Книжная Лавъка Куприяна Рукавишникова. Первая часть.

– Уговорился, что Зорьку возьмут, – потирая руки, рассказывал Сидор Ильич, – Пасти станут как положено, до зимы, обихаживать. За плату, конечно, но… жалко ведь лошадку, чего ей в стойле, когда она привыкла у нас-то в Киселёво…

Сидор едва приметно вздохнул, видать, и он не меньше Зорьки тосковал по зелёным лугам и приволью усадьбы в Киселёво.

– Ну вот, сам Тихон сказал, кои нам надобно чего тут делать, так он готов, только живёт он своим домом, станет приходить. Жена у него, дети да внуки, хозяйство. А нам что? Есть какая в нём надобность? Ещё сказал, что хозяйством тут экономка заведовала всегда…

– Я думаю, что мы вернём пока всё, как было при Онуфрии, – ответил Куприян, – А там поглядим. Экономка сама была тут, и я с ней уже уговорился обо всём. Она в том домике, что во дворе, вот туда и пожелала вернуться.

– Вот и ладно! – обрадовался Сидор Ильич, – А то я уж голову ломаю, что же, обед-ужин надо стряпать, а из меня не ахти стряпуха-то! Ну, я тоже займусь повозкой, да Зорьку налажу, Тихон её со своей отведёт. Ежели тебе куда надобно будет ехать, заране ему скажи, он всё управит, так у них с Онуфрием было заведено.

Неделя всего прошла по приезде Куприяна с названым дядькой в так нежданно свалившееся на парня наследство, как всё хозяйство наладилось, жизнь пошла обычно, как и у всех прочих. Куприян отписал в Киселёво пространное письмо, а теперь вот собирался в гости.

Нотариус Крошенинников прислал сына Василия с повторным приглашением, и теперь Куприян с волнением предвкушал первый выход в местное общество, кое будет представлено на приёме у нотариуса.

Акулина Петровна хозяйство вела твёрдою рукой, новый Куприянов камзол был почищен и отутюжен, рубахи тоже, и всё прочее приведено в исключительнейший порядок. Из кухни доносились аппетитные запахи, в помощь Акулине Петровне позвали молодую женщину, Глафиру, и теперь забот у Сидора Ильича по этому поводу не было.

Перед приёмом в доме Крошенинникова Куприян так волновался, что не мог заснуть, и спустился в лавку. Всё было готово к открытию, он изучил все записи Онуфрия, знал, что и где находится, только немного всё же волновался – как покупатели примут его, нового владельца книжной лавки…

Куприян сидел на стуле за конторкой, тускло светила лампа, от её огонька плясали по полкам причудливые тени. Куприян перелистывал книгу, в которую Онуфрий записывал, что продал и когда. Судя по записям, покупателей у него было немало, вот только так и не отыскал Куприян того, кем же были те, «другие», и что им продавал Онуфрий…

Бац! Куприян вскрикнул и схватился за голову, по макушке снова прилетело! На этот раз с полки на него упала книга в чёрной кожаной обложке, с серебряным тиснением.

– Да сколько можно! – заругался Куприян невесть на кого, – Голова у меня скоро расколется от такого отношения! Прекратите кидать в меня книги…

Тут язык его прилип, потому что, сердито обводя взглядом полку над собою, Куприян увидел… на полке, там, где по всей видимости стояла упавшая книга, сидел мужичок ростом всего с пяток вершков.

Глава 7.

– Ну? Чего уставился? – сердито проворчал мужичок и поболтал ногой, обутой в маленький такой сапожок, – Али дурной?

Куприян стоял, раскрыв рот и во все глаза смотрел на сердитого мужичка. Он спит… быть такого не может, чтобы вот это происходило сейчас наяву. Ясно, как Божий день, что заснул он, сидя за конторкой, и теперь вот такой сон ему видится. Домовой…

Варвара рассказывала ему сказки про Домовых, Леших и такое прочее, но ведь сам Куприян был теперь уже не маленький, обучался разным наукам и… этого просто не бывает! Он медленно поднял руки и потёр глаза, потряс головой и почувствовал, как чуть загорелась кожа на щеках, когда он тёр лицо. Нет, он не спит… Открыв глаза, он снова узрел мужичка, только теперь он сидел на прилавке, а не на полке, и смотрел на Куприяна исподлобья.

– Ты… вы – д… домовой? – севшим от волнения голосом спросил Куприян.

– Нет, – буркнул мужичок, – Я Помощник! – тут он приосанился и оправил рубаху.

– П… помощник? Чей? – Куприяну было не по себе, если этого всего не бывает, то с кем же он сейчас говорит.

– Получается, твой, – вздохнул мужичок и прошёлся по прилавку, – Ладно, прибрался ты хорошо, мне нравится. Вот эти книги, что Онуфрий писал, ты убери. Народ сюда разный захаживает, мало ли… А вот это пока не убирай, прочти, – мужичок подвинул Куприяну упавшую книгу, – Там есть и про меня, и… про других.

– А… как тебя звать-то? – Куприян с любопытством смотрел на мужичка, он понял, никакой это не сон.

Да и что же удивляться странностям, когда сам его приезд сюда был странным, всё это наследство, невесть каким образом свалившееся на него. Теперь вот помощник… А что, разве ему не нужен помощник? Который подскажет, что тут и как, и почему он, Куприян, здесь оказался, и… кто он таков есть.

– Ермил я, – ворчливый тон помощника чуть смягчился, – Ты не таращись тут впустую, прочитай сперва, что я тебе дал, а уж после поговорим. Завтра приходи, как от Крошенинниковых вернёшься, поди ещё не поздно будет.

– А ты… Это ты, Ермил, в меня книгами кидал? – Куприяну не хотелось уходить, он желал расспросить этого человечка, кто он и как тут…

– А что делать было? Потому и кидался! Ежели бы я тебе сразу тут явился, поди ты бы и сбёг обратно в своё Киселёво. Или того хуже – умом повредился! А так, ну будет шишка на голове, так ведь пройдёт. Али ты обиделся за это?

– Да нет, не обиделся, – Куприяну даже как-то неловко вдруг стало, – А ты, Ермил, знаешь ли, кто это такие – другие, про которых Онуфрий написал?

– Да разные они, другие. Всякие, – Ермил повозил пальцем по стоявшей рядом с ним книге, – Им вот эти все книги без надобности, у них иной интерес. Ну, ты почитай, что я тебе дал, а после поговорим. Завтра приду, как ты от Крошенинникова вернёшься. Только гляди, не болтай там никому лишнего, как станут спрашивать.

– А… кто спрашивать-то станет? – Куприян никак не мог отделаться от мысли, что всё же происходящего не может быть на самом деле.

– Кто угодно, – проворчал Ермил, – Ты, Куприян, глубже дыши. Не хватало ещё, чтоб ты тут чувства лишился, словно барышня.

– Да я… ничего, – Куприян последовал совету и стал глубоко дышать, стало легче, в голове прояснилось.

Ну, в самом деле, что же тут необычного, вот такой помощник у него объявился, так это же даже наоборот хорошо! Всё ему расскажет, и, может быть, даже знает, кем были родители Куприяна! А то, что необычный этот помощник… Так что ж!

– Ну вот, это дело, – довольно кивнул Ермил, – А ты крепкий, ничего! Онуфрий-то, почитай, что и три четверти часа без чувств пролежал, когда меня увидал.

– Скажи, а ты… как давно ты здесь живёшь? И почему… как я тут оказался? Кем был Онуфрий, и чем мне придётся тут заниматься?

– Садись, чего стоять-то. Раз уж ты спрошаешь, расскажу, что ж. Живу я тут всегда, сколь лавка есть, столь я и живу. А ты тут оказался потому, что таков порядок, всегда так было, и так будет. Ты про то, что меня видал, никому не сказывай, ни к чему нам тут это. Помню, давненько это было, за такое могли и головы лишиться. Лавочники приходят, уходят, а я остаюсь здесь, так что ты гляди тут, чтоб порядок был завсегда! Чего тебе невдомёк, всё расскажу со временем. И ничему не изумляйся, чего тут увидишь. Ну, доброй ночи!

Ермил поднялся и просунулся между книг на полке, тут же раздался негромкий треск, неярко сверкнуло, и всё стихло.

Куприян сидел на стуле, держа в руке книжку в чёрной обложке с серебряными буквами и таращился в сгустившийся сумрак. Он уже говорил себе, что удивляться глупо – само то, как ему досталась эта лавка, уже было странным и необычным, так чего ожидать… А может и Варварушкины сказки про Домовых – вовсе не выдумки, народ веками примечал такое.

Сон улетучился совершенно, Куприян поправил в лампе фитиль, открыл книгу и стал читать. Написанное так увлекло его, что он даже не почуял, как занялась над домами ранняя летняя заря.

«Дело сие полагает иметь мужество, кое не каждому человеку от рождения дадено. Потому, кому на роду написано великие испытания преодолеть и не убояться перед лицом даже самого зла, тому и владеть сим местом. Тот, кто приходит сюда, если чист душой и духом крепок, знай – всегда имаешь ты помощь, и никакого вреда тебе никои не учинят, покуда сам ты зло в сердце своё не впустишь».

После шли описания книг, но Куприян мало что понял, потому что буквы вдруг стали расплываться у него перед глазами. Нужно поспать, подумал он, а уж после продолжить чтение. Он теперь знал, что делать с книгой, и почему её нельзя брать с собой.

Куприян подошёл к полке, на которой недавно сидел Ермил, тронул её ладонью. Стоявшие на полке книги осветились, между ними словно проём образовался, Куприян поставил туда книгу, и она тут же исчезла.

Рассвет уже катился с востока, когда Куприян поднялся к себе в спальню, поставил лампу на стол и улёгся в кровать. Думал, что после такого явления, как Ермил, не уснёт, но ошибся – только глаза закрыл, и тут же провалился в сон.

Проснулся он от того, что Сидор Ильич трясёт его за плечо, день давно разгорелся летней жарой, в доме вкусно пахнет, и Куприян почуял, что очень голоден.

– Ты, паря, чего ночами-то делаешь, коли спишь после чуть не до обедни, – усмехнулся дядька Сидор, – Меня вон уж Акулина Петровна послала тебя проведать, не захворал ли. Всё в лавке сидишь, книги перебираешь? Так лучше белым днём там бывай. Теперь вот не засни там где, у Крошенинниковых-то, покуда станут обед званый подавать!

В гости в дом нотариуса собирали Куприяна все, кто в дому теперь обитал. Строгая Акулина Петровна придирчиво оглядела новый камзол, чтоб ни пылинки, ни складочки нигде не было, Сидор Ильич объявил, что упряжка подана, пора ехать.

Сидя в повозке, Куприян смотрел на плывущие мимо него улицы города, слушал, как стучат колёса по мостовой и старался унять волнение… Хоть и бывал он на приёмах разных, даже в Петербурге, но вот сейчас переживал, как всё пройдёт. Явится он в местное общество… кем? А ну как станут спрашивать, всего ведь и не расскажешь, как ему наследство неожиданное досталось.

Наверное, стоит и ему держаться того, что сказал ему нотариус Крошенинников, который считал Онуфрия Торопинина родным дядькой Куприяна. Онуфрий сам таковым назвался, значит имел на то резон.

Дом Крошенинниковых был большим, перед ним, и позади него были устроены дорожки и цветочные клумбы, беседки в тени деревьев. Всё хозяйство было отгорожено зелёной изгородью и не портило этой красоты, где по дорожкам уже гуляли гости, приехавшие раньше. Нарядные дамы любовались зелёными арками перед маленьким прудом, мужчины стояли чуть поодаль и судя по серьёзным лицам, вели разговоры о делах.

– А, вот и вы! – хозяин дома сам вышел встречать Куприяна, – Добро пожаловать, Куприян Федотыч! Идёмте, я вас представлю сперва своей семье, а после и гостям.

Куприян собрался с духом, и приготовился запоминать имена и фамилии при знакомстве, ведь скорее всего среди них будет много его будущих покупателей.

Глава 8.

– Моя супруга, Елизавета Алексеевна, – представлял хозяин своё семейство, – Дочери мои, Дарья и Катерина, а вот и сыновья.

Семья у Мефодия Крошенинникова была большая, сыны уже с жёнами и детьми, дочери, все были приветливы с Куприяном. Дарья была всего года на три моложе Куприяна, а Катерине только минуло десять лет, и когда Мефодий всех представил, и попросил Дарью показать гостю сад, девушка от смущения чуть закраснелась, но отца ослушаться не посмела.

После всех позвали в дом, к Куприяну непрестанно подходили люди, кто сам отрекомендовался, кого новые знакомые представляли, а сам Куприян уже и не старался запомнить кого-то, всё в голове смешалось.

Устав, он вышел в длинный коридор, к растворенному окну, из многолюдной залы слышались голоса, а здесь было тише и спокойнее. Возле окна стоял высокий человек, прислонившись к стене, и смотрел в сад, видимо так же утомившись многолюдностью. Он был одет в чёрный сюртук, и затянутой в перчатку рукой держал курительную трубку. Она не была раскурена, он просто вертел её в руке.

– А, вот и вы…, – сказал человек, завидев Куприяна, – Что же, наверное, тоже утомила вас эта суета? Вот и я вышел подышать, и уже жалею, что вообще приехал. Вы – новый хозяин книжной лавки, как я понимаю?

– Добрый вечер. Да, именно так. Меня зовут Куприян Федотович Рукавишников, к вашим услугам…

– Весьма рад. Гербер Пётр Франкович, – чуть склонив голову, отрекомендовался собеседник, – Владею здесь усадьбой, в пяти верстах за рекой. Прошу принять приглашение, в удобное вам время посетите мою усадьбу, «Лесное». Буду рад принять вас у себя!

– Благодарю, – Куприяну было приятно, только объявился он в городе, а вот, уже все желают водить с ним знакомство, – Всенепременно побываю. Прошу и вас заглянуть в нашу Лавку.

– Я имел удовольствие знать вашего дядюшку, – Гербер как-то странно усмехнулся, – Он был… очень интересный человек.

Куприян украдкой рассматривал собеседника, тот был бледен, немного нездоровой казалась эта бледность, но может быть тому был виной пасмурный свет наползающих из сада сумерек. Судя по всему, собирался дождь, а может и гроза. Усталость сильнее накатила на Куприяна, даже дышать стало как-то тесно, хотелось сесть, и остаться одному. Какая-то тоска взяла за душу…

– Куприян Федотович, вот вы где, – в коридоре показалась Дарья Крошенинникова, – Батюшка просил отыскать вас…

– Ах, Дашенька, – вздохнул томно Гербер, – Как же вы прекрасны! Словно весенняя заря! Хотя… я давно её не видел…

– Пётр Франкович, вас так же обыскались, – Дарья не смотрела на улыбающегося ей Гербера, опустила глаза и повела рукой, – Батюшка просит…

– Не станем заставлять общество ждать, – сказал Гербер, – Идёмте, Куприян Федотович. Наше отсутствие вряд ли кого расстроит, а вот лишать всех общества Дашеньки непростительно!

Дальше ничего примечательного не было. Подавали угощения, разговоры велись обычные, ничем они не отличались от тех, что велись всегда, когда собиралось подобное общество. Куприян сидел рядом с Василием Крошенинниковым, по левую руку от него посадили Дашеньку, к которой прилепился этот Гербер, каким-то образом поменявшийся стульями с пожилым и глуховатым меховщиком Самохваловым.

Когда званый приём завершился, Куприян без сил откинулся на спинку сиденья в своей повозке. И почему-то не мог перестать думать про то, что почти никто ему не запомнился из гостей, зря он надеялся завести знакомства. Да и были ли они ему так нужны? Почти все знали Книжную Лавку и её прежнего хозяина, интересовались, когда же преемник откроет Лавку для покупателей, давали советы и пожелания, предлагали помощь, ежели понадобится…

Только Гербер этот Куприяну запомнился. Хотя бы тем, что, улучив момент, Дашенька Крошенинникова наклонилась к Куприяну и прошептала совсем тихо:

– Остерегитесь его, Куприян Федотович. Пётр Франкович… чудно́й.

– Благодарю, но…, – начал было Куприян, но девушка тут же приняла на себя равнодушный вид и не стала дольше с ним говорить.

Куприян теперь думал, вспоминая сей момент, что как раз в ту минуту этот Гербер отвлёкся от разговора с меховщиком и стал пристально глядеть на них с Дашей. Неужто слух у него такой тонкий, что даже такой едва слышный шёпот он услыхал? Да нет, Даша сказала это совсем тихо, Куприян сам едва расслышал. Совпало так, наверное…

– Ну что, Куприян, как тутошнее общество тебя приняло? – спросил Сидор Ильич, когда они вместе заводили Зорьку в ворота, – Чего-то ты не весел, друг ситный. Нешто не по нраву пришлись тебе кушанья или кто обидел?

– Да нет, никто не обидел. Устал я, может от того, что ночью худо спал. Поди уж под утро улёгся.

– Да, это не дело, ночами в лавке-то сидеть. Книги и днём можно перебирать. А я тебе сейчас настойки дам, заснёшь, как младенец, а назавтра усталости как небывало!

Прав Сидор Ильич, думал Куприян, надо поспать, и не сидеть половину ночи в лавке, всё днём можно делать. А вот интересно, Ермил днём явится, или только ночью может?

Отказавшись от ужина, Куприян принял настойку, которую дядька Сидор ему дал, и немедля улёгся под одеяло, закрыв глаза. Сон ему снился беспокойный, будто идёт он по лесу, тёмному, страшному… корявые чахлые деревца торчат там и тут, похожие на страдающих людей, воздевших руки к небу. Куприян спешит, почему-то понимая, что он не один в этом лесу, среди чёрных ветвей которого витает опасность.

Впереди ему показалось небольшое озерцо, скорее даже пруд, окружённый зарослями камыша и высокой травы, и вода в нём светится жутким зелёным светом, пар поднимается, удушливый, ядовитый.

А на берегу, опустивши в воду босые ноги сидит этот самый Гербер. Пётр Франкович. Улыбается, и машет рукой Куприяну, мол, поди сюда, чего там встал. В руке у Гербера бокал, красивый, на тонкой ножке, вот им он и черпает воду из пруда, и предлагает Куприяну испить.

– Ну, что же вы, друг мой, подите сюда! Гляньте, как тут красиво, – хриплым каркающим голосом сказал Гербер, – Вот, испейте! Источник сей непростой, не каждому дано пройти к нему. Вот, вы смогли, так давайте, не теряйте времени.

– Б… благодарю, – с трудом, задыхаясь от удушающего пара, идущего от озера, сказал Куприян, уже мало понимая, сон это или явь, – Но это… зачем вы это пьёте?! Это же… яд!

– Отнюдь! – усмехнулся Гербер, обнажив острые длинные зубы, – Испейте, и вам откроется всё, что вы желаете! И ничего худого с вами не случится, стоит мне только пошептать над вашим бокалом! Ну? Желаете знать, кто вы, и кем были ваши предки? Я могу открыть вам это прямо сейчас!

– А… что же вы хотите получить взамен? – спросил Куприян, он уже не гадал, во сне это происходит, или нет, это было неважно, – Вы же не задаром…

– Разумеется, мой друг, разумеется, – Гербер помахал бокалом, – Но ведь я предлагаю вам не просто знание! Я предлагаю вам нечто большее! Вы будете знать всё! Абсолютные знания, о мире, о людях, о тех, кто рядом с вами… Вот вам же Дашенька Крошенинникова понравилась? Ну, ну, друг мой, не стоит смущаться и краснеть, я давно живу и не такое видал. Так вот, вам понравилась Дашенька, а хотите ли вы узнать, что она думает о вас? Я легко могу это устроить, вам стоит только захотеть этого!

– Так что же я должен отдать вам взамен? Свою душу?

– Помилуйте, Куприян Федотович! Вы мне льстите! Душа человеческая – это интерес другого… А я всего лишь-то и попрошу у вас книжную лавку. Да и то – на время! Буквально на пару недель, а после того станете торговать своими книгами, и не заметите никаких перемен. Ну что, согласны?

– Я… простите, Пётр Франкович, – Куприян отёр лицо, ему было нехорошо, душно, но он откуда-то знал, что сейчас ему нужно проявить твёрдость, – Но я пока сам ещё не во всём там разобрался, в лавке. Мне доверили, и я…

Гербер побледнел, черты лица его странно заострились, словно кожа стала сильнее обтягивать череп. Он зашипел и кинулся на оторопевшего Куприяна, который тут же… проснулся.

Глава 9.

На улице было ещё темно, только тонкая полоска подсвечивала небосвод с востока, но Куприяну её не было видно из-за соседних домов, он только угадывал её по чуть синеватому оттенку ночи.

Спать расхотелось, сердце ещё беспокойно стучало от того страшного сна, Куприян умыл вспотевшее лицо, немного постоял у растворенного окна, чтобы охладить горящие щёки.

«Это всё от волнения, или съел больше, чем обычно перед сном, – убеждал себя Куприян, – Ужин у Крошенинниковых, да и разволновался я, всё же впервые я в этом городе на приёме, люди важные собрались. Вот и… хотя я там почти и не ел, всё одно непривычный я, чтоб в чужом доме… Видимо устал просто, да и Гербер этот… он всё же личность неординарная, загадочная. И почему Даша сказала, что он чудно́й, вот интересно…»

Куприян понял, что заснуть ему всё равно не удастся и решил пойти в лавку. Взял лампу, постоял немного в коридоре, слушая мерный храп дядьки Сидора, и стал спускаться по лестнице.

Вот интересно, а что ест Ермил, подумал Куприян и завернул в кухню, чтобы прихватить какого-нибудь угощения для самого себя и своего загадочного помощника.

Идеальная чистота и порядок царили в кухне. Акулина Петровна держала всех в строгости, что касалось порядка в доме, и Глаше, которая ей теперь помогала, спуску не давала, требуя всё делать неукоснительно по её наставлению и не перечить ни в чём.

Не раз и самому Куприяну доводилось выслушивать её внушение, а уж Сидор Ильич, как-то принесший в дом седло на починку, и вовсе был изгнан, несмотря на его заявление, что он на четверть часа, не больше, ему надо только натереть вот тут, на простругах, в коридорчике у задней двери…

Взяв в буфете две ватрушки с творогом, Куприян прихватил ещё небольшую крынку молока, сам он тоже вроде бы и проголодался, почему-то вспомнилась стерлядка у Крошенинниковых, наверное, вкусная была, а он к ней и не притронулся. Оставив пока лампу на кухонном столе, потому что руки были заняты, Куприян пошёл в лавку.

– Ермил, ты тут? – Куприян отворил тяжёлую дверь, поставил на прилавок всё, что принёс с собой.

Ему вдруг подумалось… а что, если это всё неправда… не было никакого Ермила, всё это такой причудливый сон был. Может он просто заснул тогда здесь у прилавка, а потом сам себя уверил, да и книги сами по себе могли с полок падать, что же в этом необыкновенного. Надо в кухню за лампой сходить, чего тут впотьмах-то сидеть…

Куприян вздохнул и потянул ватрушку, ну что ж, обе съест при таком случае. Может и в самом деле он пока не в себе немного, после невесть откуда свалившегося на него наследства и переезда, вот и снится всякое.

В лавке стояла звенящая тишина, и почему-то парню стало зябко, несмотря на тёплую летнюю ночь. Не поскрипывали уютно полки под тяжестью книг, и даже сверчок в углу молчал, а ведь обычно Куприян слушал его треск, сидя ночью в тёмной лавке.

Куприян собрался было снова позвать Ермила, чтобы окончательно убедиться в том, что тут сейчас думал…. Но тут кусок ватрушки застрял у Куприяна в горле, он застыл и холод пробрал его до самого нутра от увиденного.

Там, за большим витринным стеклом, на улице, в ночной, чуть тронутой рассветной дымкой темноте стоял человек, прижавшись к окну. Он приложил ладони к стеклу возле самого своего лица и смотрел внутрь.

Что понадобилось ему здесь посреди ночи? Зачем он пришёл к лавке и заглядывает в стекло, пытаясь что-то разглядеть внутри… Незнакомец был одет в какую-то серую хламиду, плащ-не плащ, нечто бесформенное развевалось на ветру. Пыльный вихрь поднялся в ночной темноте, завертев какой-то уличный мусор, казалось, что там, за витринным стеклом, совсем другой мир видится Куприяну, который сидел в полнейшей тишине, застывши с куском ватрушки во рту.

Но больше всего его напугало не появление незнакомца – мало ли, какой бродяга мог тут идти ночью, кто знает… Глаза, которые незнакомец прикрывал ладонями, прижатыми к стеклу, горели красным, а рот… он раскрылся так широко, что подбородок чуть не касался груди, острые длинные зубы торчали неровно, похожие на костяные иглы! Что-то странное, не человеческое и даже не звериное было во всём облике незнакомца, явившегося в ночи…

Куприян изо всех сил зажмурил глаза и снова их открыл, испугавшись, что вот сейчас стекло витрины треснет, и тот, кто стоит там, окажется внутри. Но красные горящие глаза двигались из стороны в сторону, тот явно не видел сидевшего у конторки Куприяна с ватрушкой в руке и боявшегося даже дышать.

– Тихо сиди, – раздалось над ухом у Куприяна, и несмотря на весь свой ужас он узнал голос Ермила, – Просто сиди и молчи. Он сейчас уйдёт, всё равно тебя не видит. Вернётся к своему хозяину ни с чем!

Ермил оказался прав – красные глаза погасли, взметнулась за стеклом серая хламида, и её словно сумрак унёс, или ветер, растворив в ночной мгле. На востоке, за домами, светлело небо, розовела заря, тут и там запели петухи во дворах над рекою. С их пением словно бы даже и ночь стала не такой густой… что-то ушло из неё, неведомое и… страшное.

– Ну вот, ушёл, – Ермил прошёлся по полу до двери на улицу, выглянул в витринное окно и повёл руками, рисуя какие-то знаки, которые загорались искрами и тут же гасли, – Надо обновить защиту, слабеет… вот тут бы подправить, будто точит кто, надо выявить… от нового толку пока мало, зелен и глуп, учить надо, а когда учить-то…

Ермил ворчал всё это себе под нос, принюхиваясь и водя ладонями в воздухе, Куприян оторопело глядел на помощника, смяв в руке надкушенную свою ватрушку.

– Ермил… это кто был? Я всё никак не могу… это что, не сон?

– Сон – не сон, всё ещё чего-то там у него в голове месится, тесто, – ещё сердитей заворчал Ермил, – Нешто ты дурак? Хоть и крепкий, надо сказать, с Онуфрием-то мне хлопот поболе досталось, на того чуть что – сразу беспамятство нападало. Куприян, ты давай тут, соберись! Я тебе почто книжицу давал? Чтоб ты прочитал, да готов был к вот такому, а ты… Сидишь тут с ватрушкой!