Мертвые, но Живые 2

Не виновен, но козел. Я считала, что у тебя особое отношение только ко мне. Слухи о тебе – которым я не верила – правда. Марио, знал ли ты, как больно будет мне в тебе разочароваться?

– Выглядишь ужасно, – склонившись, говорит мне на ухо Консуэла.

– Нет, нормально всё, – отвечаю без выражения.

– Точно?

Я киваю, но быстро добавляю:

– Понятия не имею, как вести себя у него на уроке.

Под конец дня чувствую неловкость, не зная, как объяснить свое поведение Марио, от которого я пряталась. И нужны ли эти объяснения? Может, оставить всё как есть? Зачем подпитывать эти отношения, верно? Просто надо держаться от него подальше. Но это трудно сделать, когда он мой учитель.

– Но ты же знала всё про него. Почему теперь тебя это так задевает? Когда, к тому же, он изменился. Все это видят. Интрижка с Дани была несколько месяцев назад. Мне он тоже показался другим человеком. С тех пор он смотрит только на тебя.

– Другим человеком? – цепляюсь я за невозможное, боясь думать об этом невозможном.

– Да… Вообще-то, как и ты, – неожиданно произносит она с улыбкой, и я с грустной усмешкой опускаю голову.

– Эй, девочки, о чем шепчетесь? У нас ноль идей. Давайте думать сообща.

Ребята в поисках убийцы зашли в тупик. И в тот момент, когда мы начинаем обсуждать дальнейший ход действий, ко мне подходит Омар Монтеро.

– Тише, ребят, – одергивает всех Алфи. – У нас тут заблудшая душа.

– Можно тебя на пару слов? – спрашивает Омар, смерив всю компанию подозрительным взглядом.

– Меня? – стараюсь не показать своего изумления. – Конечно.

В смятении оглянувшись через плечо, я отхожу от друзей. Они точно так же не понимают, что происходит.

– Хотел напомнить о завтрашнем дне поминовения Мерседес. Ужин в восемь. Ты с Карлосом никогда не пропускала… – вопросительно замолкает парень.

Ежегодный ужин в честь Мерседес Монтеро? А это идея.

– Да-да, конечно же я приду, – уверяю я серьезно, размышляя про себя только об одном: мы были близки с Мерседес? У нас же разница с ней девять лет. Сейчас ей было бы двадцать шесть или двадцать семь.

Омар уходит. Я задумчиво шагаю обратно к ребятам. Где добыть адрес? Ладно, положусь на Карлоса. Куда он приведет, там и ужин.

– Надо воспользоваться этой возможностью, – заявляю я, тут же поделившись своими авантюрными мыслями с друзьями.

– Хочешь проникнуть в дом семьи Монтеро? – одобрительно хмыкает Дилан. – А что, попробуй. Вдруг получится что-то найти. Мерседес, к примеру, могла вести что-то типа дневниковых записей.

– Поищу зацепки в ее комнате, – киваю я. – Наверняка родители сохранили её вещи.

– Судя по тому, что они девять лет не могут отпустить дочь и устраивают ей эти нелепые ужины, ты можешь оказаться права. Они могли запечатать ее комнату и так ни разу в нее не войти. Можно нарыть кучу зацепок, если в нее попасть.

– Я сделаю это.

Скосив взгляд, замечаю, что с Консуэлой творится что-то не то; она беспокойнее, чем обычно. Не раздражается, даже не отговаривает меня. Кажется, даже не слушает.

– Я в уборную, – бросает она, заметив пристальное к себе внимание и тут же найдя предлог, чтоб уйти.

С ней поговорить уходит Дилан, я не вслушиваюсь и отворачиваюсь.

Глава 44. Наверное, она просто его не заслуживает

К ней подсел чертов Блас, опередив зазевавшегося Алфи. "Прости", – шепнул он Амбар и привычно сел за ее спиной.

– Ты избегаешь меня, а мы ведь тогда не договорили… – начинает докучать бывший Амбар.

– Надеюсь, у Гарридо действительно была убедительная причина отнять у меня Йона на время занятий, – бурчит Амбар шепотом, повернувшись к приятелю лицом. – Иначе я пойду жаловаться.

Алфи отвечает ей легкой сочувственной улыбкой.

– Смотри, чтоб Марио не пришлось на тебя жаловаться, – кинув взгляд поверх нее, говорит он ей, и девушка вынуждена моргнуть медленно и сесть ровно, неловко чувствуя себя под недобрым взглядом учителя.

Калеруэга продолжает:

– Ум не определяется количеством информации, которой ты владеешь. Ум – умение выстраивать логику, опираясь не на одни только сухие факты, но и на чувства каждого индивидуума, с которым ты каким-либо образом взаимодействуешь. Каждого человека, взятого по отдельности. Вот что такое ум. Это не статистика данных, что ты собираешь ежесекундно и каждый день своей быстротечной жизни, это образ мышления в первую очередь. Ты можешь и не знать элементарных вещей, таких как физика, история, ораторское искусство, но при этом быть умным человеком. А можешь знать всё на свете, экономику, политику и биологию, и оставаться заурядной личностью, не блещущим истинным умом. Так что говорю в последний раз возомнившим себя умными и тем, кто к этому совершенству отчаянно стремится, – на этих словах Марио смотрит на Алфи, – не обязательно пытаться охватить необъятное только потому, что кто-то до вас это уже сделал.

Алфи Лок хмуро отводит взгляд от преподавателя английского. Марио попал в точку: его студент тратит почти всё своё время на учебу и на то, чтобы быть достойным сыном своих ученых родителей.

– Вы пока молоды, – теперь учитель обводит взглядом весь класс. – Учитесь прилежно, но не забывайте, что молодость с вами не навсегда. Если чего-то не успеете сделать сейчас, потом будете сожалеть, что потратили жизнь на нечто совершенно бессмысленное. Бросайте удовлетворять чужие ожидания и живите своим умом… и чувствами. Потому что потом у вас будет всё, а чувствовать вы будете себя всё равно несчастными… Десять, Алфи. Как всегда, – Марио кладет перед парнем его безукоризненно выполненную работу. – Хоть бы ошибку сделал.

– Вам не нравится, что в моей работе ни одной ошибки? – раздраженно переспрашивает Лок.

Амбар приходит в смятение и, не заметившая, как к ней уже почти склонился Блас, даже оборачивается, чтобы посмотреть на Алфи, действительно ли в нем бушует эта нестандартная эмоция.

– Мне нравится, как усердно ты учишься, – спокойно произносит Калеруэга. – Но разве у тебя, Алфи, не биологический профиль?

– Да, и что? – Алфи уязвлен и внутренне зол. И не понятно на кого: на мужчину стоящего перед ним, на себя или на родителей, которые бессознательно требуют от него одних успехов? Он сам не понимает, чье это желание – окружающих или его собственное – быть гениальным во всём; отсюда и раздражение. Слова Марио в первый раз заставили его в себе усомниться.

– Я только хотел сказать, что необязательно быть хорошим во всём. Делайте себе послабления хотя бы в литературе, которая вам в жизни не так сильно понадобится, как биология. Кому вы что пытаетесь доказать? Что вы умны? Вы умны, я не спорю. Но быть умным – не смысл жизни, Алфи. Я только пытаюсь вам это напомнить.

Алфи молчит, в глазах мрачная растерянность.

– Это не ваше дело, профессор, – наконец отвечает он, и Марио кивает, уступая:

– Как знаешь. Я только хотел помочь.

– Не надо, – огрызается Алфи, и Марио, посмотрев несколько секунд на него внимательно, проходит к следующей парте, за которой непривычно тихо и безголосо. – Паскуаль. Дотянул, поздравляю. Рад, что ты вернулся к нам.

Марио Паскуаль молча забирает свой тест на «удовлетворительно».

"Милые, как щенята", – хмыкает Амбар мысленно, когда Дилан прямо во время урока щекочет Консуэле шею, и она невольно хихикает. Теперь они вместе сидят за партой, и нет им дела до того, как это выглядит со стороны. А в это время Блас заигрывает с Амбар прямо перед носом ревнивого учителя. Она устала от него уклоняться и постоянно прикрывать ухо, потому что Блас не прекращает ей что-то шептать.

– Отстань ты уже от меня, – толкает Амбар от себя приставучего соседа. – Всё кончено! Хватит меня доставать! – выйдя из себя, выкрикивает она и вскакивает со своего места. – Простите, Марио. Но это уже невозможно.

– Но я же… Амбар, – Блас хочет объясниться, но его игнорируют по полной программе.

Собрав всю канцелярию со стола, девушка уверенно оборачивается к Алфи:

– Сядешь на мое место?

– Давай, – хмыкает он, дерзко посмотрев на раздосадованного Бласа.

Когда друзья меняются местами, у Марио немного отлегает от сердца. Он уже сам подумывал выгнать этого Вальдеса, который его любимой ученице покоя не дает. Подкатывает яйца прямо у него на глазах!

– В чем дело, Блас? – Голос учителя звенит от ревности. – Зачем тебе Амбар? Спроси меня, если есть вопрос по теме теста.

– Нет, Марио. Это личное, – сдержанно отзывается ученик, отлично контролируя свои эмоции.

– Всё ваше личное, – мужчина небрежно указывает на коридор, – вон за той дверью. И пока ты не научишься делить личное от учебного процесса, я запрещаю вам с Амбар садиться за одну парту. Возьмись наконец за ум.

– А Алфи вы говорили совершенно другое, – парирует черноглазый выскочка.

– Да нет, ему я говорил то же самое, Блас, – усмехается Марио снисходительно. – Если конечно ты внимательно меня слушал.

– Ага, слушал он, – в голосе с задних рядов слышится ирония. – Но только запретные флюиды Амбар. Не может никак смириться с тем, что она его бросила.

– Эй, неудачник, рот закрой, – произносит Вальдес обманчиво спокойно. – У тебя лишние органы?

– А ну прекратить. – Учитель останавливает назревающую стычку и продолжает урок.

Как только звенит звонок, с рюкзака Элы выпадает полупустая пачка противозачаточных таблеток. Дилан растерянно пялится на пол, ведь они уже несколько дней не спали вместе, а когда спали – использовали презервативы. Да в конце концов не так много они провели ночей вместе, чтобы на это угрохать больше десятка таблеток!

– Эла… – Тяжелый взгляд поднимается на девушку, быстро подобравшую развороченную упаковку и два блистера: один практически пустой с единственной пилюлей, второй с двумя вскрытыми ячейками.

Никто ничего не заметил. Только двое самых близких людей, чей мир единовременно пошел по швам.

– Мне пора. – Раздраженная, Консуэла срывается с места внезапно и нервно; убегает под руку с опешившей Амбар, которая была занята тем, что пялилась на учителя, не спеша захлопывала учебник и ничего другого не замечала.

Дилан зол, обижен и, в коридоре бросив ревнивый взгляд на Консуэлу, которая в этот момент так же нервно обернулась на парня, уходит совсем в другую сторону.

"Рано или поздно он бы узнал, – шепчет ей голос в голове. – И самое ужасное – у меня не найдется для него оправданий". Это конец, да? Она его потеряла. Правильно, не надо было и начинать. Дилан… наверное, она просто его не заслуживает.

Глава 45. Амбар

– Каталина, – вдруг кто-то называет мое имя, и я останавливаюсь, чтобы тотчас рефлекторно обернуться через плечо с вопросом:

– Да?

Мне не сразу приходит на ум, что обращение было адресовано не мне. Только встретив напряженный, будто немного удивленный, взгляд учителя английского, я понимаю, насколько странно себя повела, ведь отозвалась на чужое имя.

Между нами всего несколько метров коридора.

Боковое зрение улавливает движение, и мои еще растерянные глаза очень скоро находят Суэйро. Ту Каталину, к которой, по-видимому, и обращались. Недоуменная девушка возвращается к учителю, замешательства Королевы Школы та не заметила: просто не смотрела в мою сторону.

– Сеньор Марио, вы что-то хотели? Что-то не так с моей работой?

– Ты чего это? Пойдем, – не беря во внимание явно странное поведение подружки, бросает Консуэла небрежно.

Оборачивает руку вокруг моего плеча, собираясь подтолкнуть идти вперед. Как она это видит: мы, обе дуры, ни с того ни с сего встали посреди коридора, чтобы быть зашибленными толпой учеников. Ясное дело, её это не прельщает.

Я же не в силах побороть притяжение – этот неподвижный учительский взгляд, устремленный как и раньше на меня, удерживает на месте какой-то заповедной тайной. В нём ясно читается какое-то послание. И эта поза… мужчина будто застыл, не зная, что делать дальше. Я привела его в такое волнение? Думает ли он, что я странная? Или просто в моих глазах отыскал грешные воспоминания о том нашем поцелуе. Но какими бы тягчайшими обстоятельствами мы оба ни прикрывались, ни один не жалеет о нем. Ни один не жалеет, что поддался страсти. А если копнуть в меня еще глубже, прямо в бесперебойную сердечную мышцу, я буду выглядеть совсем уж жалкой, потому что больше не смогу скрывать прежде всего от себя самой того факта, что до сих пор не отказалась от безумной надежды, где Марио, может так статься, и есть мой Илья. Знаю, моя вера нелепа, но… а вдруг? Пожалуй, в таком случае это многое бы объяснило. Взять хотя бы этот недолгий миг и его потрясенный вид – прошу, просто скажи это, Марио. Скажи, что ты понял всё по моей реакции. Понял, кто я есть на самом деле. Твоя Каталина.

Но очень долго ничего не происходит, и в конце концов я поддаюсь тактильным уговорам Элы, которая не перестает раздраженно тянуть за руку. Не без разочарования, я отворачиваюсь. Наверное, это всё же не он.

– Сеньор Марио? – в нерешительности повторяет Суэйро, пока я медленно переступаю шаг: как же не хочется уходить!

– Нет. Нет, ничего… Знаешь, Каталина, думаю, твои материалы разберем в следующий раз, ты можешь идти, – невольно подслушиваю я неожиданно торопливый говор Марио, а потом… клянусь, это похоже на гром: – Амбар!

Я не успела далеко уйти, и оборачиваюсь мгновенно. Оцениваю выражение лица: печать взволнованного состояния никуда не делась, однако мужчина выглядит уже куда собраннее и строже. Почти как обычно.

– Задержитесь, пожалуйста. Я должен обсудить кое-что с вами. – Он указывает рукой на открытый кабинет. – Прошу в мой класс.

Первые шаги я делаю неуверенные, почему-то меня бросило в волнение, а затем решительно прохожу мимо мужчины, ожидающего меня возле двери. На секунду сбиваюсь с шага, обуянная близостью мужского биополя, и в этот крохотный момент какая-то неведомая сила заставляет взгляд скользнуть на лицо Марио. Он смотрит на меня почти дикими глазами, поэтому я решаю поскорее пройти внутрь. Кажется, ухожу слишком далеко в помещение – останавливаюсь возле стола и тут же разворачиваюсь. Думается мне, будет лучше, если между нами останется хоть сколько-то приличное расстояние для маневра. Во всяком случае, пока я не пойму, для чего я здесь.

Видя, как он проворачивает замок, я напрягаюсь. Не от страха, нет… конечно, нет. Скорее от предвкушения его слов. Ведь не может быть, чтобы… смотрю на него вопросительно, ничем не выдавая своей занозы в сердце.

И вот он поворачивается, смотрит на меня, будто не верит своим глазам. Застыл там неуверенно, сжал-разжал подрагивающие пальцы в кулак, блуждающим взглядом продолжает изучать мое лицо.

Моя правая рука на ощупь проходится по учительскому столу и небольшим бумажным стопкам, я начинаю двумя пальцами теребить уголок одной из них.

– Марио? – нерешительно зову я, голос чуть подводит меня. "Что происходит?" – наивно спрашивают мои потерянные глаза.

– Каталина? – Я не понимаю, вопрос ли это, но произнесено было с такой дрожью.

Смотрю на Марио большими глазами.

Что он, черт подери, только что произнес?

– Каталина же… так ведь? – Мужчина делает шаг, второй, и больше не приближается. Ждет чего-то.

Внутренние слезы жмут горло, и я продолжаю таращиться на учителя, испытывая всё большее и большее ошеломление.

– Пожалуйста, скажи, что это ты, – умоляет он вдруг, понизив голос до густого, затрудненного шепота. – Или я уже просто схожу с ума, – качает учитель головой, уставший разом и разуверившийся в реальности вокруг.

По моей щеке сползает одинокая слеза, она привлекает его жадное внимание, он прекращает свое метание и весь будто замирает изнутри. Казалось, он затаил дыхание в ожидании… еще хотя бы одного сигнала от моего тела.

И наконец, словно не своими губами, я выдыхаю одно единственное слово:

– Илья? – Как же было тяжело произнести это имя!

Я пытаюсь сказать что-то еще, наверное, что-то спросить, но мою грудь сдавливает нечто инородное, и я остаюсь стоять обессиленная.

Будто только того и ждал, парень незамедлительно срывается вперед и обхватывает мои затвердевшие от напряжения плечи. И почти сразу беспокойные сильные руки подскакивают с плеч, и я чувствую их нежную лихорадку уже у себя на голове. Он зажал ее меж своих больших ладоней и теперь пристально вглядывается мне в глаза.

– Это правда ты, – заговаривает он на русском, дыша на меня своим жаром. – Господи, как такое возможно? Это тело… это невероятно… – и добавляет наполовину облегченным, наполовину голосом, разом лишенным сил: – Ка-а-ак?

– Я не знаю, – мотаю головой. Всё еще не могу прийти в себя. Я будто вижу сон.

Одно быстрое движение – он жадно целует меня, прижав к груди: обхватив одной рукой плечи, завернув затылок и мои волосы в другую. Я настолько растеряна происходящим, что почти не чувствую его губ. Не сразу могу сориентироваться или что-либо понять, чтобы как следует ответить. Поцелуй обрушился на меня как электрическое цунами – я могу лишь стоять и ловить дрожащим ртом воздух, отрешенная и пораженная переизбытком самых разных эмоций: от адреналина до полной пространственной невменяемости. Но, черт возьми, как же я скучала! Как приятно неуклюже задыхаться от его поцелуев, клеймящих ненасытно и голодно мои онемевшие губы.

Не останавливайся. Только не останавливайся.

Я начинаю ловить настоящий кайф, бездействуя. Жадно дышу и позволяю осыпать себя поцелуями. Находить языком мой и присваивать мои вздохи. Мы не можем надышаться друг другом. Такая сила, такая боль и суета в его порывах – он так истосковался по мне!

– Как… как вышло?.. Что случилось? – дышит жарко мне в губы, не переставая их мять.

– Я-а… Амбар наглоталась таблеток, они лежали повсюду, еще была записка, – начинаю я тараторить под градом угасающих поцелуев. – Она покончила с собой, я проснулась уже в здоровом теле, не знаю как. А что насчет тебя? Что с тобой было? Марио тоже отчего-то умер?

Мы явно говорим не о том, но мысли бессвязны и пока не пришли к тому, что действительно важно. Мы ослеплены и чрезмерны.

– Не знаю, не уверен, – срываются обрывки фраз мне в губы. – Я просто очнулся.

Я так же почти не соображаю.

– Может, сердечный приступ, какая-то другая болезнь?

– Да. Думаю, да, – не отдавая себе отчета, бормочет он в эйфории. Меня опять крепко целуют, вышибая дух. Сильно и нежно.

Когда мужчина размыкает наши рты, мне хочется еще, однако всего этого слишком мало, чтобы высказать наболевшее.

Поэтому я вскидываю руки и оборачиваю их вокруг шеи парня, прижимаясь как можно ближе, теснее, крепче. Касаюсь ее носом и признаюсь в отчаянии:

– Я была на твоей могиле.

– Так вот для чего ты летала в Россию, – нервно усмехается он, обнимая настолько сильно, насколько позволяют мои кости. – А ведь я тоже… Не успел на твою прощальную церемонию, но пришел, когда все ушли.

– Надо было раньше догадаться, – продолжаю сокрушаться и извергать поток досадных мыслей. – Слишком много совпадений. Самолет, книги эти у тебя дома… Ты всё это время был поблизости, а я не могла даже…

– А я сразу заподозрил в тебе…

– Сразу? – мы всё время перебиваем и не даем договорить друг другу. Всё это слишком для нас обоих. – А разве ты не Эстер сперва…

– Думал, но сразу отмёл, – возбужденно и быстро опережает он с ответом. – Мне все время казалось, что Амбар… что за этими черными непроницаемыми глазами скрывается именно моя Каталина. Но я боялся в это верить и убеждал себя, что это невозможно. Я даже не был уверен в собственной вменяемости, так что…

– Ты не решался мне сказать, – угадываю я с пониманием, едва поспевая в этом бешеном ритме откровенности вставлять все свои мысли. Всё, что я хотела бы ему сказать. Притом на русском.

– Да.

Он наконец выдохся.

– И я. – Я беру паузу, чтобы взять эмоции под контроль. – И я не могла поверить, но во мне почему-то жила надежда… может, стойкая уверенность, что если кто и мог бы быть тобой, так это шикарный во всех смыслах учитель Марио.

– Учитель Марио? – хмыкает он, подкалывая.

– Ты, дурачок, – срывается короткая усмешка. В конце концов мы оба обрели некоторое подобие спокойствия. – На прежнего Марио я бы даже не взглянула. Судя по слухам, он был тем еще засранцем и Казановой.

– Наслышан, – слышу смешок под ухом, – и уже испытал на себе издержки его репутации. Ощущения не из приятных. Меня тут все ненавидят.

– Знаешь ли, ты не одинок в этом. Меня здесь недолюбливают куда сильнее, чем местного чистокровного донжуана.

– Но тебе весьма споро удалось изменить мнение о себе.

– Чего можно сказать и о тебе.

– Да, мы оба преуспели, мы молодцы.

Еще одна пауза. И ещё тише:

– Прости. Прости меня. – Я отклоняю голову и заглядываю в голубые глаза.

– Ты извиняешься за-а?.. За то, что сразу не нашла меня или что бросила? Там, в прошлой жизни.

Он говорит это легко, не обвиняя, поэтому моя вина ощущается не так острее на самом деле. И всё благодаря этим теплым глазам, которые рады мне, несмотря ни на какие сложности.

– Не знаю точно. За первое… или за второе, – я опускаю глаза, вздыхаю и снова их поднимаю. – Просто прости... И просто поверь, на то у меня были причины.

Я бы не стала намеренно делать тебе больно.

– Может, самое время о них рассказать? – ненавязчиво предлагает Илья, несколько небрежно, чтобы не спугнуть меня. – Я здесь и готов слушать. Что бы это ни было. От навязанного договорного брака до какой-нибудь психотравмы. Я всё готов принять, ты меня знаешь. – И продолжает уже чуть серьезнее, как и всегда не способный надолго удерживать маску спокойной безмятежности: – Не понимаю только одного, можно же было еще тогда открыться мне, чего ты боялась? Что помешало тебе поделиться со мной своей проблемой? Я весь твой, это ты тоже знаешь. Тогда какие могут быть сомнения? – продолжает он рассуждать и приводить доводы, пожимая в непонимании плечами.

Пора признаться, сейчас уже можно. Но всё равно это не легко:

– У меня была опухоль мозга, Илья. Я умирала.

Его взгляд застывает. Тяжелый, немигающий. Я делаю горький вздох и, осторожно отстранившись, опираюсь руками на стол позади себя. Склоняю голову себе на грудь.

– Под конец я мучилась головными болями, таблетки перестали помогать. Операция была рискованная, практически невозможная. Сначала я отказалась. Бросила наконец одного придурка, с которым всё было сложно и неправильно с самого начала. Приехала к Софи, чтобы дожить свои последние недели в кругу друзей. Зависая в клубах и растворяясь в музыке. А тут взял и появился ты. Такой хороший, весь из себя… правильный. Просто замечательный. С ног до головы. И я… да, влюбилась, а как иначе? – Я поднимаю на парня отчаянный взгляд. – Могла я хоть напоследок быть счастливой?

– Что было дальше? – глухо спрашивает он, и я снова упираю взор в пол.

– Когда Софи и Лале узнали, что происходит со мной…

– То есть им ты сказала, а мне нет? – уточняет он этот момент, не без обиды, но и без обвинения.

Я безостановочно качаю головой, вспоминая, как тяжело мне было.

– Я никому не говорила. Они сами узнали. Это вышло случайно, я не собиралась… – истерично усмехаюсь, – таблетки просто выпали у нее на глазах. Чертовые, бесполезные таблетки!

В этот момент Марио делает молчаливый шаг и просто заключает в объятия. Меня чуточку отпускает.

– Потом… – как же приятно у него на плече, – потом Софи уговорила меня на операцию. И я решила, что вернусь к тебе уже после… ну, ты понимаешь. Когда всё будет позади… если конечно оно будет.

– Ты решила… – повторяет он эхом. – Каталина, почему ты лишила меня права тоже решать? Я бы поехал с тобой, разделил…

– Я не хотела этого! Не хотела, чтобы я умерла на твоих руках. Шанс был никчемный. Все связи отца, миллиарды денег не могли мне помочь, они были бессильны перед этим роком. Тебе было бы очень больно. Больнее, чем просто расставание.

– Не больнее, Кати. Это боль одинаковой силы. Мне наше расставание было равносильно боли от утраты. Не говори о том, чего не знаешь. – Он тихо вздыхает и бессознательно массирует мне затылок, который сжал заботливой рукой. Пальцы глубже зарываются мне в волосы. – Я бы хоть понимал почему… ладно, всё это уже в прошлом. Вселенной, дьяволу, Господу Богу, неважно кому, было угодно дать нам второй шанс, и я полон решимости им воспользоваться.

Парень отводит мою голову от себя, заглядывает в глаза.

– Ты можешь объяснить, что с нами произошло? – спрашиваю я в прежнем смятении.

– Нет, не могу, и пытаться не буду, всё это выше моего понимания и представления о мире. Я наконец нашел тебя, и я наконец счастлив, – голос его тверд и беспристрастен.

Я киваю:

– Ладно… Ладно, согласна, не будем пытаться разгадать этот секрет.

– Воля Богов не наше дело, – только и произносит он задумчивым шепотом.