Жанна Варенина

– Это чьи стихи? Не слышал.

– Мои. Само вылетело из меня. Я тогда запоем читала русскую классику, особенно поэзию, искала в ней созвучие своим состояниям – и надо сказать, находила постоянно. Но поэзия – это не моё. Я и не люблю по большому счёту стихи. Поэзия – это когда больно, когда давит изнутри и грозится душу взорвать… А в норме она мне не нужна.

– А ты сейчас…в норме? Давай-ка лучше по рюмочке.

– Ой, загрузила я вас, тебя, – она постоянно поправлялась, соскакивая на "вы", но Герман каждый раз взглядом как будто требовал исправления, и она "исправлялась".

– Давайте… Ой, давай я тебе Бродского почитаю?

– Неплохой сегодня поэтически-религиозный вечер с пельменями, – не улыбаясь, сказал Герман.

– Тебе не интересно?

 Вместо ответа он вдруг прочёл:

– Уезжай, уезжай, уезжай, Так немного себе остается, В теплой чашке смертей помешай Эту горечь, и голод, и солнце.

 А Жанна продолжила:

– Что с ней станет, с любовью к тебе, Ничего, всё дольешь, не устанешь, Ничего не оставишь судьбе, Слишком хочется пить в Казахстане.

 Но любимое моё вот это:

 "Когда она в церковь впервые внесла Дитя, находились внутри из числа, Людей, находившихся там постоянно, Святой Симеон и пророчица Анна".

 Герман завороженно слушал.

 "но там не его окликали, а Бога Пророчица славить уже начала. И дверь приближалась. Одежд и чела Уж ветер коснулся, и в уши упрямо Врывался шум жизни за стенами храма. Он шел умирать, и не в уличный гул Он, дверь отворивши руками, шагнул, А в глухонемые объятия смерти. Он шел по пространству, лишенному тверди, Он слышал, что время утратило звук"…

 Красивое лицо Германа исказилось судорогой, и по щеке его скатилась слеза.

 Жанна перестала читать.

– Тебе тоже это настолько близко? Даже не думала, что кто-то может чувствовать эту духовность, она болит во мне и рвет меня изнутри, – она уже раскаивалась, что довела человека до такого состояния.

– Это ты! Почему ты не писала?

– Потому что я не писатель, – она не поняла вопроса, решила отшутиться, но Герман закрыл лицо руками и застонал, и она застыла в недоумении. Тогда она подошла к нему, погладила, как ребенка, по темным, практически черным волосам, зачесанным назад, и обняла за голову. Челентано пел свою "Историю любви", одну из любимых песен Жанны у этого исполнителя…

Ora tu vieni a chiedere a meА сейчас ты приходишь ко мне спросить,tua moglie dov'è,Где твоя жена?dovevi immaginarti che un giorno o l'altroТы должен был понимать, что рано или поздноsarebbe andata via da te,Она ушла бы от тебя.l'hai sposata sapendo che lei,Ты женился на ней, зная, что она,sapendo che lei moriva per meЗная, что она не могла жить без меня.coi tuoi soldi hai comprato il suo corpo non certo il suo cuorЗа свои деньги ты купил ее тело, но, конечно же, не сердце.Lei mi amava, mi odiava, mi amava, mi odiava,Она любила меня и ненавидела, любила и ненавидела…

Подарок Германа

 Генка проснулся с утра в привычном после выпивки состоянии. Голова была тяжеленная, а мутило так, что казалось, что тошнит всё его тело, а не только один лишь желудок. Генка всегда сильно мучился с похмелья. Но пить из-за этого не прекращал. Он готов был платить одним днем мучений и двумя днями последующего неприятного самочувствия за это веселое расслабление, за радость общения, за временно удовлетворенную потребность почувствовать себя, наконец-то, нормальным – простым успешным человеком.

 Генка Баранов был человеком невезучим. Ничего ему в жизни не давалось из того, чего он так хотел и того, что, как ему казалось, было в изобилии у других. Внешность у Генки была самая обыкновенная, в тридцать с лишним он был похож на пацана, длинные кудрявистые вихры он состриг только после женитьбы, и то потому что жена попросила, даже потребовала. Он и не замечал, насколько по-детски выглядел с этой беззаботной заросшестью… Отстаивал свои кудри перед всеми, от школы до первой работы, и только армия его обрила, после чего он снова с остервенением стал отращивать свои космы, кидаясь на всякого, кто пытался ему заикнуться о пострижении. Сдался Гена только перед требованием новоиспеченной супруги. Но потом, после кардинальной смены собственной внешности, Генка не спешил в парикмахерскую, и "кудри" его часто "вились до лица", пока супруга снова не отправляла его на постриг своей властной заботливой рукой.

 Женился он, впрочем, по залету. Жанну в партнеры дала ему судьба, обычно все отношения с девушками у Генки заканчивались ничем или простым приятельством, а в половые партнеры они, как ценные призы, уходили к другим – к его друзьям и знакомым. И что с ним было не так?.. Ну просто не умел он ухаживать за женщинами. Хотел подружиться, пообщаться, и женщин не считал противоположным полом, а общался с ними, как с человеками. А женщина, она ведь хочет, чтобы за ней ухаживали, проявляли к ней интерес именно как к женщине, а не как к приятелю. Генка стеснялся так относиться к женщине, что-то ему мешало, не позволяя заводить именно их – сексуальные отношения с противоположным полом. Вот и получалось, что в те, так желаемые Генкой, отношения, уходили с женщинами другие пацаны. Те, которые ухаживали и не стеснялись. У Генки был какой-то мистический страх перед женщиной, и секс-отношения, всеми вокруг него считаемые чем-то простым и естественным, для него были и тайной, и жаждой, и несли особую значимость, может, оттого он и не мог преступить какую-то черту, дающую каждому свободному мужчине доступ к телу любой женщины.

 С Жанной он познакомился не от собственного стремления к знакомствам или тяги конкретно к ней. На танцы Жанна пришла с подругой, которая понравилась приятелю Генки, и тот предложил ему вместе подойти и пригласить двух рядом стоящих девушек, чтобы и друга поддержать, и не разбивать дамский тандем. Так Жанна сначала протанцевала всю дискотеку со случившимся по приятельству партнером, а потом они стали встречаться. Дело было в небольшом южном городке Краснодарского края, где Генка работал и жил в общежитии со своими друзьями. Жанне понравился скромный общительный и многим интересующийся паренек, который не лез с поцелуями, не набивался в половые партнеры, а просто рассказывал о разном и интересном, а также расспрашивал её. Они гуляли по набережной, ели мороженое, как-то она провела его на ужин в свою гостиницу, где был шведский стол – им было интересно вместе. Только через неделю, когда уже отьезд Жанны маячил перед глазами, она его поцеловала. Решила взять процесс в свои руки, иначе он бы сам вряд ли решился. Видимо, так он и ждал милостей от природы, и обычно не дожидался. Сама же она запросила близости, потому что дальше поцелуев у него опять дело не пошло. Он провел её в своё общежитие в свободную от жильцов комнату. Были они вместе один раз, и она забеременела.

 ***

 Потом она уехала, оставила адрес и телефон, он звонил, она сообщила про беременность и про то, что будет рожать. У потенциального жениха и будущего отца на носу висел какой-то суд, темная история, которую он рассказывал в виде шутки-прибаутки, типа наша дружная многолюдная компания случайно поприсутствовала на убийстве узко известного на районе авторитета, посему всех вызовают в суд, но неизвестно, в каком качестве: как соучастников или как свидетелей. В итоге, после многих месяцев волнений всей родни попавших в эту ненужную историю неучастников, всю компанию оправдали, что они на радостях отмечали примерно две недели, пока Жанна ждала звонка. Он ведь сказал, что позвонит после суда, если не загребут. И не позвонил. Она решила, что отец ребенку отменяется, по крайней мере, на ближайшие несколько лет, а он объявился только через месяц, когда вспомнил, что обещал позвонить. Она уже и не ждала. Обрадовалась, да. Хотя легкое недоумение ее все-таки постигло. Но он так красочно описывал опасность, которую и ему, и его друзьям удалось избежать, так обвинял себя за свою забывчивость в связи загулом от радости спасения, что она, конечно, отпустила своё недоумение. Он приехал к ней в город, они подали заявление в ЗАГС, она решила, что пусть живет у нее, трехкомнатная квартира, отец уже переехал в своей матери, женившись, а у него где жить? В общежитии?..

 ***

 Генке Баранову не везло не только с женщинами. Что женщин ему Бог не даёт, чтобы с ними спать – это он понял давно. Дал вот одну, и ту чтобы жениться и ребенка растить… Но Бог не давал Генке и денег. Ну как не давал. Давал только на необходимое, а так, чтобы избыточно и на развлечения с удовольствиями – такого не давал. Генка не хотел принимать эту данность, потому что не любил жить без развлечений и удовольствий, поэтому часто сидел вообще без копейки даже на еду. В те годы все хотели заработать, молодые ребята, только начинающие свои послешкольные опыты в деловых торгово-обменных операциях, вполне успешно проводили тот или иной эксперимент по заработкам, а у нашего Генки всё никак не складывалось. По основной своей специальности он был сварщик, но работать по ней у него не получалось. Закончил тогда он с приятелем училище по специальности столяра, столярный цех зарабатывал хорошие деньги, а когда они пришли туда работать, цех перестал получал заказы и платить стали намного меньше. Промаявшись полгода на скудных и обидных заработках после былого, не заставшего его, изобилия, Генка решил переучиться на слесаря, пошел на курсы работ по металлу, потому что соседний, металлический цех, зарабатывал хорошо. Когда Генка устроился слесарем, металлический цех перестал получать заказы, зато пошла работа в столярном отделе, но Генку туда уже не брали, не было мест. И специальности-то были все замечательные, востребованные, денежные, немалый профессионализм требовался для работы по ним, и Генка их освоил, но вот она какая – невезуха.

 Тогда Гена решил заняться бизнесом. Дело было верное, надежное, две группы закупали осетрину в Краснодарском крае и везли её по нужным местам на реализацию. Первая группа далеко не поехала, решили продать рыбу в самом Краснодаре. А Генка придумал замечательный план: они поедут в соседнюю республику, там осетрина гораздо дороже стоит и хорошо окупится. У первой, краснодарской, группы всё получилось, а Генкину взяли прямо в ресторане, куда они привезли свою партию, задержали всех участников, конфисковали товар да еще и штраф наложили на каждого.

 После Гена уже старался не начальствовать в бизнес-предприятии, но и там, куда он просто подключался как простой соучастник, происходили самые непредсказуемые события. Знакомый Генки и его близкого друга Сереги, с которым они, как известно, играли в одном музыкальном коллективе, приторговывал интересными довольно эксклюзивными изделиями – стеклянный завод производил прозрачные вазочки с различными внутрь закупоренными существами, чёртиками, феями, сказочными героями, у приятеля раскупали их весьма хорошо. Он же и предложил своим приятелям закупить партию этих ваз и продать на толкучке – огромном самостийном рынке, где все желающие продавали всё другим желающим, и виделось ему это предприятие вполне прибыльным. Команда предпринимателей, где Гена уже решил не играть первую скрипку, а подыгрывать, купила этих ваз аж пятьдесят штук, которые погрузили, проложив, разумеется, газетами-тряпьем, в большой рабочий баул, с которым и поехали на толкучку, что была за городом, на автобусе в весьма приподнятом от ощущения будущей выручки настроении. Народ в автобусе всё прибывал, наконец, стало очень тесно, и тогда раздался первый треск. Огромный баул застрял в проходе, народ на него всё напирал, вазончики лопались, как пузырьки на пленке, хлопками. Приятели попытались вытянуть сумку из скопления народа в свободное автобусное пространство, но, подтянув за ручки, остались с этими ручками в руках, баул полетел в одну сторону, тянущие его – в другую. Когда выбрались из этого тесного общественного транспорта, в сумке без ручек уже печально позвякивали осколки.

 Из всего закупленного спаслись от побития лишь пять-семь вазончиков, постояв с которыми полчаса на рынке, наши несостоявшиеся бизнес-дельцы разобрали эти прекрасные изделия себе, где использовали для украшения собственного интерьера. Генке достался гном с оттопыренными ушами, который, казалось, насмехался над ним из-за прозрачного стекла, и Генка всегда его отворачивал веселой рожей к стенке, но домашние, не зная его мук, вертали его обратно, лицом к миру, жизни и к Генке.

 Ещё Гена наконец решил попробовать рискнуть и провести уже не просто незаконную, а даже противозаконную бизнес-операцию, продать партию сигарет. Раз уж не даются ему легальные способы обогащения, пойдем путем нелегальным, очень денег хотелось. Но тут его просто кинули. Товар взяли, а денег не дали, обращайся куда хочешь…

 ***

 Когда Генка приехал в город к своей будущей жене, он не особенно рвался к заработкам, зная свой печальный опыт и особую клиническую неудачливость. Впрочем, женитьба у него тоже прошла не совсем гладко, он сначала опоздал на поезд – он отмечал последние дни своей свободной жизни с провожающими его в семейную жизнь холостяками, а следующий поезд отменили, потому что на юге начались забастовки, он искал возможность уехать так долго и упорно, что кое-какими перекладными все же добрался до родного города невесты впритык к назначенному в ЗАГСе времени церемонии. Все его родные благоразумно приехали заранее, но свадьба всё как-то не спешила состояться, пока, наконец, умученный препятствиями долгого пути приезжий не ввалился в прихожую Жанниного дома, когда уже отчаявшиеся дождаться гости собирались отменять церемонию и отмечать свадьбу без жениха. На свадьбе муж, конечно же, напился, от волнений и тревог героически преодоленной дороги, и свалился на брачное ложе в совершенно невменяемом состоянии – с такой первой брачной ночи начался его медовый месяц…

 На работу его устроил новый знакомый, через жену он подружился с мужем её подруги, с которой они вместе учились. В строительное процветающее предприятие, связанное с поездками на вахты в другие города, в том числе и в Москву. Рабочие зарабатывали очень неплохо по тем меркам, и Генка терпел две недели пахоты ради этих хороших денег. А когда сообщили, что два месяца будут давать удвоенную зарплату, Генка обрадовался вдвойне: наконец-то! Мечты о заработках так и не покидали его, разве что он стал немного терпеливее. Получив обещанный двойной капитал, Гена выпил с работниками в пивном ларьке, и на автовокзале, с которого собирался уехать домой, обнаружил, что денег нет. Вытащили, видимо, в то время нередкое дело. Генка в ужасе, думая, как будет жить семья целый месяц, кинулся обратно в офис, пришлось поехать снова в другой конец города, искать бригадира, который, разумеется, уже уехал домой, Гена выпросил на работе его адрес, с трудом и не сразу нашел его – и стал просить выдать денег в счет следующей зарплаты, умоляя войти в положение человека, потерявшего деньги совершенно непредсказуемым образом. Бригадир сжалился над несчастным обокраденным, выделил ему столько, сколько было обычным месячным окладом, и в итоге Гена приехал домой поздно вечером с позором потери в голове вместо триумфа победителя… На следующий месяц он вновь получил свою обычную зарплату, а работяги хвастались своими премиальными приобретениями: кто купил телевизор, кто холодильник, удача сопутствовала им два месяца, а потом пошли сбои. Пока Гена пытался схватиться за хвост своего материального успеха, он обернулся в дракона и хлестнул его опять по тем же мечтам и желаниям – предприятие стало всё реже выплачивать зарплату, да ее еще и урезали. Генка ли принес своё безупречное невезение в данный строительный проект, и его постигла участь всех остальных Геннадиевых рабочих проектов, время ли такое настало, либо какие иные причины привели к упадку предприятия – наука об этом сказать ничего не может. Возможно, в будущем, когда ученые изучат влияние духа на судьбу конкретного человека, тогда да, тогда и скажет. А пока Генка с грустью переваривает очередную неудачу, веря все-таки, что он достоин и большего, и многого лучшего… Ведь он хороший человек! А хороших жизнь должна награждать, а не лупить постоянно по башке.

 ***

 Получилось так, что единственная женщина, которую Геннадию дала судьба – была Жанна, он был не то чтобы недоволен, но как-то не совсем доволен, потому что ожидал лучшего: Жанна не была девушкой его сексуальной мечты. Но привязался к жене быстро и сдружился с ней. У них оказалось много общего, особенно сблизил их похожий духовный поиск, Жанна тоже искала Бога – искала в себе, во вдохновенных состояниях, в эзотерических книгах, в литературе, в религии, а Генка искал Его в событиях, в жизни, в судьбе и в Библии. Он и приехал к невесте со своей любимой, везде с ним ездящей компактной Библией в кожаной обложке. Так они стали искать Его вместе, каждый со своей, понятной ему и открывающейся, стороны… Жанна была за счастье и благодать, найденные в Боге, а Гена был за традиционную веру, за христианство.

 И проснувшийся в тяжелом похмелье Геннадий вспомнил, как вчера он много и долго "искал Бога" там, где Его никогда не было – в алкоголе и неудержимой болтовне "о великом". И застонал почти как Герман, закрывший лицо руками, но только вопль его был намного более страдальческим, потому что страдал он всем собою, а не токмо душой отдельной. Потом он с ужасом вспомнил про мужика на кухне, который должен был остаться вдвоем с его женой, после того как…после чего, он не вспомнил, разумеется. Но понимал, что он откуда-то выбыл, из какого-то участка жизни, который прожит был его женой и тем мужиком, которого он сам приволок к себе на эту кухню.

– Жанна! Жан! Женуль! – возопил он со своего страдальческого ложа. Потянувшись с кровати и попробовав встать, он попал ногой в пустой тазик "для блевания", который был поставлен на всякий случай заботливой женой рядом с напившимся мужем. Опав обратно на кровать, Гена снова покричал супругу.

 Жанна принесла мученику воды с лимоном и скорбным взглядом сопроводила его содрогания.

– Ну что, опять по-новой? Никогда остановиться не можешь.

– Жан, где этот..Герик, как его?..

– Откуда мне знать, он твой друг, к тебе приходил.

– Ну вы же остались, когда…меня уложили, – срывающимся голосом пробормотал Генка, и Жанна успокоила наконец, мятущегося супруга:

– Уехал он почти сразу. Такси вызвал и уехал. В отличие от тебя он был нормальным. Как ты умудряешься нажраться до невменяловки там, где другие просто выпивают?..

 Но поскольку вопрос был риторическим и повторялся из раза в раз, Гена не стал на него отвечать, а успокоено вернулся к чистым страданиям собственного организма, без душевных мук и мнительности.

 ***

 Герман пришел, когда Гена был уже на вахте, в начале января. Генка Новый Год отмечал дома, и вахта у него получилась укороченная на полнедели, чему он был, несомненно, рад. Уехал он после третьего числа. Герман позвонил Жанне четвёртого, поздравил с Новым Годом и сказал, что хочет занести книгу, когда она посетовала, что Гены дома не будет, и не хочет ли он зайти примерно через полторы недели, Герман отказался, сказав, что сам уже будет не в городе. А еще у него есть небольшой новогодний сюрприз для Влада. Жанна подумала, что, может и хорошо, не будет лишней пьянки, от которой Гена, уже забывший свои предыдущие страдания – и новогодние, и гостевые – не сможет отказаться, и решила принять гостя. Ненадолго. Она так и сказала, что давайте ненадолго, Герман опять ее поправил:

– Давай. Давай я забегу на пять минут буквально, буду завтра в вашем районе.

– Ну если тебе не сложно.

– Сложности здесь никакой.

 Жанна не готовила и не готовилась. Герман времени точного не назвал, но явился снова точно к пяти вечера, как будто запрограммированный. Открыл ему Владик.

– Привет, – сказал Герман.

– Привет, – сказал Владик.

– Кто там пришел? – крикнула сыну из комнаты Жанна.

– Мама, это дядя со дня рождения бабушки!

– Жанна, это я, Герман, – крикнули они в ответ ей одновременно и оба засмеялись.

– Я тебе чего принес, – и Герман достал из пакета мечту любого школьника начала двухтысячных – игровую приставку Сега, новенькую, упакованную, в коробке и полиэтилене. Старенькая Денди, в которую играл мальчик, сменила уже не одного хозяина, потому была так расшатана её джойстиковая система, и потому игра в нее вызывала чаще раздражение, чем удовольствие. У неё, правда была пара джойстиков, и играть в некоторые игры можно было вдвоем, но соревнование было неравным, потому что один джойстик работал получше второго, что сказывалось на результатах противоборствующих сторон. Жанна иногда играла с сыном, беря себе управление с худшими характеристиками, чем развлекала ребенка, позволяя ему выигрывать, они вместе хохотали над тем, как были беспомощны её игроки и как они затруднялись с простейшими движениями, которые, правда, не всегда удавались и владельцу более надежного управления…

 У Владика округлились глаза.

– Это мне?

– Да. Бери, подключай.

 Счастливый ребенок помчался к матери с коробкой:

– Ма, смотри, что мне дядя подарил! Это Сега! Такая точно у Сережи есть.

 Следом за ним зашел улыбающийся даритель. Она посмотрела на него с укором. Владик убежал подключать новую игрушку. В комплекте были несколько кассет с играми, и он с легкостью запустил первую.

– Герман, зачем? Это ведь дорогой подарок.

– У меня лежит без дела. А ему пригодится.

 Жанна не стала спрашивать, откуда у взрослых дядек берутся детские игровые приставки, чтобы потом лежать без дела. Вместо этого она спросила, не хочет ли он чаю? Герман вместо ответа достал коробку с десертом.

– К чаю готов, – с улыбкой объявил он и поклонился, кивнув головой, как офицер позапрошлого века.

– Вы военный?

– У меня отец военный, и тут я, кажется, один.

– Не могу привыкнуть никак на "ты", ну правда, – немного жалостливо протянула Жанна и отвела гостя опять на кухню. Пока закипал чайник, они поговорили о Сильмариллионе. Герман пересказывал сюжет и говорил, что ему понравилось, а что показалось неестественным.

– Это ведь о духовном мире, это иносказательно о Боге и о темных силах.

– Да, конечно, я понял. В целом скажу – очень поэтично. Очень.

– Вам понравилось? Ой, ну тебе. Тебе понравилось? – её коробило это "ты", на которое она никак не могла полностью перейти, и которое он от неё зачем-то столь последовательно требовал.

– Да, понравилось. Поэзию я люблю. Ты, наверное, это уже заметила.

 Жанна разлила чай по чашкам, а Герман открыл коробку, где оказались маленькие округлые конфетки разной формы.

– Попробуй. Очень вкусно. Шоколад с марципаном.

 Он не обманул. Десерт был очень, по-особенному вкусным, она такого и не пробовала раньше.

– В продолжение темы, Жан. У меня для вас с Владом еще один сюрприз, надеюсь, приятный. Я купил два билета на фильм, который недавно вышел, с трудом достал, признаюсь, толпа народа жаждет попасть на представление, – он тонко улыбнулся, – это продолжение истории Толкиена, написанная им после Сильмариллиона, "Властелин колец".

– У Владика есть книги эти, детские, трилогия, папа ему купил как-то с зарплаты… Он просто тащится от этих книг, интереснейшее фэнтези.

– Сеанс утренний. Сходите, у него ведь каникулы, как я понимаю?

– Да, каникулы. Я и сама сто лет в кино не была. Когда это?

– В пятницу, десять часов.

– В пятницу? Ой, у него билеты на ёлку, дед его поведет, я должна его в четверг отправить к родителям. Там утренник детский…

– Вот же дела. И что теперь, билеты пропадут? Сходи хотя бы сама.

– Ну так давай вместе сходим. Или ты уже смотрел?

 Герман отрицательно помотал головой.

– Не смотрел, непрочь сходить. Тогда к десяти утра, встречаемся у кинотеатра "Современник" без десяти десять. Билеты возьми ты.

 ***

 Жанна поставила сковороду на плиту и положила туда три котлеты и рис. Микроволновки у них не было. Герман, давно не мыслящий кухни без такого полезного устройства, отметил и это. Одну котлету и немного риса она положила в тарелку со слонёнком, добавила томатной пасты и майонеза, и отнесла сыну в комнату. Отдельно положила ему на тарелочку несколько конфет из Германова набора.

– Ма, я не хочу есть. Смотри, какая игра! Червячок Джимми! Смотри, как он прыгает!

 Червяк в игре сорвался и шлепнулся о субстрат.

– Доиграешь этот уровень, и поешь. Я больше греть не буду.

– Ладно.

– Папе скажем, что дед подарил. А то отец может вернуть дяде Герману игру, а тебе вряд ли этого захочется. Нравится тебе?

– Ещё бы, ма! Классная игра! Я еще только две попробовал, потом поиграем вместе?

– Поиграем.

 Жанна не собиралась умалчивать о приходе Германа, но после его подарка сыну задумалась. Подарок и впрямь шикарный, угадал гость мальчишеские мечты, а что Генке в голову придёт?.. Скажет, что это слишком дорогой подарок, да и откуда такая благотворительность?.. Все же не кассета с концертом, а целая игра, недешевая. Короче, лучше на деда свалить. Напрямую отец и муж Жанны общались редко, все контакты шли через неё, вряд ли когда этот вопрос поднимется. А когда Герман пригласил её в кино, от чего ей было и неудобно и сложно отказаться, потому что ей действительно очень хотелось бы сходить, она решила промолчать про его посещение. Если Владик скажет отцу, что тот заходил, она подтвердит, что он просто занес книгу.