На всё воля богов

Кассандра незаметно поправила ритуальный нож, привязанный к бедру. Она спешила. Казалось, даже сердце стало биться быстрее.

«Войти в лавку. Убедиться, что никого, кроме Илиссы, нет. Притвориться, что забыла купить какую-нибудь безделушку. Навести подавляющие волю чары, чтобы она просто пошла следом, без разговоров». Кассандра поморщилась. Спина болела, но она жалела магию на своё исцеление, на Илиссу же придётся потратиться. «Что, если как-то заманить её, попросить помочь? Пообещать денег? И уже там, на месте…».

Кассандра так углубилась в свои мысли, что пропустила удар в живот. На повороте отразившееся в куполах храма солнце ослепило её, и она не заметила несущуюся сломя голову девчонку. Их столкновение было неизбежно. Удар заставил Кассандру согнуться, девчонка же, явно не ожидавшая никого встретить, упала на мостовую и, судя по шипению, расшибла локти.

Кассандра выпрямилась и опешила. Эта мелкая бестия – босячка, распластанная на камнях – одарила её таким гневным, пылающим взглядом, что будь у неё хоть капля магии, Кассандра уже сгорела бы дотла. Столько горечи и непрощения, упорства и боли скопилось в ней, что всё это слилось в горючее месиво, сделав её неистовой, дикой. А, главное, непокорной. В этой простой уличной девчонке чувствовался сильный дух, дух победителя, в ней было так много желания жить, что… это всё меняло.

Кассандра улыбнулась, едва заметно. Сама судьба привела ей в руки это дитя. Она будет бороться за жизнь, будет хвататься за неё до последнего вздоха, не сдастся, даже если сама Смерть встанет на пути, а значит, сможет помочь Кенрику найти дорогу назад.

– Китэши дэкарад тамэ! Тэлиосо. Спи и иди за мной, – лёгким движением руки Кассандра поманила за собой свою жертву.

Глава 7. Даймири

Утром того же дня

– Проснись! – в лицо плеснули холодной водой.

Мерзкие капли потекли по шее, впитались в простыню, укрывшую солому. И, прежде чем толстая рука привычно схватила Даймири за волосы, чтобы выволочь из-под вонючей овечьей шкуры, девчонка успела вскочить. Сон уходил нехотя, и несколько секунд потребовалось, чтобы осознать, где она. Старый сарай стал ей домом, с тех пор как пришла весна и скотина дала потомство. Сквозь щели в крыше пробивался едва дребезжащий свет да ветер забирал остатки тепла, кусаясь и заставляя ёжиться тощее ещё детское тело под уродливым серым платьем.

– Пока не рассвело, пойдёшь к Раскиным. Ты должна у них забрать наших кур, – глаза тётушки казались безумными, редкие блики отражались в них, усиливая это ощущение, как и дрожащий шепчущий голос, и придыхание, с которым она выплёвывала слова. – Поняла?

– Там же собаки! – сон выветрился быстро, проснулся страх.

Даймири едва не пропустила подзатыльник, вывернулась, но тётушка тут же схватила её за косу у шеи и прошипела в самое ухо.

– Делай, что велено! Думать не твоя забота. Времени до рассвета, не больше. Не успеешь – пеняй на себя, – женщина отпустила девчонку, слегка толкнув в спину.

Зельге было за тридцать. Свежесть юности давно покинула её. Фигура потеряла форму. Руки огрубели и раздулись, превратившись в нечто годившееся скорее для битья, чем для ласки. Глубокие не по возрасту морщины состарили лицо, давно забывшее любое выражение, кроме угрюмого. Глаза, прежде яркие синие, потускнели, сначала наполнившись грустью, затем слезами, а после и вовсе потеряв всякий блеск и интерес к жизни.

Что смысла в той жизни, если она отравлена? Если юность прошла и нет ни малейшей надежды на перемены? Если эта маленькая дрянь всё время перед глазами и её дерзкий взор так напоминает сестру. Кейса тоже была такой – дерзкой. Всегда знала, что ответить, метко, не в бровь, а в глаз. А ещё она смеялась. Этот смех завораживал, заражал, очаровывал. Все, кто слышали его, начинали улыбаться и тихонько хихикать в ответ. Любое напряжение она могла снять, расхохотавшись всласть, до слёз, до колик в животе. Притягивала этим смехом, как магией. Ведьма! Она сводила мужиков с ума игривой своей улыбкой. Белозубая. Стройная. Лёгкая. Дрянь!

Зельга сжала кулаки, так что в кожу впились ногти. Сколько лет прошло, а ненависть к сестре не утихла. Не пришло прощение. И не придёт никогда! И если бы было куда плюнуть, она бы плюнула на её могилу. Но Кейса погибла, как собака. Собаке собачья смерть. Великий справедлив в своей милости. Великий отомстил за Зельгу, за каждую бессонную ночь, что она сидела под окном, сжимая зубами тряпку, чтобы не закричать, реки слёз омывали глаза, всё расплывалось, боль душила, мешая глотать собственную слюну. А она, эта тварь… смеялась. И Итгор смеялся. Её Итгор!

Зельга закусила губу. Воспоминания накатили, словно и не было этих долгих лет. Словно всё, как вчера. Её Итгор. Его имя – как мёд сладкое – каталось по нёбу. Итгор! Они встретились на рынке. Он купил у неё сало и яйца да тут же разбил их, поскользнувшись и рухнув на поросёнка. Визгу было! Поднялся чумазый весь и посмотрел на неё, а она, закрываясь руками, прятала рвущийся наружу смех, только глаза выдавали. Его глаза – тёмные, что сама Тьма – тоже смеялись.

О, Итгоооор! Такой вихрастый, статный, большой, как медведь, и такой же сильный. Зельга залилась краской, лишь взглянув на широкую рельефную грудь. Из-под рубашки выглядывали курчавые волосы. Словно разгадав её мысли, он тут же поднял руку и сжал кулак, демонстрируя, как вздулись бицепсы. И Зельга чуть под землю не провалилась – он точно читал её мысли! «Великий, какой стыд!»

– Ну что, красавица, давай проведу? – на его небритых щеках появились ямочки.

– Так не вечер ещё, вон товара сколько нужно продать, – посерьёзнев, сказала она.

– Так я вечером приду, – проведя рукой по вихрам, заверил он и подмигнул, и Зельга снова стала пунцовой.

Вечера она едва дождалась. Дышать боялась. Боялась пропустить его, не найти в толпе, искала его повсюду каждую минуту. Итгоооор.

И когда он пришёл и проводил её домой, и когда будто случайно коснулся руки, и когда обещал, что придёт ещё, она была счастлива. Впервые в жизни она была счастлива. Она даже не знала, что так бывает. Что сердце может так трепетать и млеть, так таять. Она видела в его глазах страсть, что заставляла замирать всё внутри, дрожать в предвкушении. Дух захватывало, стоило лишь представить, как они будут вместе, как будут идти рука к руке неважно куда.

Только то было сказкой. Наивной и несбыточной сказкой, в которую она поверила. Он больше не смотрел на неё. Он смотрел на Кейсу, голову терял, пока она смеялась, наклоняясь к нему так, что её волосы щекотали его щеку. Так, как сотню раз в своих мечтах это делала она – Зельга.

За что? Он ничего не сказал, не нашёл нужным что-либо объяснять. Зельга даже не знала, когда они познакомились и как это было. Тьма! Лишь Великий знает, как ей больно. До сих пор.

Зельга прижала руку к сердцу, казалось, в груди так сдавило, что не сделать и вдоха.

Что у них не заладилось, Зельга тоже не знала. С сестрой она не разговаривала, и когда Итгор пропал, Кейса не грустила ни дня. Казалось, она вовсе не умеет грустить.

Люди болтали, что Итгор поехал на заработки, нанялся в помощники заезжему купцу. Он был беден и хотел лучшей жизни для своей семьи. А потом появился Таиф. Таииииф. Он был совсем другим. Добрый, забавный, худой, точно бродяга. Таииииф. Вот уж кто никогда не падал и ничего не разбивал. Он умел рассмешить, не теряя достоинства, всегда находил нужные слова. И он мог вырезать из дерева всё, что угодно. И он вырезал их свадебные фигурки – его и Кейсы.

Да, Таиф ничего не разбивал, кроме сердца Зельги. Оно попало в тот же капкан. А он так и не узнал об этом.

Их нашли в лесу. Тела превратились в изуродованные куски мяса, кишки висели на ветвях. Зельга не видела, но говорили, что опознать в этом месиве людей было почти невозможно. Что за зверь мог совершить такое? Зельга хорошо знала этого зверя. Она сама сказала ему, где их искать. Забыв лишь о том, что у них осталось дитя. Отродье Тьмы – Даймири.

Да, Зельга знала того зверя. И имя ему – ревность. Она видела, как он прихватил топор и ушёл взбешённый, рассекая ногами траву. Итгор… вернулся.

Она ждала его. Даже после того, как узнала – и то, что было у неё только в мыслях, стало реальным, безвозвратным – ждала. Но Итгор больше не появлялся, возможно, опасаясь, что его будут искать и отправят на плаху или кто-то сдаст его и жители деревни устроят самосуд. Зельга так и не выдала его. И, если его видел кто-то другой, он тоже молчал. Да, какое-то время Зельга втайне мечтала, что он ещё придёт к ней, надеялась, что у той, нарисованной ей в мечтах, сказки есть счастливый конец. Но Итгор исчез, словно и не было его никогда. Словно она его придумала.

Когда горели в печи свадебные деревянные фигурки, Зельга каталась по полу и кусала руки, воя в голос, как раненный зверь, задыхаясь, захлёбываясь уже другим именем: «Таиииф».

«Таиииииф!»

Но когда и эта пытка кончилась, когда высохли слёзы, она перестала себя терзать. Она больше никого не любила. Она словно перестала жить и чувствовать что-либо. Словно заморозила себя изнутри.

Только ребёнок, проклятая девчонка, мозолила глаза, напоминая о покойной сестре. Как назло, Даймири унаследовала и красоту Кейсы, и её нрав, и даже этот проклятый смех. Звенящий, раскатистый, ведьмовской. Благо, смеяться поводов у неё почти не было.

Потому отправляя племянницу к соседям, Зельга смотрела ей вслед без какой-либо тревоги и жалости. Будь, что будет. В конце концов, она не просила судьбу взвалить себе на плечи эту обузу.

До забора Даймири шла крадучись, мысли как бешеные крутились в голове, пытаясь найти выход из ситуации. Неделю назад тётка обнаружила, что пятеро её кур бесследно исчезли. После долгих поисков, она со всей накопившейся злостью оттаскала Даймири за волосы, обвиняя последнюю в том, что это её вина и она, видимо, не закрыла сарай, да лисы растащили птиц.

Но уже на следующий день, когда Даймири, скрываясь от очередной вспышки ярости, залезла на грушу, оказалось, что куры вовсе не пропали. Они прекрасно поживали во дворе Раскиных, важно расхаживали с соседками и искали червей, как ни в чём не бывало. Как это вышло, осталось загадкой. Да, конечно, все они давно облюбовали небольшой участок под забором, там, где почти всегда была тень, росла их любимая трава, в ямке с песком застаивалась тёплая дождевая вода, а почва отличалась удивительной рыхлостью, но Даймири облазила то место вдоль и поперёк, пытаясь найти щель или подкоп, который вырыли беглянки. Тщетно.

Зельга же, накопив достаточно смелости, отправилась к соседу с требованием вернуть птиц. Тот в это время завтракал, и несколько слуг подносили ему разные блюда. Услышав претензии и требования, господин Ольд – не в меру толстый, холёный человек, привыкший к тому, что жизнь к нему не по делам благосклонна, не поленился встать, обтерев салфеткой губы. Он подошёл к окну вместе с Зельгой, накинув руку ей на плечо, словно она была его давней подругой, и, обведя ленивым сытым взором свои владения, сказал:

– Вот говорили же мне, что я слишком к тебе добр. Просто запомни: всё, что есть на моей территории – моё.

Он ковырнул ногтем застрявший между зубами кусочек бекона и указал на патрулирующих сад псов, каждый из которых был размером с молодого кабанчика.

– Познакомься. Моя гордость!

К выходу Ольд подтолкнул соседку куда более грубо, чем только что обнимал, показывая, что разговор окончен, и делая знак слугам, чтобы гнали взашей. И та ушла несолоно хлебавши, скрипнув зубами – не очень-то поспоришь со старостой. Тут нужно действовать иначе.

У забора было на удивление тихо. Как бы ни старалась Даймири, вряд ли она могла перемещаться настолько бесшумно, чтобы не привлечь внимание псов. И это показалось ей странным, пока она не увидела сквозь щель между досками тела всех троих. Они лежали, не подавая признаков жизни. И даже, когда Даймири, осмелев, нащупала камешек под ногой и перекинула его через забор, псы не поднялись, не шевельнули ни ухом, ни единым мускулом.

«О, боги!» – Даймири замерла, чувствуя, как холодная дрожь бежит по спине, но мысли «Неужели Зельга убила их?» и «Раскины это так не оставят!» отошли на второй план. Она словно вновь услышала голос тётки: «Времени до рассвета, не более» и поняла, что они спят. Неважно, как Зельга провернула это, нужно спешить. Схватившись за доски, заострённые кверху, Даймири подтянула своё тощее тело и ловко перемахнула на другую сторону.

Отсюда всё казалось достаточно просто. Лишь бы удача была на её стороне! Даймири поёжилась от внезапно налетевшего ветра и попыталась привести в порядок мысли. Самое главное – найти нужный сарай. В этой части сада их было шесть, и в одном подала голос корова, так что его можно исключить сразу. Затем среди чужих кур нужно отыскать своих беглянок, принести их сюда, перекинуть к себе на участок и уносить ноги, пока не проснулись слуги и эти твари. Даймири бросила взгляд полный тревоги на лежащих неподалёку псов и убедилась по тому, как вздымались их рёбра, что они дышат. Мощные пасти с тяжёлыми нижними челюстями были чуть приоткрыты, демонстрируя большие белые зубы.

Развлекая гостей, Ольд частенько использовал своих псов для травли. И далеко не всегда в качестве жертвы выбирали животных. В ход шли бродяги и осуждённые, те, кого никто не хватится. Даймири видела несколько таких чудовищных зрелищ с верхушки груши и не понаслышке знала, на что способны эти клыки. Благо преступники – убийцы и насильники – не вызывали сочувствия. Да и Ольд умел остановиться, предпочитая не убивать, а пугать своих жертв до заикания и грязных штанов. Потехи ради.

Она старалась держаться в тени деревьев, опасаясь, что кто-то из слуг проснётся раньше обычного и увидит из окон её мечущийся силуэт, но это не всегда удавалось. Яблони росли, плотно прижавшись друг к другу ветвями, а груши и черешни стояли чуть поодаль, и пусть их кроны были большими и пышными, их укрытия хватало ненамного. Далее следовало не менее десяти метров пустого поля со скошенной травой, и пересечь его придётся несколько раз.

Чуть правее расположился загон для собак и специальные заграждения, из которых слуги каждый раз выстраивали новый лабиринт для жертвы.

Даймири собралась с духом и оторвавшись от черешни – последнем на её пути дереве, побежала. Сердце билось отчаянно, громко ударяясь о грудную клетку. Казалось, она добралась до ближайшего сарая в мгновение ока, один раз едва не споткнувшись, но чудом устояв и почти не сбавив скорость. Припав к стене сарая руками, она хотела бы слиться с ней и шла вдоль, прижавшись к шершавым доскам спиной. С замком пришлось повозиться, но радовало, что сарай заперт снаружи. Значит, сюрпризов в виде уснувшего конюшего внутри быть не должно.

Отворив дверь, Даймири поняла, что это склад. До самого потолка в нём один на другом стояли столы и лавки для гостей, с другого бока какие-то бочки, должно быть с вином, садовый инвентарь и прочая утварь.

– Тьмааа, – протянула девчонка, поняв, что закрыть за собой дверь, как было – то ещё испытание.

Ещё несколько сараев были заперты на ключ. Сначала Даймири пыталась заглядывать в окна, потом решила, что для курятника такие меры предосторожности это слишком и стала проверять остальные…

Они появились, когда Даймири выловила последнюю беглянку. Четыре другие наседки благополучно вернулись в родные края, будучи немилосердно перекинуты через забор, и вот когда она уже выхватила Пятнушку из вороха перьев, гребешков и крыльев, в который сбились все остальные куры, и поднялась, сияя улыбкой… их улыбки сияли ярче. Ловушка сработала!

– Ты был прав, Тойл, она тупая, – мальчишка лет пятнадцати загородил проход, и можно было бы попробовать толкнуть его и рвануть к забору, да только второй – точно такой же – уже стоял рядом с братом.

– Я не так говорил, – отозвался Тойл. Его глаза искрились довольством почти так же плотоядно, как у Кайла. Кажется, так звали его близнеца.

– А как? – недовольный его ответом спросил Кайл. Он держал в руках моток верёвки и демонстративно его раскручивал.

– Я сказал, что нам даже ничего не придётся делать. Она всё сделает сама. Она такая же тупая, как её сумасшедшая тётка.

Даймири блеснула глазами, не сумев сдержать гнев, и братья заметили это. Их улыбки сделались ещё более мерзкими. Тойл ловко перехватил конец верёвки, который бросил ему Кайл, и оба брата, не сговариваясь, двинулись к девчонке. Та успела лишь кинуть несколько быстрых взглядов в поисках чего-либо, что могло бы сослужить ей добрую службу, и швырнула в одного из приближавшихся мальчишек Пятнушку, но бунтарку тут же скрутили и повалили на пол, сильно стягивая за спиной руки.

– Брис! Бриииис! Всё веселье пропустишь! – крикнул один из близнецов, привлекая внимание третьего – младшего Раскина, и прошипел ей на самое ухо так, чтобы услышать смогла только она. – А говорят, твоя тётка живьём сожрала твою мамашу.

Сердце отчаянно билось. Они вытащили её из курятника и привязали к черешне, так сильно, что острые выпуклости в коре больно впивались в спину, а руки жгло. Один виток верёвки лёг на плечи, другие на грудь и ниже. Даймири ощущала чужие руки и видела довольные лица близнецов так близко, что при желании могла укусить или боднуть, но она не сопротивлялась. Ясно же, что будет только хуже. Перевес сил на их стороне, а ещё ведь могут позвать слуг. Разумнее будет просто ждать удачного момента.

Она уже научилась по голосу различать, кто говорит. Гадость про мать ей сказал Тойл. Да и глаза у него были куда более жестокими, чем у брата.

– Знаешь, что у нас делают с воришками? – Тойл схватил её за подбородок, и Даймири с трудом сдержала желание впиться в него зубами. – Не сомневаюсь, что знаешь. Видела небось, подглядывая за нами в какую-нибудь щель, словно дворовая крыса.

– Мы отдадим тебя отцу. Расскажем, что ты украла наших кур. Пусть он решает, как тебя наказать, – заявил Кайл, а Тойл, нависнув над Даймири и заглядывая ей в глаза, прошептал:

– Сегодня праздник. Если у него будет хорошее настроение, он отдаст тебя нам. Это ведь мы тебя поймали.

Даймири представила, что в этот момент она дёрнулась и боднула самодовольного ублюдка так, что сломала ему нос, и кровь хлынула волной, и он, зажав её руками, крутится как волчок, посыпая её голову проклятьями. И ей стало лучше. Даже захотелось улыбнуться.

– Эй, Брис, что ты там возишься? – гаркнул Кайл.

– Она отравила наших собак, – послышался голос младшего Раскина откуда-то со стороны забора.

– О-па, – протянул Тойл. – То-то их нигде не видно.

Он снова взял Даймири за подбородок, заставив смотреть на себя. Она смотрела. На его бледную кожу, веснушки и рыжие брови, на убранные в хвост светлые волосы и высокий лоб. Она чувствовала его дыхание на себе, и в тысячный раз жалела, что не может впиться зубами в его глотку, как если бы была волчицей.

– За такое точно отдаст, – произнёс Тойл и мерзко улыбнулся.

– Брис? – Кайл следил за братом, рыщущим по саду, и, когда тот стал быстро приближаться, все почувствовали угрозу, исходящую от него.

– Эй, Брис! Что это? – спросил Кайл, пытаясь стать у него на пути, но братец лишь зацепил Кайла плечом, едва не сбив с ног и не замедлив шага. И уже секунду спустя, резко оторвав от Даймири опешившего Тойла, ответил:

– Подброшенный нам яд.

Он снял наколотый на палку кусок мяса, найденного им под забором, и, ткнув им в лицо девчонки, перемазав ей губы кровью, приказал:

– Ешь!