Полная версия
Последняя Европа
– Уходи! Ты не заслуживаешь никакого хорошего способа!
Ну, что мне ещё оставалось делать?
В защиту несправедливо обруганной сказки, хоть я и рискую показаться читателю до невозможности занудным: «Ведьмочка Аннабель», написанная Утой Мауэрсбергер, – пусть не шедевр детской литературы, но эпитета «дурацкая» она тоже не заслуживает.
13
Когда недоумение прошло, явился гнев. Вот уж, действительно, маленькая ведьма! За что она меня обидела? Какое зло я ей причинил? Знала бы она ещё, как трудно мужчине в таких случаях остановиться! И вот, вместо благодарности…
Прошёл и гнев. Осталась печаль, растерянность, непонимание, что делать дальше.
Долго предаваться моей печали и свалиться в чёрную тоску у меня не получилось: в восьмом часу зазвонил телефон.
«Олег Валерьевич, простите, что беспокою вас, но Каролина сама не своя: лежит на кровати ничком, никого к себе не подпускает и ревёт в три ручья, вся подушка от слёз, наверное, промокла… Что произошло? Вы… поссорились?»
– Ирина Константиновна, да, что-то вроде! – признался я. – Но я, во-первых, не понимаю, насколько честно по отношению к Каролине будет с моей стороны вам расска…
«Простите, как это “нечестно”?! – возмутилась собеседница. – А кому ещё вам рассказывать?! Я мать, в конце концов!»
– Да и не телефонный это разговор…
«Приезжайте к нам!»
– Ну да, ну да, – усмехнулся я. – Чтобы Михал-Сергеич, пользуясь случаем, заодно открутил мне голову.
«На Михаиле Сергеевиче тоже лица нет! Он этой истерикой перепуган, словно ребёнок! Он по отношению к дочери всегда – сама деликатность, а вы его рисуете каким-то монстром. Как вам не стыдно!»
– Хорошо! – решился я. – Я приеду, но подниматься, с вашего позволения, не буду. Встану у вас под окнами, верней, у калитки. Вы спуститесь ко мне, и мы посидим в машине. Согласны?
– …Так что случилось, Олег Валерьевич?! – мать девушки с шумом захлопнула дверь автомобиля.
– Случилось – но мне так неловко… Случилось, в общем, то, что Каролина попыталась…
– …Вас соблазнить? – догадалась Ирина Константиновна.
– О, как вы попали в точку, но как это грубое слово не отвечает настроению, хотя, может быть, и отвечает фактам…
– И вы, конечно?..
– Вы ошибаетесь: я устоял. Ценой сверхусилий, между прочим… А это как раз и вызвало бурную реакцию: я, мол, плюгавая, расчётливая, немецкая душонка, почтальон Лукас из «Ведьмочки Аннабель»…
– Откуда-откуда?
– Из «Ведьмочки Аннабель». Детская сказка, изданная в ГДР. Вы читаете по-немецки? Могу вам принести.
– Нет, спасибо… Так она ревёт в подушку уже не знаю какой час из-за того, что вы оказались почтальоном Лукасом?
Ирина Константиновна откинулась на спинку сиденья, выдохнула. Негромко удовлетворённо рассмеялась.
– Вам хорошо смеяться! – заметил я, почти жалобно. – А мне-то каково? Мне-то что делать?
– Ничего не делать, Олег Валерьевич: милые бранятся – только тешатся. Смешно даже, что вы… Послушайте, хотела спросить: неужели у вас с первой женой в начале вашего знакомства не случалось ничего такого?
– «Единственной женой», вы хотите сказать: я был женат только однажды.
– Ну, какие ваши годы… Хотя вы – почти мой ровесник! Извините, перебила.
– Нет, с Кристиной у меня ничего такого не происходило! Кристина была прекрасной женщиной и женой, но немного приземлённой, что ли. Как, впрочем, и я – приземлённый, заурядный человек, и, наверное, почти все мы. А вашу дочь, Ирина Константиновна, я просто начинаю бояться…
– Понятное дело! Думаете, я её не боюсь?
– Не в том смысле: в ней такой заряд юношеской чистоты, искренности, что…
– Ну, ну, начали… Вам, конечно, простительна вся эта глупость, на правах жениха, что ли… Боюсь, со стороны Карлуши будут и новые попытки…
– Думаю, нет!
– …И заклинаю вас, Олег Валерьевич: сохраните ту же самую принципиальность! Вы выросли сегодня в моих глазах – постарайтесь в них не упасть!
– Постараюсь… А я вас в свою очередь очень прошу, Ирина Константиновна: не рассказывайте Кэри ни слова о нашем сегодняшнем разговоре!
– Это почему ещё?
– Потому, что она его воспримет как моё предательство: мол, её родители для меня важнее её самой.
– Вредная, вредная, гадкая девчонка… Как же мне не рассказать? Чем я должна её утешать? Думаете, мне легко смотреть на этот всемирный потоп? Послушайте, поднимитесь к нам, прямо сейчас!
– Нет, как можно! Тогда она тем более поймёт, что мы с вами сговорились, якобы – против неё, и проклянёт меня на веки вечные.
– Понимаю… Дайте мне ваш телефон! Ну дайте, дайте, не съем я его! Как она у вас записана – «рыбка», «заинька»?
– Нет, просто «Каролина»… Позвольте, что вы пишете?!
– Готово, отправила! Что я написала? «Я очень тебя люблю».
Я в свою очередь откинулся на спинку сиденья и, подумав, негромко рассмеялся:
– О, вы мудрая женщина!
– Я? Конечно, мудрая, а вы бы и сами могли сообразить! Седина в бороду, а не понимаете таких простых вещей! Ладно же! Скажете мне ещё однажды спасибо…
Мы тепло попрощались.
14
Не знаю, мудрое ли сообщение Ирины Константиновны было тому причиной или что другое, но мы с Кэри помирились уже на следующий день. Вечером без всякого предупреждения в мою дверь позвонили.
Каролина явилась в наряде, который без особой натяжки можно было назвать погребальным: длинная чёрная юбка в пол, чёрная глухая блузка с длинными рукавами; волосы, которые она с лета успела немного отрастить, собраны в хвостик в районе затылка (самая, на мой взгляд, неженственная причёска, и сдаётся мне, что я однажды говорил ей, какие причёски считаю самыми неженственными).
– Ты могла бы мне позвонить, предупредить, – пробормотал я, стараясь, чтобы мои слова не прозвучали как упрёк.
– Специально не позвонила! Думала: вдруг застану вашу любовницу?
– Ах, да! Тогда конечно…
Мы прошли в комнату.
– Ваша смс! – начала девушка с места в карьер. – Я вчера только после неё и уснула – хотя нет, зачем вам знать… А сегодня с утра думала про неё, думала… Она такая короткая, такая – холодная! Такая продуманная, такая рассчитанная! Будто вы спросили нейросетку, что́ написать расстроенной девушке, и она вам сочинила: ни одного лишнего слова, ровно столько, сколько нужно, чтобы уже успокоилась эта идиотка! Или будто моя мама его написала… – я на этом месте с трудом удержал улыбку. – Мне даже показалось, что так и было: я вчера нафантазировала себе не пойми что, – продолжала Кэри. – Не моя мама вам его продиктовала, нет?
– Можно я оставлю это без комментариев?
– Да, конечно: зачем комментировать фантазии такой дурёхи… А ведь я в самом деле дурёха. Простите меня! Вы, наверное, очень на меня сердитесь. Мы, молодые девушки, настолько уверены в своей «высокой рыночной цене», что забываем: у мужчин тоже могут быть чувства. Или их нет: как смешно… Я после того письма ни разу не спросила, хотите ли вы меня дожидаться, будто это само собой разумеется – а ведь не разумеется! Даже и вчерашняя смс… Я бы так хотела поверить этим четырём словам! А могу? Само то, что их всего четыре, хотя и не в этом дело. Слова – словами, а поступки доказывают другое. Знаете, это – страшный удар для девушки: думать о себе невесть что и вдруг узнать, что она – всего лишь ведьмочка с пауками в волосах, а почтальон Лукас уже вовсю крутит педали. Вот, я специально даже их собрала, чтобы сегодня из них ничего не сыпалось…
Здесь я не удержался – коротко рассмеялся, но девушка только еле улыбнулась. Спросила жалобно:
– Скажите мне правду: вы ведь меня не любите?
Мне оставалось только сесть на диван, сцепить руки в замок, опустить голову. Да, приехали. Полгода! Полгода терпеливых встреч, сдержанности, деликатности, робких надежд, и ради чего? Чтобы в итоге услышать такую вот ахинею?
– Как же тебе не стыдно, – прошептал я, имея в виду именно то, что говорю. – Как же тебе не стыдно…
Не могу точно сказать, навернулись ли тогда у меня слёзы на глаза или нет. Надеюсь, что нет, но если и да, прошу меня не судить за это строго. Каролина присела на корточки и встревоженно заглянула мне в глаза.
Не помню, как она снова оказалась в моих объятиях, и не очень помню, что произошло сразу после, помню только, что мы снова остановились едва ли не в последний момент. Разумеется, эта остановка опять привела к лёгкой размолвке, но теперь мне, по крайней мере, не кричали: «Уходи!» Что ж, и на том спасибо.
Рассказ про обещание, данное мной Ирине Константиновне (а ведь я должен был в нём признаться, разве нет?) предсказуемо вызвал новую вспышку гнева, и мне не сразу удалось убедить Кэри в том, что без этого обещания её родители меня в следующий раз и на порог бы не пустили.
– А зачем тебе нужно, чтобы тебя в следующий раз пустили на порог?
– Потому что я думаю о нашем общем будущем!
Девушка осеклась. Заговорила, немного помолчав, другим, серьёзным тоном:
– Я тоже думаю о будущем. Вот, например, я теперь самостоятельно изучаю графический дизайн и веб-дизайн. Через пару-тройку месяцев, если всё получится, буду брать первые заказы на бирже фриланса.
– Как будто не очень романтичное занятие для совсем молодой девушки? – усомнился я.
– Да, ещё бы! Веб-дизайн – это не священница, не женщина-самурай и не глава государства, – она слабо усмехнулась. – Но это – профессия, вернее, ремесло: случись что, оно меня прокормит. Ну, или другое… Да и то: пора браться за ум, куда дальше откладывать? Я думаю о дальнейшей учёбе. После школы передо мной два варианта: факультет информатики в государственном университете или специальность «Дизайн» в художественном училище.
– Я очень рад! – сказал я искренне. – И к чему ты больше склоняешься?
– К первому… да разве важно? Ты очень рад, да я сама не рада! Я, видишь ли, уже знаю наперёд, что́ будет с моей жизнью – примерно, то есть. Всё как у всех, если вынести за скобки небольшие… декоративные элементы. И мне от этого – плохо! Ты не представляешь, как мне от этого плохо! Словно чёрная клякса стянула всё в груди. Хотя с чего бы? И даже стыдно: где-то дети умирают от голода, а я здесь, сытая, благополучная и даже любимая – любимая ведь, да? (она пристально заглянула мне в глаза) – бешусь с жиру, верней, не с жиру, конечно, а от нехватки смысла в жизни! Я, когда тебе писала про подарок, не от неблагодарности так писала! Милый мой, найди мне занятие, найди мне точку приложения сил! Ты старше, ты умнее – неужели не найдёшь? Всего ничего осталось до моего поступления в вуз, полгода, а дальше жизнь и совсем пойдёт по накатанной! Пока она не пошла по накатанной, пока я не погрузилась по уши в обывательское болото, найди мне занятие, так, чтобы в нём была и тайна, и открытие, и подвиг! Только не говори, пожалуйста, что моё главное занятие сейчас – хорошо учиться и быть послушной девочкой! Я тебя за это… возненавижу!
Страшно! А тебе бы не стало страшно, уважаемый читатель?
– Я боюсь тебя, Кэри! – признался я. – Я обычный человек, достаточно бесцветный, что бы ты там ни говорила, и этому бесцветному человеку ты свалилась на голову, как – фейерверк, как сундук с загадками! Я и в прошлый раз, наверное, тебя боялся. Ты бежишь вперёд, как длинноногая лесная лань, а я еле поспеваю за тобой, как старая собака со свалявшейся шерстью и высунутым языком…
– Неправда!
– Нет, почти правда! И поэтому дай мне хотя бы месяц! В моей повседневности, в моей профессии я занимаюсь более простыми вещами, поэтому мне нужно время. Я… поищу тебе занятие, такое, чтобы в нём была тайна, открытие и подвиг. По крайней мере, я попробую…
15
Поди туда не знаю куда, принеси то не знаю что! Вот уж весело – стать Федотом-стрельцом на пятом десятке! Дарья Аркадьевна, «матушка Дорофея», могла бы, пожалуй, дать ответ этой юной душе. А я – разве матушка Дорофея?
Возможно, я втайне надеялся, что мой драгоценный учитель явится мне во сне и укажет, что делать. Этого не случилось. Но всё же воспоминание о ней не пропало зря: я понял, в каком направлении двигаться, и через два дня уже набирал номер Каролины. Когда она ответила, я, беря с неё пример, сразу взял быка за рога:
– Кэри, есть мысль, может быть, не совсем зряшная. Тебе стоит открыть «Евангелие Маленького принца»…
«“Евангелие Маленького принца”? Ту тоненькую книжечку, написанную учителем Дарьи Аркадьевны?»
– Нет, не её, а мой роман, законченный прошлым летом.
«Ах, твой роман…»
– Да, именно его. Пожалуйста, вчитайся в него, прочти его с лупой, даже, если хочешь, под микроскопом, и поищи в нём ответ на свой вопрос!
«Как странно! – удивилась она. – Ты сам – автор, и ты не можешь мне дать ответа, а твой роман даст?»
– Ты же знаешь, что это не столько роман, сколько хроника! А тот, кто пишет хронику, должен себя устранять, должен дать говорить другим. Может быть, эти другие намекнут на ответ…
«Это какая-то игра? Ты уже знаешь ответ, а хочешь, чтобы я поискала?»
– Ничего подобного!
«Может быть, ты это всё придумал, чтобы я просто занялась чем угодно и не компостировала тебе мозги? Может быть, если бы у тебя не было своего романа, ты бы мне “Войну и мир” подсунул – на, деточка, играйся?»
– Кэри, как не стыдно!
«Стыдно, – вздохнули на другом конце провода. – Хорошо, я попробую. Почитаем ваши сочинения, господин Поздеев, почитаем… Нет, на самом деле, без шуток, спасибо! Если даже ничего и не выйдет, ты хотя бы думал о моей просьбе, хотя бы пытался, понял меня, принял меня всерьёз. Обожаю тебя…»
Я выдохнул с облегчением.
Советуя Кэри перечитать мой прошлый роман, я держал в уме три цели, имел три надежды.
Во-первых, девушка могла загореться образом изучения философии – тем, чем под руководством незнакомого мне Азурова и занималась юная Дарья Аркадьевна. Изучение философии – дело разом и благородное, и безобидное. Будет только замечательно, если её юношеский пыл весь уйдёт в это русло.
Во-вторых, Каролину мог увлечь образ тихого мистицизма, тайного духовного делания. Правда, если такое делание потребует монашества в миру, мои планы о совместном будущем с этой девушкой будут перечеркнуты большим жирным крестом. Увы, увы…
В-третьих, Карлуша могла бы просто захотеть написать подробную, детальную биографию Дарьи Аркадьевны, для чего ей потребовалось бы и время, и совершение новых открытий, и разгадка тайн, и, так сказать, подвиг (общение с православными «друзьями» вроде Мефодьева – чем это, спрашивается, не подвиг?). Работа над биографией будет способствовать росту её исследовательских навыков и привьёт вкус к науке, а этот вкус в свете скорого поступления в вуз – дело крайне желательное.
Ни одной из моих тайных надежд не суждено было сбыться. Я и представления не имел, к чему приведёт моя задумка!
16
В очередную субботу, закончив школьные занятия, Кэри появилась у меня на пороге в оригинальной клетчатой кепке с длинным козырьком.
– Февраль тёплый, но всё же не настолько, – обеспокоился я за неё. – А впрочем, понимаю, это образ. Тебе только второго козырька сзади не хватает, чтобы…
– Чтобы получился настоящий deerstalker, верно! – она чмокнула меня в щёку. – Настоящих у нас не продают, но этот тоже годится. Та – та-ра-та – та-ра-ра-ра-ра! – промурлыкала она мелодию из популярного телефильма времён моего детства.
– Мне приятно, что ты смотришь советскую классику, – похвалил я её.
– Нет, что вы, сударь, только анимэ, мангу и хентай… Ну, дай уже твоему детективу пройти на кухню и свари ему кофе! А я тебе расскажу, что я откопала…
На кухне разговор продолжился. В начале прошедшей недели девушка перечитала мой роман. Нет, желания изучать философию у неё не появилось, идеал монашества в миру её не соблазнил, и писать биографию Дарьи Аркадьевны ей тоже не захотелось. Зачем, если я уже написал одну? Больше же всего её увлёк таинственный мистер Азуров, о котором мы не знаем ровным счётом ничего кроме того, что в 2008-2009 учебном году Александр Михайлович Азуров преподавал английский язык в Православной женской гимназии нашего города.
– Зацепок, казалось бы, никаких, правда? – рассказывала она, потягивая свой кофе и болтая одной ногой под столом. – Но я – как ты думаешь, что я сделала? Нет, во мне определённо погиб детектив…
– Что же?
– Явилась в гимназию и напросилась на интервью к директрисе!
– О Господи!
– Осторожней, не ошпарься…
– Неужели директриса охотно дала интервью постороннему человеку?
– Отчего сразу постороннему? Я прикинулась корреспонденткой «Епархиальных ведомостей». Напялила на себя свой костюмчик «Прощай, надежды!» – ты его видел в прошлое воскресенье – и косынку тоже не забыла. Сослалась на Савелия Ивановича и на то, что он прекрасного мнения о моих журналистских и литературных способностях, прекрасного!
Мы оба не могли не рассмеяться.
Итак, вот что удалось выяснить Кэри. Гимназия всё ещё существовала, правда, переехала из роскошного здания в центре города в бывший дом причта при храме св. Николая (я не стал уточнять, каком именно: в нашем городе имя этого святого носят три или четыре храма). От общежития для иногородних пришлось избавиться, и старших классов в гимназии теперь тоже нет…
Но они были? – настойчиво расспрашивала директора юная корреспондентка. Да, были: в первые три учебных года. А можно ли подержать в руках классный журнал, скажем, одиннадцатого класса первых лет существования гимназии? – продолжала спрашивать Каролина. Ведь это – живая, овеществлённая история!
Не знаю уж, мытьём или катаньем, лестью, хитростью или настойчивостью она добилась своего, но только дали ей в руки и классный журнал – и даже каким-то чудом разрешили сделать несколько ксерокопий. («А не разрешили бы, я бы сфотографировала нужные страницы!»)
Копия искомой страницы теперь лежала у нас на кухонном столе: раздел «Английский язык», первое полугодие 2008-2009 учебного года.
Мы склонились над списком учениц.
Агапкина София
Комлева Евдокия
Надеждина Маргарита
Очагова Елена
Пастухова Ксения
Рысина Екатерина
Смирнова Дорофея
Смирнова Ольга
Сабанеева Мария
Седова Варвара
Флоренская Алла
Чулкова Елизавета
Яковлева Наталья
– Дорофею Аркадьевну нашёл под номером семь! – обрадовался я.
– Нет, мы не её ищем…
– А кого тогда?
– Думайте, Олег Валерьевич, думайте! Ту самую таинственную Розу, которую Принц похитил, а после вернул в Оранжерею.
– Среди учащихся нет Розы…
– Нет, я начинаю сомневаться в ваших способностях, сударь, честное слово! «Роза» – это метафора. А по-настоящему девушку звали Али…
– Алина?
– Может быть, и Алина: Дарья Аркадьевна однажды оговорилась и назвала первые два слога её настоящего имени.
– В списке и Алины тоже нет…
– Зато есть Алла!
– Алла – всё-таки не Алина, – усомнился я.
– Так ведь и Дорофея – не Дарья!
– Верно: у человека одно имя может быть паспортным, а другое повседневным.
– В точку! А ещё обрати внимание на то, какая у этой Аллы роскошная фамилия: Флоренская!
– Родственница знаменитого философа?
– Может быть, и родственница! Уже проверила, кстати, происхождение фамилии в Викисловаре: от латинского flōs – «цветок». Ну, чем не Роза? И знаешь что? Будь я мужчиной, я бы заинтересовалась ученицей по имени Алла Флоренская, а не кем-то, кого звали Софья Агапкина или там Мария Сабанеева – бр-р-р!
– Какое у тебя странное, извращённое представление о школьных учителях словно о турецких султанах, которые разгуливают по классу как по своему гарему, Кэри!
– Ну хорошо, хорошо: не он ей, а она им заинтересовалась. Ведь это-то мы знаем наверняка?
– Я восхищён тем, что ты раскопала кусочек чужой биографии, а заодно подтвердила, что история Дарьи Аркадьевны оказалась правдой. Но… зачем?
– Зачем? Сама пока не знаю! Нет, всё же знаю! Азуров был незаурядным человеком – ведь с этим мы не спорим? Та, которая его полюбила, тоже могла быть незаурядным человеком, разве нет? И вообще, каким бы человеком она ни была, мы её разыщем…
– Ой, сомневаюсь!
– …И основательно расспросим! А почему сомневаешься?
– Потому сомневаюсь, что она эмигрировала, если мне не изменяет память…
– Не изменяет: кажется, в США или в Канаду.
– …И это дополнительно усложняет нашу задачу…
– И это её упрощает, потому что женщину по имени Алина Флоренская в Канаде найти проще, чем в Саратове или Брянске!
– А ещё, конечно, эмигранты из России у меня не вызывают симпатии.
– Ну, не суди, не суди кого-то, о ком ты ничего не знаешь! Мало ли какие у неё могли быть причины? Так ты даёшь мне благословение на розыск?
– «Благословение на розыск»? – я не мог не рассмеяться над комичностью этого словосочетания. А просмеявшись, добавил: – Милая моя, я даю тебе самое торжественное благословение на розыск Алины Флоренской. Хоть всесоюзный, хоть международный! Как я могу быть против, если тебя это так занимает! («И чем бы дитя ни тешилось», – добавил я мысленно.)
17
Каролина основательно вжилась в роль детектива. Каждую новую субботу она мне «докладывала» о результатах своего расследования. (Чаще, увы, не получалось: всё её свободное время безжалостно пожирали, во-первых, подготовка к Единым государственным экзаменам, во-вторых, изучение веб-дизайна. Я, само собой, радовался её занятости, но мою радость сложно было назвать очень уж искренней.)
Первые поиски в Сети ничего не дали. Рунет не хранил информации о ком-то по имени «Алла Флоренская». Словосочетания Alla Florenskaya и Alina Florenskaya привели к ничтожному результату. Может быть, «Али…» – не Алина, а Алиса? Но и Alisa/Alice Florenskaya тоже не принесла никакого улова. Иногда моему юному детективу казалось, что она напала на след. Так, удалось найти некую Ольгу Андреевну Флоренскую (род. в 1960 году) – поэтессу, режиссёра. Родственница? Увы, все следы оказывались ложными…
Однажды Каролина явилась ко мне сияющей. Выпалила с порога:
– Меня навела на мысль библиотека отца!
И продолжила за своим привычным чёрным кофе, к которому пристрастилась:
– Я изучала корешки книг в поисках хоть какой-то идеи. У него в кабинете огромная библиотека – я показывала тебе! В том числе и на английском, конечно: он тоже выпускник инъяза, они с мамой там и познакомились. И вот, мой взгляд совершенно случайно падает на H. P. Blavatsky, The Secret Doctrine.
– «Тайная доктрина» Блаватской? Очень мало о ней знаю. Что здесь важно – «доктрина» или «тайная»?
– Ай, ты слоупок! Извини, конечно… Назову тебя доктором Ватсоном. Нет, ни то, ни другое – говорю же, Blavatsky! В английском языке до какого-то времени было принято давать русским женским фамилиям мужское окончание. Мизогины, одно слово… Как я раньше не догадалась!
– Значит, не Florenskaya, а Florensky? – сообразил я наконец.
– Умница!
Вот так всегда: то «слоупок», то через пару секунд – «умница». То ещё веселье – общаться с юной девушкой…
Поиск по словосочетанию Alice Florensky наконец-то дал первый скромный результат: пьесу на английском языке под названием Three Weeks in London3. Невзрачное название – но главной героиней оказывалась наша знакомая! Если это была она, разумеется.
– Да ну, простое совпадение! – засомневался я.
– Нет, не простое, и не совпадение! Текст уже у меня в телефоне. Я знаю, что у тебя с английским плоховато, но хоть вот на столечко ты понимаешь? Дай я тебе зачитаю отрывок!
ALICE I think we must exclude the romantic component in both the parallel and the actual reality. One person specifically taught me that this component is a taboo between a teacher and a student.
PATRICK Do I know this person?
ALICE Not very likely: it was my teacher of English who passed away two years ago.4
– Да, многое совпадает! – признался я. – И мысль про табу – в духе Александра Михайловича, конечно. Хорошо, что я всё же не твой педагог. Но…
– Никаких «но»! Слушай дальше!
PATRICK You are a brilliant narrator. I almost could see this provincial Russian town, your mysterious teacher and you as a girl beside him.5
A Russian town6, слышишь! – воскликнула она торжествующе. – А не German7, не Chinese8, не Polish9 и не Indonesian10!
– Всё это очень хорошо, но… пьеса, ты говоришь? Любая пьеса по определению – художественный вымысел. Кому это придёт в голову под видом художественного текста писать биографию реального человека?
– И кому, действительно, Олег Валерьевич? – отозвалась Кэри с нескрываемой иронией. – Кому, в самом деле, придёт в голову под видом художественного текста писать биографию реального человека?
