Мертвые, но Живые 2

– Подниметесь по лестнице на третий этаж, он будет в дальнем конце коридора. Рядом растет огромный фикус в горшке. Час назад я относила им кофе, но госпожу Марин нельзя уже было оторвать от коньяка. Альберт ей отказал. Бедняжка.

– Бедняжка? Эта бедняжка совсем разум потеряла, – Эла отнюдь не разделает сочувствие этой женщины, зеленые глаза которой ей кого-то напоминают. Но правда в том, что ей нет до всего этого дела, и она просто равнодушно кивает: – Хорошо. Спасибо. Думаю, я ее найду.

Проходя мимо гостиной, она застает компанию ребят за игрой в покер. Трое парней и одна девушка.

Увидев ту в домашней пижаме в другом конце огромного особняка, Эла быстро убеждается, что Балентина и Йон – брат и сестра. Но совсем не выглядит удивленной. Она давно об этом догадывалась. Но ей было насрать, кто кому приходится, у нее своих тайн и проблем по горло. Почему эти двое скрывают свои родственные отношения, её ни каким образом не волнует, не интересует и не касается.

– Вы просто неудачники, – нараспев произносит Балентина Саласар, придвигая к себе чужие фишки. – Вам никогда меня не победить, мальчики. Никому это не удается. И раз мы играли не на деньги, готовы делать всё, что я скажу? У меня для вас есть кое-что интересное…

– Я пас, – кинув карты, Дилан немедленно вскакивает и идет к Консуэле.

– Эй, ты нас бросаешь? – весело усмехается девушка, беспечно проследив за тем, как он огибает ее и скрывается за ее спиной. Поворачивает голову уже в другую сторону, чтобы увидеть, что на него вдруг нашло, и понимающе хмыкает, заметив, к кому он несется как пес. – Понятно… Надо же, кто у нас тут! Ну, здравствуй. Присоединяйся, мы будем рады, да, мальчики?

Балентина кидает на них снисходительный взгляд.

– Бали, помолчи лучше, – хмуро одергивает ее Алфи.

– Да, лучше бы тебе его послушаться, – поддерживает Йон, напрягшись. – Не добавляй проблем.

– Не буду, – пожимает Бали плечом и забирает себе все оставшиеся на покерном столе фишки. – Вы останетесь мне должны. Передайте Дилану, когда вернется от своей Звезды обратно на Землю. Замечательно, конечно, что она его вдохновение, но говорить с тем, кто оторван от реальности, смысла не вижу.

– Привет, – тихо и нежно говорит Дилан, двинувшись Консуэле наперерез и преградив ей дорогу. – Что здесь делаешь?

Она устало закатывает глаза, в целом охотно объясняя, по чьей вине оказалась в доме Боскедов:

– Хуан попросил забрать пьяную мать. Сам он не может. На конференции в другом городе.

Эла обходит его и делает шаг к лестнице. Брови Дилана озабоченно хмурятся.

– Она тут? – спрашивает он, следуя по тому же маршруту. – Я не видел.

– Да, позорит свою задницу и унижается перед отцом твоего друга. Такое и правда лучше не видеть.

– Я не то имел в виду…

– Знаю, – отвечает Консуэла безразличным, усталым голосом.

– Может, у нее кризис среднего возраста?

– У нее кризис мозгов, – возражает она, свернув вправо от лестницы, и видит высокий ярко-зеленый фикус поодаль. – Кислород перестал поступать в ее голову, и она заодно решила отравить жизнь всем вокруг.

– Дочь, ты как… – Данна встречает Элу невнятным голосом, но при виде синеглазого брюнета он у нее прорезывается, а глаза начинают блестеть от восторга: – Племянник моей подруги! И ты здесь. Какой же красивый у моей дочери жених.

– Дилан? – Альберт удивлен тем, что лучший друг его сына имеет какое-то отношение к этой вздорной, неуправляемой женщине. – Я не знал. Вы знакомы?

– Да, она мать моей девушки, – сообщает парень.

Консуэла недовольно зыркает на него. Дилан с ложной скромностью отводит взгляд и ведет себя очень уж уверенно в чужом кабинете.

– Обязательно пригласите меня на свадьбу, – голос звенит тоской, упрямством и материнским страданием. – Дорогая, ты разобьешь мне сердце, если я не получу пригласительный.

– Какая свадьба? Пошли уже, мама, – сквозь зубы произносит Консуэла, потянув мать за руку и резко поставив на ноги. – Ты достаточно насиделась у них в гостях.

– У меня только одна дочь. Я не могу пропустить самый счастливый день в ее жизни…

Дилан ухмыляется: с каждой минутой мать Консуэлы нравится ему всё больше. Хоть и пьяна, мысли у нее чудесные. Отец его друга потрясенно смотрит на то, что происходит у него в кабинете, и он фыркает:

– Прости. Альберт, я потом тебе всё объясню, – бросает он ему, забирая со спинки велюрового кресла красный кожаный плащ Данны.

– Мам, прекрати! Я учусь в школе и Дилан тоже. Хватит нести чушь. – Консуэла выталкивает мать за порог кабинета, не подозревая о счастливой ухмылке парня у нее за спиной.

Такси уехало. Дилан настаивает помочь девушке отвезти буйную мать домой. При всем при этом он подмечает, что Эла безразлично относится к тому, что увидела в этом доме Балентину. Спрашивает ее об этом, та лишь равнодушно пожимает плечами.

– Мне как-то все равно, чья она сестра.

Ее мать, шатаясь, ускакала вперед, гордо взметнув светло-русыми волосами. Свежий уличный воздух будет ей на пользу и немного приведет в чувства. Парень открывает двери машины дистанционным ключом.

– И что, даже все равно, чья она девушка? – нарочно дразнит и поддевает Дилан, внимательно следя за реакцией девушки.

И да, Консуэла моментально поднимает на него встревоженно-растерянные глаза. Дилан внутренне ликует: интересно, что она там уже себе напридумывала?

– Чего молчишь? – допытывается он, скрывая улыбку.

– Ничего, – она прячет глаза, хмурит брови и смотрит себе под ноги.

Блейз замечает, что кое-кто свернул не туда.

– Данна, машина в той стороне!

Она в молчаливой меланхолии тычет указательным пальцем на старенький мерседес, который обгонит любую тачку.

– Да. Моя. Садитесь в нее и ждите.

Когда женщина поворачивает шаги, Дилан вновь перемещает взгляд на Элу.

– Я знаю тебя как облупленную. Расслабься, Балентина не в моем вкусе.

Блондинка блондинке рознь. И голубые глаза тоже. Сердце уже давно сделало выбор.

– Я и не спрашивала тебя, зачем мне это знать?

Она хорошо притворяется. Дилан нежно берет ее за руку.

– Не спрашивала… но я услышал, Эла. Слышу всё, что ты не говоришь вслух… И я не понимаю, что между нами происходит. В редкие ночи между нами всё прекрасно, а потом щелчок – утро – и ты ведешь себя так, будто не занималась со мной любовью часами напролет. Эла, пожалуйста, объясни, что происходит? Кто мы друг другу?

– Друзья? – тихо и нерешительно произносит она.

– Правда что ли? – рычит Дилан сквозь зубы, против воли понизив градус тона. – Я сейчас взбешусь, Эла! Не доводи до греха!

Консуэла, развернувшись к парню, сжимает судорожными пальцами оба мужских рукава и прикрывает в муках глаза. Зажмуривается. Дилан напрягается и в конец теряется, растеряв всю злость за секунду. Он уже забыл, когда она в последний раз проявляла перед ним слабость. И вот тут это… ей очень больно.

– Эла? – Дилан присматривается к ее прикрытым дрожащим векам. Да она готова заплакать! Но запрещает себе это делать. Прямо перед ним стоит и борется со слезами.

– Обними меня, пожалуйста, и ни о чем не спрашивай. Я не могу пока ничего объяснить. Пока не могу.

Растерянный, он – ни на секунду не заколебавшись, не замявшись – бережно обнимает её, обхватив руками так крепко, чтобы Эла была уверена в нем. Что он сумеет ее защитить от всего невидимого, всего ужасного, если ее существование столь бренно, как он то видит и чувствует прямо в это мгновение.

Дилан зарывается пальцами ей в волосы и делает долгий протяжный выдох.

– Люблю тебя.

Она как всегда не отвечает. Только сильнее вжимается в него и обхватывает руками за талию. А другого ему и не нужно. Её молчание выше слов.

Глава 42. Марио

30 ноября, Среда.

Похлопав меня по плечу, Дамиан, учитель физкультуры, садится за наш стол и смотрит на меня и Хуана с предвкушением:

– Значит, так. У нас игра в четыре. Все учителя соберутся. Остались только вы двое. Придете?

– Футбол? – спрашиваю я, заинтересовавшись.

И одновременно со мной Хуан отвечает быстро:

– Нет. Он не может. – И взгляд в мою сторону такой предупредительный.

Я непонимающе хмурюсь. Вообще-то я люблю погонять в футбол. Что это значит?

– Что опять? – Дамиан скис, в глазах неодобрение. – В прошлом году ты переживал, что коллектив против тебя ополчился. Теперь-то эта история никак тебе не навредит. Все уже давно забыли или приняли твою сторону. А ты? – он смотрит на Хуана. – Тоже не можешь?

– У нас с Марио одно важное дело. Именно сегодня. Уж прости, на игру мы не придем.

– Отстой, – заключает физрук. – Какие же вы скучные ребята. Ладно, без толку вас уговаривать. Но если передумаете, приходите. Хотя-я… – он сканирует наши выражения лиц, – я очень сильно сомневаюсь.

Отодвинув назад стул, Дамиан встает и уходит.

– И что у нас за дело? – Мои глаза сверкают выразительно и недобро. – Ничего подобного я от тебя не слышал.

– А ты сам не понимаешь? – Его взгляд горит таким же возмущением. – Тебе нельзя играть в травмоопасные виды спорта. Нельзя перегреваться и участвовать в мероприятиях, где обычно все потеют. Да что с тобой? В сентябре ты отказался точно так же от бега на сорокаградусной жаре, а теперь тебе вдруг футбола захотелось? Риски стали новым образом твоей жизни?

Я задумываюсь над его словами и киваю:

– На секунду показалось, что я могу. Как все люди. Сыграть в самый обычный футбол.

– Да можешь ты! – бросает он, утешая не с самым довольным видом. – Только для тебя это опасно. Травмы, друг мой. Если не жара, то травмы.

– Да, я понял. – Я начинаю ковыряться в макаронах, а потом подхватываю поднос.

– Лучше минимизировать риски… Куда это ты?

– Ты отбил у меня аппетит.

– Я?

На его оскорбленный вид я только фыркаю:

– Ладно, не ты. Дамиан. Я ухожу. У меня встреча.

– Какая встреча? Откуда она вдруг взялась? – доносится в спину голос друга.

Амбар убежала прошлой ночью, придумала нелепый предлог, быстро собралась и выскочила из моего дома так, будто за ней гнались сами фурии из Ада со змеями вместо волос. Сбежала. Почему? Что ее так напугало? Сегодня я никак не могу подловить свою любимую ученицу, она всё время под разными предлогами от меня убегает.

На уроке она на меня не смотрит, зато я на нее – постоянно. Когда я раздаю тестовые задания, в сторону отводит глаза. Когда я задаю вопрос по теме, она отвечает безупречно, ни разу не обменявшись со мной взглядом.

– Отлично, Амбар. Можешь присесть, – говорю я с тихим вздохом, стараясь не показать своего разочарования.

Раздается звонок, но я не успеваю опомниться, как девушка среди первых вылетает вон из класса.

Потом я нахожу ее в школьном театре. Амбар говорила: я могу заглянуть в любое время. От своих слов она не отказывалась, и я намерен этим воспользоваться. Она руководит процессом, словно дирижер. Говорит рабочим, что и куда ставить, в то время как я спускаюсь по амфитеатру, ею незамеченный.

– Амбар, спустись, пожалуйста, – встав внизу сцены, прошу я спокойно.

Она вздрагивает от моего голоса и как-то напряженно ко мне оборачивается. Да что я не так сделал?!

– Марио? – Она одним движением руки перебрасывает волосы.

Черт! Как же это… Сжав челюсти, я отворачиваюсь и, как дурак, смотрю на свои ладони, которые и деть-то некуда. Засовываю их в карманы брюк и повторяю:

– Амбар, я жду.

– Профессор Калеруга, что вы здесь делаете? – Она встала у меня за спиной, и мне не нравится ее голос. Неловкий. Отстраненный.

Решительно к ней оборачиваюсь.

– Профессор Калеруэга? С каких пор, Амбар? – Одним широким шагом я отрезаю всё расстояние между нами. Заглядываю в ее честные глаза, и, похоже, ей тоже не нравится ни мой тон, ни тяжелый взгляд.

– Вы мой учитель. Разве может быть иначе?

И вот она опять не смотрит на меня.

– Смотрю на тебя и пытаюсь понять, чем тебя обидел. Амбар, я не идиот, чтобы не заметить, что ты избегаешь меня. Говори прямо. – Когда девушка скрещивает руки, я быстро смекаю, что молчание продолжится. – Знаю, это началось с моего дома. Что тебя там так шокировало? Не молчи, я хочу в этом разобраться. Любые проблемы можно решить диалогом… Ты согласна? Диалог, Амбар… Амбар. Посмотри на меня.

На сцене что-то с грохотом падает, и студентка выкрикивает раздраженно:

– Эй! А ну подняли это немедленно! Хотите, чтобы я пожаловалась на вас? Так это я быстро.

– Извините.

– Не срывай злость на них. Лучше выплесни эмоции в разговоре со мной, – прошу я серьезно и получаю такой молниеносный взгляд. Враждебный и раненый.

– Не стоит вам сюда больше приходить.

Ну вот, она взяла свои слова обратно.

– Знаешь, что я понял в тебе. – Я не скрываюсь, а откровенно и прямо ныряю в ее черные глаза. Может, чересчур строго, но пусть… пусть услышит это от меня. – Ты готова бежать от любой откровенности. Решать за двоих, как оно лучше. Независимость. Неумение разделять с кем-то свою боль. Храбрая маска. Это всё про тебя, Амбар. Знал я одного такого человека… ничем хорошим это не кончилось, – качаю я головой, чувствуя, как тихими волнами накатывает волнение. О ней всегда так больно думать. – Не важно. Как хочешь. Надумаешь поговорить, я рядом. Всегда. Приходи в любое время.

Развернувшись, я начинаю подниматься по ступенькам амфитеатра. В груди вибрирует телефон, и я отвечаю на звонок Амайи, сестры настоящего профессора Калеруэга.

– Марио, – обеспокоенно вздыхает она. – Ты пропустил обследование. Никакие дела не могут быть важнее здоровья, ты ведь это знаешь, правда? Я не хочу потерять и тебя. Жду тебя в клинике, хорошо?

У нее такой подавленный голос, и я не хочу еще больше ее расстраивать.

– Хорошо. Я уже еду.

Оглянувшись на Амбар в последний раз, я ловлю её нерешительный взгляд и толкаю дверь наружу.

***

Я хотя бы знаю меру, как сильно надавливать зубной щеткой, когда чистишь зубы; или как тереть глаз, чтобы не повредить роговицу; или под каким углом не должно находиться бедро относительно таза, или какой-нибудь палец относительно всей ладони; или поведение языка в полости рта, чтобы не прикусить его зубами. Этих вещей я в жизни делал сотни раз, я интуитивно продолжу свои выработанные привычки, а Марио? Что пришлось пройти ему, чтобы наконец приспособиться и перестать себя калечить? Как долго он искал свою меру, если порога боли изначально в нем не существовало?

Я не говорю, что мне будет гораздо легче. Нет, вовсе нет. Я всё так же могу, как и обычный человек, случайно прикусить язык – что уже случилось со мной, – только в этот раз я не смогу рефлекторно разжать зубы, наткнувшись на резкую боль. Сигнала от мозга я не получу. Скорее всего, я прокушу язык до конца или почти до конца – очень надеюсь, что мои старые рефлексы всё ещё мне будут помогать в новой жизни. Надо взять за правило – никуда не спешить. Мне следует жевать медленно. А бегать лучше не стоит – перегреюсь без потоотделения. А секс – как я буду чувствовать женскую плоть? Она будет ни горячей, ни теплой – какой она будет?

Итак, после нескольких часов, проведенных в унылых стенах клиники, я еду в клуб. Мне надо напиться. Как любому мужику, у которого в жизни что-то не ладится. Знаю, что в моем случае это не принесет пользы здоровью. Но я и так слишком долго терпел с непривычки. Марио с рождения такой – а я со смерти. Ну и кто круче попал? Катитесь все к черту.

Завтра выходной – похмельем моим будет любоваться только одна прекрасная леди. Элизабет Беннет. И в ее золотистых глазах я останусь всё тем же рыцарем, который кормит её с рук.

Я припарковываюсь возле шумного элитного клуба и, бросив вышибале только одно слово – фамилию Калеруэга, – прохожу сквозь неоновую арку с яркой вывеской «Despierta al diablo que hay en ti»2. Этим я и собираюсь заняться.

А через час в компании бородатого бармена, который смеется как дробь от топота копыт десяти бегемотов над каждой шуткой, ворчуна-мизантропа в костюме-тройка, которого бросила девушка, и темнокожего чувака с дредами, сбежавшего из-под домашнего ареста после победы в незаконных гонках на его роскошном Bugatti Veyron с разгоном до четырехсот тридцати километров в час, – я решаю это место прикупить.

Глава 43. Амбар

2 декабря, Пятница.

В перерыве между первым и вторым уроком мы пересеклись в коридоре и, не сговариваясь, встали у шкафчика Консуэлы.

– Я два дня думала, говорить вам или нет, – шепотом произношу я, и Дилан внимательно вглядывается в выражение моего лица.

– О чем? – спрашивает Йон.

– Что-то узнала? Говори, – требует Блейз.

– На тебя снова напали? – взволнованно смотрит на меня подруга, недовольная, что сразу ей обо всём не сказала.

– Нет, – мотаю я головой, коротко взглянув на нее. – Никто не пытался больше меня убить. Но я правда кое-что узнала… и не уверена. У меня есть сомнения.

– Ну, расскажи нам, вместе решим, – поторапливает Алфи.

Я смотрю на Йона. Вот он будет в шоке.

– Кто-то пытался сбить меня на машине, так? – начинаю я издалека. – Но разве не лучше убить, как всех предыдущих? Зачем менять модель поведения? Это был кто-то другой. По крайне мере не тот, кто совершил первые два убийства… если конечно это были убийства.

– Убийства, я уверен, – твердит Дилан, у которого даже сомнений нет на этот счет.

Я киваю.

– Ближе к делу, Амбар, – Алфи смотрит на часы.

– Хорошо. Гаэль после того ночного происшествия ведет себя спокойно со мной. И будто даже не подозревая о моих приключениях. Разве это не говорит о том, что это может быть кто-то другой? – Я снова бросаю неуверенный взгляд на Йона. Он поводит головой: что ты пытаешься сказать? Так не хочется этого говорить, но я должна, потому что одна я не могу разобраться. Я так хочу верить Марио. – Марио Калеруэга. Не спрашивайте, как и почему, но я… нашла в его доме галстук Бланки. Он с инициалами, ошибки нет, так что он точно её.

– Что ты делала в доме Марио? – Взгляд Дилана пронизывает насквозь.

– Этот вопрос тоже под запретом, – улыбаюсь я неловко. – Я же сказала, не спрашивайте.

– И где ты его нашла? – уточняет Алфи.

И, наверное, ответ именно на этот вопрос – самое позорное во всей этой ситуации. Под кроватью Марио. Я бросаю горький взгляд на Йона, который сочувственно хмурит брови, а затем на Консуэлу. Мне не нужно ничего говорить: она всё поняла по одному моему взгляду. А может, с первого слова.

– Марио работает в школе лишь с прошлого года, – говорит она, смотря в глаза мне одной. Как бы говоря, не спеши, подруга, во всем его винить. Еще ничего неизвестно.

Про его недавнее трудоустройство я, честно сказать, не знала. То есть минус одно преступление: Мерседес он не знал. Черт! Ну конечно! Марио всего тридцать! Почему раньше я об этом не подумала? Вот я дура… Впрочем, ничего это не меняет. Никак его не облагораживает.

Он мог убить двух других девушек. Когда меня едва не задавила машина, неужели это был Марио? А потом как ни в чем не бывало приехал и забрал меня вместо того, чтобы добить? Что-то не сходится! А с другой стороны, я же позвонила ему, попросила о помощи, вот он и понял, что я не разглядела водителя и у меня в мыслях даже нет его в чем-то таком подозревать. А до того думал, что подозреваю? В этом причина ночной погони?

Я размышляю и всё больше запутываюсь. Мне омерзительны все эти подозрения и некрасивые мысли. Марио всегда был добр ко мне, а я сомневаюсь на его счет.

– Марио показался мне хорошим парнем, – вдруг произносит Блейз, с которым мы обучаемся психологии именно у этого спокойного и серьезного человека. – Он даже помог мне в одном деликатном вопросе.

Вот, даже Дилан уверен, что Марио ни при чем, так почему же я всё ещё допускаю его причастность? Потому что больше всего на свете не хочу именно этого?

– Голубой галстук с инициалами Бланки значит, – констатирует Йон. – И как выяснить, как он попал под кровать учителя английского? Есть варианты, кроме очевидного?

Я знаю, что это ради меня Йон пытается найти объяснение, которое, возможно, лежит не на поверхности, как любой бы подумал. Но сам он, почти уверена, думает так же. Просто пытается меня приободрить.

– А мы вон, спросим у Дани. – Консуэла поворачивается к Сото, меняющей учебники в шкафчике через одного от того места, где мы стоим. А ведь никто кроме нее не заметил близкое пребывание зеленоглазой русоволосой блондинки. – Чего гадать и строить предположения, одна хуже другой. Ты всё слышала. Признавайся, как галстук твоей подруги оказался в доме профессора Калеруэга?

Вот так в лоб. Прямолинейность Элы так ошеломляет девушку, что у той расширяются глаза от внезапной растерянности.

– Милая моя кузина, не заставляй меня ждать. Я этого не люблю, – сладко улыбается ей Консуэла.

Даниэла поднимает глаза на Йона и тут же прячет их от него.

– Дани, – голос Элы становится настойчивее и злее. – Я начинаю терять терпение. В твоих глазах я прочитала всё, что нужно. Не отстану ведь. Сделаю твою жизнь невыносимой. Итак, сейчас с тобой говорит хороший полицейский. Или тебе привычнее с плохим? – Моя подруга с грозным видом захлопывает шкафчик перед ее носом и опирается на него рукой.

Ребята мгновенно обступают Даниэлу со всех сторон, ожидая признаний и самых невероятных тайн и подробностей. И она, неуютно передернув плечами, делает глубокий протяжный выдох.

– Вы же знаете, как Беатриче свирепствует, когда кто-то из нас приходит без галстука…

– Что? – с непониманием морщит Дилан переносицу, что выдает в нем нетерпение. – При чем тут эта женщина? Говори яснее. Желательно уложиться до звонка.

– У тебя спросили, КАК он там оказался? – вмешиваюсь я, потому что ее медлительность не приносит мне успокоения, которого я так жажду. Жажду услышать, что Марио ни при чем.

– Так я к этому веду, – обиженно складывает она руки, враждебно на меня взглянув.

– Тогда будь как можно более краткой, – натягиваю я на себя искусственную улыбку.

– Кратко? Да легко, – разозлившись, она перестает ходить вокруг да около и говорит прямо: – Это мой галстук. То есть не совсем мой, но можно сказать на момент потери эта вещь была на мне.

Мы все растерянно переглядываемся: вот это поворот. Никто не мог и подумать о таком.

– Бланка как-то одолжила мне свой галстук, – продолжает эта вертихвостка, – ведь я забыла надеть свой. Беатриче меня бы выгнала. Ну, она меня выгнала, конечно. Но я быстро вернулась, если помните. Бланка всегда держала запасной галстук у себя в шкафчике.

– И что он делает дома у Марио? – Я сжимаю челюсти. – Подожди… только не говори, что тоже спала с ним.

– Ну-у… – она бессовестно закатывает глаза. – Ну, было разок. Все мы небезгрешны и падки на мужчин с грудой мышц, особенно на сексологов. Видимо, в тот единственный раз я галстук и посеяла. Бланка не особо ругалась, у неё было несколько комплектов школьной формы.

– Ну, просто чудесно, – в нервном смешке Йона слышится раздраженный сарказм. – А я переживал за неё. А на деле я был у тебя не единственный…

– И ты молчала?! – Мой взгляд горит гневом и мрачным изумлением.

– Зачем было врать? Люблю, не бросай меня, давай попробуем начать сначала… А сама прыгнула в койку к учителю. Это что, заразно? Обе мои девушки-подружки изменяли мне с учителями. У меня нет слов! В нашей школе завелась какая-то ненормальная секта? И сколько учителей в нее входит?..

– Замолчи сейчас, а, – поворачиваюсь я к нему, изо всех сил стараясь сейчас кое с кем не поссориться. – Кто бы говорил.

Йон зажимает зубы и отворачивается. Мой мрачный взгляд вновь упирается в мерзкую Даниэлу.

– Я просто… – она вздыхает, точно пожалев о сказанном, – нет, ну я что, дура об этом трепаться? Кто вообще о таком хвастается? Он трахнул меня и забыл, не хочу, чтобы все звали меня брошенкой или шлюхой на одну ночь.

– Да? А, по-моему, так и есть, – не удерживается от шпильки Йон, и я одариваю его еще одним предупредительным взглядом. – Амбар, прекрати. Ты будишь во мне совесть.

– Тогда не прекращу.

Он хмыкает, и угрюмый тяжело наваливается спиной на шкафчики.

Эла, стуча ногтями, барабанит по металлической дверце.

– Как мило, ты решила в кои-то веки позаботиться о своей репутации.

Дани выглядит оскорбленной, но на Элу это не производит эффекта, и девушка, грустно вздохнув, смотрит в сторону.

– Иди и нечего больше подслушивать.

– Я что, виновата, что вы громко… – Натолкнувшись на холодные голубые глаза, она запинается, поворачивается и уходит прочь.

На том мы все расходимся по классам. И вновь собираемся перед английским, который стоит у нас общим по расписанию. В углу, на диванчике.

– Мы выяснили, что Марио не виновен, – шепчет Дилан. – Не скажу, что не рад, но у нас опять ничего нет.