчать?", – задумался Рома. Ему было так странно… Так странно, что с кем-то бывает хорошо просто побыть в тишине, и так странно, что этот кто-то – "балбес Лёва"!
Оба почти дошли до большого здания. На территории лагеря буйно цвели травы и кусты – неудивительно, если место столько лет стоит заброшенным.
Но взгляд Ромы неожиданно зацепился за странную деталь: посреди всей этой зелени лежала идеально ровная поляна, абсолютно пустая. Ни травинки, ни мха – только сухая, выгоревшая земля.
Он нахмурился. Траву здесь явно никто не косил. Да и форма… слишком правильный круг, будто выжженный.
– Странно, – пробормотал он. – Как будто здесь… ничего не должно расти.
Ромка остановился.
– Лёва, глянь. Видишь?
– Что, землю? – тот пожал плечами. – Может, здесь костёр когда-то жгли. Или сожгли мусор.
Рома прищурился.
– Костёр?.. Разве от костра бывает такой круг? Такой большой и… Идеальный. Как будто его чертили.
Лёва хмыкнул, но тоже замедлил шаг.
– Ну, может, местные прикалывались. Или, – он улыбнулся, – эльфы.
– Не смешно, – тихо сказал Рома. – Как будто здесь… ничего не должно расти.
– Да забей ты! – Лёва отмахнулся и зашагал дальше.
Молодые люди вошли в просторное здание. Судя по всему, это был актовый зал: длинные ряды кресел простирались почти на всю площадь, а вдалеке виднелась сцена. Рома огляделся по сторонам, заметив следы запустения: сиденья покрылись вековой пылью и густой паутиной, многие из них были разодраны, а несколько окон зияли выбитыми стёклами. Подойдя к сцене, он осторожно поднялся по ступенькам. Некогда роскошные красные шторы теперь выглядели жалко: изъеденные временем, грязные, с рваными краями. Лёва тоже поднялся на площадку, чтобы осмотреться. Рома присел на край сцены и крепко задумался, представляя, как когда-то здесь проводили собрания, церемонии награждения, ставили спектакли… А сейчас здесь всё вымерло и пришло в упадок – не осталось ни единой души.
Ромке стало как-то тоскливо. В голове заиграла будто до боли знакомая мелодия, которая шла из его сердца и щемила грудь от светлой печали и лёгкой ностальгии, словно он когда-то уже бывал в этом актовом зале, а сейчас вспоминал свои беззаботные годы в лагере. Затем вступили уверенные и жизнеутверждающие аккорды: теперь тоска перешла в тёплые воспоминания, связанные с этим местом (которых, на самом деле, у юноши не было). На душе вновь стало радостно: Рома будто мог услышать смех девчонок и мальчишек, а бесконечный поток мыслей и всплывающие картины перед глазами кружились в удивительном вальсе.
Однако продлилось это недолго, так как теперь музыка стала тревожить душу Ромы, дёргать за невидимые ниточки, на которых держалось что-то хрупкое, готовое вот-вот сорваться, полететь вниз и разбиться вдребезги. Далее композиция вновь окунула юношу в сентиментальную грусть и сожаления о прошлом, которого у него здесь и не было. Как странно… Ромка сам не мог поверить, что его фантазия способна на такое. Стремительный порыв, взлетающие аккорды с широкими скачками в мелодии и затем переход в интонацию смирения, принятия неизбежности времени… И тишина.
Тишина была оглушающей.
Ромка просидел так ещё немного. Мелодия молчания окутывала всё вокруг, погружая в какой-то иной мир.
Рому стало напрягать долгое безмолвие, и он опомнился:
"Что-то Лёвы давно не видно и не слышно…"
Парень встал, обернулся – и обомлел от увиденного. Лёва сидел за старым фортепиано, которого прежде Рома не замечал.
– Так это был ты?! – вскрикнул ошалевший Филатов.
– А кто ж ещё? – товарищ, как ни в чём не бывало, мягко улыбнулся. – К чему ты спрашиваешь?
– Ты… играешь на фортепиано? Почему не рассказывал? – Рома никак не ожидал, что мелодия, которую он слышал в голове, всё это время звучала наяву. И её играл Лёва!
– Разве это так важно? Ну да, было дело… Я закончил музыкальную школу в прошлом году. Увидел здесь инструмент и решил вспомнить! – юноша хмыкнул. – До чего же старый! Клавиши заедают, да и звучит грязновато… Хотя чему я удивляюсь? Столько времени прошло, а он стоит… Полуживой, но стоит!
– Очень… красиво, – еле выдавил из себя Ромка.
На самом деле он хотел сказать гораздо больше, но не мог. Слова застряли в горле, не находя пути наружу: Рома не привык говорить комплименты или выражать восхищение. А ведь игра приятеля действительно поразила его – настолько, что во время прослушивания перед глазами возникали живые образы и целые сцены, словно музыка сама по себе рассказывала историю.
– Да, Чайковский – это наше всё… "Сентиментальный вальс", кстати! – Лёва и без того ещё больше засиял. Его золотистые кудри, которые сейчас торчали во все стороны, были похожи на лучи солнца. Парень пригладил свои локоны и заправил за ухо выбившиеся пряди. – Спасибо, Ром! Мне очень приятно.
Молодые люди ещё походили по актовому залу, заглянули в гримёрку, но не нашли ничего интересного. Они ожидали увидеть старые костюмы, которые когда-то здесь могли оставить юные артисты, однако шкафы были пусты; зеркала уже давно покрылись плесенью, что подтверждало запустение комнаты и то, что в ней уже давно никто не бывал.
Лёва и Рома ещё побродили по территории лагеря. Они собирались заглянуть в столовую, но её двери были плотно закрыты. Солнце уже начинало садиться, так что юноши отправились домой. Закатные лучи обрамляли исполинские деревья и щекотали траву, летний воздух становился прохладнее. Очутившись на территории дачи, парни попрощались и разошлись по домам.
Сегодняшняя прогулка подарила Роме много положительных эмоций и заставила по-новому взглянуть на Лёву – больше не как на дурачка. Ромка всегда восхищался людьми, способными играть на музыкальных инструментах. Это же какое упорство нужно проявить, сколько нужно вложить труда, чтобы сухие «закорючки» на бумаге превратились в нечто прекрасное и удивительное, а чтобы оно стало таким, человек должен обладать настолько тонкой душой и красивым сердцем…
Рома в какой-то степени завидовал музыкантам, что они имеют возможность выражать себя, свои эмоции и чувства через инструмент. Играя, они рассказывают какую-то историю слушателям – и эту историю каждый интерпретирует по-своему, ведь любой человек способен найти в музыке себя. Ромка хоть и был далёк от этого удивительного мира, но в детстве родители его часто водили на концерты классической музыки, балет… Поначалу мальчик не находил в этом ничего прекрасного: ему было скучно, так как он ничего в этом не понимал в силу возраста и суетливого характера, присущего его сверстникам. О какой классике может идти речь, когда хочется прыгать, бегать и скакать с ребятами?
Однако как-то раз зимой, накануне Нового года, Филатовы всей семьёй пошли на "Щелкунчика". Тогда мир Ромки перевернулся. Мальчишка стал более чувствительным ко всему, что его окружает; его поразила красота постановки, та сказка, которая происходила на сцене, а особенно – музыка… Детское сердце сжималось в груди от переживаний, которые волнами обрушивались на маленького Рому – баловного и неугомонного юнца. Вот она – великая сила музыки, великая сила искусства!
VI. Глушь.
Рома уже давно лёг спать. Во сне он продолжал гулять по заброшенному лагерю – видимо, то место произвело на него сильное впечатление. Сквозь грёзы стали прорезаться чей-то смех и непонятный сумбур: шум доносился с балкона. Ромка старался не обращать внимания – хотел продолжать утопать в сладостных снах, но лагерь всё равно бледнел и удалялся от него всё дальше и дальше. Парень окончательно проснулся и, полный негодования, что его прогулку прервали, выругался про себя.
"Да что там происходит?! Можно иметь хоть каплю уважения ко сну своего сына?", – Рома вообразил, что родители позвали Михаила Григорьевича и решили такой компанией провести время на балконе.
Тут Ромку как током ударило: родители же уехали в город!
Воры? Пьяницы? Буйные подростки? Кто забрался на второй этаж дачи Филатовых? Может, Роме это всё вообще мерещится? Или он всё ещё находится во сне? Юношу не покидали вопросы, которые в панике сыпались ему на голову и стучали молотком по вискам. Ромка напрягся и медленно встал с кровати. Он с опаской стал подкрадываться к выходу из комнаты в коридор, будто каждый его шорох и малейший вздох незваные гости услышат с балкона. В темноте Роме стало ещё тревожнее, но он тут же взял себя в руки и разозлился на свою трусость. Вот ещё! В собственном доме он станет бояться каких-то наглецов, которые забрались на второй этаж и шумят на балконе! На весь дом раздалось нахальное гоготание. Рома весь вспыхнул от внезапно накатившей ярости – его будто жаром обдало. Не сдерживая бешенства, он стремительно направился по коридору к двери.
Юноша распахнул её и рявкнул:
– Вы здесь совсем охренели?!
Рома замер на месте. Сердце похолодело и ушло в пятки; душа, может, и не провалилась под землю, но уж точно рухнула на первый этаж… Ромка растерялся и был готов повалиться навзничь от ужаса. Он никак не ожидал увидеть "лисицу", "кабана", "лиса" и "сову", сидящих за столом и играющих в карты. Это же были те самые "звери", которых он повстречал в лесу пару дней назад! В висках у парня пульсировало от животного страха, накатившего большой волной: Рома раньше и подумать не мог, что эти "сектанты" найдут его дачу, а тем более будут нагло сидеть на балконе, проводя время за азартными играми. В голове было пусто, в ушах звенело. "Звери" сейчас смотрели на юношу не бездонными, как в тот самый день, глазами, а человеческими. Тем не менее это ни капельки не успокаивало Ромку. Изначально он был готов сказать какую-нибудь гадость и отправить незваных гостей с балкона, но сейчас парень будто язык проглотил, и ему оставалось только глупо хлопать глазами, как кукла.
Юноша в маске лиса сидел, нахально закинув ноги на стол, а руки небрежно заложил за голову. Наглец лукаво улыбнулся и обратился к испуганному Ромке:
– Ну, чего же ты в дверях стоишь? Присаживайся, Рома! Надеюсь, морду бить не будешь? А то в нашу первую встречу ты так горячо клялся это сделать…
"Вот зараза… Помнит, главное! Издевается!", – Филатов снова загорелся внутри и оскалился. Они оба сразу друг друга узнали. Конечно, встречу у озера не мог забыть ни один, ни второй.
Тем временем Лис продолжил:
– Я не кусаюсь! Но и ты свои клыки не показывай, а не то придётся их повыдирать, – голос самоуверенного гостя был бархатным и обволакивающим.
– Ну ладно! Прекращай! Это слишком даже для меня. Всё-таки в чужом доме находимся, – вмешалась девушка с идентичной лисьей маской и длинными, немного растрёпанными рыжими волосами до поясницы. Она крутила в руках карту.



