Память небытия

– Получить болт в спину? Или же терять время? Если вы, господин Лыба, не желаете ни того ни другого, то можете постараться как следует, дав мои ребятам достаточно времени на штурм.

C тем, что прокаженные, по сути, расходный материал, Каллен Торвик даже не спорил. Гилберт зажмурился, пока что болтовня Косорылого оказалась совсем не болтовней. Но парень закатил глаза, явно выражая свое отношение к пожеланиям сержант-майора:

– Я хо… Я прошу вас изменить план.

– Вы, стало быть, успели заделаться ветераном боевых действий в столь юном возрасте?

– Юность – время возможностей. – Косорылый прикусил верхнюю губу зубами, отчего лицо его исказилось в гримасе. – К делу. Я бывал в этих землях несколько лет назад, как и сейчас, без монетки в кармане. Долгая прогулка куда глаза глядят. Но на голодный желудок шагать – так себе. Городишко вроде и не самый большой, а стража и там и сям. Не люблю такое. Но припасы нужно пополнять, с чем, как правило, проблем не было. Но не здесь.

– Ты, стало быть, бродяга и вор. – Клык сплюнул на землю. – Не удивлен.

– Если не пойман – значит не вор. И в этом вся суть. Я бы в любом случае улизнул, не одним способом, так другим, – Косорылый самодовольно ухмыльнулся, – но тогда не обрел бы ценного знания, которым сейчас хочу поделиться с вами, сержант-майор. Либо башню возвели на таком месте, либо церковник местный решил не полагаться только на веру… Из города я выбрался через лаз. Начало он берет в подвале церковной башни, а заканчивается шагах в ста от городской стены. Там, – он пальцем указал направление, – а вход и выход при большом желании можно местами поменять.

– Ты…

– Я считаю, что нужно отправить небольшой отряд прямо в город. Нападения они не ждут, часовых и патрулей будет мало. Разобраться с ними, открыть ворота для основной части войска. И готово.

Торвик нахмурился.

– Даже если вся эта болтовня окажется правдой… Откуда нам знать, что проход не заколотили после твоего побега? Или что он не охраняется?

– Он уже в те времена был заброшен. Уверен, те, кто о нем знал, давно ушли на ту сторону. Я просто… Хорошо вижу то, что другие не видят. Поэтому улизнул незамеченным, для стражи – будто сквозь землю провалился. Что недалеко от истины. Если за последние несколько лет проход не обрушился сам по себе или внешний туннель не затопило дождями, то этот путь все еще существует.

– Какой он? Размеры? Протяженность?

Несмотря на морщинку, залегшую между бровями командира, Гилберт понял – Торвик поверил в рассказ Косорылого. Быть может, в глубине души у него и правда было желание обойтись малой кровью. А может, просто хотелось оставить расходный материал на будущее. Ведь кто-то должен копать ямы для дерьма?

– Протяженность, как я и сказал, шагов триста. Сто снаружи, пара сотен под городом, башня стоит не так далеко от ближайшей стены. Размер – можно пройти вереницей, если никто не наел бока. Где-то придется пригнуться или ободрать локти, но не более.

Следующую половину часа Гилберт стоял, как дурак, в паре шагов от людей, обсуждавших важные вещи. Каллен Торвик задавал вопросы, Косорылый отвечал. Клык, лишенный внимания своего командира, обиженно сопел. Стоявший у стола солдат, получив одобрительный кивок и несколько указаний, растворился в сумраке. Ночь окончательно вступила в свои права, звезды зажглись над головой, одна за другой. Городские огни, наоборот, потухли, только несколько оранжевых факельных огоньков говорили о том, что ночная стража бдит на своем посту.

Гилберт быстро заскучал, даже страх отступил в сторону, освободив место усталости, дневной рывок по Столичным землям давал о себе знать. Половину из того, о чем болтали люди на поляне, он не понимал, другую половину прослушал. Мысли потекли в другом направлении. Хрен знает почему Косорылый так рвется в столицу, но если ради этого он готов вправить мозги даже командиру, то пускай. Торвик явно не особо волновался о сохранности их прокаженной роты – так до Аргента можно и не дойти…

– Осталась одна загвоздка.

От этих слов Косорылого он встрепенулся. Сержант-майор плотно сжал губы, отчего его скулы еще больше заострились. На лбу залегли морщины, свидетельствующие о работе мысли. Он уточнил:

– Загвоздка?

– В прошлый раз я покинул город, будучи подростком. И с тех пор как следует вырос. Это не должно стать проблемой в самом проходе, он рассчитан для взрослого человека. Но он не рассчитан на проникновение извне, скорее на побег из города.

– Это значит?..

– Лаз закрыт решеткой, запорный механизм со стороны города. В те времена я бы смог просочиться между прутьями, хорошенько втянув живот. Там все проржавело и частично завалено, но пролезть в обратном направлении можно и нужно, только так получится открыть проход для всех остальных. Придется повозиться, но это явно проще, чем пытаться пробиться силой.

– А просто выломать?

– Громко? И придется работать кому-то одному, ширина прохода не позволит поступить иначе. А еще это долго, пусть лаз и заброшен, но делался он на века. Поэтому я так уверен, что путь сохранился. Нам нужен кто-то достаточно мелкий, чтобы реализовать мою уловку и открыть проход со стороны подвала.

Клык шумно втянул носом воздух, сержант-майор поморщился. Все, стало быть, подумали об одном и том же: детей в военном лагере точно не водилось. А солдатский быт как следует способствовал увеличению ширины плеч, а не наоборот. Косорылый же вновь растянул губы в улыбке, оправдывая выданное солдатами прозвище.

– Не грустите, у меня есть чудесный кандидат. Кто бы мог подумать, что осужденные пригодятся, правда, сержант-майор?

После чего повернулся к Гилберту, будто вспомнив о его существовании, впервые за долгое время. Тот, еще не до конца понимая что к чему, задним умом осознал: дело плохо. Накатившее было успокоение как ветром сдуло, снова уступив место волне ужаса. Мысленно Гилберт был уже в своей лежанке в ожидании, пока солдатики сделают всю работу. Ведь к чему гнать группу прокаженных на убой, если новый план подразумевает, что все пройдет тихо и как по маслу? Или нет?

Он открыл рот, чтобы возразить, но слова застряли в горле. Все присутствующие смотрели на него сверху вниз, ибо ростом он и правда не удался. Как, впрочем, не вышел и телосложением – узкие плечи, хилые руки. Чаще всего он поднимал ими бутылку, к губам и обратно, – до недавних пор. Брови Каллена Торвика слегка приподнялись. Гилберт осознал, что его оценивают. Так смотрят на дряхлую, хромую лошадь, прикидывая, выдержит ли она последний рывок.

Крепко сжав древко копья и глядя в темные глаза сержант-майора, доблестный воин армии Осфетида понял, что готов разрыдаться.

Глава 11. Разговор над книгой

Эдвин написал свое имя на листке, очень надеясь, что рука не дрожит. Другие посетители читального зала оставили за собой длинную вереницу надписей. Кто-то вынудил священнослужителя довольствоваться инициалами, а кто-то и вовсе накарябал нечто, больше похожее на крестик. Вспомнились слова Лиры о том, что многие ходят в библиотеку, даже не зная грамоты, – просто провести время в месте, названном в честь одного из изначальных. Церковь, должно быть, поощряла подобное времяпрепровождение: церковник и бровью не повел, когда Сэт вывел нечто вроде прямой линии с закорючкой на конце. Они перешагнули порог.

Храм знания был огромен, под стать стоящей особняком церковной башне, сейчас закрытой после инцидента с подъемником. Узкие, вытянутые окна тянулись вверх, к куполу, потоки солнечного света светлыми полосами ложились на каменные плиты пола, звук шагов отдавался в воздухе мягким эхом. Пылинки дрожали в воздухе, дополняя атмосферу спокойствия и сонливости. Но не для Эдвина.

Сердце колотилось так, будто готово было вот-вот вылететь из груди, прямо на один из деревянных столов, тянущихся поперек помещения. День успел перешагнуть за середину, скамьи, по большей части, пустовали. Несколько посетителей сидело, обложившись свитками, а интересовавшая их парочка не сдвинулась со своего места почти в самом центре комнаты.

Эдвин задрал голову, посмотрел на круглое окно под куполом. Скорее всего, по задумке, хранитель библиотеки должен был обозревать оттуда свои владения, оставаясь невидимым для жаждущих знаний посетителей. Времена изменились, теперь то было пристанище паломницы, которая была хранительницей совсем иных вещей. Показалось, что за стеклом колыхнулись силуэты тех, кто остался в кабинете, но это могло быть лишь иллюзией. Благо в зале редко кто поднимал голову – здесь мысли были устремлены вниз, к страницам, а не вверх, к мечтам.

Хотелось надеяться, что не все мечты в этом зале обретут форму.

– Ты уверен?

Сэт обратился к нему, делая вид, что осматривает ближайший ко входу стеллаж. Эдвин ответил уголком губ:

– В том, что видел? Да. И в том, что почувствовал.

Шепот что-то заворчал, но Эдвин почти криком заставил его заткнуться. Во всяком случае, так бы это выглядело, не происходи диалог у него в голове.

– В это я верю и так.

– Тогда поверь и во все остальное.

– Просто на тебя это не похоже. – В голосе Лиса послышалось едва заметное одобрение.

– Мы уже оставили позади одну сгоревшую лавку. Плевать, война ли на пороге или конец света. Время быть наивным – прошло.

– Сложно спорить. Пошли удостоверимся… И побыстрее. На ту сторону я предпочитаю ходить по собственной воле. И не собираюсь там и остаться из-за того, что кто-то решил засеять континент кратерами.

– Ты мог предложить просто сбежать, пока ничего не случилось. – Слова сорвались с губ Эдвина быстрее, чем он успел прикусить язык.

Старый лис пожал плечами, ведя пальцами вдоль полки, при этом не сводя глаз с сидящей вдали парочки.

– Я не бегу от чего-то. Только от кого-то… Иногда. И если все так, как ты описал, то хотя бы от старшего будет толк – мы допросим его, прежде чем отправиться в путь. Что касается юноши… Лучше бы ему покинуть Мир на наших условиях. В итоге: все счастливы, Лире по-прежнему будет где распивать горячие напитки.

Эдвин подумал, что счастливым он себя почувствует явно нескоро. Но времени отвлекаться не было, он просто шагнул вперед, вор следом. Они миновали череду скамеек, поравнялись с любителем книг, который, скорее всего, таковым не являлся.

Было ли то следствием увиденного или игрой воображения, но теперь парочка казалась Эдвину невероятно подозрительной. Тучный парень все так же сидел, глядя прямо перед собой, нижняя губа отвисла, руки сложены на коленях. Ни дать ни взять – блаженный. Сперва Эдвин был готов уличить его в притворстве, но одного взгляда с близкого расстояния хватило, чтобы увериться: умом бедолага точно был где-то далеко. От природы так случилось или ему помогли – уже неважно.

Несмотря на жаркую погоду, юноша был плотно закутан в нечто среднее между шарфом и покрывалом, подбородок терялся в складках ткани. Задержав взгляд на его лице, Эдвин втянул носом воздух: от обоих сидящих попахивало и весьма заметно, читальный зал они явно посещали чаще, нежели купальни. Парень оказался достаточно юн, может, одного возраста с Эдвином, но габаритами был значительно крупнее: огромным задом он занимал большую часть скамьи. При этом его нельзя было назвать толстым, совсем нет. Скорее… Могучим.

Мужчина, сидевший рядом, наоборот, выглядел достаточно плюгаво, будучи меньше своего подопечного как минимум на треть. Простая светлая рубаха и штаны не скрывали сухости тела, сам любитель книг кутаться в покрывало по такой погоде не собирался. Эдвин отметил, что он до нелепости волосат: шерсть на груди плавно перетекала на плечи и многодневную щетину. Острый нос и большие карие глаза делали его похожим на хорька и неплохо скрывали возраст, но сетка морщин на лбу и вокруг глаз выдавали в этом человеке ровесника Сэта. Глубокие залысины только усиливали сходство со зверьком.

На их приближение мужчина отреагировал, низко опустив голову, словно не было в этом мире ничего интереснее лежащей перед ним книги. Эдвин заметил, что большим пальцем мужчина ощупывает собственные ногти, обе его руки непрестанно двигались, пока все остальное тело оставалось неподвижным. Что за томик так увлек этого человека – можно было догадаться и не глядя: писание было открыто примерно на середине.

Не дожидаясь приглашения, Сэт уселся напротив; Эдвин помедлил. Если говорить начистоту, то он всей душой желал оказаться подальше от этой комнаты, а лучше – города и всего происходящего. Как быстро меняются блюда за обедом: еще этим утром он был готов отдать все, чтобы чуть замедлить время и оттянуть исход из Аргента. А теперь столица казалась ловушкой, которая была готова захлопнуться в любой момент. Сейчас же за неимением выбора не стоило торчать столбом посреди зала, рискуя привлечь к себе внимание церковников, периодически выходящих из одних проходов и ныряющих в другие. Вздохнув, он уселся вплотную к Лису.

Мужчина все же поднял на них взгляд – резко, рывком, отчего сидящий рядом парень вновь опасно качнулся, но в этот раз удержался на скамье.

– Заняты мы… Оставьте в покое.

Эдвин нахмурился. Глаза Хорька смотрели на него почти в упор, и с такого расстояния он разглядел в них то, что не было заметно со стороны: дымку растерянности, которая скрывала тусклый огонек где-то в глубине. Как-то раз, очень давно, их с отцом поездка в Лордан совпала со временем проповеди, приуроченной… Уже не вспомнить к чему. Маленькому Эдвину запомнилось несколько вещей: тяжелая рука отца на плече, мелкий противный дождик, капающий на макушку. А еще – глаза проповедующего в тот день священника, совсем юного, но явно истинно верующего и требующего того же от других. Именно такой огонек горел в глазах окружающих, пока церковник водил взглядом по толпе, словно пытаясь разжечь в сердцах и умах слушателей религиозное рвение.

Но сейчас, кучу лет спустя, сидящий напротив него мужчина не носил белую рясу. И голос его, слегка припорошенный тревогой, нервно дрожал.

– Твой сын? – Лис кивнул на спящего с открытыми глазами парня, проигнорировав просьбу удалиться.

Отличный вопрос, если учесть, что Хорек и юноша были ни капли не похожи – ни лицом, ни габаритами. Мужчина повел плечами, вместо ответа повторил:

– Оставьте в покое.

– Не нравится наша компания? Так встань и пожалуйся кому-нибудь из священников. – Сэт холодно усмехнулся. – Нет?

Ответом ему было молчание. Вор протянул руку и пальцем постучал по открытым страницам.

– Писание, значит?

Мужчина скосил глаза на книгу, будто сам только что вспомнил о её существовании. На пожелтевших листах теснились ровные строки; по кускам слов, которые Эдвин смог разглядеть и разобрать, главная книга Симфареи была открыта на стыке, где заканчивались исторические хроники и начиналось перечисление постулатов.

– Будь добр, пролистни на мой любимый момент, где Годвин жертвует своей задницей.

Древний бог в голове издал звуки, которые можно было истолковать как недовольство. Мягко говоря. Насколько Эдвин мог помнить, описание столь значимого события (пусть Сэт и использовал формулировку, которая точно не нашла бы отклика в сердцах верующих) занимало несколько страниц даже по самым скромным подсчетам. Исключением были совсем маленькие томики, содержащие в себе только перечень постулатов. Хорек явно хотел возразить, но вор, с силой надавив на книгу, двинул ее в сторону мужчины, корешок уперся тому в грудь. Хорек нервно огляделся по сторонам: то ли в поисках поддержки, то ли (что было больше похоже на правду) из опасений привлечь лишнее внимание.

Облизнув губы, мужчина опустил взгляд на книгу, на удивление покорно пролистал пару десятков страниц, замер, потом вернулся почти туда, где остановился до этого. Жонглируя страницами туда-сюда, он то возвращался к началу книги, то вновь оказывался в ее середине. Вор удовлетворенно кивнул.

– Не спеши. Довольно сложно найти что-то в книге, если не умеешь читать. Как я и думал. Но главное – усердие, так ведь? Протирать штаны над писанием целыми днями, с утра до ночи. Можно только позавидовать подобному рвению.

– Большие смыслы… – Огонь в глазах Хорька окончательно потух.

– Действительно. Мне наплевать, можешь сидеть тут и бить пальцами по лбу над каждой страницей. Мог бы. Но этот твой дружок…

Старый лис мог быть не только убедителен, но и невероятно быстр. Полезный навык. И не только тогда, когда нужно ловить ножи и уворачиваться от ударов. Протянув руку через стол, он резким движением оттянул грязную полоску ткани на шее юноши. Парень завалился вперед, будто тряпичная кукла, но спустя мгновение вор убрал руку, позволив несчастному сохранить равновесие. Рот его приоткрылся пуще прежнего, капелька слюны упала на одежду. Хорек даже дернуться не успел.

Этого мгновения хватило, собственные глаза Эдвина не обманули. На шее юноши алело кольцо кровоподтека, кожа впитала в себя синь и багрянец, словно ночное небо перед грозой. Среди прочего, в центре, там, где след был сильнее всего, кожа потемнела от чего-то, напоминающего ожог, который переплетался с неровными ссадинами, похожими на трещины в пересохшей земле.

Плюгавый наконец встрепенулся, наклонился поочередно во все стороны, не зная, что делать: поправлять сохранность ткани на юношеской шее или бить вора по рукам. Но для второго было уже поздно в любом случае. Эдвин, сглотнув, покосился на Сэта: тот лишь медленно кивнул, получив наконец подтверждение тому, что Эдвин мельком разглядел сквозь круглое окошко.

Но как бы Старый лис ни храбрился, оставаясь для стороннего наблюдателя хладнокровным истуканом, Эдвин уже достаточно хорошо знал вора: щеки его слегка побелели, глаза сощурились. Нечто подобное он наблюдал на краю злосчастного плато, когда они оба понимали: все висит на волоске. Будь такая возможность – Сэт бы упокоил бедного парня прямо здесь, никаких сомнений. Потому что каждая минута, проведенная рядом с этим несчастным, приближала катаклизм, совсем недавно обрушившийся на Фарот. Парень мог обратиться в кратер в любой момент, забрав с собой на ту сторону всех присутствующих и еще половину города. Желудок Эдвина сделал сальто.

Быть может, полоска израненной кожи, увиденная мельком и с приличного расстояния, не нашла бы отклика в его душе, большинство и вовсе не придало бы следу на чужой шее никакого значения. Болезненный узор мог быть отметиной от веревки, а вовсе не от прозрачного ошейника с дымкой внутри. Но в тот момент у окна, когда время словно замедлилось, он сполна ощутил влияние той стороны на свою жизнь. И общая картина сложилась.

Разрушенный Фарот. Люди, готовые пойти на все, лишь бы заполучить медальон. Прямая связь между количеством кратеров на континенте и возвращением Годвина из заточения. Эдвин все еще не понимал зачем, но теперь он осознал как. Каким образом на континенте, где появление черных воронок было почти полностью предотвращено, организовать подобный катаклизм? Найти источник. И позволить ему выполнить свою роль.

Предположение вызвало скептическую улыбку Лиры, даже Парацельс разразился недоверчивым фырканьем. Ведь, как известно, каждый белоголовый под строгим контролем церкви направляется прямо на рудник. А главное, всем известно, что снять сдерживающий ошейник невозможно. С первым утверждением можно поспорить: одного несчастного прямо посреди Фарота церковь все же упустила… Но с ошейниками требовалось просто признать общеизвестный факт: они остаются на шее белоголовых до самого конца.

Все это было объяснено Эдвину довольно доходчиво и, как назло, очень медленно. Каждая потраченная минута казалась вечностью, его почти трясло, пока Лира заунывным тоном раскладывала по полочкам истины, известные каждому ребенку. Ну, только если он не родился где-то вдали от крупных городов… Все намеки на собственную глупость Эдвин пропустил мимо ушей. Все это время он смотрел на Сэта, который просто молчал, глядя на него в ответ и ожидая, когда шум в комнате стихнет. После чего вор сказал просто:

– Пошли.

И, повернувшись спиной к любым возражениям, они просто вышли за дверь. Старый лис небрежно махнул Ани и Басе, мол, оставайтесь на месте. Появление разношерстной толпы в зале могло вызвать ненужные вопросы. И, несмотря на доверие между ними, Эдвин знал, что Сэт хочет сначала удостовериться, своими глазами увидеть след на чужой шее. Прежде чем начать действовать. И оно было к лучшему: когда Лис вступал в игру – Мир вокруг дрожал.

И вот они здесь, напротив Хорька и его блаженного приятеля. Интересно, что скажет Лира, увидев подобную отметину на чужой шее? И плевать, что это ходячий катаклизм, готовый в любой момент упокоить половину Аргента. Взяв себя в руки, Эдвин ощутил, как по телу разливается странное удовлетворение, даже шепот словно растаял где-то на задворках сознания, став совсем незаметным. С момента исхода из Дубов он только и делал, что страдал и ныл, надеясь на скорое возвращение домой. Помогло? Ни капли. Впереди долгий путь – и будь он проклят, если упустит возможность получить ответы, облегчив свой поход к небытию. А ответы хранились сейчас в голове мужчины напротив. Что касается парня… Сначала надо покинуть этот проклятый зал.

Старый лис, ничего удивительного, будто прочитал его мысли:

– Немного прогуляемся.

Хорек, к которому были обращены эти слова, посмотрел на него круглыми глазами. Человек, чья вера была достаточно крепка, чтобы коротать дни в ожидании встречи с той стороной, оказался бессилен перед издевкой обыденной, живой реальности. Руки у него затряслись пуще прежнего, пальцы выбивали дробь по столу. Что делать в случае, когда планы начинают рушиться под натиском старого вора, Хорек явно не знал.

Из оцепенения всех присутствующих вывел блаженный. Похоже, до затуманенных мозгов только сейчас дошло, что за столом что-то поменялось. Навалившись на стол, он клацнул челюстью и нечленораздельно произнес:

– Папа?..

Эдвин дернулся, как от пощечины; парень явно обращался не к своему спутнику, лицо отца ему привиделось где-то за их спинами как символ спасения и поддержки. Жаль только, они никогда не узнают, чем этот парень жил до того, как на его шее сомкнулся ошейник. Главное, что удавку вероломно содрали, обрекая его и всех окружающих на исчезновение. Эдвин хорошо знал вора и понимал: ответы на вопросы им даст Хорек, даже если он сам пока уверен в обратном. Юношу, завернутого в покрывало, ждало лишь небытие.

– Как тебя звать? – Сэт повернулся к блаженному.

Тот прикрыл рот, и Эдвину показалось, что парень всеми силами пытается сфокусировать взгляд на лице вора. Секунды тянулись мучительно, неотвратимо. Наконец парень выдавил:

– Корин…

– Мы прогуляемся, Корин. И побыстрее. И ты тоже. – Сэт мягко притянул к себе книгу, закрыл ее. Посмотрел на Хорька. – Пойдешь с нами. Поднимайся со скамьи. Медленно и тихо.

Тот попытался было запротестовать:

– Мальчик болеет. Прошу вас не мешать, уйдите…

– Ты, должно быть, готов сам уйти на ту сторону, раз сидишь тут. Похвальное рвение. Чем оно вызвано – мы еще выясним. Но вот что я тебе скажу: будешь рыпаться – я сделаю так, что в небытие ты не уйдешь еще долго. Хотя молить будешь об обратном.

Сказав это, Сэт рывком поднялся на ноги.

– Помоги с парнем.

Эдвин быстро обошел стол, с содроганием взял блаженного за локоть. Аккуратно, так, чтобы это выглядело как помощь больному, что было недалеко от истины. Корин, если это правда было его имя, безропотно позволил поднять себя со скамьи, но тут же, не издав ни звука, повалился прямо на Эдвина. Юноша охнул: веса в парне было как в молодом быке. Потеря равновесия была вызвана не только гулявшим в голове дурманом; стоило им сделать пару шагов, и вскрылась еще одна интересная подробность – левая нога у блаженного волочилась следом, будто атрофированная, парень едва мог передвигаться, опираясь на чужое плечо. Эдвин за пару мгновений пропотел насквозь, задыхаясь под чужим весом. В ноздри бил запах немытого тела и чего-то гнилостного: таким терпким, прилипающим к носу запахом пахнет застарелая рана.

– Мальчик болеет! Не мучайте его, не мучайте нас…

Сэт проигнорировал нелепые причитания Хорька, рывком вынудив того подняться на ноги, отнюдь не так вежливо, как Эдвин. Мужчина окончательно стушевался, ростом он оказался на голову ниже всех присутствующих, а в случае Корина – на полторы. Весь он как-то сжался, руки нервно шарили по телу, будто в поисках того, чем можно было бы защититься от грубого напора Лиса.

Писание осталось сиротливо лежать на столе, они поковыляли ко входу в зал: Эдвин с Корином впереди, Сэт с Хорьком следом, медленно, вор почти по-отечески положил руку на плечо трясущемуся от страха и негодования бедолаге. Если закрыть глаза на искаженное гримасой лицо мужчины, то они выглядели как пара приятелей, в легком подпитии выходящих из таверны. Корин бы в таком случае походил на перебравшего сильнее юнца, уже не способного передвигаться самостоятельно. Жаль только, что двигались они по библиотечному залу, где подобная процессия могла привлечь куда больше ненужных взглядов, чем в каком-нибудь кабаке.