На всё воля богов

– Девка или нет, то своему мужику баять будешь. А я тебе под юбку не лез. И тебя в глаза не видел.

Стражники стояли, мерзко улыбаясь. Такие перепалки им всегда нравились. Долговязый даже выплюнул леденец.

– Что ж тебе со мной видеться? Нет нужды, раз прикормленный лекарь к тебе по первому зову бегает.

– Лекарка, говоришь, – сын градоначальника вдруг поднял руку, сложенную в локте, выставляя на всеобщее обозрение загноившуюся, рваную рану в подмышке. – А скажи, лекарка, что за рана у меня и как её лечить.

– Козьим помётом, – зло отрезала Касси, хотя ран за свою жизнь повидала немало и определить, что делать с этой, могла даже без магии.

Мужичок сорвался с места, намереваясь проучить «неучтивую дуру», только один из стражников сделал шаг вперёд – случайно или нет, кто разберёт, но это остудило его пыл. Неприятности не нужны и ему, ещё задержат. Он уже хотел выплюнуть что-то обидное, но Кассандра его опередила.

– А твой лекарь тоже задарма работает?

Сын градоначальника густо покраснел. Со всех сторон послышались смешки, заставив его демонстративно расстегнуть кошель.

– Заплачу, – прошипел он, глядя на неё исподлобья.

Было видно, что эта щедрость не входила в его планы и деньги он любил.

– Откуда рана, мне знать не надобно. Не колдунья я, да и за тобой в щёлку не подглядывала. А лечить так. Протирать каждый час настойкой из водяного папоротника, лепестков ползучей розы, но не той, что зацвела впервые, а такой, которая не первую зиму пережила и шипы свои не раз в дело пускала, да добавить туда щепотку коры или листьев золотого дуба и цветы эхинацеи с Паучьего острова – столько, чтобы настойка поменяла цвет с пурпурного на золотой. На ночь делать горячий компресс из мха лимонницы и горного подорожника, но в остальное время ране давать просыхать. Заживёт, если всё делать, как велено, недели за две, но шрам останется. Вывести можно лишь магией. То не по моей части.

Мужчина скривил лицо, возмутившись:

– Ползучая роза и эхинацея с Паучьего острова стоят немерено!

Кассандра хмыкнула:

– Дорого? А ты точно сын градоначальника? Али брешешь?

В этот раз она его уела. Смешки и кривые ухмылки заставили его пойти пятнами. Сжав зубы так, что заходили желваки, он бросил ей монету, которую налету перехватил долговязый.

– За проход, – пояснил он, прикарманивая добычу.

– Так с какой целью пришла? Или в Коуре больные перевелись? – спросил его напарник, когда сын градоначальника, чувствуя себя униженным, вернулся назад в свою повозку.

Кассандра продолжила играть роль деревенской простушки и захлопала ресницами:

– Так отца ищу. Слышала, что здесь он, при смерти почти. Хочу проводить по-людски, к богам отпустить с миром, раз время его пришло.

– А что сразу к богам? – не унимался страж, и Кассандра назвала его про себя меченным, заметив на его руке пять косых шрамов, не иначе медведь оставил след. – Аль не вылечишь?

– Коли боги ждут, никто не вылечит, – скромно потупив взгляд, отозвалась Кассандра.

Такой ответ понравился стражникам. Они развеселились:

– Видать не брешет, что лекарка. Лекари эти только до оплаты обещают мёртвого с того света достать, а как до дела доходит и клиент преставился – всё боги виноваты. Иди давай.

Невольная улыбка едва всё не испортила, но сдержать радость было сложно. Даже толику магии тратить на них не хотелось. Но всё получилось само – путь в город открыт. Кассандра сделала шаг.

– Эй! – уже знакомый голос долговязого заставил её остановиться. Холодный пот тут же заскользил по спине.

– Как устроишься, я б к тебе заглянул, – крикнул напоследок он, скрывая за напускной бравадой смущение. – Коли козьим помётом лечить не будешь.

Дружок поддержал его шутку смешком.

– Дом на перекрестке за храмом Великому свободен. Уж года два никто не берёт его. Отдадут в найм или в полцены. Коли батя помрёт да деньжат оставит. Место там неплохое. А дом и подлатать можно. Я б помог, раз ты девка приличная и по мужикам не таскаешься. Как площадь пройдёшь, иди к церкви, а там всё левее, два поворота. Пекарню пройдёшь, дом с красной крышей. Не ошибёшься.

Кассандра обернулась и увидела, что очередь за спиной стражей стала ещё больше.

– Что ты прицепился, – шикнул на разошедшегося друга напарник.

– Нравятся мне такие. Дерзкие. Стать у неё благородная, я таких за милю чую.

– Что ж тебя на благородных потянуло? А Ирса твоя что скажет?

– А ты ей разболтай, так я тебе язык укорочу, – прорычал долговязый, слегка толкнув меченого широкой грудью в плечо.

Кассандра не стала ждать, чем закончится их перепалка, хотя чужой взгляд на спине чувствовала ещё долго. Он провожал её, холодил до мурашек. Информацию страж сказал важную, но намекать, а тем более открыто говорить, что туда она и направится, было лишним.

Долговязый вернулся к возмущённой очереди, лишь когда товарищ ткнул его локтем в живот.

– Пустил слюну. Не захлебнись, герой, – недовольно проворчав он, так и не простив того за не пустую угрозу. – И что нашёл то в ней – кожа да кости! Помацать не за что, – это он проворчал уже себе под нос.

От ящиков знатно смердело. Доверху наполненные рыбой, они источали неприятный какой-то болотный запах, который Карлоу не выносил с детства. Слишком уж яркими были воспоминания о том, как отец брал его с собой на ночную рыбалку и заставлял не спать до утра, следить, чтобы «сонная» рыба не загипнотизировала его горящими в тёмной воде глазами, не заманила в реку на съедение своим малькам.

Когда это случалось, и отец вставал, чтобы покорно идти на заклание, Карлоу должен был остановить его любой ценой. Бить палкой, если придётся – сильно, до крови, вкладывая в каждый удар весь свой страх. Эту палку потом Карлоу не выпускал и дома, спал с ней, просыпаясь в поту и кошмарах, хватая воздух ртом, отбиваясь от протянутых в попытке помочь рук, расплёскивая воду из поднесённой чашки.

Кошмар возвращался наяву – на рыбалку они ходили часто, продавая потом улов, чтобы хоть как-то сводить концы с концами. Эти ночи казались бесконечными. Прислушиваясь к звукам, Карлоу сидел на земле, от которой тянуло сыростью, ковырял в ней каждый раз новую лунку и натирал до боли, слипающиеся от тяжести, веки. Пока отец охотился на рыбу, та охотилась на него. Мало кто из деревни отваживался на такое. Дураков нет. Рыбу можно ловить и днём. Столько не наловишь, конечно. Днём она спит, особенно эта тварь. Ночью же…

Вглядывающийся в поплавок рыбак начинал клевать носом и вдруг замечал свет под водой – всего два огонька в темноте, и терял разум. Эти огоньки притягивали, околдовывали, лишали воли. Когда «сонная» рыба заманивала отца, он, Карлоу – мальчишка, должен был бросаться ему на плечи мелким зверьком, чтобы закрыть глаза, впиться пальцами в уши. Но и это не всегда помогало. Однажды отец так ударил его в ответ, что едва не сломал плечо. С тех пор оно ныло всякий раз, когда что-то волновало Карлоу. Сейчас его волновала женщина.

Карлоу велел пошевелить тушки, и пока озадаченный пожилой торговец осматривался по сторонам в поисках чего-нибудь пригодного для этой цели, страж обошёл повозку. Он стал так, чтобы быть незаметным. За худой, можно сказать, высохшей женщиной в чёрном он наблюдал давно – едва её силуэт замаячил в толпе. Осторожно наблюдал. Платье превратилось в лохмотья, грязь подсохла на нём и спадала кусочками, волосы слиплись, под ногтями земля – да он успел рассмотреть и это, пока она пила. Он ловил каждый её жест и подмечал грацию, несвойственную простолюдинам.

Кто она? Обедневшая леди? Сбежавшая от отца или мужа дворянка? Жертва разбойников? Как бы то ни было, она точно не была той, за кого себя выдавала. И даже её деревенский говор не смог его провести. Слишком дерзкими были её слова, слишком высоко поднят подбородок.

Она что-то скрывала. И Карлоу хотел разгадать её тайну. Но не сейчас.

Он недовольно сжал губы. Двое идиотов-напарников вызывали досаду, они тоже не спускали с неё глаз.

Большие деревянные с коваными вставками врата давно остались позади, но, лишь свернув за угол и совсем потеряв их из виду, Кассандра выдохнула. Она и не надеялась, что удача будет благоволить ей. Казалось, без магии не пройти, но всё сложилось чудесно.

Пальцы слегка покалывало, и Кассандра наконец-то залечила настрадавшиеся, сбитые в кровь стопы.

Она немного посидела на земле, прижавшись спиной к пустующей коновязи и рассматривая проходящих мимо людей. Их приятное волнение, оживление, связанное с началом праздника, передалось и ей. Совсем скоро она почувствует себя по-настоящему живой, и сможет высвободить силу, что таилась внутри столько лет. Только ей понадобится вся сила. Она бережно прижала к груди тюк с костями.

Глава 3. В объятиях города

Город полнился звуками. Там, впереди, со стороны главной площади, гремела весёлая заводная музыка, доносились отголоски шума толпы, смех и резкие протяжные гудки рожка. Что-то провозглашал глашатай, и музыканты доводили толпу до неистовства, не жалея ни труб, ни лютней, ни барабанов. Полотна с изображением солнца светлыми пятнами украшали город, свисая с перил, окон, балконов и даже развевались в вышине на длинных флагштоках. Ряженные горожане и артисты на ходулях устраивали шествия и представления.

– Бежим скорее! – две юные барышни переглянулись, словно малые дети, и, прыснув со смеху и подобрав юбки, помчались на праздник со всех ног, роняя на мостовую морковь и репу из огромных корзин, что несли с собой. Они оборачивались, замечая свою оплошность, но не останавливались, чтобы поднять потерянное. Сейчас время было дороже. За них это делали беспризорные дети, словно мыши, сновавшие повсюду. Люди спешили на праздник.

Те леди, которых родители заперли дома, махали прохожим платочками из окон и размашистыми движениями посыпали их головы лепестками цветов. Городовые заставляли всадников спешиться и оставить лошадей у коновязи, пропуская лишь избранных с королевским гербом или соответствующей печатью.

Люди стекались в центр по одному, по двое, целыми группками. Нарядные, счастливые, полные надежд и ожидания они были повсюду. И Кассандра сама не поняла, как оказалась в самом центре праздника, как люди окружили её со всех сторон, словно река из кружев, вееров, шляпок и изящных костюмов.

По натянутому между домов канату шёл трюкач, заигрывая с милыми, раскрасневшимися от смущения девушками, то снимая шляпу, то вынимая прямо из воздуха цветок и бросая его на счастье в лес протянутых рук, то подпрыгивая. Под замирания и вздохи он с деланным трудом находил наконец равновесие и подмигивал побледневшим кокеткам.

Когда Кассандра оказалась рядом, трюкач, изящно взмахнув шляпой с большими полями, сделал низкий поклон. И она смерила его спокойным взглядом без капли восторга и обожания, как смотрела бы на любого из своих слуг.

– Судя по всему, вы к нам издалека и путь был нелёгкий. Добро пожаловать в Ардас, миледи! – провозгласил он и, распрямившись, сделал эффектный и опасный кульбит на радость возликовавшей толпе.

Взяв левее, Кассандра нырнула в проулок, показавшийся ей более тихим. Но впечатление было обманчивым, люди заполонили и его. Повсюду демонстрируя и расхваливая свой товар, стояли продавцы сдобы, готовых кушаний, от запаха которых кружилась голова и начинал урчать живот, дешёвых и дорогих вин, кваса, бражки, сладостей, овощей и фруктов, свежей зелени, соли и приправ, диковинных вещиц, назначения которых не всегда угадывались с первого взгляда, тканей, обуви, шляп и, конечно, нарядов на любой вкус и карман.

Испугавшись, что сейчас упадёт от нахлынувшей внезапно слабости, Кассандра села на ступени одного из домов. Казалось, она спряталась ото всех, вырвалась из бушующего потока, чтобы отдохнуть на берегу, притаилась, как домашняя кошка, не привыкшая к суете.

Запахи сводили её с ума. Желудок крутило от спазмов.

Сколько она не ела? Год, два, пять, десять? Там, где она была, время не имело счёта, оно текло, превращаясь в вечность, стирая всё, кроме одной только мысли: «Она сможет вернуть его, вернуть то, что между ними было».

Вся её магия уходила внутрь, на поддержание жизни в теле, лишённом питья и еды. Вся до остатка питала её, не позволяя умереть, даже когда очень хотелось. Таков был их план – сделать её слабой, сломать. Но сейчас, когда оковы пали, когда время пришло… Мир запахов ожил, воскрешая воспоминания, раздражая рецепторы, заставляя глотать слюну.

Еда. Кассандра почти забыла, что это за чувство, когда еда манит своим ароматом и, попадая внутрь, наполняет тёплом и энергией. Забыла, как зубы вонзаются в мясо, как с яблока брызжет сок, если сделать укус. Как пахнет свежий хлеб, как лопается на языке виноград.

Она смотрела на все эти яства и понимала, что еда нужна ей прямо сейчас.

– Равви, я тебя зачем на работу взял? А, Равви? Чтобы ты на девок смотрел, а? Ну что ты смотришь на неё? Не смотреть надо, а товар заворачивать, – этот ор с акцентом, выдававшем в возмущавшемся южанина, пробивался сквозь звуки праздника и казался ложкой дёгтя в медовой атмосфере.

– Вот так ты за ней бежать должен, чтобы она без покупки отсюда не ушла! Ни одна чтоб не ушла! Я за этим тебя взял. А не чтобы ты спал за прилавком! Или чтобы мама твоя за мой счёт дармовое рагу тушила! Пустоголовый пёс! Зачем мне такой помощник?! Так я сам себе помогу! – пузатый толстощёкий торгаш с проплешиной на блестящем от солнца затылке распекал молодого помощника на все лады, то демонстрируя ему, как тот должен бежать за покупателями, то театрально размахивая руками.

Помощник же, втягивая голову в плечи, казался всё ниже и меньше, словно собирался раствориться вовсе. Прохожие ловили его извиняющийся взгляд и обходили мимо лавку «Господина Иваса», так, судя по всему, и звали разошедшегося не на шутку хозяина.

– Вот она подходит, а ты что стоишь? А? Равви? Ты вот так должен делать, – господин Ивас всем своим весом улёгся на выставленные на прилавке ящики с овощами и, запустив пятерню в тыквенные семечки, стал пересыпать их, набирая горсть и позволяя ей рассыпаться, формируя горку. Лицо его при этом, несмотря на всё ещё сдвинутые брови, приняло заигрывающее выражение, а губы вытянулись в трубочку, готовые раздавать воздушные поцелуи направо и налево.

Это выглядело бы нелепо, если бы господин Ивас не был убеждён в том, что он неотразим. Исходящая от него уверенность и артистизм были достойны высокой оценки. Вот только девушки и дамы постарше, глядя на это представление, смущались, нервно хихикали и ускоряли шаг.

– Ну что ты стоишь, язык проглотив, – Ивас подскочил, заметив, что добыча в виде двух дородных женщин, явно опытных хозяек и больших любительниц вкусно поесть, ускользает.

Он едва не за шиворот вытолкал помощника из-под навеса со словами:

– Иди, верни их.

Оба они при этом очутились в гуще народа. И Ивас тут же преобразился, оставив образ негодующего начальника. Он расцвел в улыбке, даря своё очарование всем и каждому, раскланиваясь и жестами приглашая подойти ближе к прилавку. Как раз в этот момент ловкие руки мошенника срезали у него кошелёк.

Кассандра выросла перед воришкой так внезапно, что тот едва не выронил добычу. На мгновение ему почудилось, что он узрел привидение. Она дыхнула ему в лицо слова, заставившие остолбенеть:

– Китэши дэкарад тамэ!

Убедившись, что парнишка замер, Касси добавила:

– Итэками!

Молча, с какими-то остекленевшими глазами, явно не понимая, что делает, он отдал ей кошель. Увесистый. Кассандра оценила его приятную тяжесть, слегка подкинув, и улыбнулась. Всё-таки это был прекрасный день.

Капля потраченной магии стянула кожу на запястье, истончила её, высосав влагу, и покрыла морщинами. Но даже это не могло испортить настроения. Кассандра знала, что остался всего шаг – и всё изменится! Она подошла к прилавку, где прямо при прохожих тучная седовласая женщина готовила мясное рагу с лепёшками, и заказала себе обед.

Еда насытила тело, разнеслась по жилам приятным теплом и радостью, возвращая молодость и красоту хозяйке, высвобождая магию. Безжизненные тусклые волосы вдруг заблестели и стали скручиваться в крупные локоны. Кожа разгладилась. На щеках, уже не таких впалых, заиграл здоровый румянец. Тёмные, почти чёрные глаза зажглись, словно здесь и сейчас отражали не небесную синь, а красоту глубокой ночи, усыпанной звездами, губы же налились свежестью и стали алыми. Кончики пальцев ощутимо покалывало от напряжения – магия просилась на волю.

Кассандра шла, смущённо прикрывая счастливые глаза длинными лестницами, чувствуя на себе восхищенные взгляды. Больше никто не смотрел на лохмотья, в которые превратилось её платье, не замечал грязь на светящемся юностью и здоровьем идеальном лице. Да и она больше не скрывала ни осанку, ни грацию. Кассандра шла через толпу, как королева, и все, кто видели её, уступали дорогу.

Когда кто-то взял её за руку и Кассандра ощутила осторожное прикосновение тёплой шершавой руки, она почему-то не испугалась и не удивилась. Её остановила седовласая женщина, во взгляде которой светилась доброта и искренность. Так могла бы мать смотреть на вернувшуюся после долгих странствий дочь, что цыгане украли ещё малышкой. Доброта читалась во всём – в том, как она касалась Кассандры, как раздвинула тонкие губы улыбка и проявились мелкие чёрточки морщинок, как лучились синие на удивление молодые глаза, не скрывая своего восхищения.

Тепло её взгляда тронуло сердце, Кассандра едва сдержала желание обнять незнакомку, та же очень мягко повела её к большому шатру, прижимавшемуся к стене дома. Нырнув под полог, Кассандра поняла, что очутилась в торговой лавке. Лучи солнца проникали сквозь полупрозрачную ткань, натянутую над головой, создавая какую-то волшебную уютную атмосферу. В своей прежней жизни Кассандра, привыкшая к роскоши и дворцам, повидала немало прекрасных изысканных нарядов и вещей, но и сейчас в этой простой уличной палатке ей понравилось.

Здесь были платья, сарафаны, туники из дорогих тканей, расшитые вышивкой и диковинными камнями, были и вещицы попроще, а на столе в специальных лотках лежали насыпанные горстями украшения – бусы, браслеты, броши – кованные, плетённые, из камней и кожи, из светящихся и обычных нитей, гребешки для волос и шпильки.

Пока Кассандра осматривалась, женщина поднесла ей кувшин с водой и, поставив его на стул, жестами предложила умыться. «Она немая», – внезапная догадка омрачила мысли Кассандры, но желание сейчас же вмешаться пришлось подавить. Такое вмешательство потребует много сил и времени, дорогих ингредиентов и, возможно, понадобится не одна попытка и даже не две. И это при условии, что она не была рождена такой. «Нельзя!» – Кассандра отдёрнула себя, запрещая.

Аккуратно положив тюк с костями на пол, Кассандра зачерпнула из широкого горлышка воды и освежила лицо, шею, руки, запястья. Женщина, огородив клиентку шторкой и пошарив где-то в закромах, уже стояла рядом и, когда Кассандра закончила, стала помогать ей раздеваться. В руках она уже держала чистую тряпицу, которую смачивала в кувшине и омывала спину красавицы, постепенно спускаясь всё ниже к осиной талии и выразительно изогнутым бёдрам. Мягкие, умелые прикосновения холодили кожу, оставляя свежий, приятный след.

Кто-то заглянул в лавку, и хозяйке пришлось отвлечься.

– Матушка, я продала четырнадцать браслетов и пару ониксовых бус, ещё деревянные чётки и русалочьи серьги, – затараторила девушка. – Но в толпе вновь орудует шайка Бартиса. Я приметила одного из них. Я оставлю всё, что выручила, в нашем схроне. Боюсь, что решат отомстить мне за то, что выкрутила руку их новенькому. Не удивлюсь, если пока он не обчистит меня, его не примут в шайку.

Как и следовало ожидать, ответа не последовало, лишь зашуршали какие-то мешочки. Кассандра тем временем сама закончила омовение и выглянула из-за шторки.

– Я пойду, мама, или тебе нужна помощь здесь?

Юркая, тонкая, как эвейская лань, девушка с рыжими волосами, убранными в изящную прическу со множеством цветов, чмокнула мать и, прочитав ответ по глазам, выскочила из лавки со словами:

– Тогда побегу работать. Людей – тьма!!! Сегодня мы хорошо заработаем!

Хозяйка лавки вернулась с белым сарафаном, расшитым мелкими голубыми камешками, они искрились и казались капельками воды. Откуда та его достала – одним богам известно, на витрине его точно не было. Кассандра не смогла сдержать улыбку. Он так разительно отличался от чёрных лохмотьев под ногами, что в прежние времена были прекраснейшим платьем, созданным лучшими портнихами королевства. Сделанный из грубой плотной ткани, какую точно не одобрили бы в высшем свете, он был достаточно красив и элегантен, и Кассандра с благодарностью взяла его – чистый, светлый, как символ её новых надежд и помыслов, как вера в то, что всё будет хорошо.

Умелые руки зашнуровали на спине завязки, надели поверх корсет и подвели её к большому напольному зеркалу в резной деревянной раме. Сарафан сел идеально, подчёркивая изгибы точёной фигурки, привлекая взгляд к в меру открытому декольте с соблазнительной ложбинкой между грудей, струясь от бедра по стройным ногам вниз и разлетаясь в разрезе при каждом движении. Рукава полупрозрачной рубашки, прилагающейся к сарафану, были какими-то воздушными, словно сделанные из паутинки. Кассандра перехватила взгляд хозяйки полный восхищения и тоски по собственной юности. И, не сдержавшись, обняла её.

Они немного постояли так, чувствуя тепло друг друга, и Кассандра подумала, что так хорошо ей не было уже давно и никогда с собственной матерью. В этот момент женщина вдруг отстранилась, чтобы снять с себя подвеску, больше похожую на ожерелье. Витиеватое причудливое плетение нитей соединило вместе белый жемчуг и камни синеглазки – брошенные яйца горной ящерки, которые под воздействием времени и холода превращались в удивительные кристаллы, способные менять цвет в зависимости от освещения, но чаще всего они отражали небесную гладь.

– Подарок, – то ли догадалась, то ли прочла по губам Кассандра, когда женщина попыталась произнести это слово, и непривычное тёплое чувство вновь разлилось в груди.

И пока она боролась со своими чувствами, хозяйка мягко усадила её на стул и, мастерски орудуя шпильками, собрала волосы в высокую красивую причёску, не хуже, а, может, и лучше, чем у её собственной дочери. Затем она сняла с себя лёгкие белые сандалии – выглядевшие как плотная подошва с атласными лентами, которыми нужно было обвить стопы и икры. Себе же она нашла простые заношенные сапожки.

Откуда-то из своих закромов, хозяйка так же выудила белую сумку с ремнём через плечо из нежной оленьей кожи с витиеватой вышивкой и декорированной такими же, как и платье, камнями-каплями. Она жестами предложила уложить в сумку тюк, о котором Кассандра не забывала ни на миг, то и дело бросая на него беспокойный взгляд.

Кассандра подошла к зеркалу и замерла. Оттуда на неё, поражая чернотой своих глаз, смотрела молодая женщина, не признать красоту которой было безумством. На неё смотрела та Кассандра – прежняя, та, что повелевала миром. Как будто и не было тех лет и мрака, не было заточения, где она, погребённая заживо, жила одной мыслью: «Вернуть его. Воскресить. Подарить ему жизнь, что отняли по её вине». Да, это была она. Но не холодная королева, а обычная женщина. Холод и гордыня слетели с неё, как опавшие по осени листья, оголив пульсирующую в груди боль. Словно незаживающая рана, эта боль поселилась внутри.

Кассандра невольно обняла себя, вдруг вспомнив… на мгновение показалось, что он подошёл и стал рядом. Там в зеркале отразились такие знакомые черты, улыбка чарующая, пьянящая, словно самое сладкое вино. Он обнял её за плечи, сжал их в порыве страсти, и его поцелуи, обжигая шею дыханием, стали спускаться ниже. Тихо зашелестев, скользнуло вниз, к ногам, лазурное платье. Кассандра обернулась к возлюбленному, и их губы слились в жарком поцелуе, заставляя тело трепетать и отдаваться ласкам неистово, горячо, двигаться навстречу, стонать от чутких прикосновений, шептать, как молитву, как заклинание: «Я люблю тебя» и слышать в ответ: «Ты – мой свет. Без тебя нет смысла».

– Ты мой свет, без тебя нет смысла, – в каком-то забвении повторила Кассандра, пытаясь прикоснуться к нему через года, но видение растаяло, а пальцы уткнулись в стекло, отозвавшееся отрезвляющим холодом.

Прощаясь, Кассандра просто раскрыла кошель и протянула его хозяйке, чтобы та взяла столько денег, сколько посчитает нужным. Отсчитав десяток не самых крупных монет, женщина склонилась в знак благодарности, и они ещё раз обнялись. Сделав несколько быстрых шагов, Кассандра покинула лавку в состоянии лёгкой грусти. Толпа подхватила её шумной волной и повлекла за собой в самое сердце Ардаса.

Глава 4. Возвращение

– Дагелийский ящер! Смотрите! – такие возгласы сыпались повсюду, произносимые на все лады: от ропота, смешанного с почти священным ужасом, до умопомрачительного восхищения.