Ангелина, или Ненасытная тварь

– Судьбу не обманешь, от судьбы не уйдёшь! Эта встреча… она не случайна… Я просто уверен, что мы оказались в одном троллейбусе по великому замыслу… каких-то высших сил! Это точно сигнал! Это особый знак!

На них уже обратили внимание другие пассажиры: кто-то оглядывался и улыбался. Весь салон затих, потому что все с интересом ждали развязку. В самый последний момент Ангелина решила крикнуть ему свой номер, когда тот уже стоял на тротуаре, держа рукою дверь, чтоб водитель не закрывал – прокричала лишь бы тот оставил троллейбус в покое и дал возможность двигаться дальше. Она почему-то надеялась, что впопыхах тот его не запомнит, однако, ей пришлось наблюдать следующую картину, как её «подарок судьбы» выспрашивает в газетном ларьке ручку, после чего быстро пишет у себя на запястье – в тот момент она сделала вывод, что её номером он всё же обзавёлся. Ангелина ухмыльнулась и тут же выкинула эту встречу из головы.

На следующий день она отмечала свой день рожденья одновременно с успешной сдачей экзаменов. Мероприятие проводилось дома, и такое двойное событие не могло пройти без большого количества приглашённых гостей, друзей и родственников, и не только её друзей: на все дни рождения дочери отец приглашал своих – было не протолкнуться. Весь вечер звонил телефон; она едва успевала отвечать на поздравления тех, кто не присутствовал лично. Папа гоготал. В один момент она, ответив на очередной звонок, услышала в трубке незнакомый мужской голос. По ходу беседы виновница торжества сообразила кому он принадлежит – тому самому придурку из троллейбуса. Его звонок был некстати, и сам он её ни капли не интересовал – она пыталась отвязаться от неугодного парня, ссылаясь на гостей, которые галдели на заднем фоне, но Сергей – у придурка было имя, услышав по какому поводу те собрались, предложил включить радио и ждать от него сюрприз. Ангелина была заинтригована.

Впоследствии она узнала, что нет такого места, где бы у этого Серёжи Лукина не нашлось друзей, корешей и всяких знакомых. В самый ближайший момент по радио прозвучало поздравление для Ангелины Нестеровой от её лучшего друга Сергея. Её поздравляла очень известная в городе ведущая своей слаженной речью, в то время как гости слушали в ступоре и молчали, находясь под непередаваемым впечатлением. Их удивлению не было предела – в то время по радио такое звучало лишь для избранных: каналов на тот момент было мало, да и поздравительных передач одна-две от силы, поэтому редко кому удавалось дозвониться.

Гостям она не стала объяснять, что с поздравителем она познакомилась только вчера, а его имя ей стало известно лишь несколько минут назад – гости и без того были крайне удивлены – не удивлять же их без конца.

Через несколько дней Ангелине и её сокурсникам вручали дипломы; за торжественной частью следовал выпускной вечер. Под воздействием шампанского на выпускницу накатила сентиментальность и захотелось романтики. Провожая завистливым взглядом уходящих в обнимку со своими кавалерами сокурсниц, ей захотелось, чтобы её так же кто-нибудь встретил, похвалил, поздравил, обнял, но не из числа родственников, а близкий друг, и она решила сама напроситься на свидание с парнем. Вот только звонить было некому, разве что Евгению, правда, сам он уже несколько месяцев не напоминал о себе и, если бы не та храбрость, что вселилась в Ангелину под воздействием алкоголя, она не решилась бы на этот шаг. Она стояла на улице у открытого телефона-автомата, какие тогда висели на стенах зданий, в потрясающем наряде, мокла под дождём и выслушивала никчёмные оправдания, которые бубнил Евгений, дескать, сегодня он сильно занят и вообще не может сейчас разговаривать. Он положил трубку первым, так и не поздравив ни с чем.

Зато наутро она снова услышала в телефоне голос своего нового знакомого Серёжи Лукина, который, как только узнал о получении диплома, осыпал её с головы до ног душевными поздравлениями, хвальбой и комплиментами. Ангелина всегда была падкой на лесть, по той причине не выдержала – согласилась встретиться с этим чудиком из троллейбуса.

Лукин явился на первое свидание практически со всей семьёй: братом, его женой и пятилетней племянницей. За прошедшую неделю Ангелина успела позабыть как он выглядит и, переводя взгляд с одного на другого из двух одинаково рослых парней, вспоминала: с которым из них она ехала тогда? Серёжей Лукиным оказался тот, кто был пострашнее. Неудивительно, что она не могла вспомнить черты его лица – оно у него было бледным, продолговатым с узкими губами и глазами, и назвать его можно было скорее безликим – нечего было вспоминать. От старшего брата его отличали растопыренные уши и излишняя худоба, будто он совсем не ел или, как говорят, не в коня корм. Он был настолько тощав, что с него сваливались без того малоразмерные джинсы, ремень их едва удерживал, и они спадали, потому что бёдра у него были тоньше, чем талия, а ягодицы казались ввалившимися внутрь. Впоследствии отец Ангелины, увидев Лукина, произнесёт свою знаменитую фразу: «Ты, Ангелин, девка вроде симпатичная, фигура у тебя хорошая… Но мужики твои – один зоопарк!»

Несмотря на невзрачную внешность Лукина, она всё же выискала в нём достоинства: остроумие и уникальное чувство юмора, чем восторгались многие, кто его знал. Стоило ему открыть рот, а шутил он оригинально и беспросветно, она закатывалась со смеху на каждое его изречение. Лукин умел говорить и петь на разные голоса, подражать знаменитостям, по просьбе её подружек исполнял безотказно отрывок из песни «Эти глаза напротив» с непередаваемым комичным выражением лица. Но надо отдать должное: пародируя, он настолько точно имитировал тенор Ободзинского, что не каждый бы отличил. Серёжа не употреблял ни капли спиртного – вместо него пил безалкогольное пиво и нецензурно в присутствии женщин не выражался (кроме того раза). О непонятной «бабе», которую он тогда обсуждал в троллейбусе со своим приятелем, Ангелина не стала расспрашивать и вообще старалась забыть то, что первоначально Лукин вызвал у неё отвращение.

Ангелине ещё не попадались такие уникумы, каким был Лукин: свой высокий интеллект он не знал куда применить, великолепное чувство юмора не знал куда пристроить, а умение быстро находить с людьми контакт и легко с ними договариваться помогло ему обрести своеобразную профессию, которая так и называлась с его слов: «договариваться с людьми». Но никто так и не смог узнать, что же за профессия такая, и кем он на самом деле работал.

Чем-то он, конечно, зарабатывал, потому что одевался Лукин с иголочки: на нём всегда были дорогие, не по карману, туфли, одежда качественной, но когда Ангелина впервые попала к нему домой (это было в тот день, когда он пришёл на первое свидание с семьёй), то увидела, что живёт он как бомж. Может сравнение совсем неверное, ведь у бомжа нет квартиры, но, думаю, вы поняли, о чём я.

Обстановка в квартире у Лукина была, по правде говоря, нищенской: мебель обтёртой, залоснившейся, несовременной, обои отклеившимися по стыкам, посуда по большей части со сколами и трещинами, у ковра намертво затоптался ворс, будто по нему проехал каток. Непонятно выглядел сервант: из-за отсутствия в доме каких-либо сервизов или сувениров тот был заставлен старыми грампластинками, видео и аудиокассетами. Серёжина родня: брат, сноха, ребёнок и вместе с ними Ангелина в первый же день остались у него ночевать, все в одной комнате. Разлеглись по странному: Лукин на старой детской кроватке, видимо ещё той, что осталась с его детства, на другой, обычной, кровати – чета его брата, на третьей – Ангелина и примостившаяся к ней неугомонная племянница, полюбившая её с первого взгляда, как, собственно, и дядя Серёжа.

На утро в квартире произошли изменения: появилась импозантная (по-другому не назовёшь) мама с высокой, тщательно уложенной причёской, быстро убравшая кое-где признаки беспорядка. Мама выглядела достойно, да, впрочем, вся их семья выглядела вполне прилично, что совершенно не вписывалось в нищенскую обстановку жилья. Глядя на маму, можно было смело сказать, что эта женщина не обделена вниманием мужчин, несмотря на возраст – всё в ней было выхолено; с утра она уже была при полном параде, будто приготовилась к важному мероприятию, хотя на самом деле, наоборот, откуда-то вернулась. Как только показалась Ангелина, мать увела Лукина на кухню разбираться. Дверь за ними закрылась, правда, всё равно было слышно, как мама его отчитывает, из-за чего у Ангелины сложилось мнение, что родители у Лукина строгие, внимательные к своим детям.

– Да ей лет четырнадцать! – доносился из кухни взволнованный голос мамы. – Ты что, на детей переключился? Когда ты за ум возьмёшься? Тебе сколько лет? Двадцать восемь? Тебе давно жениться пора!

Брат со своей женой сначала тоже удручённо слушали, но всё-таки решили включиться в спор, чтобы успокоить маму и ввести её в курс дела – маме они представили девушку заново, в качестве Серёжиной невесты, невзирая на то, что Лукин с ней виделся второй раз. Ангелина смутилась, но разубеждать не стала – в тот момент цель у всех была одна: задобрить всполошившуюся понапрасну маму. С того дня для всех настало счастливое время, которое продолжалось всего два с половиной месяца. А теперь по порядку о том, как быстро приходит счастье, и как ещё быстрее оно уходит, оставляя после себя очередное разочарование.

Лучшая подруга Надя поделилась волнующей новостью, что она забеременела. Отцом ребёнка был один нудный, вечно невесёлый тип по имени Володя, завсегдатай того притона, где собирались наркоманы-игроки. Будущий отец так же имел неясную профессию – он был неразговорчив, поэтому вряд ли «договаривался с людьми», но деньги у него водились, и выглядел он неплохо. Тот, кто был посообразительнее, догадывался, чем занимается Володя: обчисткой квартир.

Несмотря на ситуацию, несвоевременную для беременности у незамужней подруги (Надя к тому же была безработной, и у всего её семейства на данный момент не было работы), Ангелина отнеслась к этой новости со страшной завистью: в последнее время у неё много забеременело подруг, и она помечтала, как они могли бы все вместе гулять с колясками. Посыл направился в космос – желание было исполнено. Будучи знакомой с Лукиным слишком короткое время, а если быть точнее, прошло у них буквально несколько свиданий, она предложила ему в разгар сексуального контакта перестать предохраняться – Лукин удивился, но возражать не стал.

Спустя месяц она шокировала всех знакомых радостным для неё известием: Ангелина получила, чего хотела – она собралась себе родить. Будет ли в этом участвовать Лукин – было неважно. Если отцовство не входило в его планы, то, пожалуйста, будь свободен! Ангелина заявила, что воспитает сама и даже ни разу его не побеспокоит. Но двадцативосьмилетнего интеллектуала задел неожиданный подход к делу, и Серёжа, долго не раздумывая, предложил ей руку и сердце. Всех членов немногочисленного семейства Лукиных новость обрадовала, даже строгую маму, несмотря на то что к тому моменту и она узнала, что сын встречается с этой девушкой чуть больше месяца.

Начались приготовления к свадьбе. Родители Ангелины не поскупились и сняли огромный зал для банкета, пригласили всех, кого только можно. Жених и невеста начали жить отдельно в снятой двухкомнатной квартире ещё до свадьбы; Лукин, как говорится, носил невесту на руках. По иронии судьбы медовый месяц состоялся до, но никак не после свадьбы.

Накануне торжества Ангелина для проведения предсвадебной ночи вернулась к себе домой, в родительскую квартиру, чтобы жених, руководствуясь приметами, не увидел раньше времени всю эту слепящую красоту, эту белоснежную ярмарку, разложенную по всем поверхностям: два эффектных свадебных платья, три пары туфель, три пары ажурных чулок и две роскошные фаты: короткая и до пола. Весь вечер она репетировала, кружась перед зеркалом и приставляя сияющий венец фаты к своей макушке, поочерёдно примеряла свадебные туфли, как вдруг зазвонил телефон.

В этот вечер любой телефонный звонок не вызывал в ней то чувство робости, с которым она снимала трубку на протяжении последних лет, и не таил в себе ожидание чего-то, что помогло бы избавиться от тоски и депрессии. Счастливая невеста подняла трубку, не отрываясь от дела и продолжала глядеться в зеркало. Голос Евгения она, конечно, узнала, он был еле слышен, но дело обстояло не в неисправной связи – просто «учитель» виновато мямлил, напоминал загулявшего мужа, прощупывающего настроение жены накануне своего возвращения из длительного загула. С ним они виделись как-то раз (она уже была знакома с Лукиным), когда она случайно, можно так сказать, упёрлась в своего «педагога», пробегая мимо дома, в котором они с ним постигали науку половых отношений. В ту случайную встречу она сперва состроила безразличие на лице, вспомнив, как он отшил её в день выпускного, однако Евгению удалось растопить лёд и пользуясь случаем он уговорил девушку зайти к нему ненадолго на чай, а вместо чая повёл её на тот же, хорошо знакомый обоим, диван.

Больше до сегодняшнего дня он ни разу её не беспокоил.

– Приходи ко мне завтра, – забубнил он в трубку.

Впервые желание бежать в тот дом у неё отсутствовало, и нигде не шевельнулось побуждение отозваться на его недвусмысленное предложение. Более того, её от него подбросило, хотя оно нисколько не должно было удивить. Она ответила ему слишком эмоционально и раздражённо:

– Ты что?! Я не могу!

Евгений от неожиданности потерял голос, начал прокашливаться – отрицательный ответ он слышал от неё впервые.

– Ни фига себе! – возмутился он, придя в себя. – Всегда могла – теперь не можешь!

Вопросы на этот счёт он задавать не спешил – ему не позволяла гордыня. Он ждал от неё объяснений, а скорее надеялся, что Ангелина поломается, да согласится, но с её стороны так же образовалась тишина.

– Почему не можешь-то?! – не выдержал он.

– Потому-что я завтра занята! – Она сказала уверенно, грубо; трубка жгла ей руку, отчего её хотелось скорее швырнуть.

– И чем же ты так сильно весь день занята, если не секрет? – начал допытываться он, ухмыляясь при этом.

– Не секрет! – Ангелина собралась с духом. – У меня свадьба! Я замуж выхожу!

Слова, произнесённые ею с таким неслыханным наслаждением, повисли в воздухе – на этот раз тишина была самой продолжительной. Евгений, видимо, долго не мог собраться, получив шокирующую для него новость; в телефонной трубке слышалось его прерывистое дыхание, говорившее как же тяжко он её усваивает. Возможно, он счёл её сперва неправдоподобной, предположил, что Ангелина его разыгрывает. За период, пока они не общались, успело многое произойти, и он всё-таки это понял. Его способная «ученица» смогла-таки устроить свою личную жизнь, чего он никак не ожидал, считая девушку беспутной, а сам он, тем не менее, перешёл в категорию «бывшие» или «использованные», «отработанные», «исчерпавшие себя».

– Ясненько, – только и смог он произнести. Затем Евгений просто положил трубку, не попрощавшись и даже не поздравив, хотя бы из вежливости.

В десять утра возле дома, где жили Нестеровы скопился народ. Толпа переговаривалась между собой, поглядывая на окна первого этажа – напоминало ожидание приезда кинозвезды. В основном то были соседи, прослышавшие о свадьбе в семействе Нестеровых, были коллеги, приехавшие поздравить с бракосочетанием и просто любопытные, остановившиеся поглазеть. Под ликование собравшихся к дому подъехали украшенные броскими букетами и атласными лентами автомобили. По окончании традиционного ритуала выкупа невесты в дверях показались счастливые новобрачные, и народ им зааплодировал. Неожиданно для себя Ангелина заметила среди набежавших зевак одну, применительно можно назвать, «папарацци» – то была Мишина мать с фотоаппаратом, объектив которого во время съёмки всегда был направлен на молодожёнов. Женщина протискивалась сквозь толпу с озабоченным неулыбчивым видом, останавливалась и снимала молодых с разных ракурсов, поворачивая фотоаппарат то горизонтально, то вертикально. Когда невеста уставилась на неё в недоумении, несостоявшаяся свекровь догадалась, что от неё хотят объяснений – ей-то зачем снимать? Глаза у этой женщины сразу забегали, а невесте она пояснила: «Мише хочу показать», что только усилило удивление. Покажет снимки Мише… Надо быть сумасшедшей матерью, чтобы так нервировать собственного сына изображением любимой девушки, выходящей замуж за другого. Ангелина осталась в замешательстве. Единственное, что приходило в голову – это попытки со стороны Мишиной матери испугать или наколдовать с помощью этих фотографий, учитывая её дурную славу, будто ворочает она со всякими там заговорами и наговорами, но Ангелина не хотела верить в эту чушь.

Молодожёны устроились в самой представительной машине, и свадебный кортеж двинулся в сторону центрального ЗАГСа. Женщина с фотоаппаратом долго провожала их задумчивым взглядом, после чего произнесла, как бы выражая мысли вслух: «Свадьба красивая, невеста красивая… Но жить они не будут».

На банкете гости поздравляли молодых под шумные аплодисменты, одаривая подарками, конвертами, инструкциями к бытовой технике, которую нельзя было принести с собой; между родителями невесты и матерью Лукина царила полная идиллия; присутствовавшие были довольны происходящим. Один Володя, отец Надиного ребёнка, всё время шарахался от камеры и периодически поругивался с фотографом, чтобы тот снимал свадьбу как угодно, где угодно, но только без Володи в кадре. На приставания тамады – поучаствовать в конкурсах, он реагировал теми же протестами, но, разумеется, не объяснял, что данная конспирация связана с его секретной работой: с квартирными кражами. Жених, напротив, камеры не стеснялся и за людей не прятался: в своём костюме-тройке с видом аристократа он при каждой возможности давал интервью, не забывая вставлять привычные для него афоризмы, и создавалось впечатление, что прибывшая кинозвезда – это он. Кто-то из друзей подарил породистого щенка питбультерьера с эффектным розовым бантом вместо ошейника, которого сразу облепили умиляющиеся девчонки. Свадьба шла полным ходом.

Под влиянием праздничного настроения и звучавших отовсюду призывов – поднять бокалы жених так и быть выпил шампанского, затем согласился выпить вина, затем водки и… понеслось… К концу торжества он успел своим лоснящимся от новизны костюмом обтереть все поверхности банкетного зала, запачканный воротник он расстегнул, бабочка болталась у него на резинке, а сам Лукин повис на более трезвом госте, уставив пустые глаза в ближайший к нему объект и мычал что-то бессвязное. К брачному ложу его относили втроём, даже вчетвером, после чего швырнули обмяклое тело на романтическую кровать прямо в ботинках и костюме.

Невеста закруглялась уже без него: попрощалась с гостями, распорядилась насчёт размещения оставшихся на ночлег, оплатила услуги и, самостоятельно высвободившись из пут свадебного корсета, прилегла рядом с Дракулой, мужем, валявшемся в полном беспамятстве с разинутым ртом в смятом чёрном, уже далеко не торжественном, одеянии и с окровавленным ртом (водку он запивал томатным соком, держа стакан трясущимися руками).

После свадьбы невеста выяснила, что её избранник, её готовящийся к отцовству муж – кодированный, причём неоднократно, алкоголик. Первые слова, которые он произнёс поутру в номере для новобрачных: «У нас есть что выпить?» Услышав отрицательный ответ, жених вскипел: «А почему ты не позаботилась об этом своевременно?» Не найдя ничего другого, Лукин на глазах шокированной жены вскрыл бутылку шампанского, одну из двух символичных, обвязанных красной ленточкой и залпом опустошил её прямо из горла. Вскрытие этой бутылки означало, что ребёнка он уже, получается, обмыл – за шесть месяцев до его появления на свет.

Второй день свадьбы проходил при отсутствии жениха: за столом молодых красовалась одинокая беременная невеста в свадебном платье второго дня, и в её состоянии гости угадывали тревогу. На вопросы о женихе она объясняла всем одно и то же: перестарался, лежит, ему плохо.

Все последующие дни Лукин не просыхал от пьянки – плохо было ему теперь постоянно, а жена не просыхала от слёз. Деньги, собранные на свадьбе, разлетелись в один миг – на них планировалась покупка телевизора, стиральной машины, пылесоса, а в результате они были истрачены на алкоголь, на внушительное количество алкоголя, которым Лукин угощал, взявшихся неизвестно откуда, многочисленных собутыльников, отмечая с ними свою женитьбу. Следующий период своей жизни Ангелина впоследствии назовёт: «Школа выживания».

Первые дни после свадьбы у родителей продолжали гостить родственники из других городов и деревень, и все они, разумеется, тоже быстро остались без денег – свадьба стихийно продолжалась. Днём молодые отмечали её там же, вместе с родственниками, а ночевать уезжали на съемную квартиру, куда вскоре начинали подтягиваться дружки Лукина. Пили все, кроме беременной невесты. Когда у молодожёнов иссякли последние деньги, единственная из всех, кто ещё хоть немного соображал (речь идёт о трезвой невесте), отправилась сдавать пустые бутылки. Рядом с родительским подъездом в пристройке к магазину располагался пункт приёма стеклотары, где работали две милые женщины-соседки. Эти женщины в день свадьбы выходили на улицу, чтобы полюбоваться красивым платьем невесты и порадоваться за молодых. Через несколько дней после свадьбы они, беседуя у открытой двери пункта, услышали звон и увидели, как со ступенек подъезда с пакетами в руках, полными пустых бутылок, спускается новоиспечённая невеста. Ангелина направилась к ним с удручённым видом, затем начала последовательно выставлять стеклянную тару прямо перед их удивлёнными лицами с открытыми ртами. Соседки хотели спросить: как прошла свадьба, но не решились. Этот позор, толкнувший её на выживание, повторялся теперь каждый день: накапливались новые бутылки, распахивалась дверь подъезда, и невеста целенаправленно шествовала к пункту приёма стеклотары, получала за них хоть какие-то деньги.

В дни непрерывно тянувшегося запоя молодожёны отправились навестить мать Лукина. Увидев Ангелину, свекровь ужаснулась (сын её не ужасал): «Что ж ты так отощала в твоём-то положении, деточка?»

Живя в постоянной экономии и оторвавшись от родительского обеспечения, Ангелина почти ничего не ела и, пребывая в состоянии хандры по причине, что попала, казалось, в неразрешимую ситуацию, ничего не требовала – Дюймовочка, такая же маленькая кроткая удобная жена, которую и кормить не нужно, потерявшая в последнее время уверенность в себе. Мать Лукина поинтересовалась: чего бы сноха хотела купить себе вкусненького? Та ответила: мороженого. Свекровь полезла в кошелёк и протянула ей сорок рублей на мороженое.

Когда Дюймовочка и её Крот очутились на улице, тот, не мешкая, цепко схватил её за руку, в которой были зажаты деньги – при этом он начал причитать, как ему сейчас «хреново с бодуна», и если он не опохмелится сию же секунду, то «ему хана». Ангелина неуверенно разжала руку, и Крот, выдернув деньги, поспешил к ближайшему пивному ларьку. Беременная голодающая жена с обидой смотрела ему вслед, а перед глазами у неё так и стояло несъеденное эскимо в шоколаде с клубничным джемом.

Придя домой, Ангелина всё-таки упрекнула его этими жалкими сорока рублями, на что Лукин огрызнулся: «Ты – шкура, жадная до денег!»

Новоиспечённого молодожёна за систематические прогулы попёрли с работы, на которую тот устроился совсем недавно по протекции новых родственников, напрасно надеявшихся, что ради семьи зять возьмётся за ум. В октябре, через месяц после того, как они поженились, у него случилась первая в семейной жизни белая горячка: Лукин забился в угол, натянул на себя висящую занавеску и начал истошно вопить, глядя на жену в испуге: «Кто-нибудь, помогите! Прогоните его, прогоните, прогоните!» Теперь на него в испуге смотрела жена, а тот продолжал орать: «Прочь! Убирайся из моей квартиры, мерзкое создание!» Он разговаривал будто с зеркалом, потому как омерзительнее его самого в данный момент Ангелина не могла никого представить в своей квартире. Край занавески оборвался – Лукин в процессе обороны тянул её на себя с усилием, прикрываясь, затем вдогонку на него рухнул карниз. Лукин почесал зашибленное место, не заметив, чем его там зашибло и продолжил обороняться от «нападения инопланетян». Напугавший его «инопланетянин» ужасался не меньше его: припадки мужа были поистине чудовищны – будь у неё такая возможность, да она улетела бы прочь на другую планету, подальше от стыда, лишь бы не видеть весь этот кошмар.

Однако на утро протрезвевший Лукин подал надежду, дескать, невзгоды остались теперь позади, он прозрел, он выздоровел, уж теперь-то всё наладится! Он взял собачий поводок с таким степенным видом, что Ангелина выдохнула: прошло, наконец, взялся за ум, выздоровел и стала наблюдать, как тот отправляется выгуливать подаренного им пса. Снова она начала надеяться на чудо и утешать себя, будто во всём виновата свадьба, испортившая ей мужа, а на самом деле он у неё хороший. Пока тот выгуливал собаку, Ангелина собирала оставшиеся крохи еды, чтобы приготовить что-то особенное на завтрак к его возвращению, и по ходу уговаривала себя перестать нервничать.