Память небытия

Работали внутри камер будто не убить не могли но не хотели следы в коридоре оставлять. Даже будто подчистили входы чтобы до следующего караула случайно никто не наткнулся. Воняет кровью и блевотиной в каменных стенах будто въелось. Парни страдают кого выставили на охранение просят дать смену. Не виню их сам едва кишки не оставил на полу.

Старик точно не тут хотели бы прикончить или сделать вид то обрядили бы кого то в одежду столичную. На трупах ни у кого такой нет. Если искали его то зачем резать всех если можно было просто уйти тут уж не знаю. Без бумаг как в темноте без фонаря.

За пределами этажа пустота как будто по воздуху ушли те кто ушел. Ни капельки крови никто ничего не видел. Парни беспокоятся. Жду указания.

Еще пара абзацев была вымарана начисто – похоже, человек Алиеоноры подробно описывал увиденные зверства, но Райя не смогла разобрать ни строчки. И не очень-то хотела. Она прочитала письмо еще раз, каждый раз вздрагивая при слове «старик». Затем посмотрела на Байрона.

– Не помешают объяснения.

– Объясню. Быть может, вам и сложно поверить, но в случившейся ситуации я полностью на стороне вашего отца. Такого… Такого человека, как Гидеон, явно не должны были швырнуть в темницу, словно отброс с улицы. А именно это и сделал Осфетид. Довольно очевидно, что он планировал вызнать много всего интересного о настроениях в столице, попутно использовав такого ценного заключенного как рычаг давления. Прошу простить, если мои слова делают вам больно.

– Справлюсь. Продолжайте.

– Среди стражи довольно много лояльных мне людей. Нет, не так. Достаточно много людей, которые признают только одну власть – власть денег. Про то, кому идут их донесения, они и не спрашивают, мы просто платим достаточное количество монет, чтобы лишних вопросов не возникало.

Он кивнул куда-то в темноту, отдавая должное Алиеоноре, которая в обычное время явно занималась чем-то посерьезнее, нежели раскладыванием еды по тарелкам.

– Быстро сориентировавшись, я добился попадания одного из таких людей в караул, охраняющий вашего отца. Без какой-либо конкретной цели, просто на будущее – всегда полезно иметь кого-то из своих в эпицентре событий. И за первые сутки с момента переговоров не получил ни одного донесения.

– Почему же?

– Очевидно, из-за того, – тут Байрон вновь взял листок в руки, пробежался по строчкам, – что «…двое которые охраняли старика умерли прямо на входе…». Наш человек заступил в караул, началась вечерняя смена. С которой он уже не ушел, увы. То была первая ночь, вы как раз должны были вернуться со своей прогулки по обители. А в это время… Вы и сами успели прочитать. О произошедшем стало известно только на следующий день, когда пришло время кормить узников. И то не всем. Осфетид строго-настрого запретил делиться с этой информацией с кем-либо, кроме уже посвященного круга людей.

Он сделал небольшую паузу, словно проверяя, успевает ли Райя следить за мыслью. После чего продолжил:

– Краткий итог: все, кто были на этаже, вырезаны подчистую, тела в таком состоянии, что даже нельзя определить точное количество погибших. С этажа почти ничего не пропало… Кроме вашего отца. И, может, каких-то вещичек, которые мы не можем никак отследить. Правитель рвал и метал, к счастью, не в моем присутствии. У него и без того… Тяжелый период. Думаю, новость, что главный политический заложник выскользнул из рук, еще и так скоро, оставила глубокий шрам на его гордости.

Райя молчала, пытаясь уложить в голове услышанное. Байрон задумчиво побарабанил пальцами по столу.

– Должен сказать, я до сих пор испытываю некоторое тщеславие, заняв сторону такого человека, как Гидеон. Тайная поддержка, возможность прикоснуться к чему-то великому, почувствовать себя волком в овечьей шкуре… И у него нашлись союзники, о которых мне не было ведомо. Вам есть что на это сказать?

– Нет. – Райя прикинула, что будет, если она сейчас упадет в обморок.

– Так и думал. – Святой отец снова глубоко вздохнул. – После произошедшего весь этаж исследовали кирпичик за кирпичиком, но поиски не дали никаких результатов… К счастью? И, судя по всему, Осфетид решил не падать духом и следовать своему плану до последнего, часть войск спешно покинула Фарот почти сразу же. С вашим отцом в обители или без него уже ничего не изменить. Но я решил, что вас подбодрит подобная информация. Прошу простить, что не организовал встречу ранее… Моего внимания требует множество других вещей.

Казалось, он готов подмигнуть ей.

– Теперь вы знаете, что Гидеон не ушел в небытие прямо там. Но я в это никогда и не поверил бы. Ваш отец, подчеркну, по-настоящему великая фигура, стоящая у истоков всего, чего мы добились за годы.

– В таком… В таком случае – где он?

Байрон пригладил бороду, покачал головой.

– Не смогу ответить на этот вопрос. Можно представить, что он затаился где-то в Фароте, воспользовавшись помощью союзников. Или же покинул город. С другой стороны: зачем? Куда податься, в столицу? Любой разумный человек сейчас, наоборот, старался бы держаться от нее подальше…

Он продолжал разглагольствовать, но голос его затерялся где-то вдали, шестеренки в голове у Райи начали вертеться с утроенной скоростью. Байрон ворвался в ее жизнь и в очередной раз перевернул все вверх дном. Надо отдать должное святому отцу: у него это получалось похлеще, чем у самых отъявленных интриганов столицы.

В первое мгновение она не могла разобраться в своих ощущениях, но, сделав глубокий вдох, поняла: в груди поселилось новое чувство, потеснив недуг и боль от утраты. Чувство надежды. И облегчения. Где бы сейчас ни находился ее отец – он всяко в лучшем месте, чем в темнице у Осфетида за пазухой. За сохранность его жизни вроде тоже можно не переживать, в донесении было верно сказано: хотели бы убить – столичного дипломата можно опознать без проблем. А если бы хотели имитировать убийство, то «опознать» было бы еще проще. Может, и стоило, тогда под покровом обмана ее отец был бы еще в большей безопасности… Но сама Райя, без сомнений, умерла бы от горя прямо тут, услышав печальные вести и так и не узнав, что они лживы. Так что все произошедшее – к лучшему.

Оставался последний, резонный вопрос: а что произошло дальше? Отец и часа не мог усидеть без дела. Обманчивое спокойствие и высокопарное достоинство, с которым он перемещался по столичной обители и всему континенту, были лишь трюком, чтобы усыпить чужую бдительность. На деле же его живой ум работал без остановки. Не в пример ей, полной дуре, зачахшей в своей комнате, стоило только оступиться разок… Но для самобичевания время еще будет.

Остаться в этом городе, двинуться в Аргент, пытаясь опередить армию… Или третий пункт? Какой?

Вариант с Фаротом выглядел сомнительнее всего: спрятавшись в подвале, прямо в тылу у врага, великих дел не свершишь, в этом она уже убедилась. Скорое возвращение в столицу тоже выглядело не самым разумным вариантом: даже если представить, что из замка Гидеон выпорхнул на крыльях, приземлился в стоящую наготове повозку и сразу двинулся к Аргенту – он навряд ли опередил бы наступающую армию. Слишком малая фора, чтобы перевернуть ход событий. А наградой было бы оказаться за высокой стеной, которую вот-вот начнут осаждать.

Что тогда? Если бы отец вообще знал, что она здесь, совсем неподалеку… Насколько все было бы проще. Фаротский рудник? Быть может, Гидеон направился туда, полагая, что Райя все еще там? Сомнительно. И опасно. Она понадеялась, что есть еще какой-то путь, до которого пока додуматься не получалось.

…а потому предлагаю вам остаться здесь.

Байрон все же пробился сквозь редуты ее мыслей, Райя вновь оказалась посреди припорошенной мраком комнаты, руны в камине пошли на убыль, пятачок света за спиной святого отца стал совсем мал. Еда на ее тарелке успела остыть, бокал с вином был едва тронут. На улице поднялся ветер, ветка, провисшая под тяжестью еще не успевших пожелтеть листьев, с глухим звуком билась об окно, отстукивая ритм в такт ее сердцу. Хотелось вытереть нос, хоть бы даже и рукавом, окончательно растоптав любые нормы приличия – в ее жизни для них не осталось места. Сдержавшись, вместо этого Райя уточнила:

– Вы не могли бы повторить? Остаться здесь? Зачем? Еще не столь поздно, я вполне успеваю вернуться…

– Вы не уловили суть, – Байрон вновь отпил из своего бокала, – я не предлагаю вам остаться на эту ночь. Я прошу – и настоятельно рекомендую – перебраться сюда на постоянной основе… Во всяком случае пока будущее не станет куда более ясным.

Сделав вид, что промокает губы салфеткой, Райя украдкой откашлялась. Святой отец решил не ставить вино обратно на скатерть, и напиток в бокале безмятежно перекатывался по велению его могучей руки.

– И правда не уловила. Перебраться в ваш дом? Зачем?

– Дом? Ну как сказать… Большую часть своего времени я все равно провожу в обители. Проводил. До того, как она несколько просела под грузом облаков. В последние недели я все чаще испытываю желание потратить время на дорогу, просто чтобы сменить обстановку. Но получается не всегда. Поэтому, уверяю вас, мы будем видеться не чаще, чем вам бы этого хотелось.

– Это не ответ на вопрос.

– И то верно. Зачем? Как минимум, ради вашей безопасности. Чудесное гнездышко, обустроенное вашими друзьями… Уже второе по счету. – Байрон причмокнул губами. – А если вас там смог обнаружить я, то сможет и кто угодно другой. И уже с намерениями не просто поговорить.

Райя промолчала, спорить с этим было сложно. Как бы ни был хорош Фрей, вся его деятельность на благо столицы строилась по принципу: будь никем, и тебя не тронут. За последнее время они нарушили это правило неоднократно, хорошенько наследив по всему городу.

– Более того, у нас с вами много дел впереди. Было не очень удобно каждый раз пересекать весь город, чтобы просто поболтать. Не так ли?

– Много дел? Каких, например? Мне нужно будет уничтожать ваши запасы вина в ожидании момента, когда вы вернетесь из обители, чтобы поделиться новостями? – Райя вздохнула. – Прошу простить за резкость. Но если вы не заметили – пространство для маневра для меня в этом городе сократилось до совсем уж малых размеров.

Святой отец отсалютовал бокалом – жест больше подошел бы балагуру в таверне, нежели оплоту святости целого города. Возразил:

– Это вам так кажется! Уверен, мы сможем что-то придумать… У меня есть пара мыслей на этот счет, но не будем бежать впереди повозки. Что касается «уничтожения» моих запасов – не стесняйтесь. Фарот сейчас переживает не лучшие времена, и неизвестно, как долго они продлятся. Однако моей скромной обители, не в пример обители главной, это не коснулось. Вас обеспечат всем необходимым по первому запросу, а в случае возможных… скажем так, беспорядков – это будет лучшее место, чтобы их переждать. Похвастаюсь, что даже колодец выкопан собственный, никогда не любил зависеть от поставок извне. А от внутренних садов при большом желании можно кормиться всю осень. Хотя о чем это я – очень сомневаюсь, что нарушение продовольственных поставок затронет это место. Что думаете? Безопасность и комфорт, во имя нашего общего дела.

Райя глубоко вдохнула ртом, губы пересохли, и она все же сделала глоток вина. Предложение выглядело… Слишком удобным. Что бы Байрон ни говорил, его связь с Фаротом куда сильнее, чем с Аргентом, даже без оглядки на родственника, заседающего на верхних этажах столичной обители. Не хотелось бы рано или поздно оказаться узницей в бархатных кандалах вместо своего отца.

– Что вы называете «общим делом»?

– А это не очевидно? – Байрон хлопнул глазами, словно пытаясь отогнать витавшую в воздухе глупость. – Сейчас цель может быть лишь одна: сделать так, чтобы притязания Осфетида закончились с минимальными потерями для обеих сторон. Или больше, чем «обеих», – с каждым днем во все это будет оказываться втянуто все больше людей со всего континента. Я не питаю иллюзий по поводу человеческой природы и прекрасно понимаю фундамент, на котором были выстроены принятые решения. Но я живу достаточно давно, чтобы придерживаться мнения: худой мир всегда лучше.

– Даже если так… Вы же понимаете, что Фарот уже никогда не окажется в прежнем положении?

– Будем решать проблемы по мере их поступления… Особенно если учесть, что у нас за плечами осталась еще одна, требующая куда большего внимания. Столкновение двух городов началось в столь неподходящий момент… Речь, конечно же, о ситуации с белоголовыми, которую мы обсуждали ранее. – Он наконец отставил бокал в сторону, сцепил руки в замок. – Вам есть, чем со мной поделиться?

– А требуется? Неужели вы как святой отец не получили донесения и по этому поводу?

– Если бы все донесения доходили до меня, то вам бы и не пришлось лезть в замок. – Байрон скривил губы. – Отмечу, что в тот вечер умы присутствующих в обители занимали переговоры и их последствия. И только. Поэтому прошу поделиться: как все прошло?

– Мои друзья погибли.

– Все? Примите мои соболезнования, во имя великого дела ваши спутники ушли на ту сторону. – Байрон осенил лоб молитвой. Райя машинально повторила его жест.

Все ли? В голове всплыли слова, услышанные от белоголового на руднике: не видел труп – не спеши хоронить. С другой стороны… Какой толк тешить себя пустыми надеждам? Гойб упокоен под грудой камней, Вернона поглотил огонь еще до того, как Райя вознеслась на верхние этажи, сомневаться не приходилось. Рик… А Рик остался в темноте. Райя давно отучилась выдавать желаемое за действительное. Или верила, что отучилась.

В сердце что-то екнуло, она посмотрела на святого отца. Тот молчал, ожидая продолжения. Сколько бы святости ни текло по вкраплениям серебряных нитей в его мантии, будто кровь по венам, Райя внезапно поняла: Байрону абсолютно наплевать, кто и как отдал жизнь в тот день. Его интересовал только результат. Как и всех, с кем она встречалась на своем жизненном пути, за редким исключением.

Вновь порция кашля, после чего Райя уточнила:

– Вы в неведении? Несколько человек вломилось в обитель – и до вас не дошло даже отзвука?

– Учитывая, как успешно Осфетид скрывал от всех свои замыслы и приготовления… Даже от меня. То ничего удивительного, что ваши приключения вымараны из истории. Поделитесь подробностями?

Глубоко вздохнув, Райя рассказала об их приготовлениях. Расчерченный на земле план, часы в очереди у стен обители. Бросок по коридорам замка и последующее проникновение в заброшенные катакомбы. Якобы заброшенные. Несколько раз с языка едва не сорвались имена, но Байрон общался только с ней и Верноном. Если личности прочих ее друзей и были известны святому отцу, он этого никак не демонстрировал, а Райя не собиралась делиться подобными сведениями. По ее рассказу можно было составить мнение, что всю грязную работу взял на себя Вернон, кто и каким образом помогал помимо него – в этих стенах не прозвучало.

Байрон кивал, изредка поднимая брови. Выглядело так, словно она делится успехами в учебе и отчитывается об успешно сданном экзамене. Как только история перенеслась к обнаруженным под землей тюремным камерам, святой отец едва заметно подобрался: эта часть повествования явно интересовала его куда больше, чем описание того, сколько стражников получили по затылку на пути внутрь.

Райя запнулась. Все, что касалось Фелестина Тавора, было невероятно само по себе. Его изыскания косвенно повлияли на жизни тысяч людей. А в скором времени могли повлиять и напрямую, если начнутся боевые столкновения. Нет никаких сомнений, что именно появление браслетов сподвигло Осфетида к активным действиям. Вот только… Чем из всего, услышанного в катакомбах, будет разумно поделиться с Байроном?

Выборочно. Дозированно. Райя усвоила этот урок давно: информация – ценнейший ресурс, и делиться ею из уст в уста стоит лишь тогда, когда ясно, какую выгоду получишь взамен. Байрон только направлял их всех, словно слепых котят, перстом указывая на цель. Да, он подсластил их диалог важнейшим донесением, которое послужило хорошим пинком ей под зад. Но Райя была уверена: святой отец знал больше. Гораздо больше. Поэтому стоило оставить задел на переговоры в будущем. Которые, никаких сомнений, не заставят себя ждать. Как ни крути, они по разные стороны баррикад.

Всю предысторию Фелестина она решила не рассказывать. Прогулки по впадине, чудесное спасение и исцеление… Райя решила оставить все чудеса себе. Упомянула лишь, что исследователя, много лет работавшего на благо Аргента, выкрали и тайно перевезли в Фарот. Про браслеты и опыты над людьми Байрон выслушал не шевелясь, даже не моргая. Невозможно было понять: история заинтересовала его настолько, что святой отец забыл, как дышать, или же ему абсолютно все равно. Но стоило Райе завершить рассказ тем, что в комнату начали ломиться стражники, Байрон подался вперед.

– Это все?

– Все? – Она шумно втянула носом воздух. – Я только что рассказала вам, что война началась во многом из-за того, что Осфетид чужими руками нашел способ противостоять основной мощи столицы – гвардии и рунному оружию. Вам это не кажется заслуживающим внимания?

– И, по вашим словам, правитель не причастен к произошедшему на фаротском руднике?

– Во всяком случае, невозможно доказать обратное. Фелестин не пытался ничего скрыть, так мне показалось. Не видел смысла, предчувствуя кончину. И он правда удивился, когда мы упомянули белоголовых.

– И никаких догадок, кто инициировал похищения юношей, у вас нет?

Создалось впечатление, что воображаемый экзамен она только что завалила.

– Нет.

Но на лице Байрона не отразилось никакого разочарования, он лишь медленно кивнул и слегка улыбнулся, будто желая ее подбодрить.

– В одном месте убыло, а в другом прибыло. Очень жаль что вся история с кратером не сдвинулась с мертвой точки, остались лишь последствия. Зато теперь мы знаем, почему Осфетид был столь бесстрашен в своих нападках на столицу. Не могу сказать, что в моих глазах его шансы побороть Аргент сильно выросли… Хотя нет. Представителю церкви не пристало настолько беззастенчиво врать вслух. Это и правда меняет дело. Оснащенная подобными браслетами армия сможет продержаться куда дольше, чем того будут ожидать столичные военачальники и, в частности, Трагот Хослоу. А еще им придется значительно отступить от давно сформировавшихся тактик и норм. Интересно…

Он задал еще несколько вопросов, но Райя либо не могла ответить на них, либо не хотела. Сильно отполированный рассказ о том, как она спустилась на землю через разрушенную часть обители, удостоился пораженной мины на лице святого отца. Про Коску она также не упомянула: никому в Фароте не следует знать, что в городе еще остались гвардейцы. Один гвардеец, снявший доспехи, но все еще способный быть угрозой. К счастью (и к небольшому ее раздражению), собеседника куда больше интересовали события внутри замка, чем вне его. Они просидели достаточно долго, чтобы глаза Райи начали слипаться. В конце концов Байрон запустил пальцы в бороду, задумчиво подергал ее.

– Ничего удивительного, что подобные изыскания Осфетид держал в тайне даже от ближайших союзников. Жаль лишь… Если вы сказали, что браслет, как и ошейник, снять невозможно, то ничто уже не повернуть вспять. Но, по моему мнению…

Райя вновь отпила вина, кивком попросила его продолжать.

– Погибший Тавор передал свои инструкции по созданию браслетов Осфетиду, иначе бы им не пренебрегли столь легко, исследователь превратился в отработанный материал. Это ценнейшие знания, и тот, кто владеет ими, владеет правами на континент. Говорю это как представитель церкви. Скажите, вам удалось вынести хоть что-нибудь с собой? До того, как все сгорело?

Райя подумала о лежащей дома книжке, полученной от Фелестина.

– Нет.

Байрон побарабанил пальцами по столу, прикрыл глаза.

– Очень жаль. Подобным знаниям не место в руках бряцающих оружием правителей, будь то Осфетид, Вильгельм и кто-либо еще. Нужно будет это обдумать… Однако уже поздно. Этот разговор для другого дня. Мне нужно время. А пока, надеюсь, вы примете мое предложение. Покои для вас уже приготовлены.

Райя помедлила. Так много еще было не обговорено, но спазм в горле разросся до настоящей боли, в висках гудело, глаза слезились. Внимательно посмотрев на нее, Байрон добавил:

– И не отказывайтесь от лекаря. Он навестит вас завтра.

– Быть может. Посмотрим. Сегодня я точно лягу в ту кровать, в которой проснулась утром. Я не могу дать ответ, пока не обсужу это со своими людьми, если можно их так назвать.

– Я уже упоминал: ваши друзья – мои друзья. Называйте их так, почему нет? – Байрон сделал знак Алиеоноре. – Подготовь повозку в обратный путь. И сопроводи гостью…

– От кареты не откажусь, спасибо. Но доберусь сама и, быть может, немного вздремну по пути. Не будем мучить вашу помощницу поездками туда-сюда по ночному городу. И у меня есть вопрос напоследок.

Райя услышала, как Алиеонора вышла из зала. Байрон склонил голову, соглашаясь с ее словами и одновременно выражая готовность слушать.

– Почему вы все это делаете?

– Простите?

– Все это. Вы глава церкви Фарота, а вместо того, чтобы поддерживать Осфетида в его начинаниях, сидите тут со мной и строите планы, которые являются изменой даже в мыслях. И прошу не упоминать родственную связь с Аргентом: Урбейн, без сомнений, пройдется по головам всех причастных, если это потребуется.

– Урбейн всегда был таким, – Байрон посмотрел в окно, – властным. Честолюбивым. Не удивлюсь, если за годы он и вовсе подзабыл, во имя кого церковь существует. Довольно легко отвлечься от следования постулатам и сосредоточиться на деньгах и влиянии. Но все равно каждый раз, когда я вспоминаю о нем, – я делаю это с улыбкой.

Никакой улыбки на лице Байрона Райя не заметила.

– Он еще поймет, что все было не зря. Что касается вашего вопроса… Учитывая ваше образование, вы должны прекрасно знать об исследованиях подводных течений, опоясывающих континент?

Райя нахмурилась, резкая смена темы завела ее в тупик.

– Да, мне о них известно, для этого даже не нужно быть чересчур образованным.

– Тоже верно. Огласите краткую версию для меня?

– Симфарея вся окружена быстрыми течениями, именно поэтому корабли могут без проблем передвигаться и вставать на якорь только во внутренних водах, – она вздохнула, роль примерной ученицы начинала утомлять, – или же совсем недалеко от внешних берегов.

– Благодаря этому за всю нашу долгую историю континент не подвергался нападкам извне… Если там вообще есть кому нападать – думаю, мы никогда не узнаем. Ограничение работает в обе стороны: я изучал старые отчеты о попытках отправить экспедиции прочь от известных нам земель – безуспешно. Мы заперты здесь, многоуважаемая Райя Гидеон, – он вновь осенил лоб молитвой, – а потому и грыземся между собой.

– Объясните.

– Разве не очевидно? Во все времена людей толкает вперед жажда исследования, как вширь, так и вглубь. Когда есть куда двигаться, общая цель препятствует безумию. А что делать, когда все клочки земли изучены и обжиты? Когда на севере мы опираемся на великую святыню, а с трех сторон ограничены бурными водами? Люди начинают делить между собой уже распределенное. И вот мы здесь.

Во мраке его светло-карие глаза стали почти черными, теперь Райе казалось, что она смотрит прямо в душу этому человеку.

– Чей угодно успех в начавшемся противостоянии приведет только к более глубокому кризису. К нынешнему мы шли двадцать с лишним лет, победа Вильгельма в свое время послужила неплохой встряской, но конец все равно был неизбежен. И если сидеть сложа руки, то ничего не изменится. Представим, что Осфетид добился успеха, – поделится ли он властью с теми, кто поддержит его? Или использует армию свою для того, чтобы контролировать континент, как до него это делал Вильгельм со своей гвардией? Для меня ответ очевиден.

– Военная мощь – не единственное, на чем держится власть.

– Да, еще она держится на деньгах. Деньги проистекают из рун. На рунах держится прогресс. Но, как ни крути, – все это можно подчинить себе, если выступать с позиции силы. Нет уж. Симфарее нужна встряска иного рода. Поверьте, она ближе, чем можно представить. Путь к новому миру лежит на обломках чужих амбиций. Главное – верить, – глава фаротской церкви слегка фанатично улыбнулся, чуть ли не впервые став перед ней тем, кем являлся долгие годы; вера в писание, словно аура, обволакивала его фигуру, – и без вас на этом пути мне не обойтись. Я ответил на ваш вопрос?

– Вполне. Доброй вам ночи.

Больше не сказав ни слова, Райя поднялась на ноги, всерьез опасаясь пошатнуться, но справилась. Пошла к выходу, обдумывая последние слова Байрона, в которых был какой-никакой, а резон. Но сильнее, чем любая болезнь, ее выбила из колеи фраза про обломки чужих амбиций, было в ней что-то неуловимо знакомое. Будто устами святого отца с ней поговорил отец родной – Гидеон часто цитировал писание, зачастую с легкой насмешкой в уголках губ. Но когда подобные слова слетели с языка Байрона, в них и правда чувствовалась вера в постулаты, годы проповедей не прошли даром.