Тишина, с которой я живу

Она выше меня, тоже носит одежду не по размеру, но при этом я выгляжу несуразно, а она нет. Наверное, она знает какой-то секрет, который не знаю я. Надо будет обязательно спросить.

Ведьма терпеливо ждёт, когда кончится представление, и, как только последний из нас получает свои конфеты, она приказным тоном отправляет всех наверх, в читальный зал. Мы следуем за Суфле как маленькие утятки. Я плетусь самым последним и представляю себя замыкающим взрослым. Когда мне будет двадцать, я тоже буду такой же уверенный и красивый. Наверное, легко быть уверенным, когда ты красивый, и красивым, когда ты уверенный.

В читальном зале Суфле садится на диван у окна. Многие из нас – на пол или даже на столы. Стулья почему-то игнорируются. Кто-то из девочек садится рядом с ней на диван. Ведьма занимает угол, достаёт откуда-то вязание и начинает размеренно стучать спицами, вяжа нам серые носки. Когда-нибудь станет холодно. Несколько канделябров она ставит рядом с собой, чтобы лучше видеть. Во время вязания её губы бесшумно двигаются, будто она читает долгое заклинание. Суфле рассказывает новости из города. В городе я был только один раз, когда нас брали на экскурсию. Когда я вырасту, я там обязательно поселюсь. Мы все там поселимся. Надеюсь, что я буду жить рядом с Пустым и подальше от Тёмного. И Дикого.

Я сижу в ногах Суфле и вдыхаю её зефирный аромат. Меня начинает клонить в сон. Я чувствую, как её тонкие пальцы расчёсывают мои длинные чёрные волосы. Я медленно засыпаю и представляю, как спицы роются у меня в волосах.

Я просыпаюсь от прикосновения Ведьмы. В комнате уже никого нет. Я чувствую, как у меня затекли шея и ноги. Беспомощно смотрю на Ведьму. За её спиной вырисовывается фигура Пастуха. Он вдруг берёт меня на руки и несёт по коридорам в комнату. Мы проходим мимо ванной, и я слышу голоса мальчишек. В спальне пока никого нет, кроме Пустого. Но он словно мраморная статуя, неподвижная и белая, сросся со своей кроватью. Пастух укладывает меня, снимает ботинки, и прикрывает одеялом. Как только он уходит, Пустой подскакивает ко мне:

– Завтра на стройку, да?

– Да, – в полудрёме отвечаю я. – Только если не будет дождя.

Пустой хочет что-то сказать, но в комнату с шумом и смехом вваливаются мальчишки, и он отступает на своё место. Я растворяюсь во сне.

Ночью идёт дождь и дует холодный ветер. От этого я просыпаюсь. Смотрю в потолок и слушаю, как посапывают рядом. Я хочу спать, но не могу уснуть. Тогда я сажусь на колени, укутываюсь одеялом и смотрю в окно. Подоконник уже мокрый, и я вожу пальцем по каплям, размазывая их. На улице загорается фонарь. Значит, электричество починили. Я вижу, как чёрная фигура перебирается через высокий забор. Моё сердце на секунду замирает, а потом начинает колотиться быстрее. Воры?

У него широкие плечи. Проходит под фонарём, и я вижу его чёрную кожаную куртку. Это Муха. Я видел его лишь однажды, и он мне не понравился. Он из взрослых, но никогда не навещал нас. Зачем он тут? Я пытаюсь увидеть больше, чем мне положено, и упираюсь лбом в окно. От шума дождя почти ничего не слышно, но я вижу его ноги на крыльце. И ещё одна пара ног. Их я узнаю сразу. Пастух. Кажется, они с Мухой о чём-то говорят. Пастух уходит. Я представляю, что Муха закуривает, хотя не знаю, курит ли он. Не все взрослые курят, но Муха похож на того, кто бы курил. Снова появляются ноги. Их я распознаю не сразу. Это Суфле. Она ходит из стороны в сторону, так что часто пропадает из поля зрения, и без того неширокого. Потом останавливается. Всё происходит быстро. Муха хватает её за руку и тянет за собой под дождь. Они спускаются по ступенькам, и только тут Суфле удаётся вырваться. Я никогда не видел её такой напуганной. Они стоят в свете фонаря, и их хорошо можно разглядеть. Муха в ярости. Она что-то говорит ему, быстро, тыча пальцем в грудь. Он резко её отталкивает.

– Всё, – едва доносится до меня. – Паук так решил.

Он медленно подходит к ней и что-то срывает. Похоже, что кулон. Не обращал внимания раньше, что она что-то носит. Муха разворачивается и быстро удаляется во тьму. Суфле следует за ним, но останавливается. Муха перелезает через забор. Суфле дрожит. От холода, наверное. Она обнимает себя за плечи и медленно плетётся к дому, останавливается у самой первой ступеньки, так, что её всё ещё хорошо видно. Оборачивается. Она вдруг скручивается пополам и хватается за живот, будто её только что ударили. Мне кажется, она плачет, но этого не видно. Она стоит так долго, несколько минут, а потом вдруг падает на колени. Меня это настолько пугает, что я сам прячусь под одеяло и падаю на кровать, отвернувшись от окна. Меня трясёт то ли от холода, то ли от страха. Когда я решаюсь посмотреть в окно ещё раз, то на улице уже никого нет. Я ложусь.

Все остальные спят.

Утром я встаю совсем поздно из-за никуда не исчезнувшей темноты. На улице моросит мерзкий дождь. Я жду, пока все мальчишки выйдут из ванной. Там часто случаются водные баталии, а сегодня я чувствую слабость и не хочу принимать в них участие. Пол в ванной как после потопа. Я боюсь намочить свои ботинки, потому что знаю, что где-то в них есть трещина, и они могут протекать. Я их снимаю, оставляю у порога в комнату и босыми ногами шлёпаю по воде. Из зеркала на меня смотрит унылое вытянутое лицо с заспанными карими глазами и растрёпанными чёрными волосами до плеч. Я оброс. И я знаю, что Ведьма скоро будет меня стричь. Я возвращаюсь по воде к входу, но свою обувь не нахожу. Кто-то опять глупо шутит. Я насухо вытираю ступни и возвращаюсь в комнату. Ботинки аккуратно стоят у моей кровати. Пустой сидит на ней, свесив голову. Замечает меня:

– Это Тёмный. Я вернул.

– Спасибо, – я сажусь рядом и натягиваю ботинки.

– Мы идём сегодня на стройку?

И далась она ему!

– Дождь идёт, вряд ли нас пустят на улицу, а по-другому нельзя.

Пустой встаёт и уходит. Я спускаюсь в столовую. Надеюсь увидеть Суфле, хочется знать, что произошло ночью, но встречаю его. Аквамарин.

Он самый странный их всех, кто приходит нас навещать. Всегда спокойный, будто знает, что делать. Взрослые не всегда знают, что нужно делать. Я хоть и не взрослый, но понимаю это. А он не понимает, наверное, поэтому такой уверенный. У него на голове толстые длинные змеи, собранные в хвост. Он называет их дредами. Они цветные. Его чёрные от природы волосы местами окрашены в неестественно синий, зелёный и фиолетовый. У него проколото правое ухо, как у девчонки. Он сидит в огромной голографической куртке. Мне нравится его куртка, она меняет цвет в зависимости от того, как на неё падает свет. Но, хотя она мне очень нравится, я бы не променял на неё ни одну рубашку Пастуха.

Перед ним стоит гранёный стакан с какао, но он не пьёт. Он сидит, скрестив пальцы, и тупо смотрит в одну точку. Словно призрак из города. К нему подлетает Ведьма.

– И долго ты тут будешь сидеть? – она говорит шёпотом, но шёпот получается громким.

– Я сказал, что подожду. Вот – жду, – он поднимает на неё свои тёмно-карие глаза. Они подведены. Как у девчонки. – Я мешаю? – он говорит спокойно, и Ведьму это заметно бесит.

– Нет. Я не могу её сейчас вывести сюда. Ну, не при детях же!

Аквамарин окидывает нас взглядом.

– К Хирургу обращались? – спрашивает он.

Ведьма садится напротив.

–Хирург не нужен. Есть я.

Видно, что он не очень доволен её ответом.

– Там ничего серьёзного. Хирург не нужен.

– Кто приходил к ней?

– Пастух сказал, что Муха.

– Так и думал. Паук – скотина редкостная, – он и это произносит достаточно спокойно.

– Что делать дальше?

– Она сама решит, что делать дальше.

– Аква, это Суфле, она как принцесса из сказки. Ничего она сейчас не решит. После Мухи и всего… Ты ведь?..

– Да. Но решит она сама.

– Пей своё какао! – Ведьма поднимается.

– Остыло.

Она бросает на него строгий взгляд:

– Сам виноват, – и уходит на кухню.

Аквамарин улыбается и залпом выпивает содержимое.

После завтрака нас уводят в игровую. Там шумно. Я ищу глазами Рыжую, но её нигде нет. Пытаюсь вспомнить, видел ли её за завтраком, но никак не соображу. Пустой рисует, сидя на полу. Он любит рисовать. Он грустит из-за того, что мы не идём на стройку, но по нему этого не понять. Я не хочу на стройку и рад, что идёт дождь.

Я сажусь к окну и наблюдаю за дождём. Ничего нового увидеть не рассчитываю. В кармане штанов нащупываю карамельки. Разворачиваю одну и кладу в рот. На диван подсаживается Тихая. Она смотрит на меня своими огромными, как у куклы, глазами. Я достаю второю конфету и протягиваю ей. Она покрывается румянцем и смущённо берет её. Развернув, она смотрит на карамельку, словно пытается запомнить, какая она, и только потом кладёт в рот. От приятного вкуса она расплывается в улыбке. Фантик старательно засовывает в карман крохотной синей вязаной кофточки.

Третью карамельку решаю оставить на завтра.

Тихая младше всех нас и напоминает большую куклу с красивым личиком: длинные ресницы, изогнутые брови, пухлые губы и волосы как шёлк, переливающиеся на свету. В поношенной одежде она напоминает Золушку, когда та ещё не стала принцессой.

– Спасибо, – её голос звучит уверенно.

Она залезает на спинку дивана и упирается ладошками в окно. Смотрит, а потом прислоняется к окну щекой. Отлипнув от окна, она поворачивается ко мне и говорит:

– Холодное.

Я касаюсь кончиком пальцев её щёчки. И правда, холодная. И чуть мокрая.

В дверях стоит Аквамарин. Не знаю, как долго. Он опирается плечом о дверной косяк, руки его скрещены. Он наблюдает за нами и улыбается. Тёмный подходит к нему и жестом просит нагнуться. Аквамарин послушно исполняет просьбу. Тёмный что-то шепчет ему на ухо. Аквамарин выпрямляется:

– Не курю, – отвечает он. Сзади подходят Ведьма и Суфле с накинутым на голову капюшоном, так, что лица почти совсем не видно. Аквамарин оборачивается и на прощание кидает Тёмному: – И тебе не советую.

Он скрывается в коридоре. Я срываюсь с дивана и бегу следом. Они слышат меня, но не обращают на меня никакого внимания. Я замираю у стола Пастуха. Они останавливаются у двери.

– Ты что-то хотел? – обращается ко мне Аквамарин.

Я теряюсь, боюсь ему ответить:

– Пока!.. Суфле, – говорю я ей в спину. – Приходи ещё!

Ведьма держит её за плечи. Они стоят ещё с секунду и выходят. Я не решаюсь идти дальше. Взрослые пугают.

Когда я возвращаюсь в зал, то вижу, как Рыжая – и когда она успела появиться? – собрала вокруг себя почти всех ребят. Ростиком она невелика, поэтому я застаю тот момент, когда она взбирается на стул.

– Никаких волшебных камней не существует! – выкрикивает кто-то.

– Нет, они есть! Я сама видела.

– Где? – спрашивает Тихая.

– В куртке Суфле.

– Ты рылась в её вещах?! – восклицает кто-то неодобрительно.

– Не рылась, – защищается Рыжая, – а видела.

– И что это за камни? – интересуется Дикий.

– Не знаю. Не знаю. Но внутри у него будто солнце!

– Оно светится изнутри?

– Точно!

– Не бывает!

– Врёшь!

– Приснилось, небось!

Возгласы слышатся со всех сторон.

– Взрослые не носят с собой камни!

– Но этот особенный, – парирует Рыжая.

– Докажи!

– Да, да! – подхватывают остальные. – Докажи!

– Вот достану один и докажу!

– Не достанешь.

– Нет.

– А я бы посмотрел.

– Кто со мной? – она оглядывает всех. Все молчат. – Понятно.

– Я с тобой! – не ожидая от себя, говорю.

– Водоросля? – слышится из толпы. – Тили-тили тесто, жених и невеста! Рыжая и Водоросля! Скоро поженятся, и у них будут рыжие водоросли.

– Дураки! – она одной рукой скидывает с плеча косу и спускается со стула. Смешки и дурацкие песенки не прекращаются. Рыжая берёт стул и замахивается. – Ууух! – пугает она. Толпа расступается. – Дураки! – она ставит стул на место, идёт ко мне, уверенно берёт меня за руку и выводит в коридор. – Не обращай на них внимания.

А я-то думал, что это мне придётся её успокаивать.

– Идём?

Я вырываю руку:

– Сейчас?

– А чего ждать-то?

На лестнице появляется Ведьма:

– Ну-ка, в зал! Обратно! Обратно! Никаких шатаний по коридорам!

–Ну, Ведьма! – стонет Рыжая.

– Марш!

Я увожу Рыжую в комнату. Ведьма оглядывает всех, пересчитывает и запирает дверь. Чтобы хоть как-то себя развлечь, начинаем травить байки. Самая излюбленная тема для них – кладбище.

– На кладбище живёт Художник, – заговорщицким тоном, поглядывая украдкой на дверь, вещает Тёмный. – Сгорбленный старик с мозолистыми руками. Я видел его однажды.

– Врёшь! – шёпотом восклицает Дикий.

– А знаете, откуда у него мозоли?

– Потому что он роет могилы? – предполагает Пустой.

– Не только. Он возит с собой тележку.

– Зачем? – интересуется кто-то.

– Очевидно, что он ходит по городу и собирает трупы.

– Фу! – восклицает кто-то из девочек.

– Он увозит их на кладбище, но никто не знает, что он с ними делает.

– Понятно что, – возражает Тощий. Он всегда ко всему относится с большим скепсисом. – Закапывает. Тебе бы только страху напустить.

– Не скажи, – Тёмный не собирается отступать. – Кладбища сторонятся даже взрослые. Художник живёт там в своей сторожке. Кто знает, чем он там занимается? Может, он разделывает трупы на части и варит из них суп?

– И зачем? – логика Тощего непоколебима. – Нет никакого Художника.

Все сидят в тишине.

– Вообще-то, есть, – раздаётся голос Светлой. Она сидит позади всех. Её пышные волосы одуванчиком обрамляют круглое лицо. В них застряли ещё со вчерашней прогулки лепесточки и листочки. Ей тяжело вычёсывать их. – Я тоже его видела. И он, правда, был с тележкой. Только… – она косится на Тёмного, – никаких трупов он там не вёз. Просто большие жестяные бидоны и старое тряпьё.

– Откуда ты знаешь, что было в этих бидонах? – прищуривается Тёмный.

– Не знаю. Но не похоже, чтобы там были части ног или рук, пальцы там, зубы… – она говорит это так буднично, что у меня пробегают мурашки по спине, и я невольно вздрагиваю. – Только он вправду пугающий. Он так посмотрел на меня, что я… ну, я убежала.

– Я тоже кое-что слышал о кладбище, – встревает Буйный, и всё внимание в комнате тут же переключается на него. Он вытягивается вперёд и шёпотом произносит: – Там водятся призраки.

Кто-то вскрикивает, кто-то охает. Тёмный старается держать лицо и не терять самообладания. Тощий разрывается противным смехом:

– Призраков не существует.

– Ты их не видел! – обижается Буйный.

– Ты их, что ли, видел?

– Нет, но взрослые врать не станут.

– Взрослые постоянно врут, – возражает Рыжая.

– Да, да! – подхватывает Тёмный. – Я попросил у Аквамарина сигарету, а он сказал, что не курит. Но я видел, когда он сидел в столовой, что у него была пачка сигарет. Значит, он соврал!

– Взрослые врут, – соглашается Буйный. – Но призраки – это правда. Кто-нибудь видел это кладбище?

– Да! – раздаётся со всех сторон.

– Не правда ли, странно, что это кладбище не похоже на те, что нарисованы в книжках?

– Почему не похоже? – интересуется кто-то из девочек.

– Из-за стен, – отвечаю я. Будучи в городе, я не видел кладбище, но я забираюсь на крышу Дома, а с неё видно далеко. Я видел стены кладбища. – Это огромные массивные плиты. Из бетона. Серые квадраты, вплотную прижатые друг к другу.

– Высокие?

– Выше человека, – подхватывает Буйный. – Никаких вам тут решёточек и завитков, никаких цветочков! Стена, через которую ничего не видно. Зачем так прятать кладбище?

– Если предположить, что призраки есть, – не унимается Тощий, поправляя очки на носу, – чего, конечно, не может быть, но всё же, пусть они есть. И ты думаешь, что их остановили бы какие-то там, пусть и бетонные, стены? Разве они не ходят сквозь них?

– Это в книжках твоих дурацких они ходят сквозь всё, – закипает Буйный, – и в кино. А тут настоящие призраки. Настоящие и выдуманные – это разное.

– И чем же твои настоящие призраки отличаются от выдуманных? – да, Тощий своим докапыванием может вывести кого угодно.

– Они, как минимум, не ходят сквозь стены! – Буйный вскакивает.

Тощий медленно поднимается следом, выдерживая паузу:

– А как максимум?

– Ах, ты ж падла! – выкрикивает Буйный и бросается вперёд.

Его подхватывает толпа мальчишек и пытается удержать. Кто-то из девочек визжит. Тощий стоит, самодовольно улыбаясь безумству Буйного. Светлая бросается к выходу и начинает колотить в дверь:

– Драка! Драка! – кричит она, взывая на помощь. Она нагибается к замочной скважине и начинает орать туда, думая, что это сработает лучше. Что-то падает, она оборачивается и восклицает: – Ой, мамочки!

Буйному удалось вырваться и повалить Тощего. В эту минуту дверь распахивается, и в комнату врывается Пастух.

– Чёртовы ублюдки! – не скрывает своего негодования он.

Хватает Буйного за подмышки и оттягивает от Тощего. У Тощего кровь на лице.

– Мразь! Мразь! Чтоб ты сдох! – пытается вырваться Буйный, размахивая руками и ногами.

Он попадает носком ботинка мне в челюсть. Я чувствую что-то солёное во рту и невольно сплёвываю на пол.

Пастух вытаскивает Буйного в коридор и кричит:

– Ведьма!

Никогда не слышал, как он кричит.

Ведьма появляется мгновенно. Она оглядывает нас, видит лежащего на полу Тощего и меня с кровью у уголка губ.

– За мной! – она даже не помогает Тощему подняться.

Он лежит, демонстративно кряхтит, словно умирает, и ждёт, когда ему помогут встать. Но никто не решается. Тогда он встаёт сам. И мы вместе идём за Ведьмой.

Тощий, бывает, пугает. Вот сейчас по нему не скажешь, но пока он спокойно сидит с окровавленной губой на стуле и наблюдает за ловкими движениями суетящейся Ведьмы, он больше похож на хищника, чем на жертву. В его голове порой творится что-то ужасающее. Он может быть самым обычным ребёнком, а может быть подпольным убийцей. В такие минуты он меня пугает больше, чем кто-либо.

Ведьма обрабатывает моё и его лицо, велит нам сидеть тихо и выходит.

– Забавно, что тебе досталось ни за что, – как только захлопывается дверь, произносит Тощий.

Он встаёт со стула и начинает ходить по маленькому медкабинету, трогая и рассматривая предметы: стетоскоп, ручки, градусник, таблетки и даже запакованные шприцы.

– Ничего не забавно.

– А по-моему, забавно, – он даже не поворачивается ко мне. – Ты никого не защищал, ни за кого не заступался, а тебе всё равно прилетело. Разве не так устроена жизнь?

– Пожалуйста, не трогай! – прошу я, когда он пытается вскрыть один из упакованных шприцев.

Он смотрит на меня пристально с мерзкой полуулыбочкой:

– А то что?

Он медленно начинает рвать упаковку. Нарочито медленно. И следит за моей реакцией. Я сижу неподвижно. Он мне противен. И он внушает опасность. Игра не удаётся. Я не поддаюсь ему, и ему становится неинтересно. Он откладывает упаковку со шприцем:

– В нём даже раствора никакого нет.

Ведьма возвращается:

– Ты можешь идти, – обращается она ко мне. – А вот Тощего ждут в кабинете.

Мы расходимся.

За ужином все оживлённо обсуждают произошедшее. Даже ко мне подсаживается пара человек, чтобы расспросить, что было после того, как нас вывели из игровой. Я рассказываю, как есть, но им этого мало. Они хотят каких-то подробностей, острых, вкусных, которых я им дать не могу. Не рассказывать же им о том, что Тощий меня пугает.

Кто-то оккупирует столик Буйного. Там свои подробности. Буйный в красках рассказывает о том, что было дальше. Уверен, что половина его рассказа – сплошная выдумка. Но остальным такое и нужно, им только дай что пообсуждать перед сном.

Пустой опять сидит один. А Рыжая быстро съедает свой ужин и убегает куда-то из столовой. Она всегда находит, чем себя занять.

В зал входит Пастух и торжественно объявляет, что дождь кончился и можно идти гулять. Столовая разрывается победоносными возгласами. Пастух ждёт, пока все успокоятся и добавляет, что это, безусловно, касается всех, кроме Буйного и Тощего.

Мы бежим на улицу, шлёпая по лужам и щурясь от последних на сегодня солнечных лучей. Тёмный появляется позже всех с мячом в руках. Я залезаю на шведскую стенку, надеясь понаблюдать за игрой. К моему удивлению, к игре присоединяется Пустой.

Начинается формирование команд. Оказывается, из-за того, что Буйного и Тощего тут нет, из-за того, что Пустой в команде, команды получаются не ровными по количеству игроков.

– Ну, что ж, – обращается Дикий к Пустому, – значит, тебе сегодня не играть.

– Нет, погоди! – вдруг вмешивается Тёмный.

Они о чём-то шепчутся, потом подзывают Пустого и шепчутся уже с ним. Видно, что спорят. Когда Пустой отходит к остальным членам команды Дикого, Тёмный засовывает два пальца в рот и свистит что есть мочи:

– Э! Водоросля! – я чуть не падаю от такой неожиданности. – Не хочешь сыграть с нами?

– Что? Я?

– Да-да! – подхватывает Дикий. – Только решай быстрей, нам до заката успеть надо.

– Да, иду! Уже спускаюсь, – словно обезьяна, цепко цепляясь за перекладины, слезаю и бегу на поле окрылённый. Приятная неожиданность!

– Ты в моей команде, – говорит Тёмный. – Не подведи!

Он дружелюбно подмигивает. Я как дурак улыбаюсь в ответ.

Я плохо играю в футбол, потому что играю нечасто, скорее, даже почти никогда. Когда я разгоняюсь, мои ноги словно перестают меня слушаться, я запинаюсь, падаю и частенько не попадаю по мячу. Но сегодня я стараюсь изо всех сил. Мне так приятно, что меня позвали играть, что хочется доказать, что не зря. Это не то что играть с Рыжей один на один.

Игра идёт отлично, но мы проигрываем. В конце мне выпадает шанс забить в ворота. Я разбегаюсь и ударяю носком по мячу, но он предательски перелетает через ворота. Команда Дикого ликует. Тёмный подбадривающе хлопает меня по плечу:

– Всё равно нас бы этот гол не спас. Так что не парься.

Не такой уж он и придурок, каким мне казался раньше.

Я рад ещё больше, чем прежде, ведь никто не винит меня в проигрыше. Словно бабочка порхаю по лестничным пролётам, чтобы попасть в ванную. Я даже участвую в водяной баталии, хоть тут нет ни Пустого, ни Тёмного, ни Дикого. Мокрый с ног до головы и чертовски довольный, иду в кровать.

А ночью понимаю, зачем всё это было.

Окрылённый, я долго не могу уснуть. Дольше обычного. Ни маленькая кровать, ни завывающий ветер не мешают моему сну настолько, насколько это делаю я сам. Точнее, мои эмоции. Но и спать мне удаётся недолго. Просыпаюсь от того, что кто-то перешагивает через мои ноги и открывает окно.

Мне страшно, потому что вижу только чёрный силуэт. Когда фигура оказывается по ту сторону окна, я поднимаюсь на локтях и слежу за ней. Она двигается в сторону козырька над входом.

– Мы тебя разбудили? – раздаётся шёпот.

От неожиданности я хватаюсь за одеяло, но не прячусь. Голос мне знаком. Рядом с кроватью стоят такие же тёмные фигуры. В той, что подальше, я без труда узнаю Пустого.

– Извини, – говорит он.

– Что вы делаете?

– Хотим прогуляться, – отвечает вторая фигура.

Это Тёмный.

– А ты что тут делаешь? – удивляюсь я и сажусь на кровать, пытаясь разобраться, не сон ли это. Тёмный даже не спит в этой комнате. – Кто только что вылез в окно? – спрашиваю я.

– Дикий, – отвечает Пустой.

– Эй! – Тёмный дёргает его за рубашку.

– Куда вы идёте?

– Слушай, Пустой ведёт нас на стройку, но…

– Куда?

– Тише! Всех разбудишь!

– Но это моё место! – протестую я, хотя никогда до этого не считал его своим.

Это своего рода тайник, и неприятно узнать, что тот, кому ты его раскрыл, ведёт туда кого-то ещё.

– Ты можешь пойти с нами. Если хочешь, конечно.

– Не хочу. И я не хочу, чтобы вы шли.

–Мы всё равно пойдём, да ведь, Пустой? – в его голосе звучит неуверенность.

Пустой стоит, уставившись в пол:

– Да.

– Никто никуда не пойдёт! – я ногами сбрасываю с себя одеяло.

– Чего орать-то? – шепчет Тёмный, чуть паникуя. – Дай нам вылезти в окно. Всё равно Дикий уже там.

Я высовываю голову и вижу, как Дикий медленно сползает по опорному столбу крыльца.

– Давай так, – понимая мои сомнения, начинает Тёмный, – мы идём сегодня на стройку, а я тебе обещаю место в своей футбольной команде на всю неделю.

И мне становится так мерзко. Всё складывается. Эта странная троица – Дикий, Тёмный и Пустой. Потом вечерний футбол с моим участием. Становится противно. Они пытаются меня купить. Чем они купили Пустого?

– Я сам вас отведу на стройку, – знаю, что сопротивляться Тёмному бесполезно, но мне совестно отпускать Пустого с ними одного.

Тёмный рад. Я пускаю его к окну, и он вылезает наружу. Пустой собирается лезть следом, но я хватаю его за руку:

– Зачем тебе это нужно? Они же просто используют тебя!