Погоня за судьбой. Часть II

Она ждала. Нахмурившись в своей обычной манере, планета подбоченилась, подозрительно прищурилась и ждала меня.

– Скоро мы приземлимся в Новом Роттердаме, – нарушил молчание дядя Ваня. – Там у меня есть надёжный человек во внутреннем контроле, он поможет тебе с разрешением на выход за территорию. Его зовут Ирвин Клэйуотер. Как только окажешься в городе, тебе нужно будет его найти. Скажешь, что от дяди Вани, он в курсе. Имей в виду, Лиза, я не смогу покинуть корабль. Там, внизу ты будешь одна.

– Достаточно того, что ты помог мне добраться… Снова. Самое время оценить ироничность ситуации.

– Нет ничего лучше, чем возвращаться туда, где ничего не изменилось, чтобы понять, как изменился ты сам, – прожужжал дядя Ваня.

– Нет, пожалуй, я не вернулась. Четыре года назад я улетела отсюда с Марком навсегда, а вместо меня теперь возвращается другая, – отстранённо произнесла я и стряхнула с себя задумчивость. – Ладно, проехали. Есть что-то ещё, что мне следует знать?

– Всегда будь начеку. Во внутренних землях Каптейна не стоит ловить ворон и слишком долго смотреть кому-то в глаза.

– Прямо как диким зверям.

– Прямо как диким зверям. Некоторые из местных намного хуже диких зверей. Уж тебе ли не знать…

* * *

«Виатор» опустился на бетонную площадку и грузно припал на лапы. Двигатели с облегчением выдохнули, расслабились, получив передышку, гул стал таять, перешёл в свист, а после – совсем затих. Люк распахнулся, трап сполз вниз, и мне в нос ударил давно забытый, но до боли знакомый влажный запах тумана, оттенённый горьким авиационным выхлопом. Сжимая в руках потëртый коричневый рюкзак со сменными вещами и небольшим запасом еды, я спустилась на твёрдую землю и тут же лицом к лицу встретилась с хмурым человеком в тёмно-зелёной форме. Поодаль стояла лёгкая шестиколёсная бронемашина пограничной службы, с её крыши в небо смотрел ствол электромагнитного бластера, а прямо надо мной, жужжа, висел небольшой дрон и внимательно изучал меня глазком камеры, фиксируя всё происходящее.

– Ваши документы, – бесцветным голосом попросил мужчина и протянул руку.

Я достала заранее заготовленный паспорт на чужое имя. Пограничник внимательно осмотрел документ, потом меня, затем – снова документ, после чего заметил:

– Госпожа Рейнгольд, не очень удачный выбор для первого межпланетного путешествия, особенно с учётом вашего юного возраста. Здесь всё совсем иначе, нежели у вас на Пиросе, поэтому будьте предельно внимательны и беспрекословно следуйте инструкциям должностных лиц.

В его зрачке коротко мигнул фотомодуль. Он отдал мне документ, бегло оглядел корабль и сообщил в переговорное устройство:

– Анна Рейнгольд, девятнадцать лет, прибытие на транспорте класса «Церамбика», бортовой номер четыреста одиннадцать… Да, Пирос… Уже проверили? Курьерская почта? Хорошо… Что по владельцу судна?

Сверху, почти на расстоянии вытянутой руки, с рокотом и треском пронеслась чёрная молния военного корабля и тут же скрылась за лесополосой. У меня заложило уши, а порыв ветра чуть не вырвал из рук драгоценную ламинированную карточку, которая обеспечивала моё прикрытие. Чиновник и вовсе не обратил на корабль никакого внимания и продолжал что-то выяснять у коммуникатора:

… – Самый настоящий робот, говоришь? В таком случае, ему в город вход заказан, придётся свой металлолом мариновать на корабле…

Обернувшись, он кивнул головой, висящий над нами дрон вильнул в сторону и скрылся в неизвестном направлении. Мужчина повернулся ко мне и сообщил, указав рукой в сторону двухэтажного терминала цвета хаки:

– Регистрация там, пройдёте через вторые ворота. За разметку не заходить, на площадках – не мешаться. На территории периметра оружием пользоваться запрещено, за этим следят автоматические системы. Вопросы есть?

Я отрицательно помотала головой, мужчина кивнул – на этот раз мне – и зашагал к броневику. Через полминуты машина уже ползла мимо высаженных вдоль терминала деревьев в сторону шлагбаума, который отделял гражданскую часть космодрома от военной. Шлагбаум поднялся, машина устремилась в дальний угол поля, к стоявшему на разгрузке среднему линейнику, из чрева которого погрузчик вывозил ящики и коробки и складывал их ровными рядами вдоль платформы.

Там же, за сетчатым забором, на почерневших от гари площадках стройной шеренгой стояли СВВП – истребители вертикального взлёта и посадки. Полдюжины боевых машин были выкрашены в серо-зелёный камуфляж и терпеливо ожидали своего часа, словно жгутоногие фрины, застывшие в смертоносной готовности к прыжку на жертву…

Я пошла в сторону терминала вдоль жёлтой разметки, аккуратно обходя большие, очерченные толстыми красными линиями прямоугольники посадочных площадок. Периметр лётного поля был опоясан высоким забором – почти таким же, как вокруг моего старого интерната, – а по углам его в небо вздымались вышки с красными сигнальными огнями на вершинах. Выделенная под военную часть площадь раза в четыре превышала гражданскую, и было вполне очевидно – за все эти годы Каптейн так и не стал туристической Меккой. Или, быть может, это я попала сюда в межсезонье…

Внутри терминала всё было по-военному строго. Среди бежевых стен, на которых красовались яркие боевые плакаты, лениво, будто бы в полудрёме, туда-сюда ходили редкие люди в форме. Они носили какие-то бумаги, коробки, планшеты, натыкались друг на друга в холле, чтобы постоять и тихо обсудить что-то, а затем двигались дальше.

Пол под ногами задрожал, задребезжали стёкла, и я увидела, как на площадку рядом с «Виатором» опускается ещё одна летающая машина – приземистая и остроносая. Явно чартер одной из самых дорогих моделей – слишком сильно его агрессивные рубленые линии и матово-чёрные грани контрастировали с округлым и каким-то домашним «Виатором», стоявшим поодаль. Резко и громко из репродуктора под потолком раздался голос:

– Новоприбывшим предписано пройти через сканер и проследовать к стойке регистрации, окно номер один.

Оглядевшись по сторонам, я увидела окно номер один – остеклённую конторку с узкой щелью для документов. Внутри конторки сидел дешёвый андроид, выполненный в виде молодой девушки, пластиковое лицо которой не выражало никаких эмоций. Гладкие и какие-то восковые чёрные волосы представляли из себя аккуратное каре, а строгая офицерская форма сидела на андроиде идеально.

Я приблизилась, и лицо робота растянулось в формальной резиновой улыбке.

– Ваши документы, пожалуйста, – бесцветно попросил механизм.

Я сунула в щель паспорт и карту гипертрансфера, удостоверяющую моё право пользоваться Вратами в качестве пассажира; лицензию на оружие и паспорт на пистолет, который в разобранном виде лежал у меня в рюкзаке.

– Цель прибытия в Новый Роттердам?

– Курьерская доставка коммерческой информации, – максимально небрежно ответила я.

– Планируемое время пребывания?

– Неизвестно.

– Имеются ли родственные связи с резидентом Каптейна?

– Нет.

– Ваши импланты зарегистрированы на имя Анны Рейнгольд. Анализ ответов… Результат: ответы достоверные. Просьба установить трек-программу в память микрокомпьютера. Пожалуйста, подключите устройство сопряжения к нейроинтерфейсу.

Через щель просунулся манипулятор с катушкой. Я взялась за пластик, отмотала эластичный кабель с катушки и примагнитила метку к нейру. По сетчатке пронеслись цифры загрузки, и через несколько секунд трекер был установлен. Задача усложнялась – теперь официальные власти были в курсе всех моих передвижений. Катушка щёлкнула и смотала кабель, а манипулятор задвинулся обратно в кабинку. Робот с наигранной приветливостью произнёс:

– Добро пожаловать на Каптейн!

Заметив краем глаза тень, я рефлекторно обернулась – позади меня терпеливо ждал своей очереди худощавый мужчина в чёрном костюме, очевидно, только что прибывший на чартере. Острые черты лица, синевато-бледная, полупрозрачная кожа, аккуратная причёска бобриком, синий галстук на белой рубашке под тщательно выглаженным пиджаком и старомодный кейс в руке – прямо-таки хрестоматийный образ конторского чиновника. Сопровождающих не было, странный мужчина был один.

Я посторонилась, и он подошёл к кабинке, смерив меня пустым взглядом затемнённых стёкол солнцезащитных очков. Почему-то от этого взгляда по спине моей галопом поскакали мурашки, и я заторопилась в сторону выхода. За спиной раздалось синтетическое:

– Ваши документы, пожалуйста…

Я же миновала ещё одну рамку и двинулась к выходу из терминала. Раздвижные двери открылись, а затем сомкнулись за моей спиной, и передо мной предстал Новый Роттердам во всей его ржавой и влажной красе…

Глава III. Пробуждение

… Возникло ощущение. Завелась, затарахтела, зачадила выхлопом нейронных цепочек обременённая телом машина разума. Она жаждала идти по пустыне, по заснеженным полям, сквозь горные перевалы. Она отчаянно цеплялась за жизнь и не хотела гаснуть, выключаться…

Я открыла глаза. Никакого катера. Никакой каталки или чёрного силуэта в слепящем пятне света – только серые стены, тускло подсвеченные люминесцентными лампами. Стены были плоские, будто нарисованные на бумажном листе, и сперва я не поняла – почему. Я моргнула. Один раз, другой, третий… Правый глаз видел, а левый – нет. Неужели я теперь полуслепая?!

Сил моего тела хватило только на то, чтобы слегка повернуть голову. Рядом с койкой стоял внушительного вида агрегат, дюжиной трубок пробиравшийся куда-то под укрывающее меня одеяло. В трёх метрах, наполовину скрытая за ширмой, обнаружилась ещё одна койка. На ней кто-то тихо и недвижимо лежал – я видела лишь пару неподвижных ног, очерченных белоснежной простынёй.

Вдруг что-то тихонько запиликало, и в комнату вошла медсестра, а следом за ней – немолодой уже усатый мужчина. Внешность его была благородна, а из-под соболиных бровей цепко и пронзительно смотрели какие-то чрезвычайно грустные глаза. Похоже, эти глаза за свою жизнь насмотрелись на всякое – и теперь, прошитые красными прожилками и выдающие хронический недосып, они пристально изучали меня. Одет мужчина был в идеально подогнанный серый костюм – изрядно, впрочем, помятый, как и его усталое лицо.

– Дайте нам десять минут, пожалуйста, – тихим баритоном попросил он медсестру.

Та кивнула и вышла в коридор, затворив за собой дверь. Мужчина приблизился, ловким движением подтянул к койке небольшой белый табурет, уселся на него и сложил руки. Некоторое время он оценивающе разглядывал меня, и наконец нарушил молчание:

– Как я могу к вам обращаться?

Действительно, как? Моё имя… Я не помню его. Неужели я его забыла?!

– Я… Не знаю. Не помню, – едва слышно просипела я.

– Это ваши документы?

Он вынул из-за пазухи и положил передо мной удостоверение офицера полиции Каптейна на имя Элизабет Стилл. Глядя единственным глазом на фотографию, я силилась вспомнить изображённую на ней девушку с тёмными волосами. «Лиза, Лизонька, милая моя…» – свистела у меня в голове тень с серым лицом… Да, меня зовут Лиза! Но как я оказалась здесь?! И что со мной произошло?

– Я частично ослепла? – спросила я. – Ничего не вижу одним глазом.

– Не знаю, что с вашим глазом, но вот голова ваша перебинтована профессионально. – Мужчина невозмутимо поправил усы, вздохнул и продолжил: – Вы находитесь в больнице. Сейчас третье января, вечер. Вы пытались застрелиться в поезде Шанхай – Турку.

– Застрелиться? Зачем мне это? – спросила я, впрочем, мало удивившись – подобные мысли посещали меня с завидной регулярностью.

– В поезде произошёл инцидент с пальбой. Ваш попутчик убит, погиб также проводник вагона и двое случайных пассажиров. Вас нашли в коридоре напротив вашего купе…

Меня вдруг словно обухом по макушке ударило, и сквозь пульс, отдававшийся болью в черепе, на поверхность памяти начали всплывать и бешено крутиться обрывки недавних событий вперемежку с образами из видений. Как за верёвку, я мысленно ухватилась за всё отчётливей проступавший перед глазами последний бредовый образ – выстрел, который должен был оборвать мою жизнь, но не сделал этого. Одну за другой я вытягивала реминисценции из глубин сознания, словно звенья цепи. Несущийся сквозь тьму поезд. Гостиница. Космический корабль в лесной глуши. Дядя Ваня и неудавшееся ограбление века…

Я вспоминала. Но воспоминания всплывали обрывками, чужими и неясными…

– На этом документе ваше имя? – спросил незнакомец, выдёргивая меня из крутого пике в глубины памяти.

– Да. Меня зовут Элизабет, – сообщила я полуправду.

Мужчина удовлетворённо кивнул и придвинулся ближе.

– Элизабет… Я хочу знать, как вы оказались в этой ситуации. Постарайтесь отвечать предельно честно, потому что без взаимного доверия у нас с вами ничего не выйдет. Эти документы – ваши?

– Мои.

– Как вы попали на Землю?

– Меня командировали в рамках расследования налёта на орбитальный музей в Джангале… – Я поморщилась, с трудом пытаясь вспомнить подробности – мешала тупая боль, медленно сковывающая всё тело. – И последовавшего налёта на институт в Новосибирске.

– Могу я увидеть какой-то документ? Копию распоряжения, служебное задание, удостоверение…

– Нет, всё осталось в украденной сумке.

– Что ещё было в сумке?

– Мои личные вещи. Одежда, средства гигиены…

– Кем вам приходится погибший попутчик, который ехал с вами в купе? – спросил мужчина и уставился на меня в упор.

Погибший? Мёртвый мужчина, полусидящий на койке с пистолетом в сжатой мёртвой ладони… Марк… К горлу подступил ком. Изо всех сил стараясь сохранять самообладание, я дрожащим голосом ответила:

– Коллегой… И другом.

– У вас есть предположение, почему всё это случилось? Это чей-то заказ? Или случайная стычка с бандитами?

– Понятия не имею… Наверное, всё это просто случайность, – промямлила я, едва выговаривая слова, не заботясь уже о том, как стремительно рушится моя легенда. – Неужели Марк мёртв? Этого же не может быть…

Я всё ещё не могла осознать этот факт. Марк был – и теперь его нет. Дико, совершенно дико – вот был в моей жизни человек, был немалой её частью, а теперь его не существует…

Полицейский в штатском вздохнул, поднялся и подошёл к окну. Некоторое время он стоял, сцепив перед собой руки, и о чём-то думал.

– Мы изучили записи с камер видеонаблюдения, – сообщил он наконец. – Похоже, убийца действовал в одиночку. Он… Она была высажена на крышу вагона с неустановленного летательного аппарата, проникла внутрь и учинила разбой, забрала вашу сумку и покинула поезд тем же путём – через крышу. Помимо вашего коллеги погиб также проводник вагона и двое пассажиров. Ваши действия квалифицируются как самооборона, но причинённый подвижному составу ущерб – а именно, замену герметичного стекла в двери – придётся скомпенсировать. А также – заплатить за медицинское обслуживание… Я вижу, у вас есть вопросы. Задавайте.

– Где я нахожусь?

– Вы на Земле, в Содружестве, в городе Челябинск. Вас прооперировали, заменив ряд внутренних органов на синтетические. Голову тоже залатали – пуля прошла по касательной.

– Неужели Марка не спасли? – спросила я, лелея угасающую надежду.

– Нет. Сожалею. Кроме этого, есть и другие плохие новости. – Глаза офицера стали ещё грустнее, и он принялся лениво и устало загибать пальцы. – Вы не зарегистрировались по прибытии на Землю, тем самым нарушив миграционное законодательство. Следов официальной командировки нет – а значит, трансфер был нелегальным. Что касается вашей легенды… Офицеров планетарной полиции не командируют на другие планеты – этим занимается ведомство межпланетников. Кроме того, офицер полиции Элизабет Стилл несколько лет назад пропала без вести на Каптейне в ходе несения службы. Уже этого достаточно, чтобы сделать вывод о том, что вы не та, за кого себя выдаёте.

Он молчал, изучающе глядя на меня. Я тоже – мне просто нечего было сказать в ответ.

– Может статься, именно вы убили Элизабет Стилл. – Он многозначительно прищурился. – А затем присвоили себе её личность. Так или иначе, мы это выясним. И лично у меня есть основания полагать, что вы можете быть связаны с налётом на Институт – на записях фигурирует человек, весьма на вас похожий. Конечно, это может быть кто угодно… – Ироничная искра мелькнула в печальных глазах. – Но мы обязательно докопаемся до истины.

Он вновь замолчал.

– И что теперь будет? – сипло выдохнула я.

– Скоро вам принесут ужин, – просто сказал полицейский. – Остальное зависит от того, будете ли вы сотрудничать со следствием. Как только вы достаточно окрепнете, мы арестуем вас и прогоним через полиграф… Вообще, мы уже могли бы препроводить вас в спецучреждение – после операции вы перешагнули через пятидесятипроцентный барьер, а это означает запрет на появление в густонаселённых городах. Так уж вышло, что Челябинск – город именно такой, а вы уже не человек в полном смысле этого слова. – Он пожал плечами, взглянул на наручные часы и поднялся со стула. – Не буду вам больше надоедать. Отдыхайте и приходите в себя, и советую вспомнить все детали и мельчайшие подробности прошедших дней. И раз уж вы врали мне, постарайтесь не врать хотя бы следственной комиссии, которая очень скоро прибудет. Чистосердечное признание пойдёт вам только на пользу – особенно, когда вашу историю за вас расскажет детектор лжи…

Покинув палату, мужчина аккуратно прикрыл за собой дверь, а я осталась почти в одиночестве – лишь мой тихий сосед едва слышно посапывал, находясь, судя по всему, во сне или без сознания.

Короткая самодиагностика показала отсутствие одной руки и повреждения второй, однако биомеханика уцелевшей руки свои функции выполняла – согнув её в локте, я услышала позвякивание массивного наручника, которым была прикована к койке.

Ситуация была незавидной, и я лихорадочно пыталась переварить полученную от незнакомца в костюме информацию, уставившись невидящим взглядом в стену напротив. Неожиданно резко накатило осознание – всё это и вправду случилось именно со мной. Они ушли, и больше не вернутся – Марк погиб, дядя Ваня пропал, Мэттлока больше нет. Всё пропало, и теперь всё было напрасно…

Застоявшийся было в горле ком прорвался, хлынул наружу потоком слёз – я плакала навзрыд, не в силах остановиться. Повязка вокруг головы, закрывавшая один глаз, медленно пропитывалась влагой. Вскоре дверь отворилась, в палату вошла медсестра с небольшим подносом в руках, и тут же запричитала:

– Ой, ну что же вы, ну не надо так, не надо… Всё будет хорошо…

Она поставила поднос в ноги койки, наклонилась и принялась обтирать слёзы с моего лица. На подносе меж пластиковых столовых приборов возвышалась белая эмалированная тарелка с чем-то, напоминавшим кашу. В проёме двери стоял хмурый бритых здоровяк в штатском. Несмотря на напускную серьёзность, ему было неловко, и он испытал явное облегчение, когда я перестала рыдать, и теперь шмыгала носом, тупо глядя в тарелку с кашей.

Здоровяк приблизился и отстегнул наручник с моего запястья. Некоторое время постоял рядом, потом в нерешительности помялся у двери и пробубнил:

– Я скоро вернусь. Чтобы без глупостей, понятно? – С этими словами он вышел в коридор.

Переборов наконец приступ едкой горечи и тоски, я попыталась собраться с мыслями. Я в полной заднице, под присмотром полицейских в штатском. Тут всё ясно – вся прошедшая жизнь была перечёркнута жирным крестом. Но что-то было между нею и тем, где я оказалась. Я видела что-то. Нечто, что выбивалось из общей картины – нечто, подающее надежду.

Это были профессор Мэттлок и Томас, которых я каким-то образом застала в каюте. В последние минуты перед захватом корабля они посетили мой затуманенный разум, и теперь я пыталась понять – что это было? Картинка, выдуманная буйным подсознанием или сообщение от гусеницы-переростка? Почему именно сейчас, а не тогда, когда это произошло? Возможно, это было каким-то посланием? Сигналом о том, что Мэттлок выжил? А может быть… Может, это было напоминанием о том, что я должна встретиться с кем-то в Москве?

Владимир Агапов, – вспомнила я.

Это была попытка вырвать меня сюда, наружу, прочь от цепких лап смерти, вложить мне в руки цель, которая будет тянуть меня вперёд. И попытка весьма удачная – ведь я здесь…

Среди всего этого сумбура одно я понимала точно – если я хотела продолжать путь, нужно было приступать прямо сейчас, пока меня не увезли и не заперли под замок. Время уходило с каждой секундой, и медлить было нельзя.

Пища не лезла в горло, но я знала – надо было набраться сил, и поэтому кое-как запихнула в себя содержимое тарелки до последней ложки. Отставив поднос в сторону, я, насколько это было возможно, размяла онемевшие от трёхдневного бездействия мышцы тела и убедилась в том, что все конечности – за исключением оторванного предплечья – исправно работают.

Я осторожно приподняла одеяло и взглянула вниз, на живот – он был перебинтован после операции. Тело было усеяно иглами, от которых к капельницам тянулись тонкие трубочки. Стараясь дышать ровно и глубоко, одну за другой я стала аккуратно вынимать иголки катетеров. Управившись со всеми, я снова накрылась одеялом, закрыла глаза и застыла в ожидании.

Где-то за дверью слышались голоса, по коридору мимо палаты проехала каталка и протопали полдюжины башмаков. Снаружи, за окном яростно и протяжно вопили две кошки, готовясь сцепиться не на жизнь, а насмерть…

Приблизились тяжёлые шаги, голос снаружи спросил:

«Всё тихо?»

«Как в склепе. Вроде успокоилась», – ответил другой голос.

Я напряглась, буквально сжалась в комок, и когда дверь отворилась, а на пороге появился здоровяк в штатском, активировала кинетический усилитель на уцелевшей руке.

Мужчина закрыл дверь, достал наручники и неспешно подошёл к койке. Словно разжавшаяся пружина, я сделала молниеносное движение рукой куда-то в район его челюсти. Коротко ойкнув, полицейский обмяк и грузно сполз на пол. Глухой стук упавших на линолеум наручников, шелест простыни…

Откинув покрывало, я спустила ноги с кровати и принялась обшаривать помещение взглядом в поисках одежды. Есть! Бирюзовые больничные штаны и рубаха, сложенные на спинке стула в углу – лучше, чем ничего.

Я кое-как оделась одной рукой, косясь на входную дверь в ожидании, что в любой момент кто-нибудь войдёт в палату. За окном было темно, чуть в отдалении, примерно на моём уровне горели фонари уличного освещения – стояла глубокая ночь, что было как нельзя кстати. Выглянув через стекло, я прикинула расстояние до земли – метров десять. Палата находилась на четвёртом этаже, и я мысленно поблагодарила тех, кто определил меня именно сюда, а не выше. Прыжок этажа с девятого наверняка стал бы моим последним.

План побега был очевиден. Приподняв тело охранника, я принялась стягивать с него одежду. Пиджак, кобура с пистолетом, рубашка… Нужно было хоть как-то утеплиться, и теперь я, накинув на себя рубашку и пиджак на несколько размеров больше, выглядела невероятно нелепо. Сунув пистолет в карман, я распахнула окно в холод и выглянула вниз. Под стеной, вплотную к отмостке, возвышался небольшой сугроб, и мне вдруг пришёл в голову совершенно неуместный детский стишок:

Хорошо упасть в сугроб –

Шишку не набьёшь на лоб.

У сугроба все бока

Мягки, точно облака…

Мой лечащий врач не одобрил бы паркур прямиком с больничной койки, но выбора не было. Ну что ж, пора! Я встала на подоконник и сделала шаг вперёд – как раз в тот момент, когда позади скрипнула дверь, и чей-то голос удивлённо вопросил:

– Ты куда это собралась?!

Через секунду, поджав ноги, я провалилась в снег по пояс, а живот прострочила резь – что-то внутри рванулось и стало отчаянно пульсировать. По тело разлилось горячее, липкое тепло, потемнело в глазах, и я застыла, силясь не завопить от боли.

– Какого хрена?! – послышался выкрик сверху. – А ну стоять! Стой, или я буду стрелять!

Не успев толком прийти в себя, я вскочила, пересекла небольшую подъездну́ю дорожку, окаймлявшую корпус, и, что было сил разгребая перед собой сугробы, ломилась мимо деревьев в сторону забора. Стрелять почему-то не стали, как и кричать – наверное, уже пустились в погоню.

Забор приближался. Над головой, в отдалении, проносились аэромобили, а сразу отовсюду, отдаваясь эхом от окружающих построек, раздавался гул автомобильных двигателей. С одной рукой перебраться через невысокую ограду оказалось чрезвычайно непросто, но через полминуты я очутилась у тихого неширокого проезда, по ту сторону которого редкими окнами светились шестиэтажные жилые дома.

Я не имела понятия, где нахожусь, но оставаться на виду было нельзя, поэтому перебежала через дорогу и быстро пошла дворами куда глаза глядят, стараясь двигаться в одном направлении. Боль усиливалась. Под больничной рубахой краснело расползавшееся по бинтам кровавое пятно – разошлись швы…

Вдоль домов во дворах дремали присыпанные снегом автомобили, тут и там между ними возвышались редкие громоздкие глайдеры состоятельных граждан. Пустые детские площадки, будто останки огромных древних животных, возникали из темноты заснеженными скелетами и исчезали где-то за спиной.