Последняя пощечина

Я переоделась, забралась под одеяло и взяла телефон. Марина прислала сообщение: "Свет, как дела? Не пропала?"Я улыбнулась. Марина всегда проверяла меня так, будто я была на войне, а не дома у мужа.

"Все хорошо", – написала я. Ложь номер сто пятьдесят за сегодня, но кто считает?

"Уверена? Этот козел не буянил?"

Я посмотрела на экран. Марина называла Вадима "козлом"уже года два. Раньше я обижалась, просила ее так не говорить. Потом перестала. Потому что иногда она была права.

"Нет, все тихо. Спокойной ночи, Марин".

"Спи, солнце. Звони, если что".

Я выключила телефон и положила его на тумбочку. За стеной доносились приглушенные звуки телевизора. Вадим все еще смотрел футбол. Или уже какой-то другой матч. У него это могло продолжаться часами.

Я закрыла глаза, укуталась в одеяло поудобнее и попыталась заснуть. Завтра будет новый день. Обед у свекрови, где я буду изображать счастливую невестку. Потом, может быть, удастся урвать часок на себя. Почитать. Или просто полежать и смотреть в потолок. Даже это было бы счастьем.

Я почти задремала, когда услышала, как хлопнула входная дверь. Резко. Громко. Я открыла глаза и замерла. Дверь? Кто-то ушел? Или пришел?

Потом до меня дошло. Вадим вышел. Посреди вечера, в одиннадцать часов. Куда?

Я встала с кровати, накинула халат и вышла в коридор. Его куртки на вешалке не было. Ботинки тоже. Значит, действительно ушел.

Я прошла в гостиную. Телевизор работал вхолостую, показывая рекламу стирального порошка. На журнальном столике валялся его телефон. Экран светился – пришло сообщение. Я не собиралась читать чужие СМС, но экран был прямо передо мной, и я невольно увидела начало: "Вадик, ты идешь? Мы уже начали…"

Я взяла его телефон. Это было нарушением всех правил и личных границ, я знала. Но что-то внутри меня кольнуло. Кольнуло так сильно, что я не смогла удержаться.

Сообщение было от Кольки. "Вадик, ты идешь? Мы уже начали, Серый пиво принес. Давай, не тормози".

Так. Значит, он ушел "к ребятам". Опять. В одиннадцать вечера, когда жена уже легла спать. Ушел бухать. После вчерашнего "прости меня, солнышко"и сегодняшних котлет. После всех его обещаний.

Я положила телефон обратно на стол. Во мне поднималась злость. Тупая, горячая злость, которую я обычно подавляла и прятала глубоко внутрь. Но сейчас она рвалась наружу, распирая грудь.

Я посмотрела на часы. Одиннадцать вечера. Он вернется когда? В час? В два? Пьяный в стельку, еле стоящий на ногах, с перегаром и мутным взглядом?

Я пошла обратно в спальню, легла и уставилась в потолок. Спать уже расхотелось. Я лежала и считала трещины на побелке. Их было семь. Или восемь. Я сбивалась.

Время тянулось мучительно медленно. Я так и не заснула. Просто лежала, слушая тишину квартиры и тиканье будильника на тумбочке. Тик-так. Тик-так. Каждая секунда отбивалась молоточком по моим нервам.

В начале первого я услышала звуки в подъезде. Хлопнула дверь внизу. Чьи-то пьяные голоса, смех. Потом – тяжелые шаги на лестнице. Спотыкающиеся, неровные. Это он.

Я села на кровати, натянула одеяло на колени. Сердце колотилось. Почему-то мне было страшно. Глупо, конечно. Это же просто мой муж возвращается домой. Мой муж, с которым я прожила десять лет. Чего мне бояться?

Ключ скрежетнул в замке. Один раз. Второй. Третий – мимо. Он не мог попасть ключом в скважину. Наконец, щелчок. Дверь открылась.

Вадим вваливался в прихожую. Я слышала, как он грохнулся о стену, как ругнулся вполголоса. Потом – возня с ботинками. Что-то упало, покатилось по полу.

Я встала и вышла в коридор. Он стоял, держась одной рукой за стену, пытаясь стянуть ботинок с ноги. Лицо красное, глаза мутные, волосы растрепаны. От него несло пивом и сигаретами так, что можно было надышаться и опьянеть.

– Привет, – сказал он, увидев меня, и глупо улыбнулся. – А ты не спишь.

Это была не пьяная благодушность. Это было что-то другое. Он был не просто пьян. Он был пьян в стельку. Еле стоял на ногах.

– Вадим, – начала я как можно спокойнее, – ты куда ходил?

– К ребятам. – Он наконец стянул ботинок и швырнул его в угол. – Посидели, пива попили. Нормально.

– Ты обещал, что больше так не будет.

– Что "так"? – Он с трудом сфокусировал на мне взгляд. – Я что, с мужиками посидеть не могу? Я что, в тюрьме?

– Я не об этом. Ты обещал не напиваться.

– Я не напился! – Он повысил голос, и я вздрогнула. – Я немного выпил! По-мужски!

По-мужски. Когда еле стоишь на ногах и не можешь попасть ключом в дверь – это, видимо, нормально. Это "по-мужски".

– Ладно, – сказала я тихо. – Пойдем спать. Утром поговорим.

– Какое "утром"?! – Он оттолкнулся от стены и сделал шаг ко мне. Пошатнулся, но устоял. – Ты мне сейчас указывать будешь?!

Я не понимала, откуда эта агрессия. Я же ничего такого не сказала. Просто предложила лечь спать. Но он был как натянутая пружина, готовая сорваться в любой момент.

– Я не указываю. Я просто…

– "Просто"! – Он рассмеялся злобно, противно. – Ты всегда "просто"! "Просто пойдем спать", "просто не пей", "просто будь хорошим мальчиком"! Запарила!

Последнее слово он выплюнул так, что я отшатнулась. Он никогда не разговаривал со мной в таком тоне. Даже в самые пьяные вечера он просто был молчаливым и угрюмым. Но сейчас…

– Вадим, успокойся…

– Заткнись! – заорал он, и я замерла. – Заткнись уже со своими советами! Я пашу на работе как проклятый, а ты тут сидишь, ничего не делаешь, и еще мне указываешь!

"Ничего не делаешь". Я услышала эти слова, и что-то внутри меня лопнуло. Ничего не делаю? Я, которая стирает его вонючие носки, готовит ему три раза в день, убирает эту квартиру, слушает его нытье про работу и еще изображает счастливую жену на семейных праздниках – я ничего не делаю?

– Вадим, ты пьян, – сказала я, стараясь сохранить остатки спокойствия. – Иди спать. Утром все обсудим.

– Что "обсудим"?! – Он схватил меня за плечо. Сильно. Больно. Его пальцы впились в мою кожу. – Ты что, психолог теперь? Будешь меня лечить?!

– Отпусти, – я попыталась вырваться, но он держал крепко. – Вадим, больно!

– Больно?! – Он дернул меня к себе, и я почувствовала его дыхание – мерзкое, кислое, пропахшее алкоголем. – Тебе больно?! А мне, думаешь, не больно?! Мне каждый день больно на этой работе, с этим начальником-мудаком! А ты тут устроила из себя жертву!

– Я не устраиваю…

– Заткнись!!!

И он замахнулся.

Я даже не поняла сразу, что произошло. Просто резкая, жгучая боль на щеке. Звон в ушах. Мир качнулся, поплыл, на секунду погас. Я схватилась рукой за стену, пытаясь не упасть.

Он ударил меня. Вадим. Мой муж. Человек, который клялся любить и защищать меня. Он ударил меня по лицу.

Я медленно подняла глаза на него. Он стоял, тяжело дыша, с опущенными руками. На его лице было что-то похожее на испуг. Или шок. Он смотрел на меня и, кажется, сам не верил в то, что только что сделал.

– Света… – начал он, и голос его вдруг стал тихим, почти жалобным. – Я не… Я не хотел…

Я молчала. Просто стояла и смотрела на него, прижимая ладонь к горящей щеке. Я не плакала. Не кричала. Внутри меня была пустота. Оглушающая, всепоглощающая пустота.

– Света, прости… – Он сделал шаг ко мне, но я отступила. Инстинктивно, не думая. Просто мое тело решило за меня: не подпускать его ближе.

Он замер. Посмотрел на меня еще раз, потом резко развернулся, прошел в гостиную и рухнул на диван лицом вниз. Через минуту я услышала его храп.

Я стояла в коридоре и не могла пошевелиться. Щека горела. В ушах все еще звенело. Но страшнее всего была тишина, наступившая после. Тишина, в которой я отчетливо поняла: это конец. Не брака. А моей прежней жизни. Той жизни, где я еще могла притворяться, что все нормально. Что мы обычная семья. Что он любит меня, просто устает. Что я терплю, потому что так правильно.

Я посмотрела на дверь гостиной, за которой уже храпел мой муж. Мой мучитель. Мой тюремщик.

И я поняла, что боюсь. Впервые за десять лет я по-настоящему боюсь человека, с которым живу под одной крышей.

Я медленно дошла до ванной, закрыла дверь на замок и включила свет. В зеркале на меня смотрела незнакомая женщина с красным пятном на щеке и безумными глазами. Я прикоснулась пальцами к лицу – было горячо и больно.

Первая пощечина. Говорят, это всегда самое страшное. Потому что после первой будет вторая. И третья. И все остальные.

Я села на край ванны, обхватила себя руками и попыталась дышать ровно. Но не получалось. Дыхание сбивалось, комок подкатывал к горлу. Я зажала рот ладонью, чтобы не закричать.

Что мне делать? Что, черт возьми, мне теперь делать?

Позвонить Марине? Сказать ей: "Привет, ты была права, он меня ударил"? Уйти? Куда? У меня нет денег, нет работы, нет своего жилья. Я десять лет была только женой. Я разучилась быть просто Светой.

Или остаться? Подождать утра? Он проснется, будет извиняться, клясться, что больше никогда. Принесет цветы. Или кофе в постель. И я прощу его, потому что так делают хорошие жены. Потому что "в семье всякое бывает". Потому что "куда я пойду".

Я смотрела на свое отражение и видела в нем не себя. Я видела жертву. Испуганную, растерянную, раздавленную жертву.

И мне стало так противно от этого зрелища, что захотелось разбить зеркало. Просто врезать по нему кулаком, чтобы больше не видеть эту жалкую женщину, которой я стала.

Но я не разбила. Я просто сидела на краю ванны в пижаме и старом халате, слушая, как за стеной храпит мой муж, и думала о том, что сегодняшняя ночь разделила мою жизнь на "до"и "после".

До – я еще могла верить, что все наладится.

После – я знала, что не наладится никогда.

Я не знаю, сколько просидела там. Может, час. Может, два, может больше.

Глава 4

Я сидела на холодном полу в ванной, прижавшись спиной к двери, и смотрела на кафельную плитку. Белая, с мелким рисунком, местами отколота. Вадим обещал ее заменить три года назад. Не заменил, конечно. Как и обещание не пить. Как и обещание "больше так не будет".

Обещания у него вообще хорошо получались. А вот с выполнением была проблема.

Я усмехнулась этой мысли, и от этой усмешки стало еще больнее. Щека пульсировала, отбивая ритм вместе с сердцем. Я поднялась на ватных ногах и посмотрела в зеркало.

Красное пятно расползалось от скулы к подбородку. Отпечаток его ладони. Четыре пальца и большой палец – как клеймо. "Собственность Вадима Соколова, при попытке сбежать будет применена сила".

Я провела пальцами по опухшей коже. Горячо. Завтра будет синяк. Большой, яркий, фиолетовый. Как я его объясню свекрови на обеде? "Упала"? "Дверью ударилась"? Или, может, скажу правду: "Ваш сыночек меня отметелил, мать Люда, хотите чаю?"

Господи, я сошла с ума. Я стою в ванной со свежей пощечиной и шучу про это. Видимо, мозг не выдержал и переключился в режим "истерика с элементами стендапа".

Руки дрожали. Я попыталась сжать их в кулаки, но пальцы не слушались. Все тело меня не слушалось – оно жило своей жизнью, тряслось, дергалось, пыталось то ли убежать, то ли просто развалиться на части.

Надо было что-то делать. Но что? Уснуть, а утром проснуться и делать вид, что ничего не произошло? "Доброе утро, дорогой, хочешь омлет или яичницу? Кстати, вчера ты мне врезал, но это мелочи, давай забудем".

Или… Или можно уйти. Прямо сейчас. Собрать вещи и уйти, пока он храпит на диване.

Куда?

К Марине.

Эта мысль пришла внезапно, и я схватилась за нее, как утопающий за соломинку. Марина. Конечно. Она примет. Она всегда говорила: "Если что – звони в любое время". Правда, она имела в виду звонки типа "давай встретимся выпьем вина", а не "меня муж избил, можно к тебе переночевать", но…

Я вытащила телефон из кармана халата. Экран светился в темноте ванной слишком ярко, резал глаза. Я нашла ее номер, уставилась на кнопку вызова. Надо нажать. Просто нажать и позвонить. Что тут сложного?

Мои пальцы не двигались.

Потому что если я позвоню, это станет реальностью. Я официально признаю, что мой муж меня ударил. Что у меня проблемы. Что мой брак – это не "ну, у нас бывают сложности, как у всех", а самая настоящая катастрофа с жертвами.

Я зажмурилась, сделала глубокий вдох и нажала на вызов.

Гудки. Длинные, бесконечные. Марина не брала трубку. Конечно, не брала – второй час ночи, нормальные люди спят. Я уже собиралась сбросить, как вдруг щелкнуло, и в трубке послышался сонный, недовольный голос:

– Алло? Света? Ты в курсе, который час?

Я открыла рот, чтобы что-то сказать. Извиниться. Объяснить. Но из горла вырвался только какой-то хрип. И потом – рыдание. Громкое, некрасивое, которое я пыталась сдержать весь вечер.

– Света?! – Голос Марины мгновенно стал трезвым и резким. – Света, что случилось?!

Я пыталась говорить, но вместо слов были только всхлипы и задыхающиеся вздохи. Я зажала рот ладонью, пытаясь себя успокоить, но только рыдала сильнее.

– Света, дыши, – скомандовала Марина. – Глубокий вдох. Выдох. Еще раз. Давай.

Я послушалась. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Рыдания немного стихли, превратились в тихие всхлипы.

– Этот урод? – спросила Марина тихо, но в ее голосе звучала такая ледяная ярость, что я вздрогнула. – Он тебя ударил?

– Да, – выдавила я. – Он… он был пьяный… и он…

– Сука, – прошипела Марина, и я не знала, кого она имела в виду – меня или Вадима. Наверное, его. – Где ты сейчас?

– Дома. В ванной.

– А он?

– Спит. На диване.

– Хорошо. Слушай меня внимательно, – ее голос стал четким, деловым, как у полководца перед боем. – Сейчас ты выходишь из ванной. Идешь в спальню. Берешь сумку и кидаешь туда самое необходимое. Документы – паспорт, инн, снилс, что там у тебя еще есть. Деньги, если есть. Телефон и зарядка. Сменное белье. Все остальное потом заберешь. На все – пятнадцать минут максимум.

– Марин…

– Не перебивай! – оборвала она меня. – Потом тихо выходишь из квартиры. Вызываешь такси. Приезжаешь ко мне. Адрес помнишь?

– Помню, но…

– Никаких "но"! Света, ты меня слышишь? Если ты сейчас не уйдешь, он ударит снова. Это не последний раз. Это первый. Понимаешь разницу?

Я понимала. Конечно, понимала. Первая пощечина – это как первая трещина в плотине. Вроде мелочь, можно замазать, забыть. Но за ней придут другие. Пока плотина не рухнет, похоронив под собой все.

– Я не могу, – прошептала я. – Марин, я не могу сейчас…

– Можешь! – Она почти кричала в трубку. – Света, ты можешь! Ты просто собираешь вещи и выходишь! Что тут сложного?!

– Это его квартира…

– И что?!

– Он же не специально… Он был пьяный… Он не хотел…

Тишина. Долгая, тяжелая, в которой я физически ощущала, как Марина на том конце провода считает до десяти, чтобы не сорваться и не наорать на меня.

– Света, – наконец произнесла она очень тихо и очень отчетливо. – Послушай меня. Он был пьяный – это не оправдание. Это объяснение, но не оправдание. Ты понимаешь? Алкоголь не превращает нормального человека в урода. Алкоголь просто развязывает уроду руки.

– Но у него стресс на работе…

– У всех стресс! У меня стресс! У половины страны стресс! Но мы же не лупим своих близких!

– Куда я пойду? – У меня снова началась истерика. – У меня нет денег! Нет работы! Я десять лет ничего не делала! Кто меня возьмет?!

– Я тебя возьму, дура! – рявкнула Марина. – Ко мне приедешь! У меня диван есть, жрать есть, крыша над головой есть! А работу найдем! Я тебе помогу!

– Я не могу быть обузой…

– Обуза – это тот придурок, с которым ты живешь! Он – обуза! Ты – моя подруга! Света, ну пожалуйста, – ее голос вдруг стал мягче. – Пожалуйста, уйди оттуда. Прямо сейчас. Не жди утра. Не жди, пока он проснется и начнет извиняться. Просто… просто уйди. Ради меня. Ладно?

Я сидела на полу ванной, прижимая телефон к уху, и чувствовала, как слезы текут по щекам, жгут опухшую кожу. Уйти. Просто взять и уйти. Звучало так просто. Но на деле…

– Я подумаю, – прошептала я.

– Света…

– Правда подумаю. Обещаю.

Марина тяжело вздохнула.

– Хорошо. Но если что – звони. В любое время. Я приеду за тобой хоть среди ночи. Слышишь?

– Слышу.

– И Света… Будь осторожна. Пожалуйста.

– Буду.

Я положила трубку и прислонилась затылком к двери. В квартире было тихо. Только храп из гостиной и мое собственное дыхание – прерывистое, всхлипывающее.

Марина права. Надо уходить. Прямо сейчас. Собрать вещи, вызвать такси, уехать. Начать новую жизнь. Ведь это же правильно, да? Это же то, что делают умные, сильные женщины в такой ситуации.

Но я не чувствовала себя ни умной, ни сильной.

Я чувствовала себя испуганной. Растерянной. Парализованной.

Потому что уйти – это не просто "собрать вещи и уехать". Это означало признать, что десять лет моей жизни были ошибкой. Что я выбрала не того человека. Что мой брак – провал. Что я – неудачница.

Это означало остаться без крыши над головой. Без денег. Без работы. Стать обузой для подруги. Начинать все с нуля в тридцать два года.

Это означало столкнуться со всеми "я же говорила"от знакомых. С жалостью. С осуждением. "Как же так, Светочка, десять лет прожила, а не смогла семью сохранить".

Это означало признаться самой себе: я боюсь. Боюсь неизвестности больше, чем боюсь его.

Я встала с пола, ополоснула лицо холодной водой. Отражение в зеркале стало еще хуже – опухшие глаза, красный нос, это пятно на щеке. Красавица, ничего не скажешь.

Я выключила свет в ванной, тихо открыла дверь и выглянула в коридор. Из гостиной доносился мерный храп. Он спал. Крепко, по-пьяному, даже если бы рядом грохнула бомба – не проснулся бы.

Я могла уйти. Прямо сейчас. Он бы даже не заметил до утра.

Но я не ушла. Я прошла в спальню, легла в кровать и натянула одеяло до подбородка. Закрыла глаза, но сон не шел. Я просто лежала в темноте и слушала, как храпит в соседней комнате человек, который несколько часов назад ударил меня по лицу.

И самое страшное было не то, что он это сделал.

А то, что я осталась.

Я взяла телефон с тумбочки. Экран высветился слишком ярко в темноте, и я прищурилась. Пальцы сами открыли браузер, набрали запрос, который я боялась даже произнести вслух: "Что делать если муж ударил".

Поисковик выдал тысячи результатов. Статьи, форумы, номера горячих линий. Я начала читать. Переходила по ссылкам, открывала новые вкладки, читала истории других женщин – похожие на мою, а иногда ещё страшнее. "Куда идти после домашнего насилия". "Как уйти без денег и работы". "Центры помощи жертвам". Слова мелькали перед глазами, складывались в инструкции, в планы побега, в списки того, что нужно взять с собой.

Я читала до тех пор, пока за окном не начало светлеть, окрашивая серое осеннее небо в грязно-розовый цвет. Телефон разрядился почти полностью – 8% заряда, – и экран погас. Я положила его обратно на тумбочку, повернулась на бок, натянула одеяло повыше

Впервые в жизни я поняла, что самый страшный выбор – это выбор между привычным адом и неизвестностью. И сегодня я выбрала ад. Потому что он хотя бы был знакомым.

Но что-то внутри меня уже начало меняться. Медленно, почти незаметно, как первая трещина в бетонной стене, о которой я думала в ту ночь, когда всё только начиналось. Я пока не знала, что с этим делать. Я не знала, хватит ли у меня сил когда-нибудь уйти. Но я знала одно: трещина появилась. И трещины имеют свойство расти.

Глава 5

Прошло пять дней. Пять дней после той ночи, о которой мы оба старательно не упоминали. Пять дней операции "Делаем вид, что ничего не произошло".

Вадим был образцово-показательным мужем. Приходил трезвым, помогал мыть посуду (дважды!), даже цветы принес – жалкий букетик хризантем из ларька на углу, но всё же. Он смотрел на меня виноватыми глазами, осторожно касался моего плеча, когда проходил мимо, и каждый вечер спрашивал: "Света, ты меня простила?"

Я говорила: "Конечно", улыбалась и продолжала жить. Готовить, убирать, стирать. Быть хорошей женой. Только внутри меня что-то окончательно сломалось, и никакие хризантемы это уже не починят.

Синяк на щеке, к счастью, был не таким страшным, как я ожидала. Желтоватое пятно, которое легко замазывалось тональным кремом. На обеде у свекрови никто ничего не заметил. Или сделали вид, что не заметили. Семейная дипломатия – великая вещь.

Сегодня была пятница. Я вернулась из магазина с двумя тяжеленными пакетами, полными провизии на выходные. Вадим обещал, что будет дома, что мы проведем "тихий семейный вечер". Может, даже кино посмотрим. Я почти поверила.

Поднимаясь на наш этаж, я уже на лестнице услышала голоса. Громкие, веселые, пьяные голоса. Идущие из нашей квартиры.

У меня внутри все сжалось. Нет. Только не это.

Я открыла дверь своим ключом и замерла на пороге, глядя на картину, достойную пера Репина. Или, скорее, Федотова. "Сватовство майора", только в современной интерпретации: "Попойка алкашей".

В гостиной, на моем любимом диване, развалился Вадим. Рядом с ним – Колян, его закадычный друг, толстый мужик с пивным животом и вечно красным лицом. На кресле сидел Серый – долговязый тип с редеющими волосами и тонкими усиками, которые делали его похожим на неудавшегося мушкетера.

На журнальном столике красовалась батарея пивных бутылок. Пустых и полных. Пакеты с чипсами, орешками, сухариками. Пепельница, полная окурков. Весь этот натюрморт под названием "Мужская дружба".

– А, Светуль! – Вадим увидел меня первым и просиял, как ребенок, застуканный с банкой варенья. – Вот и ты! Познакомься, это, э-э… Ну ты их знаешь. Колян. Серый.

Я знала. К сожалению, знала.

– Привет, Светик! – Колян махнул мне бутылкой пива. – Не ожидала гостей, а? Мы тут мимо проходили, решили к Вадику заглянуть!

"Мимо проходили". Да-да. Мимо нашего дома на окраине, куда даже таксисты не всегда соглашаются ехать. Мимо проходили, как же.

– Добрый вечер, – выдавила я из себя, стараясь не показывать, как сильно мне хочется развернуться и уйти обратно. Куда угодно. Хоть в подъезд сидеть.

– Светуль, а ты не могла бы нам что-нибудь по-быстрому сообразить? – Вадим поднялся с дивана, подошел ко мне и заговорщически подмигнул. – Ну, там, бутерброды, или что у тебя есть. А то мужики голодные!

Мужики голодные. Конечно. Потому что в мире не существует такой вещи, как доставка еды. Или магазин на первом этаже, где продаются готовые закуски. Нет, гораздо проще явиться к знакомому домой и превратить его жену в официантку.

– Хорошо, – сказала я с улыбкой. С той самой дежурной улыбкой, которую я научилась натягивать, как маску. – Сейчас что-нибудь приготовлю.

– Вот и умничка! – Вадим чмокнул меня в щеку – в ту самую, где еще не до конца сошел синяк – и вернулся к своим дружкам.

Я прошла на кухню, поставила пакеты на стол и прислонилась к холодильнику, закрыв глаза. Глубокий вдох. Выдох. Спокойствие. Я могу это пережить. Это всего лишь вечер. Несколько часов. Они нажрутся, уйдут, я помою посуду и забуду об этом, как о страшном сне.

Раньше, в первые годы брака, я с радостью встречала его друзей. Готовила, накрывала стол, участвовала в разговорах. Мне казалось, что это часть семейной жизни – быть гостеприимной хозяйкой. Но тогда друзья приходили по приглашению. Тогда меня спрашивали: "Света, можно ребят позвать?"Тогда я была хозяйкой, а не обслуживающим персоналом.

Сейчас же я чувствовала себя так, будто меня вызвали из комнаты для прислуги и велели подать закуски. Немедленно. И без лишних вопросов.

Я открыла холодильник. Колбаса, сыр, помидоры, огурцы. Хлеб в хлебнице. Майонез. Стандартный набор для "быстрых бутербродов". Я достала разделочную доску и начала резать. Колбаса кружочками, сыр треугольничками, овощи – произвольно. Красиво раскладывать не стала. Все равно они сожрут за пять минут, даже не заметив, как это выглядит.

Из гостиной доносились их голоса:

– …а я ему говорю, слышь, мужик, ты чего, совсем? Это ж движок убьешь!

– Да ладно, Серый, ты сам прошлым летом…

– Я? Я – другое дело! Я знаю, что делаю!

Гогот. Чокание бутылок. Звук телевизора – видимо, включили футбол или что там еще мужики смотрят, когда бухают.

Я намазала хлеб майонезом, сверху колбаса, сыр, огурчик для красоты. Двадцать бутербродов на большом блюде. Шедевр кулинарного искусства, достойный мишленовской звезды. Или хотя бы благодарности. Хотя нет, о чем я. Благодарность – это не про них.

Я вынесла блюдо в гостиную и поставила на стол, отодвинув бутылки.

– О, вот это да! – Колян сразу же потянулся к бутербродам. – Светик, ты волшебница! Вадим, повезло тебе с женой!

Вадим кивнул с набитым ртом. Серый тоже схватил бутерброд и впился в него, как волк в добычу.

– Может, тебе салат еще сделать? – спросила я, глядя на Вадима. Не потому что хотела. Просто по инерции. Хорошая жена всегда спрашивает, не нужно ли еще чего.