Жанна Варенина

– Валя, иди, там отец тебя спрашивает.

 Валя поджала губы. Она вышла замуж впервые за свои сорок с лишним лет, и мужем её стал не молодой поджарый носитель мускулов, а пожилой мужчина с уже оформившимся брюшком, переквалифицировавшийся в девяностые со вполне приличного, хоть и весьма распространенного, инженера в совсем непрестижные дворники. Звание оператора котельных престижа супругу в глазах молодой жены не добавляло.

 ***

 Они остались на кухне вдвоём. Он смог собраться, и странная болезненная судорога была загнана вглубь. Хотя его руки ещё чуть заметно подрагивали, но речь уже стала твердой и, как ей показалось, слегка насмешливой.

– Это ваша мачеха? – спросил он.

– Что?.. Мачеха? Я уже в таком возрасте, когда человеку не нужны усыновления. А так, ну да…

– Она забавная. Но я бы ей не доверял.

– Почему? Она нормальная, манерная только.

– Такие люди ничего просто так не делают.

– Какие такие?

– Такие "звёзды", как она.

– А вы? Делаете что-нибудь просто так?

– Я?.. Я ничего не делаю.

– Вообще ничего?

– Вообще ничего.

– Ну как же жить и ничего не делать, такого же не бывает.

– Бывает. Когда человек прожигает эту жизнь. Герман.

– Что?

– Меня зовут Герман.

– А меня…

– А вас зовут Жанна. Я в курсе.

– Откуда? А, Валя же сказала, да, точно.

– Будем знакомы.

 Она неопределенно пожала плечами, как бы раздумывая, нужно ли ей это знакомство или нет, но так ни до чего и не доопределилась. Да он уже всё решил за неё.

 ***

 На кухню вошел её двоюродный дядя Владик. Подошел к посудному столику, на котором стояло много всякой полезной кухонной утвари, и налил из заварочного чайничка себе в стакан какого-то напитка.

– Влад, ты что пьешь? Чаю захотел? Ещё сладкое не подавали, подожди маленько. Я сейчас поставлю чайник.

 Владик хитро подмигнул племяннице.

– У меня свой чаёк. Хочешь? – он поднёс стакан, в который только что наливал, к её носу.

– Фу, это спирт, водка! – Она сморщила нос и продышалась. – Тебе, что, застольной не хватает? Там же полно спиртного.

– Полно – не полно, а такого нет. Это не водка, да будет вам известно, моя дорогая мадам. Это чудесный благороднейший ром, напиток пиратов и аристократов. Хочешь рому? – обратился он к смутно знакомому виданному лет двадцать пять назад дальнему родственнику, какому-то там троюродному брату, который был сыном двоюродного брата его отца, с семьей которого его семья всегда только переписывалась или в крайних особых случаях созванивалась. Тогда молодой восемнацатилетний родственник казался тринадцатилетнему пацану, каким был Владик, здоровым и взрослым, а сейчас он сам оказался больше чем на полголовы выше него и, глядя на того сверху вниз, с удовлетворением отметил про себя: "Не вырос. А я вырос".

 Герман покачал головой.

– Благодарю.

– Благодарю, да? Или благодарю, нет? – поерничал немного Владик.

– Отличный напиток, но я пас.

– Не настаиваю, самому мало, – Владик пьяненько раскланялся, поставил стакан на стол и удалился.

– Да…– протянул он, – однако, молодец.

– Да, – подтвердила она, – он всегда таким молодцом был. Зато весёлый.

– Видимо, веселиться в одиночестве ему скучно.

 Герман был красив. Он был гармонично сложен, но… несколько маловат ростом. В общем и целом все окружающие его люди были выше его. Мужчины были выше на голову или хотя бы половину её, некоторые женщины тоже были повыше, а в основном, одинаковы в росте, и только на них он мог смотреть не снизу вверх. Впрочем, это нисколько не отнимало его очарования, он привлекал женщин, даже тех, что были выше и порой намного выше его. В нем было что-то исконно мужеское, что влекло слабый пол без внимания к недостаткам роста.

 ***

 В комнате, где собралась основная масса гостей, стало вдруг шумно. Задвигались сразу несколько стульев, загремела посуда. В кухню открылась дверь, и друг за другом вошли несколько женщин, несущих использованные тарелки и бокалы.

– Жанночка, а ты чайник поставь, сейчас чаепитие будет, – протяжно пропел Валентинин голос.

– Уже, сейчас закипит.

– Аааа, ну хорошо тогда, давай чашечки достанем. Нет, давай лучше с розочками, вот эти, розовенькие.

 Жанна потянулась было к сервизу с темным синим геометрическим узором, но Валя затребовала розовенькие розочки. Ну ладно, будь по вашим блондинистым правилам. Жанна была блондинка-наоборот. Не потому что была брюнеткой. А потому что сюсюкания и кокетливые ужимки были ей неприятны, и сама она никогда этими вещами не пользовалась ни как инструментами, ни бессознательно, как человек достаточно разумный для подобного.

 Женщины накрывали стол для чая. Достали торт, пирожные, варенья-печенья-зефиры-мармелад, Жанна заварила два вида чая: обычный и зеленый с жасмином, как попросила Валя, которая специально принесла модную пачку нового чая. Правда любителей на странный напиток, попахивающий одеколоном, нашлось немного, некоторые попробовали, послушав уговоры и похвалы Валентины, и вернулись все же к привычному чаю, черному, который пили всегда и во все времена, и замену которому найти будет сложно. Все снова собрались за столом. Достали коньяк.

 Владик с энтузизмом потянулся к бутылке, взял её в руки, повертел, почитал этикетку.

– О, мать, шикарный коньяк! Вишь, как тебя чествуем! Дорогим коньячным напитком к десерту.

 Нина Павловна довольно улыбалась, юбилейное торжество действительно удалось. И гости все приличные, и стол получился богатый, даже помпезный для такого времени, когда донашивали старую одежду и скудно питались, и посидели замечательно, весело, прилично, и подарки были тоже достойные, и даже Владик не сильно напился.

 Влад Емельянович, отец Жанны, включил магнитофон. Двух двоюродных братьев звали почти одинаково: Влад и Владислав, и Владами называли их обоих, и чтобы не путать, младшего звали в присутствии старшего только Владиком, а старшего – Владом. Старшего хотели назвать Владимиром, так звали первенца четы Варениных, умершего от детской серьёзной болезни, Софья хотела и второго своего мальчика назвать Володей, но муж воспротивился: незачем именем повторять судьбу первого. Но имя хотели близкое Владимиру, потому что Ленина в то время чтили всем Союзом, и назвали сына Владом. Больше у них детей не было, берегли второго сыночка, следили, чтобы не болел, хорошо кушал и рос здоровеньким.

– Можно растрясти жирок, – сказал Жаннин папа.

– Танцуют все! – провозгласил Владик и пригласил на быстрый танец свою супругу. Супруга Владика, маленькая, сутулящаяся женщина, неловко отдвинула стул, задев дверцу серванта пятидесятых годов производства, и выбралась из-за стола. Свободного пространства в комнате было вполне достаточно для десятка танцующих, и наевшиеся организмы использовали его для разгрузки. Влад пригласил свою не совсем юную блондинку, в которую был влюблен и которую ревновал в её знаменитые сорок пять, когда баба, известно, снова ягодка. Родной брат Владика Александр смотрел на всё это с покровительственной улыбкой, приглашать свою жену на танец ему не хотелось, а время для приглашений чужих более интересных дам еще не пришло, и он остался за столом, где ещё было тепло и сытно.

 ***

 Потом заиграл блюз, и муж Жанны, уже немного выпивший для того, чтобы осмелиться сделать громче любимые им музыкальные композиции на общем праздничном вечере, и решил поделиться своим восхищением звучащей музыкой с окружающими его гостями. Делиться было с кем, народу вокруг было много, но сначала он все же подошел к своей жене и присевшему рядом невысокому господину, с которым она беседовала.

– Привет, – сказал он незнакомому Герману, подходя к общающимся, – пошли потанцуем? – потянул он за руку свою жену, – узнаешь? Это Эрик Клэптон. Помнишь, я тебе включал эту песню.

 Песня была недавняя, а муж Жанны был жутким меломаном, который охотился за всеми новинками обожаемой им музыкальной зарубежной культуры, и она была у него на кассете. Жанна воспользовалась моментом, чтобы отойти от чуть более, чем допускали правила приличия, навязчивого нового знакомого, но тут Герман, на которого супруг Жанны не обращал до этого особого внимания, вдруг сказал:

– У меня весь альбом этот есть.

– Да ладно?.. – недоверчиво протянул Жаннин муж и отпустил руку Жанны. Песню-то добыть стоило больших трудов. А тут целый альбом.

– Би Би Кинг и Эрик Клэптон. Riding with the king, – он так естественно произнес эти английские слова, что муж Жанны понял, что это правда. Он тут же забыл о жене, с которой только что рвался танцевать, и подсел с разговором о музыке к только что им обнаруженному знатоку, сменив на месте за столом свою жену. Герман, слегка отодвигаясь от проснувшейся вдруг симпатии этого неизвестного ему лица, снисходительно попросил:

– Жанна, познакомьте нас, кто это? – как будто это он был тут главный, а вмешавшийся индивидуум был совершенно посторонний элемент, и основное лицо принимает его исключительно по снисходительной милости. Это высокомерная позиция так искусно влилась в ситуацию, что муж Жанны смущенно что-то залепетал, словно устыдившись собственной неуместности, прозвучало так, что он – супруг данной особы, которую "ваша светлость" удостоила аудиенции, и, стало быть, достоин аудиенции тоже. Жанна устало представила своего суженого:

– Это мой муж. Гена, Геннадий. А это – Герман. Троюродный брат Владика и дяди Саши.

 Герман встал, чтобы пожать руку представленного ему по правилам этикета гражданина, и оказался одного роста с Геной. Муж Жанны был похож на мелкого озорного мальчишку с оттопыренными ушами, школьника, которому постоянно ставят двойки, но он не унывает, а продолжает устраивать авантюры и развлекать публику своими выходками. Они уселись рядом, Герман налил себе и своему новому приятелю по рюмке коньяка, и разговор про музыку увлек их, казалось, настолько, что больше им не стало дела ни до кого. Жанна заскучала, пошла гулять по квартире. Увидала, как играют дети в игровой своей комнате. Поиграла с ними немного. Пообщалась со своей троюродной сестрой. Потом наблюдала вереницу мужиков, которые выходили в подъезд на перекур – дядьки решили, что их слишком много никотинщиков для бабушкиной кухни. После перекура за ней увязался дядя Владик, потащился с ней на кухню, где настойчиво предлагал помочь ополовинить заветный чайничек. Она на этот раз не отказалась, они выпили, чокаясь чашками. Когда она вернулась в комнату, её муж как-то незаметно припьянел, странно контрастируя с совершенно трезвым Германом, улыбавшимся при разговоре одними губами. Гена восторженным голосом громко докладывал о том, что сам играл в музыкальном коллективе, он барабанщик, а его лучший друг Серёга – гитара.

– А какую крутую музыку мы играли! Настоящий рок! На школьных дискотеках мы были главной фишкой.

 Судьба их раскидала, друзей музыкальных, но музыку он до сих пор просто обожает. Герман с усмешкой смотрел на быстро напившегося собеседника и искал глазами его жену. Вместо Жанны к нему подошла бабушка Нина и начала хвалить гостя за то, что тот остался на праздновании.

– Молодец, Герочка, молодец, мальчик, как хорошо, что ты пришёл, как чудесно, что остался. Покушал горячее? Очень вкусный бефстроганов, Гера! Принести тебе? Ну поговорите с Геночкой, познакомьтесь. Вы ведь родственники.

 ***

 Заиграла медленная композиция, в девяностые годы очень популярная и проигрываемая повсеместно на любых дискотеках и встречах, певица Сэм Браун исполняла свою коронку под названием "Стоп".

– All that I have is all that you've given me, – полились созерцательные звуки культовой мелодии, и именно в этот момент Герман, пригласил Жанну, вернувшуюся в гостевую комнату, на медленный танец. Разрешения у мужа он не стал спрашивать, просто сообщил:

– Извини. Позже договорим.

 Жанна не была красивой. Она была похожа на мальчишку в свои двадцать девять, у неё была короткая стрижка, стройное худенькое тело невысокого роста пропорционально сложенное и гибкое, напоминало поджарую фигуру кошачьих, ноги длинные, все женские округлости на месте, хоть и не сильно выдающиеся. Лицо у Жанны, в отличие от гармоничного тела, было не слишком гармонично. Сразу и зацепиться было не за что, разве что глаза – большие глаза её не потеряли еще своего нежно-голубого цвета. Девушка на первый взгляд не казалась слишком интересной. Но когда она двигалась, когда она говорила, когда она смеялась – включалось то самое обаяние, и кто подключался к нему, тому уже невозможно было смотреть на неё и не очароваться. Оно было особое, это не было привлекательностью обычной женской красоты, это было другое.

 Он взялся за её талию чуть крепче, чем полагалось по этикету, но она отнесла это к особенностям его хватательных рефлексов, и не стала акцентировать на этом внимание, в ответ просто спокойно положив ему руки на плечи.

 "Всё, что у меня есть, это то, что ты дал мне", – пела британская певица, разумеется, пела она на привычном для нее английском языке, но смысл был примерно такой.

 "Я отдавала тебе всю любовь, пока ты обманывал меня".

 Они двигались медленно, другие пары тоже вошли в ритм под такую прекрасную композицию трудно было усидеть на месте, даже старший брат Владика наконец вынул из-за стола свою плотную утяжеленную пищей фактуру и присоединился к танцующим, пригласив свою дочь. Владик раскланялся перед оставшейся без внимания Сашиной супругой и они вышли на свободный участок паркета, даже престарелые родители Вали решили тряхнуть собственной стариной и выйти в круг танцующих. Одни патриаршие бабушки остались восседать во главе стола, и несколько гостей, у который не подобралось пары. Муж Жанны остался за столом, и переглядывался с женой, пока та танцевала. Дети убежали в свою комнату и закрылись там. Песня Саманты Браун околдовала всю квартиру.

 "Ooh you'd better stop! Before you tear me all apart"

 Остановись!

– Я волнуюсь за вашего мужа, Жан. Кажется, он немного перебрал.

– Ничего страшного.

– Это я виноват, увлек его разговором о музыке, а он к ней как-то болезненно неравнодушен.

– Вы не виноваты, – и ей показались невежливыми такие слишком сухие ответы, и она добавила, – не в первый раз, ничего страшного.

 Он не ответил, но быстро и как-то искательно заглянул в её глаза и взгляд его был так странен, так испуганно пронзителен, что ей стало совсем не по себе и захотелось оказаться подальше от него: то ли опасный тип, то ли сумасшедший…

 Остановись, пока ты не разбил ей сердце… Но он уже не остановится.

 ***

 Они вышли вместе. Выходили ещё остальные родственники, некоторые ушли позже, кто-то ушёл раньше, а Герман вышел с Жанной и её семьей. Гену, слегка покачивающегося и продолжающего делиться своими восторгами, которые уже никого более не воодушевляли, с одной стороны держала под руку Жанна, а с другой взялся поддерживать под локоть Герман. Гена поначалу отбрыкивался, "я сам пойду, я сам", но когда чуть не упал, споткнушись о неровность асфальта – и упал бы, если бы Герман не подхватил его – даже сын Гены обернулся с испугом на миловидном личике, тогда только согласился на поддержку с обеих сторон. Отец Жанны с супругой и матерью вышли одновременно с ними, мальчик шел с дедом, дед рассказывал про будущий сезон на даче, и мальчишка возликовал, когда ему сообщили про новую резиновую лодку и прекрасные возможности летней рыбалки на Волге.

– Ура, мы теперь на лодке будем плавать! Дедушка, дедушка, а мне мои друзья удочку подарили, там был большой крючок, я его на маленький заменил, как ты учил меня в прошлом году.

 В прошлом сезоне дед с внуком ловили рыбу с берега, и профессиональный старый рыбак учил молодого премудростям рыбной ловли, где важным аспектом является хороший незаметный крючок.

– Для рыбы, которую мы хотим поймать, главное, чтобы она видела только наживку. Наша рыбка маленькая, значит, и крючочек должен быть мелкий, а не такой, который деревенские ребята любят прикрутить, от такого любая рыба шарахнется.

 И вправду, городские гости легко опережали всех деревенских местных рыболовов, тех, что на удочку ловили мелкую рыбу, ведь занимались этим только дети и подростки, взрослые деревенские мужики ловили рыбу серьёзно и удочку считали детской забавой.

– А ты знаешь, как мы ловили рыбу у нас на даче? Мы соревновались с деревенскими, нас трое и их трое, мы на удочки, а они сеткой-пауком. Поначалу они нас обыгрывали, а потом мы тоже сделали снасти хорошие и каждый по две удочки брал, вот тогда дело и пошло, – весело вмешался в разговор внука с дедом идущий позади них Герман.

 Мальчик оживлённо обернулся и стал спрашивать про виды рыб, которые тогда ловил этот неизвестный ему собеседник, ребёнку он представлялся древним существом, во времена детства которого в водоемах водилась совсем другая рыба. Но почти ископаемый дяденька рассказал про ту же плотву, про тех же окуньков, ту же красноперку и чехонь, и мальчик успокоился, поняв, что его не станут обучать премудростям вылова кистеперой рыбы. Отец Жанны неодобрительно поглядел на незванного собеседника, давая ему понять, что общение с внуком его интересует на данный момент больше, чем совместные обсуждения перепетий прошлых чужих рыбалок, и Герман с улыбкой кивнул ему головой в знак согласия и сообщил ребенку:

– А ты дедушку послушай, он дело говорит, – и мальчик вернулся к деду, взял опять его за руку, занимательный разговор про будущий летний сезон рыбалки продолжился.

 Жанна улыбалась, слушая про рыбацкие дела своего отца и сына. Дача была единственным доступным развлечением для ребёнка в те годы. Летних лагерей попросту не было. К концу девяностых начали было появляться возможности отправить ребёнка в летний лагерь на коммерческой основе, но для семьи Жанны это было очень дорогое удовольствие, да и мальчик был тихий, трудно сходящийся со сверстниками, так что смена в таком лагере была бы для него не лучшим времяпровождением. В советские годы в пионерский лагерь отправлялся каждый ребёнок, каждый школьник, все родители знали это правило, и летний месяц, а порой и два, отдыхали от своего чада, предоставив пионерской и комсомольской общественности развлекать его, обучать, повышать его идеологический уровень, заодно надыхивая свежим воздухом и напаивая парным молоком из соседних с лагерем деревень. Многие семьи вывозили себя и своих детей к морю, на курорт, но в девяностые все эти возможности были совершенно недоступны. Не было не только средств для курортов у людей – не стало самих курортов. Прекратилось государственное финансирование, прекратился и приём приезжающих, и обслуживание гостиниц и курортных зон. И тогда личные дачи стали отдушиной для городских детей, все владельцы дач были счастливы возможностью развеять родное чадо от душного городского ландшафта. Плюс возможности огородно-садового выращивания. В стране, в магазинах которой порой трудно было купить обычные овощи для борща, а иногда попросту не было на это средств, потому что зарплату работающим людям нередко выдавали тем самым, над чем они работали, огородные плоды оказывались как нельзя кстати.

 Шедшая рядом с супругом Валентина чувствовала себя лишней, пока её муж общался с внуком. Она несколько раз нервно оглядывалась назад, где уже практически не разговаривая шли Жанна, Гена и Герман. Герман был спокоен. Он взял телефон у Жанны – Гена никак не мог вспомнить нужные цифры, и пришлось ему позвать жену. Жанна посмотрела на мужа недовольно, "опять тащит собутыльников домой", но номер продиктовала, Герман записывать не стал, сказал, что запомнит, и она подумала, что он забудет, и слава Богу. Герман пообещал Геннадию кассету с записью концерта Эрика Клэптона, и наш меломан не смог противиться подобному великолепному дару.

 Сначала уехала семья деда. Бабушку Соню усадили у окна, и она долго махала оставшимся на остановке внучке, правнуку и внучкиному мужу, махавшему в ответ с пьяным энтузиазмом. Герман с улыбкой смотрел на это пиршество родственной теплоты, и с легкой насмешливостью послал от себя бабушке воздушный поцелуй.

 Наконец подъехал нужный автобус, и Герман помог подняться на подножку автобуса Геннадию, посмотрел, как они усаживаются на свободные места, как Жанна идет платить за проезд, а муж её пытается усадить к себе на колени сына, который не хочет сидеть у выпившего отца. Когда она вернулась с билетами, автобус тронулся, он поднял руку, чтобы помахать, Жанна увидела его в окно и махнула в ответ. Герман сделал движение рукой, словно поймал этот мах и приложил руку к сердцу, а другой прикрыл её, как будто особую драгоценность. Жанна уже не видела этого, впрочем, её память пока была занята вторым по счету странным его взглядом, когда они вместе – она с лесенки автобуса, а Герман снизу, помогали подпившему Генке залезть на крутые ступеньки общественного транспорта. Жанне показалось что-то недоброе, даже злобное на миг выглянуло из этих темных глаз, и она, не поверив, взглянула на него пристально, но Герман уже улыбался, привычно растягивая губы, глаза же стали недоступными для наблюдения. "Пьяных, что ли, так не любит? – подумала она, – да нет вроде, вон как нянчился… Да черт с ним!" – и она выкинула его из головы. По крайней мере, на время.

 Герман постоял на остановке, закурил и пошел к своей машине, которую припарковал недалеко от дома, где праздновали юбилей.

Поэтический вечер с пельменями

 Он позвонил только через две недели. О нем уже успели забыть, и Жанна, и даже сам Генка, хотя он еще несколько дней вспоминал тот обещанный сладкий приз в виде концерта любимого блюзиста. Но Жанна выговорила супругу за наивность и доверчивость к каждому постороннему, "который захотел с тобой пообщаться".

– Да сдался ты ему, концерты тебе дарить, ты ему никто.

– Чего это никто, мы ему родственники.

– Ген! Ну какие мы ему родственники? Даже моя бабушка не знает его, он какой-то там юродный племянник тети Нины, даже не ее, а мужа её, и родственность эта к нам с тобой вообще никак не относится.

– Не, а чего же он тогда мне обещал? Он же обещал. У меня, говорит, два одинаковых концерта, не перезапись, я один тебе подарю.

– Да достал ты его своей музыкой, вот и придумал, чтоб ты отвязался. Ген, ну не будь таким ребенком. Вежливость человек к тебе проявил. Хотя ты этого, честно говоря, не достоин.

Гена понял, что многое из того вечера он и вспомнить-то не в состоянии, и перестал думать о вожделенном блюзовом концерте. Гена алкоголиком не был, но выпить любил. Какое-то чувство расслабления, отдыха и веселья накатывало на него после выпитого, в чем душа его крайне нуждалась, как-то слишком быстро и неожиданно ему пришлось стать ответственным человеком, отцом целого семейства с женой и собственным ребенком. Он, конечно, старался. Но срывался частенько. Да и времена еще смутные не окончились…

 Герман спросил, когда им угодно будет его принять, он хочет исполнить своё обещание и принести кассету своему новому приятелю. Так и спросил:

– Когда вам угодно меня принять? – не "удобно", а именно угодно. Граф Герман. Жанна ответила, что мужа сейчас дома нет, приедет он через несколько дней.

– О, хорошо, я тогда позвоню еще раз.

– Герман, не надо, просто приходите во вторник, я думаю, он будет рад, понедельник он отдохнет с работы, а во вторник вы встретитесь.

– Договорились, часам к пяти нормально будет?

– Да, вполне.

– Адрес ваш подскажите?..

 Жанна назвала адрес и вздохнула. Опять выпивка. Гость, которого нужно развлекать, кормить, поить, общаться. Ей уже поднадоели эти вечные встречи с активными возлияниями, с избыточным общением, чрезмерной какой-то бурливостью… Нормальных семейных встреч, как бабушкин юбилей, практически не было, жалели денег и труднодостающиеся блага жизни, но молодежь встречалась часто со своими друзьями и приятелями, по-простому, малозатратно и выгодно с продуктовой точки зрения. Но даже эта малозатратность и выгодность наносила ущерб скудному семейному бюджету.

 Гена приехал с вахты, и Жанна забыла про звонок Германа, вспомнила только вечером в понедельник.

– Генка! Забыла тебе сказать, твой Клэптон придти собрался.

– Да?! Когда?

– Ой, прям так рад. Завтра. Картошки пожарю и котлет куриных.

 Гена поморщился.

– Знаю, что ты их не ешь, это и не тебе. Ешь картошку. Куриный фарш дешевый, никаких больше вкусностей. Денег нет, тебе зарплату еще не дали. И то на долги половина уйдет.

 Гена скрутил было просительную мину, но Жанна сказала:

– Нет. И не проси.

– Ну хоть водки купи.