Последняя пощечина

– А давай! – обрадовался Колян вместо Вадима. – Оливье какой-нибудь! Или там "Цезарь"! Мы тут надолго!

"Надолго". Прекрасно. Просто замечательно.

– Хорошо, – сказала я и вернулась на кухню.

Оливье. "Цезарь". Господи, может, им еще красную икру на стол?

Я достала из холодильника остатки вчерашней курицы, вареные яйца, огурцы, кукурузу из банки. Оливье, значит. Потому что "Цезарь"требовал бы идти в магазин за салатом айсберг, а я не собиралась делать дополнительных подвигов.

Пока я резала и смешивала, из гостиной доносился их хохот. Они обсуждали что-то смешное – то ли анекдот, то ли очередную историю из разряда "а помнишь, как мы тогда…". Я не вслушивалась. Просто резала картошку мелкими кубиками и представляла, что режу что-то другое. Например, Колькины пальцы, которыми он сейчас наверняка крошит чипсы по всему дивану.

Когда салат был готов, я выложила его в красивую салатницу (зачем, Света, зачем ты это делаешь?), взяла чистые вилки и пошла обратно в гостиную.

– О, вот это сервис! – Колян расплылся в улыбке. – Света, ты просто золото! Эх, мне бы такую жену!

У меня дернулся глаз. Только не хватало, чтобы Колян начал флиртовать. Этот жирный, лысеющий, вечно потный тип, от которого пахло перегаром и потом.

Я поставила салатницу на стол и собралась уйти, но Колян вдруг схватил меня за руку.

– Светик, куда же ты! Посиди с нами! Составь компанию!

Я посмотрела на его толстые пальцы на моем запястье и почувствовала тошноту.

– Спасибо, но мне нужно еще… на кухне… посуду…

– Да брось ты эту посуду! – Колян потянул меня к себе, и я почувствовала запах его пота и перегара. – Вадька, ты чего жену-то прячешь? Дай хоть на красоту посмотреть!

"На красоту посмотреть". Я посмотрела на Вадима, ожидая, что он скажет что-то. Остановит Коляна. Защитит меня.

Вадим рассмеялся.

Просто рассмеялся вместе со всеми.

– Да ладно, Коль, отпусти ее, – сказал он весело. – У нее там дел полно.

Колян отпустил мою руку, но прежде успел провести большим пальцем по моей коже. Медленно. Противно. Его взгляд скользнул по моей фигуре, и я почувствовала себя раздетой.

– Жаль, – протянул он. – А я бы с удовольствием…

– Ладно, Колян, заткнись уже! – Серый хлопнул его по плечу. – Пивка лучше налей!

Я быстро ушла на кухню, закрыла за собой дверь и прислонилась к ней спиной. Руки дрожали. Хотелось принять душ. Горячий, обжигающий душ, чтобы смыть с себя это ощущение грязи.

Вадим не заступился. Он рассмеялся. Он позволил своему дружку лапать меня, говорить мне пошлости, раздевать меня взглядом. И ему было весело.

Я подошла к раковине и включила воду. Холодную. Умылась, стараясь не размазать косметику. Посмотрела на свое отражение в окне. Бледное лицо, усталые глаза, опущенные плечи.

Я превратилась в мебель. В функцию. В обслуживающий персонал в собственном доме.

А может, это уже давно не мой дом.

Следующие три часа были кошмаром в режиме slow motion. Они сидели в гостиной, пили пиво, смотрели футбол и периодически кричали: "Света! Света, можно еще пива?""Света, а где у вас открывалка?""Света, принеси тряпку, я тут пиво разлил!"

Я выполняла запросы. Бегала туда-сюда, как официантка в дешевом баре. Подавала, убирала, вытирала. Меня не благодарили. Максимум – небрежное "о, спасибо"или вообще ничего.

Они обсуждали свои мужские дела. Машины, работу, каких-то общих знакомых. Женщин. О, про женщин они могли говорить часами. "А видел, какая у Серёги новая телка? Сиськи – во!""Да ладно, зато у той, прошлой, задница была – закачаешься!"Хохот. Пошлые шуточки. Вадим смеялся вместе с ними, иногда добавлял свои комментарии.

Я проходила мимо с грязными тарелками, и они замолкали на секунду. Потом продолжали, но уже тише. Будто я была не человек, а призрак. Или того хуже – прислуга, в присутствии которой неудобно говорить о "взрослых"вещах.

В какой-то момент Колян опять полез:

– Вадик, а жена твоя, я смотрю, похудела! Или мне кажется?

– Да нет, нормально, – Вадим даже не посмотрел на меня.

– А по мне, так можно бы и поправиться чуток! – Колян подмигнул мне. – В теле женщина – это красиво! Правильно, Света?

Я промолчала, забрала пустые бутылки со стола и ушла на кухню. За спиной услышала:

– Да ладно тебе, Коль, не приставай к ней!

– Я чего? Я ничего! Просто комплимент сделал!

Комплимент. Да-да. Намек на то, что я слишком худая (хотя это неправда), – это теперь называется комплиментом.

Часы показывали половину двенадцатого, когда они наконец начали собираться. Вернее, когда пиво кончилось, и идти в магазин уже было лень.

– Ладно, мужики, мне домой пора, – Серый поднялся с кресла, пошатываясь. – Жена убьет, если позже часа вернусь.

– Да, мне тоже, – Колян с трудом встал. – Спасибо за гостеприимство, Вадим! И Светочке спасибо! Кормилица ты наша!

Кормилица. Как мило.

Я вышла в прихожую, чтобы открыть им дверь. Просто хотела, чтобы они ушли побыстрее. Колян, проходя мимо, опять попытался обнять меня за талию, но я увернулась. Он хохотнул.

– Скромница! Ладно, не буду приставать! До встречи, Светик!

Серый молча кивнул мне и вышел. Вадим проводил их до лифта, что-то крича им вслед, смеясь. Потом вернулся, захлопнул дверь и довольно потер руки.

– Ну что, неплохо посидели! – сказал он, зевая.

Я смотрела на него и молчала. Он зашел в гостиную, посмотрел на разгром – пустые бутылки, переполненная пепельница, крошки по всему столу и дивану, пятна от пива на полу – и снова зевнул.

– Ладно, я спать, – сказал он. – Устал.

И просто ушел в спальню. Не помог убрать. Не сказал спасибо. Даже не заметил, что я простояла на ногах весь вечер, обслуживая его и его дружков.

Я осталась одна посреди этого кошмара. Среди пустых бутылок, грязных тарелок, окурков и запаха перегара.

Я медленно прошла в гостиную и посмотрела на эту картину. Шесть часов назад здесь было чисто. Я убиралась утром, мыла полы, раскладывала подушки на диване. Теперь все было разрушено. Как будто через мою квартиру прошел ураган. Ураган под названием "мужская дружба".

Я могла бы оставить все это до утра. Могла бы просто лечь спать, а завтра разгребать этот бардак. Но я знала, что не усну. Не в этой вони, не в этом хаосе.

Я взяла мусорный мешок и начала собирать бутылки. Одна, две, три… Восемь. Восемь бутылок пива. Плюс пачка чипсов, две пачки сухариков, орешки. Весь этот мусор я сложила в мешок и вынесла в мусоропровод.

Потом вернулась и принялась за посуду. Тарелки, вилки, салатница, блюдо. Пена, горячая вода, круговые движения губкой. Механически. Бездумно. Просто чтобы хоть что-то делать.

Пока я мыла посуду, из спальни доносился храп. Вадим уснул. Сразу, как только голова коснулась подушки. Он устал, бедненький. Три часа сидел на диване, пил пиво и ржал над пошлыми шутками – тяжкий труд.

Я вытерла последнюю тарелку, повесила полотенце и посмотрела на кухню. Чисто. Как будто ничего и не было. Как будто я не провела вечер в роли бесплатной официантки.

Потом я взяла швабру и помыла полы в гостиной. Оттирала пятна от пива, собирала крошки, опустошала пепельницу. Запах сигарет и алкоголя не выветривался – он въелся в обивку дивана, в шторы, в саму квартиру.

Когда я закончила, было далеко за полночь. Я села на только что вымытый пол и обняла колени. Тишина. Наконец-то тишина.

Но в этой тишине я слышала эхо Колькиного хохота, видела взгляд Вадима, который не заступился за меня. Чувствовала липкое прикосновение чужих пальцев к своей коже.

Я сидела посреди чистой, вымытой, приведенной в порядок гостиной и понимала: это больше не мой дом.

Это его берлога. Его территория. А я здесь – обслуживающий персонал. Повар, уборщица, официантка. Функция, которую можно использовать, когда удобно, и игнорировать, когда не нужна.

И самое страшное – я сама позволила этому случиться. Я подавала им еду. Убирала за ними. Улыбалась, когда Колян лапал меня. Молчала, когда Вадим смеялся над пошлыми шутками в мой адрес.

Хорошая жена не скандалит при гостях. Хорошая жена гостеприимна. Хорошая жена терпит.

А до какого предела можно терпеть?

Я мыла липкие от пива стаканы и думала о словах Марины. Она была права. Он ударил снова. Не по лицу, нет. Он ударил по моему самоуважению. И этот удар был, пожалуй, даже больнее.

Глава 6

Я проснулась от запаха кофе. Не того растворимого пойла, которое Вадим обычно заваривал себе по утрам, а настоящего, ароматного кофе из турки. Такого, который варят, когда хотят произвести впечатление.

Я открыла глаза и посмотрела на будильник. Восемь утра. Суббота. За окном было серо и дождливо – стандартная осенняя погода, под которую хочется зарыться под одеяло и не вылезать до весны.

Но запах кофе был слишком соблазнительным, чтобы игнорировать его.

Я натянула халат и вышла на кухню. Вадим стоял у плиты, помешивая что-то на сковородке. Он был одет, причесан, пах гелем для душа. На столе стояла турка с кофе, две чашки, тарелки. Он готовил завтрак.

Вадим. Готовил. Завтрак.

Я на секунду задумалась, не сплю ли я. Может, это такой странный сон? Или я очнусь в больнице, и мне скажут, что последний месяц я пролежала в коме?

– Доброе утро, солнышко! – Вадим обернулся и улыбнулся мне. Той самой улыбкой – обаятельной, теплой, с ямочкой на подбородке. – Проснулась наконец! Я тут решил нас побаловать. Омлет будешь?

– Буду, – ответила я осторожно, как будто разговаривала с диким зверем, который в любой момент может наброситься.

Я села за стол, и Вадим тут же налил мне кофе. Ароматный, крепкий, с легкой горчинкой. Именно такой, как я люблю. Он помнил.

– Слушай, – начал он, выкладывая омлет на тарелки, – насчет вчерашнего… Я хотел извиниться. За ребят. Они, конечно, перебрали. Не надо было мне их звать.

Вау. Он извинялся. За своих дружков. Это было… неожиданно. Обычно после таких посиделок он делал вид, что ничего особенного не произошло. "Мужики посидели, выпили, ну и что?"А тут – извинения.

– Ничего страшного, – сказала я, отпивая кофе. Ложь. Было страшно. И унизительно. И мерзко. Но говорить об этом не хотелось.

– Нет, правда, – настаивал он, садясь напротив. – Колян вообще иногда несет чушь, когда выпьет. Не обращай внимания. Он дурак, но безобидный.

Безобидный. Да-да. Безобидный тип, который лапал меня и раздевал взглядом. Совершенно безобидный.

Но я промолчала. Просто кивнула и принялась за омлет. Он был, надо отдать должное, вкусным. Вадим умел готовить омлет – пышный, нежный, с зеленью. Раньше, в первые годы брака, он иногда баловал меня завтраками в постель. Потом это как-то само собой сошло на нет.

– Знаешь, я тут подумал, – продолжал Вадим между глотками кофе. – Может, нам на выходных куда-нибудь съездить? В парк, например. Или в кино. Давно мы с тобой никуда не выбирались.

"Куда-нибудь съездить". Это предложение я слышала уже раз десять за последний год. Обычно оно оставалось предложением. Мы не ездили ни в парк, ни в кино, ни куда-либо еще. Максимум – в магазин за продуктами.

– Может быть, – сказала я неопределенно.

– Точно поедем! – Он потянулся через стол и взял меня за руку. – Света, я правда хочу, чтобы у нас все наладилось. Я понимаю, что последнее время был… не очень. Но я исправлюсь. Честно.

Я смотрела на его руку, лежащую поверх моей. Теплую, большую, знакомую. Ту самую руку, которая неделю назад оставила на моей щеке красное пятно.

Внутри меня боролись два голоса.

Первый, наивный и отчаянно цепляющийся за последние остатки надежды, шептал: "А вдруг? Вдруг он правда изменится? Вдруг это было последний раз? Ведь он же сейчас такой милый, такой заботливый. Может, ему действительно плохо было, может, он осознал…"

Второй, циничный и трезвый, отвечал: "Не верь. Не верь ни единому слову. Это ловушка. Это тактика. Сначала он бьет, потом – обаяние. Ты это уже проходила. Сто раз проходила. И каждый раз верила. А что в итоге?"

– Хорошо, – сказала я вслух, сама не понимая, какому голосу отвечаю. – Съездим.

Вадим просиял. Поднялся, обошел стол и обнял меня за плечи.

– Вот и умничка. Мы еще все наладим. Вот увидишь.

Он поцеловал меня в макушку и ушел в душ, напевая какую-то песню. Я осталась сидеть за столом с полупустой чашкой кофе и недоеденным омлетом.

Мы еще все наладим.

Эту фразу я слышала так часто, что она могла бы стать нашим семейным девизом. Выгравировать на кольцах: "Мы еще все наладим".

Но пока что ничего не налаживалось. Только расползалось по швам все больше и больше.

После завтрака Вадим ушел "по делам". Я не спросила, по каким. Не хотела знать. Мне было все равно. Я просто убрала со стола, помыла посуду и села в гостиной с книгой, которую пыталась дочитать уже второй месяц.

Читалось плохо. Мысли разбегались, строчки расплывались перед глазами. Я прочитала одну страницу три раза и так и не поняла, о чем там было.

Вадим вернулся около шести вечера. Трезвый. С букетом ромашек.

Ромашки. Мои любимые цветы. Он помнил.

– Для моей любимой жены, – сказал он торжественно, протягивая мне букет.

Я взяла цветы и посмотрела на них. Простые белые ромашки с желтыми серединками. Ничего особенного, но мне всегда нравились именно они. Не розы, не лилии. Ромашки – простые, честные, без претензий.

– Спасибо, – сказала я. – Красивые.

– Я знал, что тебе понравятся. – Он подошел ближе, обнял меня. – Прости меня за все. За пощечину. За друзей. За то, что был плохим мужем. Я правда хочу измениться.

И я почти поверила. Почти. Потому что в его голосе была искренность. Или очень хорошая игра. Я уже не могла различить.

– Давай сегодня просто проведем вечер вдвоем? – предложил он. – Закажем пиццу, посмотрим кино. Как раньше.

Как раньше. Эти слова резанули. Потому что "раньше"было так давно, что я с трудом его помнила. Раньше мы смеялись вместе. Раньше мы могли говорить часами обо всем и ни о чем. Раньше я засыпала у него на плече и просыпалась от его поцелуев.

А потом "раньше"кончилось, и началось "сейчас". Серое, безрадостное "сейчас", в котором мы были два чужих человека, живущих под одной крышей.

– Хорошо, – согласилась я. – Давай.

Я поставила ромашки в вазу, налила воды. Они стояли на кухонном столе, белые и наивные, как моя надежда, что что-то может измениться.

Вечер правда вышел… почти хорошим.

Мы заказали пиццу – "Четыре сыра", мою любимую. Вадим открыл вино – не дешевое пойло из ближайшего магазина, а приличное красное, которое он когда-то получил в подарок и хранил "на особый случай". Видимо, сегодня был тот самый случай.

Мы сели на диван – тот самый, где неделю назад он храпел после пьянки, где три дня назад его дружки жрали мои бутерброды. Я попыталась не думать об этом.

Вадим включил комедию. Какую-то французскую, легкую, смешную. Мы смотрели, ели пиццу, пили вино. Он обнял меня за плечи, я устроилась у него под боком.

И на несколько мгновений мне показалось, что мы вернулись. В то самое "раньше". Когда все было просто и понятно, когда я любила его, а он любил меня, и этого было достаточно.

На экране герои попадали в нелепые ситуации, и я смеялась. По-настоящему смеялась, а не натянуто, как обычно. Вадим тоже смеялся, и его смех был теплым, живым.

– Нам надо так чаще делать, – сказал он, когда фильм закончился. – Просто вдвоем. Без всяких дел, без ребят, без суеты.

– Да, – согласилась я. – Надо.

Мы сидели в тишине. За окном моросил дождь, в квартире было тепло и уютно. Я чувствовала его дыхание, его тепло. Это было почти приятно. Почти.

– Света, – вдруг сказал он тихо. – А давай летом на море съездим? Только вдвоем. В Крым, например. Или в Сочи. Снимем домик у моря, будем купаться, загорать. Отдохнем от всего этого… – он махнул рукой, имея в виду Москву, работу, быт.

Море. Я не была на море пять лет. Последний раз мы ездили с ним еще до кризиса, когда у него была нормальная зарплата. Потом начались "трудные времена", и о море можно было только мечтать.

– Правда? – спросила я, чувствуя, как внутри шевелится что-то забытое. Надежда? Радость? Или просто усталость от того, чтобы постоянно быть настороже.

– Правда. Обещаю. Начну откладывать прямо со следующей зарплаты. К лету накопим и поедем. Ты же хочешь на море?

– Хочу, – прошептала я.

Он притянул меня ближе и поцеловал. Долго, нежно. Не так, как в последнее время – быстро, почти небрежно, как будто по обязанности. А так, как целовал раньше. Как будто я ему нужна.

И я поцеловала его в ответ. Потому что мне хотелось верить. Хотелось так сильно, что было больно. Хотелось верить, что он изменится, что мы поедем на море, что у нас еще все получится.

Мы перешли в спальню. Он был нежен, внимателен, осторожен. Не торопился, не брал силой, как бывало иногда в последние месяцы. Он ласкал меня, целовал, шептал, что любит.

И в какой-то момент я почти поверила.

Почти.

Потом мы лежали в темноте, и он обнимал меня, уткнувшись носом мне в волосы.

– Все будет хорошо, – прошептал он. – Все наладится. Вот увидишь.

– Угу, – ответила я, не в силах выдавить из себя больше слов.

– Ты мне веришь?

Я молчала несколько секунд. Потом сказала:

– Верю.

Еще одна ложь. К тем сотням, что я уже сказала ему и себе за последние годы.

Он засыпал, постепенно расслабляясь, его дыхание становилось ровным и глубоким. А я лежала с открытыми глазами и смотрела в темноту.

Внутренний голос – тот самый, циничный и трезвый – говорил мне: "Не верь. Это не изменение. Это пауза. Затишье перед бурей. Абьюзеры всегда так делают. Сначала насилие, потом – раскаяние и обаяние. Потом опять насилие. Это замкнутый круг."

Но другой голос – измученный, уставший, отчаянно цепляющийся за последние крохи надежды – шептал: "А вдруг нет? Вдруг он правда изменится? Вдруг это действительно было в последний раз? Ведь он же сейчас такой… как раньше. Он принес цветы. Готовил завтрак. Говорил о море. Разве так поступают плохие люди?"

Я зажмурилась, пытаясь заглушить оба голоса.

За окном шумел дождь, размывая городские огни в тусклые пятна света. Я лежала в объятиях мужа, который час назад клялся мне в любви, а неделю назад ударил меня по лицу.

И не знала, кому верить. Ему или себе.

Я засыпала в его объятиях, вдыхая знакомый запах, и почти поверила. Почти убедила себя, что черная полоса закончилась. Я не знала, что это было не затишье. Это был разбег перед последним, смертельным прыжком в пропасть.

Но в ту ночь я еще могла мечтать о море, о ромашках, о том, что когда-нибудь мы снова будем счастливы. Я могла позволить себе эту маленькую, хрупкую, наивную надежду.

Последнюю надежду перед финалом.

Глава 7

Прошло четыре дня. Четыре странных, почти сказочных дня, когда я начала было думать, что чудеса случаются.

Вадим не пил. Приходил домой вовремя. Помогал по дому – сам, без напоминаний. Два раза приносил цветы – один раз ромашки, второй раз мимозы, ранние, пахнущие весной. Мы смотрели фильмы, обедали вместе, разговаривали. О работе, о планах, о том самом отпуске на море.

Я почти расслабилась. Почти поверила, что тот Вадим – пьяный, злой, агрессивный – был аномалией. Сбоем в системе. А настоящий Вадим – вот он, передо мной. Добрый, заботливый, любящий.

Сегодня была пятница. Я проснулась с легким сердцем и даже насвистывала что-то, готовя завтрак. За окном моросил привычный октябрьский дождь, но мне казалось, что и он какой-то более теплый, более доброжелательный.

– Света, – сказал Вадим за завтраком, намазывая масло на хлеб. – Я сегодня постараюсь пораньше вернуться. Может, сходим куда-нибудь? В кино, например?

– Правда? – Я почувствовала, как внутри распускается что-то теплое и наивное. – Давай!

– Тогда я где-то к семи постараюсь освободиться. Билеты заранее куплю.

Он ушел на работу, и я осталась одна в квартире. Но одиночество не давило, как обычно. Наоборот – я чувствовала себя… счастливой? Да, кажется, именно так это и называлось. Счастье.

Я убралась в квартире – быстро, весело, напевая себе под нос. Потом пошла в магазин и купила продуктов для праздничного ужина. Не просто макароны с сосиской, а что-то особенное. Стейки. Хорошие, мраморные, которые я обычно себе не позволяла – слишком дорого. Свежие овощи для салата, багет, сыр бри, вино.

Сегодня будет отличный вечер. Я чувствовала это всем нутром.

Дома я занялась готовкой. Замариновала стейки в травах и чесноке, нарезала овощи, приготовила соус. На десерт – тирамису из готовых коржей, но все равно красиво. Я сервировала стол: белая скатерть, свечи, хорошие бокалы, которые берегла для особых случаев.

Особый случай. Наше возвращение друг к другу.

Я даже платье надела. То самое, синее, которое он когда-то назвал "потрясающим". Я не надевала его года два – некуда было. Зачем наряжаться, чтобы сидеть дома одной? Но сегодня надела. Подкрасила губы, уложила волосы. Посмотрела на себя в зеркало и почти не узнала. Женщина в отражении выглядела моложе, свежее. В ее глазах был блеск.

Я была готова к идеальному вечеру.

К семи часам стол был накрыт, стейки ждали своей очереди на сковороде, свечи стояли в подсвечниках. Я сидела на диване и ждала.

Семь часов.

Половина восьмого.

Восемь.

Телефон молчал. Я набирала его номер – не брал трубку. То ли был занят, то ли просто не слышал.

Без паники. Может, задержался. Бывает. Пробки, работа, совещание затянулось.

Половина девятого.

Я сидела у окна и смотрела на улицу. Каждый раз, когда внизу проезжала машина или кто-то входил в подъезд, я вскакивала, думая, что это он. Но это был не он.

Девять.

Стейки в маринаде уже начали расползаться. Салат подсох. Свечи я так и не зажгла – зачем, если его все равно нет.

Я позвонила ему еще раз. Отключен.

Отключен. Не просто "не берет трубку", а именно отключен.

Внутри медленно, как темная вода, поднималась тревога. Что-то случилось. Авария? Больница? Может, ему плохо?

Я набрала номер Коляна. Может, он знает, где Вадим.

– Але? – пьяный голос Коляна.

– Колян, это Света. Извини, что беспокою. Ты не знаешь, где Вадим?

– Вадим? – Он явно соображал с трудом. – Ну, он же с нами. В баре. На Красной Пресне. А что?

Я отключилась, даже не попрощавшись.

В баре. Он в баре. Пьет с друзьями. Вместо того, чтобы прийти домой. Вместо кино, которое обещал. Вместо нашего вечера.

Я посмотрела на накрытый стол, на свое платье, на свое отражение в темном окне. Дура. Наивная, глупая дура. Ты действительно поверила?

Я сняла туфли и пошла на кухню. Выключила духовку, где должны были запекаться стейки. Накрыла салат пленкой. Убрала вино в холодильник. Механически. Бездумно.

Половина десятого.

Он придет. Конечно, придет. Напьется и приползет. И тогда что? Я устрою ему сцену? Заплачу? Буду упрекать?

Или опять промолчу, как всегда. Улыбнусь и скажу: "Ничего страшного, бывает". Потому что хорошие жены не устраивают скандалов. Хорошие жены прощают.

Одиннадцать.

Я уже переоделась в домашнее, стерла косметику, распустила волосы. Сидела на диване и тупо смотрела в экран телевизора, где шла какая-то передача. Я не слышала ни слова.

Без пятнадцати двенадцать я услышала шум на лестничной клетке. Громкий, пьяный, развязный. Смех. Мужской и… женский?

Я замерла. Это не он. Это не может быть он.

Скрежет ключа в замке. Промах. Еще раз. Наконец, щелчок.

Дверь распахнулась.

Я встала с дивана и вышла в коридор.

То, что я увидела, на несколько секунд парализовало мой мозг. Он просто отключился, не в силах обработать эту картину.

Вадим. Пьяный. Не просто выпивший – а пьяный в стельку, еле стоящий на ногах. Рубашка расстегнута, галстук съехал набок, на щеке – след от губной помады. Ярко-розовой.

За ним – Колян и Серый. Тоже пьяные, тоже хохочущие.

И две женщины.

Первая – блондинка. Вульгарная, крашеная, в короткой юбке и кофточке с глубоким вырезом. Она висела на шее у Вадима, как новогодняя гирлянда, и целовала его в щеку, размазывая ярко-розовую помаду.

Вторая – брюнетка, чуть скромнее одетая, но такая же пьяная, такая же развязная. Она держалась за руку Коляна и хихикала.

– Вадюш, а это и есть твоя квартира? – пропела блондинка, оглядываясь. – Миленько. Правда, маловато, но миленько.

Вадим увидел меня.

Я стояла посреди прихожей в старых домашних штанах и футболке, босая, с распущенными волосами. Стояла и смотрела на них. На него. На женщину, висящую у него на шее. На этот кошмар, который ввалился в мою квартиру.

Несколько секунд он тупо смотрел на меня, пытаясь сообразить, кто я такая и что здесь делаю.

– О, – наконец выдавил он. – Свет. А ты не спишь.

Я не спишь. Какое наблюдение.