ИСТИНА

Катрина Фрай

ИСТИНА

ГЛАВА 1

Больница Джона Хопкинса в Балтиморе входит в число лучших в стране.

Когда я пришла на работу и зашла в кабинет, моя новоиспеченная секретарша Дейзи ещё не появилась. Вероятно, задержалась в какой-нибудь кофейне.

Дейзи Уокер – та самая секретарша, которая стремится сделать карьеру быстро. Она стала уже шестой по счёту за прошедшие два года, так как молодежь быстро утомлялась монотонной работой и попросту увольнялась.

Дейзи окончила какой-то экономический университет и в поисках заработка, чтобы платить за съемную квартиру, устроилась к нам в государственную клинику. Без особого энтузиазма. Насколько я могу судить со стороны.

Дейзи – девушка весьма… любопытная. Не в смысле, что она совала нос не в свои дела, хотя и тоже бывало. Просто Дейзи постоянно задавала вопросы: о протоколах, врачах, пациентах, смысле жизни, в конце концов. Сначала это раздражало, но потом я привыкла. Даже стала немного объяснять ей вещи, о которых она расспрашивала с наигранным интересом. Может быть, потому, что я чувствовала какую-то вину за то, что талант Дейзи (с актерской деятельностью она бы точно покорила подмостки Бродвея) пропадает в стенах унылой клиники.

Дейзи, конечно, не ангел. Однако она быстро схватывала информацию и так же быстро пользовалась ею. Иногда, чтобы обхитрить меня, иногда, чтобы подлизаться к врачам, иногда, чтобы добиться своего. Но в хитростях Дейзи не было злобы, скорее наивный расчет. Она стремилась вырваться из порочного круга обыденной жизни.

И я, честно говоря, не винила её за это. Кто из нас не хотел? Просто у Дейзи желание особенно явное, почти осязаемое. Она напоминала пружину, сжатую до предела, готовая выстрелить в любой момент. И я знала, что рано или поздно Дейзи найдет способ вырваться. Вопрос только в том, куда её занесет этот выстрел?

Я не спеша раздеваюсь и вешаю пальто на вешалку в шкаф. Затем подхожу к рабочему столу Дейзи и смотрю на составленное расписание. Каждый час занят записью нового пациента. Для практикующего психиатра, конечно, хорошо, когда нет недостатка в пациентах, но сегодня я чувствовала себя неважно и совсем не была настроена на продуктивный день.

Тяжело вздохнув, потираю переносицу. Плотный график означает долгий и утомительный день, полный чужих проблем, тревог и надежд, которые мне предстоит выслушать, проанализировать и, по возможности, помочь разрешить с положительным исходом.

А что с моими собственными проблемами? Кто поможет мне?

В этот момент в дверь робко постучали.

– Войдите, – буркнула я, не поднимая глаз от расписания.

В кабинет ворвалась Дейзи, немного запыхавшаяся, с большим стаканом кофе в руке и немного растрепанной прической.

– Доброе утро, доктор Пирс! Простите за опоздание, на дорогах ужасная пробка, – она быстро скинула верхнюю одежду, поставила стакан с кофе на стол и принялась энергично расправлять блузку.

– Доброе, – отвечаю, стараясь звучать бодрее. – Ничего страшного, Дейзи. В следующий раз старайся приезжать вовремя. У меня сегодня и без тебя голова кругом.

Дейзи виновато опустила глаза.

– Больше не повторится, обещаю. Вам кофе сделать, доктор Пирс?

– Не стоит, спасибо. Я по дороге на работу выпила. Лучше помоги разобраться с графиком. Сегодня как я посмотрю, – тычу пальцем в график, – адский день! С утра онлайн-конференции, потом приём пациентов, а вечером ещё отчёты нужно закончить! Боюсь, без твоей помощи, Дейзи, я просто не справлюсь.

Дейзи тут же оживилась. Она подхватила расписание и принялась внимательно его изучать.

– Так, давайте посмотрим… Конференция в десять, потом пациенты… Миссис Джонсон в одиннадцать, мистер Сбиксей в двенадцать… – Она быстро проговорила все назначения, попутно что-то отмечая в своём блокноте.

Я облегченно вздохнула. Дейзи умеет навести порядок в хаосе. Она не просто ассистент, а настоящая находка. С ней можно быть уверенной, что ни одна важная деталь не будет упущена.

– Тогда ты займешься обзвоном пациентов, напомнишь им о приёме. А я пока подготовлюсь к конференции. И, пожалуйста, закажи нам ланч. Думаю, сегодня будет некогда выходить в кафетерий.

– Всё сделаю, доктор Пирс! – бодро отвечает Дейзи и тут же принимается за работу.

– Спасибо. Я, пожалуй, начну работать. Подготовь, пожалуйста, карточку первого клиента.

Снова кидаю взгляд на расписание, собираясь с духом. Что ж, придется надеть маску профессионализма и окунуться в мир чужих переживаний. Может быть, хотя бы кому-то сегодня станет немного легче.

Открываю ноутбук и углубляюсь в материалы конференции. Тема сложная, она касается новых методов диагностики редких психических заболеваний. Необходимо быть во всеоружии, чтобы достойно представить клинику.

Время от времени приходиться отвлекаться на телефонные звонки, но Дейзи четко фильтрует входящую информацию, избавляя меня от лишней нагрузки.

В десять, как запланировано, выхожу в сеть и подключаюсь к онлайн-конференции. Всё проходит успешно. После своего блока выступления, тут же покидаю чат. Время поджимает, наступает время приёма пациентов. У меня несколько минут, чтобы перевести дух, отключится от научных проблем, и перейти к более реальным. Да, мир жесток и бессердечен. Все мои пациенты – заложники системы или собственных надуманных проблем, которые постепенно превращаются в тревожные состояния, депрессии и более тяжелые случаи.

Первый пациент – молодая женщина по имени Эмили, которая пришла с жалобами на панические атаки. Я внимательно выслушала её историю, задавая уточняющие вопросы и стараясь понять корень проблемы. Эмили говорила о давлении со стороны родителей, о страхе не оправдать их ожидания, о чувстве вины за то, что не может соответствовать идеалу, который они для неё создали и как следствие погружение в затяжную депрессию.

Следующий пациент – полная противоположность Эмили. Мужчина средних лет, уверенный в себе, успешный бизнесмен с именем Майлз. Он пришёл с проблемой эмоционального выгорания и полной потерей смысла в жизни. Казалось, у Майлза есть всё, о чём можно мечтать, но мужчина чувствовал себя опустошенным и несчастным. Мы долго разговаривали о ценностях и жизненных приоритетах, о том, что на самом деле для него важно. Майлз последнее время начал всерьез задумываться о том, чтобы сменить сферу деятельности или хотя бы найти новое хобби, которое будет приносить радость. Да, даже у миллионеров не всё гладко в жизни, если вы думали, что для счастья в жизни нужны лишь шуршащие бумажки.

Ближе к обеду в кабинет ворвался аромат свежеприготовленного ланча. Дейзи предусмотрительно заказала мои любимые сэндвичи с авокадо и креветками. Мы быстро перекусили, обсудили последние новости в больнице, коллег, и планы на предстоящие выходные.

Дейзи обладала удивительной чертой, она знала, как поднять настроение. А в этом я как ни странно нуждалась. Последнее время меня многое угнетало. Знаете, то чувство, когда засасывает повседневная рутина. Ты понимаешь, что необходимо иногда выбираться из образовавшегося кокона, но когда добираешься до дома, мысли, кроме как принять душ, перекусить и добраться до подушки, совсем не остается. И это в мои тридцать лет! Мне претило самой, что я превратилась в какую-ту унылую женщину средних лет. Хотя в тридцать не знаю точно, я ещё девушка или уже женщина?

После обеда, когда эндорфины были удовлетворены, я приняла пожилую пару, которая пришла с проблемами в межличностных отношениях. Они прожили вместе больше сорока лет, но в последнее время стали часто ссориться и отдаляться друг от друга. Я помогла им вспомнить, что их когда-то связывало, дала рекомендации, как слушать и слышать друг друга, находить компромиссы. К концу сеанса они держались за руки и смотрели друг на друга с нежностью.

К концу дня я чувствовала себя выжатой как лимон. Но, несмотря на усталость, я испытывала удовлетворение от того, что смогла кому-то помочь. Даже небольшая поддержка может изменить жизнь человека к лучшему. Может быть, я не могу решить все проблемы мира, но ежедневно я делаю его немного светлее для тех, кто приходит. Каждый пациент – это уникальная история, требующая особого подхода и внимания. Я несу ответственность за каждое слово, совет, рекомендацию, за каждую технику, которую предлагаю, и за каждый выписанный рецепт.

Последней приходит Сандра, страдающая от псевдодепрессии, естественно после расставания с парнем. Она казалась совершенно потерянной и обессиленной. Мы говорили о чувствах, переживаниях, планах на будущее. Я пыталась помочь Сандре осознать, что расставание – не конец жизни, а начало нового этапа. Мы вместе разработали план действий и курс лечения, который поможет ей постепенно вернуться к нормальной жизни, найти новые интересы и цели.

Когда она покинула кабинет, усталость навалилась тяжёлым грузом. Казалось, что меня переехал каток. Голова гудела, мысли хаотично метались в голове. Слишком много ненужной информации, чужих проблем, заморочек и потраченной энергии. Да, родители воспитали во мне сострадания к ближнему или нуждающемуся. С полным чувством самоотдачи. Чтобы не случилась, я должна всегда помогать тем, кому требовалась помощь. Возможно, это неплохо до определенного периода. Однако, когда ты выбрал профессию психотерапевта-психолога, чувство сострадания мешает. Я не могу полностью абстрагироваться от чужой проблемы. Я, как Робин Гуд, хочу всех спасти.

На часах восемь вечера. Самым сложным оставалось написание отчётов о прошедшем дне. По опыту знаю, что лучше это делать сразу и не оставлять на последующий день.

Пришлось прибегнуть к помощи Дейзи. Она распечатала необходимые данные и подготовила черновики. Оставалось только внести корректировки.

Просматриваю свои записи, анализируя каждую деталь за прошедшую сессию. Стараюсь увидеть закономерности, найти новые подходы, улучшить свои навыки. Постоянное самосовершенствование – неотъемлемая часть моей работы. По крайне мере, я так себя настраиваю. Возможно, я слишком самокритично к себе отношусь, опять же таки, спасибо родителям! Всю сознательную жизнь я стремлюсь, стать лучшей версией себя лишь для того, чтобы они меня похвалили, гордились моими успехами и спокойно могли встречать старость, зная, что они воспитали хорошего человека.

У меня уходит минут двадцать на заполнение отчетов.

Когда я выхожу из кабинета, Дейзи не поднимает глаз. Она увлеченно с кем-то переписывается в телефоне.

«Хоть у кого-то есть нормальная личная жизнь!».

– Как прошёл ваш день, доктор Пирс?

– Довольно напряженно. Хотя бывало и хуже.

– Поражаюсь вашей выдержанности и стойкости. Я бы давно прибила кого-нибудь из пациентов. Вам ведь приходиться часами выслушивать чужие жалобы.

Я хмыкнула, скорее из вежливости, чем в знак согласия. Действительно, работа меня хорошенько выматывала. Не столько сами пациенты, сколько ощущение бессилия перед их страданиями. Я видела, как болезнь выгрызает жизни пациентов, как рушатся их семьи, как надежда угасает. И всё, что я могу – выписывать таблетки, давать советы и надеяться на чудо.

– Они не нытики, Дейзи. Люди просто порой нуждаются в человеческой помощи, – стараюсь сохранить спокойный тон. – И моя задача – им эту помощь оказать.

Дейзи отрывается от телефона и смотрит на меня с лукавой улыбкой.

– Я знаю, доктор Пирс. Просто иногда так хочется немного драмы, – она подмигивает. – Ладно, не буду вас больше доставать. Лучше расскажите, что за сегодня произошло нового? Может, появился интересный пациент, с которым можно почесать языки? Выходящая за пределы разума история?

Вздыхаю и качаю головой.

– Боюсь, ничего интересного. Всё как обычно: депрессии, тревоги, панические атаки. Люди пытаются справиться с жизнью, как могут.

Дейзи отворачивается и снова берёт телефон в руки.

– Ну и скука смертная, – бормочет она себе под нос. – Хорошо, что у меня есть виртуальная жизнь. Там хоть что-то происходит.

Я понимаю её. В нашей работе трудно оставаться оптимистом. Каждый день мы сталкиваемся с чужим горем и страданием. И чтобы не утонуть в море негатива, нужно уметь находить отдушину, способ отвлечься и восстановить силы. Для Дейзи таким способом является – её телефон. Для меня – бутылка вина.

Смотрю на Дейзи с легкой грустью. Ее слова, хоть и сказаны в шутку, но они отражают распространенное заблуждение о психических расстройствах. Многие люди, не сталкивавшиеся с ними лично, склонны недооценивать серьезность проблемы, считая ёе лишь проявлением слабости или нытья. Но депрессия, тревога и панические атаки – реальные болезни, которые требуют профессиональной помощи и поддержки специалиста.

– Тебе кажется это скучным, потому что ты не видишь, что стоит за диагнозами, – отвечаю, стараясь не звучать назидательно. – Ты не видишь отчаяния, страха и безысходности, которые испытывают пациенты. Не видишь, как они борются за каждый прожитый день, пытаясь найти хоть какой-то смысл в жизни.

Дейзи отрывается от телефона и смотрит на меня с удивлением. Кажется, мои слова задели её за живое.

– Простите, доктор Пирс, не хотела вас обидеть, – говорит она искренне. – Просто мне сложно представить, что кто-то может чувствовать себя настолько плохо, чтобы идти делиться своими проблемами с посторонним человеком. У меня в жизни все вроде бы нормально!

Улыбаюсь ей, понимая, что она говорит правду. Дейзи – молодая, красивая и успешная девушка. У нее есть работа, друзья, увлечения. Ей действительно сложно понять, что чувствуют люди, страдающие от психических расстройств.

– Дело не в том, чтобы понять, Дейзи, а в том, чтобы попытаться проявить сочувствие. Врач не обязан переживать чужую боль, чтобы признать её существование. Важно просто помнить, что за каждым диагнозом стоит живой человек, с уникальной историей и переживаниями.

Снимаю с вешалки пальто и накидываю на себя, наблюдая за тем, как Дейзи задумчиво смотрит в окно. За окном кипит жизнь: люди спешат по делам, машины сигналят, солнце играет в листве деревьев. Внешне всё кажется таким простым и беззаботным. Но под этой поверхностью скрывается множество драм, трагедий и личных битв.

– Угу, – произносит Дейзи тихо. – Я просто никогда не думала об этом в таком ключе. Знаете, я всегда считала, что если человек захочет, то он сможет справиться со своими проблемами самостоятельно. Просто нужно собраться и взять себя в руки. Не раскисать, быть сильным и уверенным. Человека ничто не может сломить, если он захочет выжить.

– Довольно распространенное заблуждение. Психические расстройства – это не вопрос воли, Дейзи. А болезни, которые влияют на химию мозга и функционирование нервной системы. Они требуют детального лечения, как и любые другие болезни. Одного желания и силы воли недостаточно.

В её взгляде скользнула тень – то ли сочувствия, то ли презрения. Невозможно понять.

– Да, конечно. Ваша святая миссия, спасти планету, доктор Пирс! – пробормотала она, возвращаясь к экрану телефона.

Её слова кольнули меня, как ледяной иглой. Святая миссия… Легко говорить, когда ты сидишь в тёплом офисе, окруженная дизайнерской мебелью и потягиваешь латте. Легко рассуждать о чужих проблемах, когда собственные не выходят за рамки выбора цвета новой сумочки.

Я не стала ничего отвечать. Спорить с Дейзи бесполезно. Она живет в своём мире. Мире глянцевых журналов и модных тусовок. мМре, где страдание – не более чем неприятное слово из новостей.

– Может, выпьем чего-нибудь покрепче, доктор Пирс? – вдруг предлагает Дейзи, откладывая телефон в сторону. В её голосе прозвучали неожиданные нотки искренности. – Знаю отличное место здесь неподалеку. Забудем о работе хотя бы на пару часов.

Я улыбнулась.

– Хорошая идея, Дейзи. Иногда ведь даже «святым» нужна передышка. Но сегодня мой вечер занят. Давай сходим в другой раз.

У меня совершенно нет настроения, идти с новенькой секретаршей распивать кофе, выслушивая очередную историю её жизни и так далее и тому подобное.

– Что ж, тогда хорошего вечера, доктор Пирс!

– И тебе.

ГЛАВА 2

Оказавшись на возвышающейся, покрытой шиферной плиткой крыше больницы имени Джона Хопкинса, взору открывается лабиринт из труб и телевизионных антенн, простирающийся во все стороны. Картина невольно вызывает ассоциации с известной сказкой «Малыш и Карлсон».

Утро выдалось сегодня не самое спокойное в моей практике.

– Не самый плохой вид, правда? – произношу, бросив взгляд влево, на сгорбившуюся фигурку, находящуюся примерно в трех метрах от меня.

Её зовут Пенни, и сегодня ей исполняется пятнадцать лет. Она хрупкая и миниатюрная, с большими, беспокойно моргающими зелеными глазами, и кожей, белой, как чистый лист бумаги. На ней лишь больничная пижама и вязаная шапочка, скрывающая отсутствие волос. Химиотерапия – беспощадный стилист.

На улице всего восемь градусов тепла, но из-за пронизывающего ветра кажется, что температура опустилась ниже нуля. Мои пальцы окоченели, и даже в обуви, надетой на капроновые колготки, я едва чувствую кончики пальцев. Пенни же стоит в шлепанцах на босу ногу.

Я понимаю, что не смогу спасти Пенни, если она решится прыгнуть или случайно сорвется вниз. Я даже не успею до неё добежать при всём желании. Между нами примерно два метра расстояния. Пенни не подпускает ближе. Она делает это умышленно. Как сказал её онколог, у Пенни невероятно высокий уровень интеллекта. Она хорошо разбирается в нейробиологии, планирует поступать в медицинский университет, знает несколько языков, но, ни на одном из них не желает со мной говорить.

Мы стоим так довольное продолжительное время. Я задаю Пенни вопросы, рассказываю различные истории, чтобы как-то отвлечь её от навязчивой идеи совершить смертельный прыжок. Я уверена, что она слышит меня, но мой голос, вероятно, для Пенни – лишь фоновый шум. Девочка погружена в свой внутренний мир, решая, жить ей или нет.

Мне необходимо вовлечься в её внутренний диалог, но для этого требуется согласие Пенни.

Существуют строгие протоколы, разработанные Национальной службой здравоохранения, касающиеся поведения в ситуациях с заложниками или попытками суицида. Сформирована группа экстренного реагирования, состоящая из опытных врачей, полицейских и психолога. Сегодня эта роль выпала мне. Первостепенная задача – узнать о Пенни как можно больше и выяснить, что подтолкнуло её к такому непростому решению. В данный момент пока я с Пенни на крыше, внизу, ведётся опрос врачей, медсестер, пациентов, а также её друзей и родственников.

Пока я единственное ключевое звено, от которого зависит жизнь подростка. Именно поэтому я стою здесь, замерзая, в то время как остальные находятся в тепле, пьют кофе, беседуют с коллегами и изучают документы.

Что мне известно о Пенни? В её правом полушарии мозга, в височной доле, находится новообразование, расположенное в непосредственной близости от жизненно важных структур. Опухоль вызывает различные головные боли, а иногда и лицевой паралич. Пенни проходит третий цикл химиотерапии. Утром к Пенни приходили родители. Онколог Майкл Спектр (который так же является главврачом нашей больницы) сообщил родителям Пенни обнадеживающую информацию: размер опухоли пока не прогрессирует. Значит, появилась надежда, что она при последующих процедурах начнет уменьшаться. Спустя несколько часов, после такого результата, Пенни по какой-то причине покинула палату, и выбралась на крышу через аварийное окно высотки.

Вот и всё, что я знаю о подростке, которая, возможно, пережила больше, чем многие её ровесники. Мне неизвестно, есть ли у Пенни подруга, любимый актер, музыкальная группа, мальчик который ей нравится. Я осведомлена о болезни Пенни больше, чем о ней самой. Поэтому я стараюсь изо всех сил разговорить её, вывести на диалог.

Меня беспокоит страховочный пояс, надетый у меня под свитером. В экстренном случае, пояс должен спасти меня в случае падения, если, конечно, его правильно закрепили. Звучит абсурдно, но именно такие мелочи часто упускают из виду в критических ситуациях. Возможно, мне следует вернуться и попросить проверить крепление. Непрофессионально? Возможно. Разумно? Безусловно.

– Пенни, возможно, это не имеет значения, но мне кажется, я понимаю, что ты чувствуешь, – произношу не громко, пытаясь установить с ребёнком контакт. – Я тоже в твоём возрасте переживала нечто подобное…

В наушнике раздается треск. «Стелла, давай без философии – слышу я. – Просто верни девочку внутрь помещения!».

Вынимаю наушник. Кладу его в карман брюк, чтобы Пенни не видела, что нас подслушивают.

– Психологи часто говорят своим пациентам: «Все будет хорошо». Они говорят так, потому что не знают, что ещё сказать. Я не буду произносить сейчас данную фразу. В данной ситуации она не уместна. Ты согласна?

Пенни молчит.

– Большинство людей не знают, как реагировать на чужую болезнь. К сожалению, нет четких правил или руководств на этот счет. Поэтому тебя встречают либо полными слез глазами, выражающими: «Я не могу этого вынести», либо натянутыми шутками и притворно оживленными разговорами. В худшем случае тебя просто игнорируют.

Пенни молчит.

Её взгляд устремлён куда-то вдаль. Она обнимает себя обеими руками и просто не шевелится. Пенни стоит ко мне спиной на самом краю крыши, но я знаю, она прекрасно слышит меня.

Внизу собрались все спецслужбы: пожарные машины, скорая помощь и полицейские машины. На одной из пожарных машин лестница, которую должны разложить и устремить ввысь. С какой целью они это делают? Пока рано. Они могут испугать Пенни!

В этот момент девочка наклонилась, чтобы посмотреть вниз. Она садится на самый край крыши, вцепившись пальцами ног в водосточный желоб, словно птица, сидящая на ветке.

Вдруг доносится дикий крик, и я не сразу осознаю, что его издаю я. Я кричу Пенни во всё горло. Яростно машу руками, требуя, чтобы пожарные убрали лестницу. Кажется, именно я собираюсь совершить самоубийство, в то время как Пенни остаётся совершенно спокойной.

Она поворачивает голову и смотрит на меня как на сумасшедшую.

Я нащупала наушник в кармане брюк, вставила его в ухо и услышала царящий там хаос. Спасатели кричали на начальника пожарной службы, который в свою очередь кричал на своего заместителя, а тот кричал ещё на кого-то....

«Господи, сделай так, чтобы безумный день поскорее закончился».

– Не делай этого, Пени! Пожалуйста, подожди! – В моем голосе звучит отчаяние. – Посмотри на лестницу. Пожарные её убирают! Видишь? Они не причинят тебе зла. Пенни, пожалуйста, не делай…

Кровь бешено стучит в моих висках. Пенни по-прежнему сидит на краю, сжимая и разжимая пальцы. Боковым зрением вижу, как медленно поднимаются и опускаются её темные, длинные ресницы. Наверняка, сердце Пенни бьётся, как у птенца, просто ей как-то удаётся не паниковать.

– Как думаешь, Пенни. Если бы ты была птицей, куда бы ты хотела улететь? В какую страну?

Она посмотрела вниз, размышляя. А потом обхватила свои колени, словно пытаясь согреться.

Это хороший знак.

– Я бы хотела стать орлицей, – вдруг неожиданно отвечает Пенни.

Второй хороший знак.

– Почему?

– У неё размах крыльев больше двух метров. Это свободная, хищная, самая сильная и крупная в мире птица.

– Не хотела бы я стать твоей добычей.

– Правильно. Не рекомендую, доктор «как вас там». Орел может высматривать добычу часами.

– Стелла Пирс. Если бы ты решила поохотиться на своё окружение, кто станет первым? Прыщавая занудная зубрилка из класса? Или сосед по парте, который как правило, придурок?

– Родители.

– Почему?

– Хватит с меня тех мучений, которыми они меня подвергают, каждый раз уговаривая пройти курс химиотерапии. Я сыта по горло, доктор Стелла Пирс!

Пенни можно понять. Немногие методы лечения имеют такие ужасные последствия, как химиотерапия. Тошнота, слабость, запоры, низкий уровень железа и сильная усталость могут сломить любого взрослого, что говорить о ребёнке.

– Что говорит доктор Спектр?

– Говорит, что опухоль возможно в скором времени начнет уменьшаться. Пока она не прогрессирует и типа это большая победа! Слышали когда-нибудь подобный бред?

– Но ведь это хорошо, Пенни. Разве не так?

Она тихо смеется.

– Врачи мне и раньше так говорили. На самом деле они просто преследуют рак по всему телу, а он не исчезает. Всегда находит, где спрятаться. Ловко маскируется. Никто никогда не говорит о выздоровлении, только о ремиссии. Иногда со мной даже не разговаривают. Доктор Спектр просто перешептывается с моими родителями о чем-то. Мама и папа думают, что я боюсь умереть, но это не так. Если бы они только увидели других детей здесь. У меня хотя бы была жизнь длинною в пятнадцать лет, а некоторые не доживают и до пяти. Я не боюсь смерти, Стелла… Или как вас там?