Хроники Алдоров. Узы ненависти

Физарий рванулся в цепях, но они лишь глубже впились в плоть. Его охватила такая всепоглощающая, первобытная паника, что сознание помутнело. Он не видел их лиц – только оскалы, только инструменты, только обещание немыслимой, продолжительной агонии. Это не просто страх смерти. Это был страх быть разобранным на части, пока еще жив, стать материалом, расходником в их грязных руках.

Он зажмурился, пытаясь отстраниться, убежать в себя, но его мозг отказывался работать, выдавая лишь обрывки образов: холод металла, запах паленого мяса, восторженное хрипение орков…

Маг наблюдал за приготовлениями с профессиональным интересом.

– Аккуратнее с головой, – бросил он тому, что держал горелку. – Череп мне нужен целый. Украшу им туалет.

Орк с горелкой ухмыльнулся и сделал шаг вперед, направляя синее, ревущее пламя на обнаженную ногу Физария. Тот закричал – беззвучно, потому что воздуха не хватало, – предвкушая невыносимую боль, которая должна была последовать. Тифлинги хоть и были стойкими к огню, но от прямого воздействия яростного пламени страдали не меньше.

И в этот миг абсолютного, предельного ужаса, когда его разум уже начал отключаться, что-то в нем щелкнуло. Что-то древнее, инстинктивное, загнанное в самый дальний угол годами страха и подавления. Не желание жить. Желание – не быть разорванным. Не быть съеденным.

И его собственная, жалкая, неуправляемая магия, всегда питавшаяся его болью и страхом, отозвалась на этот последний, отчаянный импульс. Не призывом. Не ритуалом. А яростным, диким, неконтролируемым выбросом.

Глава 6

Предвкушающая ухмылка орка с горелкой была последним, что увидел Физарий перед тем, как мир сузился до точки. Боль, страх, отвращение к самому себе и неизбежная, мучительная смерть – все это спрессовалось в его груди в бешеный, слепой ураган. Он больше не думал. Не рассчитывал. Им двигал лишь один порыв – спастись от этого кошмара любой ценой.

С последними остатками сил он рванулся в цепях, не чтобы вырваться, а чтобы впиться зубами в собственное запястье, уже иссеченное прошлым ритуалом. Кровь, темная и горячая, хлынула ему в рот, соленая и живая. И вместе с ней из горла вырвался не крик, а хриплый, сорванный, на грани инстинкта вопль. Не слово, а сама суть призыва, воплощение отчаяния и ярости, выжженная в его подкорке годами бесплодных изучений и единственным, страшным успехом – призывом импа.

– К'зантар венг'рот! – просипел он, и слова обожгли ему губы, как раскаленное железо.

Воздух в подвале взорвался.

Ярко-багровые руны, которых он не рисовал, проступили в воздухе сами собой, сплетаясь в сложную, пульсирующую вязь прямо перед его лицом. Энергия ударила по всем сразу, оглушая, ослепляя. Орк с горелкой замер с идиотским выражением лица, его инструмент выпал из ослабевших пальцев.

На несколько мгновений повисла давящая тишина.

И спустя несколько секунд из центра светящейся магической схемы, с оглушительным треском рвущейся реальности, вырвалось лезвие. Огромное, кривое, из черного, как ночь, металла, усеянное зазубринами и шипами. Оно пронеслось по воздуху и рассекло орка с горелкой пополам от плеча до бедра с такой чудовищной силой, что две половинки его тела разлетелись в разные стороны, заливая пол и бочку потоками крови и внутренностей. Остальные орки застыли в шоке, их мозг отказывался воспринимать произошедшее.

А потом из того же портала, что породил лезвие, шагнуло нечто.

Существо, которое затмило собой весь ужас орочьего логова. Двухметровый исполин из мышц, покрытых шкурой цвета вулканического камня. Его голову венчали массивные рога, а из-за спины растягивались кожистые, похожие на перепонки крылья. В руках он сжимал древко той самой глефы, лезвие которой все еще капало кровью. Его глаза, горящие, как расплавленное золото, медленно обвели помещение, и в них читалась не злоба, а пресыщенная, абсолютная власть и легкая скука.

Демон. Не жалкий имп, а настоящий воин Бездны.

Его взгляд упал на Физария, прикованного к бочке, окровавленного, полубезумного от ужаса и совершённого призыва. Демон издал низкий, похожий на скрежет скал гулкий звук, который тем не менее складывался в членораздельную речь на том самом языке, что только что сорвался с губ тифлинга.

– Столь жалкий призыватель… Проклятый ублюдок!

Взгляд демона, горящий презрением и яростью, впился в Физария, прикованного к бочке. Воздух вокруг исполина заколебался от жара, исходящего от его тела.

– Ничтожный червь! – его голос гремел, сотрясая стены склада и заставляя дребезжать железные бочки. – Ты, презренная пыль, связал меня узами крови и отчаяния?! Ты приковал Турнаша к своей жалкой трепещущей душонке?!

Он сделал шаг вперед, и пол под его копытом треснул. Физарий, парализованный ужасом, мог только смотреть, как его собственная магия, его последний отчаянный порыв, обернулся против него в лице этого титанического кошмара.

– За этот акт дерзости твои мучения будут длиться вечность! Я вырву твою…

Но закончить угрозу ему не дали. Орки, оправившись от шока, с дикими воплями ярости бросились в атаку. Для них демон был просто еще одним врагом, пусть и большим. Их ярость затмила инстинкт самосохранения.

Первый орк, с громадным тесаком, занес его над головой, чтобы разрубить демона. Турнаш даже не взглянул на него. Он просто махнул глефой с такой скоростью, что та превратилась в размытый серп огня.

Тесак вместе с руками орка взлетела в воздух, описав дугу и с грохотом упав в угол. Сам орк застыл на мгновение с глупым выражением лица, глядя на культи, из которых хлестали фонтаны крови, а затем демон копытом ударил его в грудь. Грудная клетка орка с треском провалилась внутрь, и он отлетел в стену, размазавшись по ней кровавым пятном.

Второй орк, тот самый маг, испустил сгусток черной энергии. Демон встретил его раскрытой ладонью. Магия с шипением рассеялась, не причинив ему вреда, а сам Турнаш, движением, полным насмешливой грации, поймал мага за голову.

– Мразь, – проворчал он и сжал пальцы.

Череп орка-мага раздавился с хрустом спелого арбуза. Мозги и осколки костей брызнули во все стороны. Безголовое тело задергалось в конвульсиях и рухнуло наземь.

Третий орк, самый молодой и азартный, попытался воткнуть свой заточенный крюк демону в спину. Лезвие со скрежетом отскочило от шкуры, не оставив и царапины. Турнаш обернулся, его глаза сузились от раздражения. Он схватил орка за ногу и, как дубиной, ударил им о ближайшую металлическую балку.

Раздался влажный, тошнотворный хруст. Тело орка переломилось пополам, позвоночник разорвался, вывернувшись наружу в кровавом месиве. Демон отшвырнул окровавленный труп в сторону, где тот угодил в штабель бочек, с грохотом опрокинув их.

Последние орки, видя мгновенную и чудовищную расправу над своими товарищами, остановились. Их ярость сменилась животным, всепоглощающим страхом. Они бросили оружие и попытались бежать.

Турнаш фыркнул. Он взмахнул глефой, и оружие, описав в воздухе мертвую петлю, вонзилось в спину одного беглеца, пронзив его насквозь и пригвоздив к полу. Второго демон догнал двумя шагами, наступил на него копытом, прижимая к земле, и, наклонившись, просто оторвал ему голову. Кровь брызнула ему на грудь, но он лишь смахнул ее, словно надоедливую мошку.

Тишина, наступившая после этой кровавой бойни, была оглушительной. Воздух густым от запаха крови, кишок и страха. Пол залит алыми лужами, усеянными обрывками плоти и костей.

Турнаш медленно развернулся к Физарию. Его золотые глаза пульсировали в полумраке, полные обещания неизбежной расплаты. Он сделал шаг в его сторону, его тень накрыла прикованного тифлинга.

– А теперь, мой… хозяин, – он произнес это слово с таким ядовитым презрением, что Физарию стало физически плохо. – Мы поговорим о нашей с тобой связи. И о той цене, которую ты заплатишь за мое присутствие.

Тишину в скотобойне, которую устроил демон, нарушал лишь треск догорающих остатков магии да мерзкое чавканье крови, капающей с лезвия глефы и под ногами. Исполинская фигура Турнаша медленно приблизилась к Физарию. Его грудь, покрытая шрамами и застывшими каплями орочей крови, мощно вздымалась. Но в его горящих золотом глазах бушевала не ярость, а нечто более страшное – абсолютная, бездонная ненависть, скованная невидимыми цепями.

Он сделал шаг. Пол под его копытом снова жалобно хрустнул. Он наклонился, приблизив свою исполинскую, рогатую голову к лицу Физария. От него пахло серой, пеплом и смертью.

– Знаешь ли ты, тварь, – его голос был уже не громовым, а низким, скрипучим шепотом, от которого кровь стыла в жилах, – чего я жажду? Я жажду сорвать твою кожу полосками и посолить твои живые мускулы. Я мечтаю выжечь твои глаза раскаленным железом и заставить тебя слушать, как трещат твои собственные кости в моей руке.

Он выдохнул струю обжигающе горячего воздуха прямо в лицо Физарию.

– Я придумал бы для тебя такие муки, от которых сама бездна содрогнулись бы. Я бы растянул твою агонию на тысячелетия, делая паузы, чтобы ты успевал осознать всю глубину своего ничтожества, прежде чем я…

Ярость затмила его разум. Он внезапно выпрямился и с ревом ударил своей глефой по ближайшей железной балке. Металл лопнул, искры полетели во все стороны, а сама балка согнулась пополам, как прутик.

– …но я не могу! – его крик был полон такой бессильной ярости, что стены снова задрожали. – Проклятая древняя магия! Твоя жалкая, ничтожная душа прикована к моей! Я не могу причинить тебе вред! Я вынужден защищать тебя, как кучу дерьма, которую не может растоптать собственная нога!

Он схватился за свою грудь могучими когтистыми пальцами, словно пытаясь вырвать оттуда невидимые оковы.

– Каждый твой вздох, каждый стук твоего жалкого сердца – это пытка для меня! Я чувствую твой страх, твою слабость, твое ничтожество, как свое собственное! Это осквернение!

Он снова наклонился к Физарию, и в его глазах плясали безумие и ненависть.

– Так что наслаждайся, червь. Наслаждайся своей победой. Ты получил в свое распоряжение оружие, которое ненавидит тебя больше всего на свете. И которое вынуждено подчиняться. Но знай… – он понизил голос до зловещего шепота, – рано или поздно ты совершишь ошибку. Ты ослабишь хватку. И в тот миг… в тот самый миг я не просто убью тебя. Я сотру твое имя из всех анналов бытия. Твоя смерть будет моим шедевром.

Ужас, сковавший Физария, был настолько всепоглощающим, что он буквально онемел. Его тело била мелкая, неконтролируемая дрожь, зубы выбивали дробь. Перед ним стояло воплощение его самых темных кошмаров, существо, чья сама суть была болью и разрушением, и это существо подробно, со смаком, описывало, как бы оно его уничтожило. Физарий чувствовал, как подкашиваются ноги, и только цепи, впившиеся в грудь, не давали ему рухнуть в лужу собственного страха. Он едва не опозорился окончательно, с трудом сдерживая спазмы мочевого пузыря.

Но минута шла за минутой, а обещанная расправа не наступала. Демон бушевал, крушил все вокруг, его ярость была физически ощутима, как жар от раскаленной печи. Но ни один удар, ни одна вспышка энергии не были направлены на него. Слова демона, полные бессильной ненависти, начали доходить до его сознания, пробиваясь сквозь панику. «Не могу причинить тебе вред… Вынужден защищать…»

Медленно, мучительно, как сквозь густой туман, в его мозгу начала формироваться мысль. Безумная, невероятная, но единственная спасительная соломинка. Этот чудовищный исполин… был его рабом. Связан магией, сильнее его собственной воли.

Сердце все еще колотилось, подкатывая к горлу. Руки дрожали. Но теперь к страху примешалась другая эмоция – ошеломляющее, пьянящее осознание силы.

Он сделал глубокий, сдавленный вдох, пытаясь проглотить ком в горле. Голос, когда он наконец заговорил, был тихим, сиплым и полным неуверенности, но он прозвучал:

– О… освободи меня.

Демон, только что выдиравший с корнем очередную железную балку, замер. Он медленно повернул к Физарию свою рогатую голову. В его золотых глазах плясали черные молчи бешенства.

– Что? – это было не слово, а низкий, звериный рык, от которого по коже побежали мурашки.

Физарий сглотнул, чувствуя, как его решимость тает под этим взглядом. Но отступать некуда.

– Я приказал… освободи меня от этих цепей, – он выдавил из себя, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

Турнаш издал звук, похожий на шипение раскаленного металла, опущенного в воду. Его могучие кулаки сжались, и по его телу пробежала судорога, будто он сражался с невидимой силой.

– Ты… насекомое… смеешь… приказывать… мне?! – каждое слово давалось ему с невероятным усилием.

Но его ноги, против его воли, сделали шаг вперед. Затем другой. Он двигался к Физарию как марионетка, с лицом, искаженным чистейшей, немыслимой ненавистью. Он остановился перед ним, и Физарий почувствовал исходящий от него жар и запах серы.

– Ненавижу! – просипел демон, его когтистая рука, дрожа, потянулась к цепям.

Он схватил массивное звено. Металл, который орки не смогли бы согнуть и кувалдой, в его руке зашипел, покраснел и начал плавиться, как воск. С громким, удовлетворяющим скрежетом цепь разорвалась. Турнаш швырнул ее об стену с такой силой, что кирпичи треснули.

Он проделал то же самое со второй цепью, его дыхание было хриплым и яростным. Когда последние оковы упали на пол, Физарий, освобожденный, едва удержался на ногах, потирая онемевшие, иссеченные руки.

Турнаш отпрянул от него, как от чего-то отвратительного, его грудь судорожно вздымалась.

– Доволен, хозяин? – это слово снова прозвучало как самое страшное оскорбление. – Ты получил свою услугу. Молись, чтобы это была последняя, которую ты от меня потребуешь.

Свобода, обретенная так внезапно и ужасно, была головокружительной. Физарий пошатнулся, опираясь о липкую от крови бочку. Его руки онемели, по груди ползали мурашки, но он свободен. Спасен его личным адским кошмаром.

Турнаш стоял в нескольких шагах, его исполинская грудь вздымалась от ярости и унижения. Воздух вокруг него колыхался от жара, исходящего от его тела. И этот жар становился все ощутимее.

Первый язык пламени лизнул разлитое по полу топливо. Оно вспыхнуло с сухим, трескучим звуком, как спирт. Синее, призрачное пламя поползло по лужам, добравшись до деревянных ящиков, тряпок, обрывков старой упаковки. Где-то в углу, куда отлетела расплавленная цепь, уже вовсю пылала деревянная стена, подожженная раскаленным металлом.

Пожар начинался не яростным взрывом, а с ленивой, неумолимой уверенностью. Огонь пожирал все на своем пути, подпитываясь горючими отходами мясокомбината. Дым, густой и едкий, с запахом паленого мяса и пластика, начал заполнять помещение, клубясь под низким потолком.

– Мы… мы горим, – хрипло прошептал Физ, глаза уставились на быстро распространяющиеся языки пламени.

Турнаш лишь фыркнул, с наслаждением вдыхая запах гари.

– Прекрасное зрелище. Идеальный финал для этого свинарника. И для тебя, тварь.

Но Физ уже не слушал его. Инстинкт самосохранения, заглушенный шоком, вернулся с утроенной силой. Он закашлялся, дым щипал глаза и горло.

– Выведи меня отсюда! – скомандовал он, голос срываясь на визг. – Немедленно!

Лицо демона исказила гримаса чистейшей ненависти. Его мышцы напряглись, сражаясь с приказом. Но магия оказалась сильнее. С низким, яростным рычанием, он сделал шаг к Физарию.

– Как прикажешь… хозяин. – Он выхватил его из-за бочки с такой силой, что у того перехватило дыхание.

Турнаш прижал тщедушного тифлинга к своей груди, одним движением расправил огромные кожистые крылья и накрыл ими его, как панцирем. Мир для Физария сузился до темноты, треска огня и запаха серы и демонической плоти.

– Пригнись, тварь! – рычал Турнаш, пробиваясь сквозь охваченное огнем помещение.

На них сыпались горящие обломки балок, падали пылающие ящики. Демон не уворачивался. Он принимал удары на себя, отшвыривая особенно крупные горящие куски своей глефой с яростным, но эффективным молчанием. Каждый его шаг был тяжелым и уверенным. Он шел сквозь ад, который сам отчасти и устроил, проклиная на языке Бездны того, кого вынужден защищать.

Физарий, зажатый в железных объятиях, слышал, как обломки глухо стучат по крыльям демона, чувствовал, как тот вздрагивает от ударов, но не останавливается. Это было одновременно ужасающе и… странно безопасно.

Наконец, они вырвались из главного зала в узкий коридор. Огня здесь было меньше, но дым – гуще. Турнаш, не сбавляя шага, копытом вынес дверь с петель, и они очутились на холодном ночном воздухе.

Демон отшвырнул Физария от себя, как только они оказались на безопасном расстоянии от пылающего здания. Тот кувыркнулся по грязной земле, откашлялся и поднял голову.

Турнаш стоял, освещенный заревом пожара, его силуэт казался еще более исполинским и демоническим. Дым валил от его плеч, на крыльях были видны опаленные пятна.

– Ты жив, ничтожество, – проскрипел он. – Не благодари.

И, повернувшись спиной к пылающему костру своего бессилия, он начал медленно таять в тени, словно поглощаемый самой тьмой, оставив Физария одного на холодной земле – живого, невредимого и абсолютно проклятого самой опасной связью в его жизни.

Физарий лежал на холодной, влажной земле, отходя от шока и вдыхая полной грудью воздух, который, несмотря на запах гари и химии, казался ему самым сладким, что он когда-либо вкушал. Он жив. Он вырвался. Благодаря… Он с содроганием отверг эту мыслю. Не благодаря, а вопреки. Вопреки демону, вопреки оркам, вопреки собственной глупости.

Он поднялся на колени, потирая онемевшие запястья, и обернулся посмотреть на то, что осталось от логова «Стальных Челюстей».

То, что он увидел, выморозило всю теплоту из его тела в мгновение ока.

Здание мясокомбината пылало. Не просто горело где-то внутри – оно объято огнем с самого низа до крыши. Огненные языки лизали ночное небо, вырываясь из окон и провалов в кровле, окрашивая все вокруг в зловещие оранжево-багровые тона. Грохот рушащихся конструкций и треск пожираемого пламенем дерева сливались в оглушительную симфонию разрушения.

И тогда его осенило.

Весь «Золотой Песок». Весь украденный у Челноков товар. Тот самый, что он должен выследить. Он был там. В тех самых бочках, что он видел в своем видении. Он горел. Плавился. Превращался в ядовитый пепел и уносился дымом в небо.

Ужас, который Физ только что пережил, показался ему детской забавой по сравнению с ледяной волной абсолютного, всепоглощающего отчаяния, накрывшей его сейчас. Его дыхание перехватило. Сердце не заколотилось, а, казалось, остановилось, замерло в ледяном коме в его груди.

Он провалил задание. Не просто провалил. Он уничтожил сам предмет задания. Он сжег груз Зипа. Тот самый груз, из-за которого началась вся эта возня.

Перед его внутренним взором всплыло холодное, безэмоциональное лицо гоблина. Его ровный, скрипучий голос: «Сделаешь это – получишь не только деньги. Ты получишь мою личную благодарность. Облажаешься… ну, тебе лучше не знать…»

Физарий понял, что видел. И то, что он сделал, было в тысячу раз хуже. Он не просто облажался. Он лишил Зипа не только товара, но и возможности нанести ответный удар, вернуть свое. Он оставил его ни с чем. И сделал это публично, устроив такое яркое, заметное на весь район шоу.

Его сковало. Не спазмом, а ледяным ужасом осознания. Он не просто умрет. Его смерть будет долгой, мучительной и показательной. Зип сделает из него пример для всех, кто посмеет хоть как-то перечить «Черным Челнокам». Его будут вспоминать в страшных рассказах, как предупреждение.

Он сидел на коленях в грязи, не в силах пошевелиться, и смотрел, как горит его провал. Зарево пожара отражалось в его широких, полных ужаса глазах. У него не было ни денег, ни крыши над головой, ни надежды. Теперь у него не было даже призрачного шанса выкрутиться.

Он уже был мертвецом. И он знал это.

Глава 7

Ледяной ужас, сковавший Физария, постепенно начал отступать, уступая место панике – острой, животной, заставляющей кровь стучать в висках. Он не мог просто сидеть здесь и ждать, пока за ним придут. Он должен двигаться. Думать. Выживать.

Он вскочил на ноги, его глаза дико забегали по округе, выискивая любую угрозу в отсветах далекого пожара. Сирены уже выли где-то в городе, приближаясь. Скоро здесь будет кишмя кишеть полиция, пожарные, а потом… потом придут они. Люди Зипа. Они придут выяснять, что случилось с их товаром.

Его провал должен остаться тайной. Никто не должен знать, что это он был в эпицентре этого ада. Никто не должен знать о демоне.

Мысли метались, как пойманные в мышеловку зверьки. Свидетели. Орков не осталось. Но кто-то мог видеть, как он убегал? Демон был огромен, его невозможно было не заметить. Но тьма, дым… может, ему повезет? Он должен надеяться на это.

Первым делом он судорожно ощупал себя. Пальто испачкано в бурых подтеках орочей крови, порвано в нескольких местах, пропахло дымом и гарью. Он сорвал его с себя и, отбежав к краю канала, изо всех сил швырнул в вонючую, маслянистую воду. Пальто медленно пошло ко дну, унося с собой самые очевидные улики.

Затем он принялся оттирать руки и лицо влажной травой, стараясь счистить засохшую кровь и копоть. Он должен выглядеть как можно более незаметно. Как случайный прохожий, испуганный пожаром.

Демон. Мысль о нем заставляла его внутренне содрогаться. Он еще та убийственная проблема. Его личный апокалипсис на поводке. Он не знал, где тот сейчас, но чувствовал его как смутное, давящее присутствие на краю сознания, как тяжелый камень на душе. Он не знал, мог ли его контролировать. Он мог лишь надеяться, что тот не решит явиться в самый неподходящий момент и не прикончит его, нарушив тем самым «узы».

Он должен придумать историю. Правдоподобную. Почему он здесь? Что делал? Услышал взрыв, прибежал посмотреть, как все остальные, – лихорадочно соображал он. Ничего не видел. Ничего не знаю.

Он отступил в тень разрушенной стены, стараясь слиться с темнотой, и наблюдал, как к месту пожара сходится вся городская нечисть: полиция, пожарные машины, любопытные зеваки. Его сердце бешено колотилось. Каждая фигура в темноте казалась ему гонцом от Зипа.

Он был как загнанный зверь, прижавшийся к стене в ожидании удара. У него не было плана. Не было надежды. Была лишь одна-единственная, отчаянная цель – продержаться еще немного. Скрыть правду. Спрятаться.

Адреналин постепенно отступал, и на смену панике пришла леденящая, пронизывающая до костей усталость. Физарий бежал, не разбирая дороги, ныряя в самые узкие, самые грязные переулки, отскакивая от стен, спотыкаясь о мусор. Сирены пожарных остались позади, сменившись давящей тишиной окраин. Он перебрался через ржавую, скрипящую лестницу на другую сторону канала, где царила еще более унылая заброшенность.

В конце концов, силы окончательно покинули его. Он сполз под арку низкого, кирпичного моста, под которым стояла вонь затхлой воды и разложения. Здесь, в глубокой тени, он рухнул на холодную землю, прижавшись спиной к сырому камню. Дрожь била его мелкой, неконтролируемой пульсацией. Без пальто холодный ночной воздух пробирался под тонкую ткань рубахи, заставляя зубы стучать. Он обхватил себя руками, пытаясь согреться, и закрыл глаза, желая лишь одного – чтобы все это оказалось дурным сном.

И тогда в его голове прозвучал Голос.

Не громовый раскат, каким он был в складе, а низкое, размеренное ворчание, доносящееся будто из самой глубины его черепа.

«…и этот жалкий побег… действительно, червь, твоя жизнь – это бесконечная череда унизительных провалов».

Физарий вздрогнул и резко выпрямился, ударившись головой о низкий свод моста. Он дико огляделся, но вокруг никого не было. Только мрак да тихий плеск воды.

«Не ищи меня вовне. Я здесь, – прозвучал Голос снова, и в нем слышалась утомленная, пресыщенная насмешка. – Внутри. В том темном, жалком уголке, что ты называешь своей душой».

– Отстань… – просипел Физ, зажимая голову руками, как будто мог таким образом вытащить оттуда непрошеного гостя. – Убирайся из моей головы!

«О, я бы с радостью, – парировал Турнаш, и его мысленный голос звучал сладко и ядовито. – Но наши души, к несчастью, теперь сплетены в самый убогий узел, какой я только видел за свои эпохи. И пока эти узы не разорваны… у меня есть полный доступ ко всему твоему… разуму».

Физарий почувствовал, как по его спине пробежал ледяной холод, куда более страшный, чем от простого отсутствия пальто.

– К… ко всему? – он едва выдавил из себя.

«Ко всему, – мысленный голос демона прозвучал как улыбка. – Я видел твои первые, неумелые попытки колдовать. Видел, как ты сжег свой дом и свою семью. Видел каждую унизительную кражу, каждую жалкую попытку выжить. Видел ту женщину… Эмилию. Как ты бросил ее. И как чуть не украл у нее сегодня утром. О, да, я видел и это. Поистине великолепный образчик благородства».