Проверка экватором

В Центре всегда звучала тихая меланхоличная музыка. Сейчас Полин Тикара напевала под сурдинку «Колыбельную» Брамса. Зеленый ковролин делал неслышными шаги.

– Райик, что ты молчишь? – подначила смешливая Люсьена. – Признайся – на тебя же произвела убойное впечатление эта амазонша!

Рай постарался выразиться корректно и мудро, как и подобает тридцатилетнему газетному волку:

– Конечно, я мужик, и поэтому в шоке, но поступок девицы смелый, что нельзя оценивать отрицательно. Мне стало интересно – будет ли продолжение?

Получилось, что Рай деликатно посочувствовал бесстыднице-стриптизерше.

– Ой, Святая Мария, он ее еще и защищает! – возмущенно укусила парня Тара. – Мог бы хоть из приличия заклеймить ее позором – все же груди принято светить в определенных местах!

– В определенном месте я перед ним раздевалась раз сто, но эффект никогда не был таким нокаутирующим, – Люсьена с досадой вздохнула. – По крайней мере он не впадал в ступор, как сейчас.

– Да ну вас к черту! – Моралистка Тара рванула вверх по лестнице чуть не бегом.

Рай и Люсьена остались на прогулочном шаге. Он сразу донес до девушки свою укоризну:

– Лю, ну неужели нельзя обойтись без интимных подробностей?

– А что она тут строит из себя монахиню, а сама в любой момент готова занырнуть под директора Нуньеса! – раздраженно фыркнула Люсьена.

– Под Алехандро? – Рай усмехнулся, представив, можно сказать, пожилого толстяка с вечно дергающейся коленкой, когда он находится в сидячем положении.

– А что? Она считает его человеком надежным, то есть семейно-привлекательным.

– Ну, положим на нее с прибором за всё такое прочее!

Они нежно поцеловались и разошлись. Кафе «Пасифик оушен» располагалось на втором этаже, редакция «Сенсаций» – на третьем.

Поднявшись в кабинет, Рай долго разглядывал свое изображение в зеркале. Лицо загорелое, скуластое, симпатичное, мужественное. Нос прямой, аристократический, губы в меру полные, красиво очерченные, прическа длинноволосая – а-ля мушкетер.

«Определенно, я запросто мог бы сыграть в кино благородного рыцаря Айвенго или брутального Робин Гуда. Я ни в чем не уступаю какому-нибудь Расселу Кроу!», – Рай предался на минутку мечтам.

«Неужели на меня запала такая фифа? – самодовольно спросил он сам у себя. – Мурка с бешеной прытью. Она должна скоро появиться в моем фарватере, если я правильно врубился. Хотя эта эскапада могла быть и простым капризом – у богатых свои приколы. Ну, все равно мордашка хорошенькая и попа торчком. Я с удовольствием погонялся бы за ней по кровати… Однако стоп! Хватит фантазий, пора и поработать».

Рай-Саша сел за компьютер и сходу набрал текст очередной сенсации: «Вчера вечером в наш забытый Богом уютный город Санта-Елену заехали знаменитые светские хлыщи – певцы тарабарских синглов Рики Эртини и Тур Беллито. Остановились они, конечно, в пятизвездном суперотеле «Амбассадор» и сразу рискнули выпить нашей кислотной текилы. А уже через десять минут пьяные любимчики пубертадной детворы разделись догола, запрыгали по стойке бара и стали разбивать головами розовые стекляные плафоны. Еще они разбрасывали, как сеятели, банкноты достоинством аж в десять песо! Отрезвев от подвижной дикой пляски, барды ужаснулись учиненному разгрому, справедливо сообразив, что наша безжалостная полиция может быть уже на подходе. Короче говоря, беструсовая команда кинулась наутек на танкоподобном внедорожнике «хаммер». Хотя хулиганы могли бы и не спешить – наши строгие блюстители порядка еще только доигрывали партейку покера».

Грубых и неотесанных фараонов в Санта-Елене никто не любил, поэтому, постоянно подсмеиваясь над ними, Рай повышал тираж газеты. Читатели «Сенсаций» смаковали его юмористические выверты и слали благодарственные письма: электронные по интернету и бумажные по почте.

Мстительные копы, между тем, открыли охоту на строптивого журналиста, но поймать пока Кури-Коротича на каком-нибудь нарушении закона им не удалось. Предусмотрительный Рай не выходил на улицу в хмельном состоянии, не принял участия в демонстрации протеста домохозяек по поводу увеличения тарифа на кабельном телевидении, ходил всегда в компании, чтобы были свидетели на случай досадного форс-мажора, и еще проклятый сатирик успел подружиться с лучшим адвокатом города.

Вот и сейчас Рай-Саша заглянул на всякий случай в свой почтовый ящик sponge. И не зря – появилось одно новое сообщение. От адресата rezeda, то есть от Натальи Зубовой. Входящий текст был краток: «Слепой, не проморгай Фемину! Это человек Мика Христопулоса. Мафия Куаягиля. Игра началась. Mignonette».

Новоиспеченный Рай Кури самодовольно улыбнулся: «Моя Миньонет подогнала мне привет!» Парень потянулся по-котиному и спешно удалил из компьютера судьбоносное послание. Саша был крайне доволен, ведь он получил от свего руководства санкцию на контакт с понравившейся ему молодой женщиной. «Бинго! Командировка на знойный экватор перестает быть томной!»

Санта-Клара. Эквамадор.

Эквамадорский профессор психиатрии Карлос Панемеда лечил наряду с обычными гражданами и представителей преступного мира. Карлос посешал самые строгие тюрьмы страны, не гнушался изучать недуги кровавых отморозков. Естественно, иногда док Панемеда назначал курс лечения аменазином неисправимому киллеру-душегубу. Врач крытки колол буйного пациента дженериком, пока тот не переставал буянить, превращался в сонного овоща.

– Укатали-таки уркагана-урагана! – замечали просвещенные надзиратели с самодовольной ухмылкой. А в народе гуманная практика оздоровления зэков получила название «Каток» из-за созвучия со словом «укатали».

Остров Санта-Клара торчал огромной зеленой кочкой посреди лазурно-индигового океана в двух милях от берега. К нему ходко шел мощный катер, поднимая за собой высокий пенный бурун. В дребезжащей от вибрации рубке рядом со штурвальным матросом стоял профессор Карлос Панемеда: сорок лет, тонкие черты лица, нос чуть с горбинкой, золотистая кожа, русые волосы с небольшой сединой, европейский серый костюм, белая батистовая рубашка с узорчатым галстуком, щегольские казачки. По причине рослости и худобы сотрудники возглавляемого им института нейроанатомии и психологии (ИНАП) прилепили к нему точное прозвище «Штрих».

Шумный катер пришвартовался к дощатому пирсу. Двое горилловидных коммандос в антиковидных масках встретили профессора на берегу. Их зелено-коричневая форма полностью сливалась с фоном из стволов и листвы тисов, баньянов и сейб. На открытом джипе такой же камуфляжной окраски троица помчалась вглубь острова по асфальтированной дороге.

Вскоре джип въехал в охраняемый проезд в четырехметровом заборе и остановился перед островной виллой «Фортуна». Помпезное двухэтажное здание, покрытое голубой штукатуркой, было похоже на сказочный дворец: в фасаде выделялись два эркера с башенками, между ними по второму этажу тянулась застекленная веранда. Слева к вилле примыкал огромный куб из бетона и стеклоблоков – крытый бассейн, справа – еще одна пристройка в авангардистском стиле: скошенная металлическая крыша взметалась высоко вверх над растянутой гармошкой из стекла и алюминия.

Полновластный хозяин «Фортуны» казался довольно комичным персонажем: шестьдесят два года, грузный и мелкорослый, крупный мясистый нос нелепо громоздился над тонкими губами, лысая макушка блестела над крашенными остатками черных волос и оттопыренными ушами, кожа цвета какао говорила об его темном происхождении – угадывалась смесь нескольких кровей: индейской, испанской и гринго. Одежда – непритязательные хлопковые рубашка и шорты гарнитура «Сафари». Обувь – массивные лимонные ботинки «Панама Джек». В связи со схожестью головы с известным фруктом он получил от неизвестного остряка кличку «Груша».

Зато официальное имя сановного господина было пышным и звучным – Энрике Луис Гутьеррес. Положение обязывало – Энрике был владельцем солидной корпорации «Рэймоз Энтерпрайзес» и советником по экономике губернатора провинции Куаяс Сезара Бадельракаса.

Сейчас советник болтал ногами, восседая на удобном офисном кресле в черно-белом кабинете виллы «Фортуна». Почти самолетный ангар был выдержан в двухцветной гамме: эбеновые шкафы, столы , кресла, маски, полки с книгами и, словно алебастровые, светлые стены, потолок, шторы, компьютеры, светильники. На большом телеэкране, вмонтированном в стенку, сменяли друг друга цветные слайды: прекрасная Белоснежка за рулем автомобиля, в магазине, на улице, в парке-набережной Малекон, на Променад-аллее и даже в своей гуаякильской квартирке на Авениде 9 октября.

На селекторе зажглась синяя лампочка, и приятное сопрано доложило:

– Профессор Панемеда, назначено на 10.00.

– Пусть войдет, – Энрике Луис бросил в микрофон неожиданно высоким юношеским тенорком. – Присаживайтесь, Карлос, – сказал он, приветствуя гостя взмахом пухлой ручки.

Профессор кивнул в ответ, уселся на кожаный диванчик и спросил мягким баритоном:

– Что случилось, патрон? Надеюсь, ничего такого, что нельзя исправить?

– Исправить будет нелегко, – Гутьеррес задумчиво протянул и спросил в свою очередь: – Кого вам напоминает эта броская девица?

Панемеда водрузил на орлиный нос очки в тонкой золотой оправе и задрал подбородок, чтобы навести карие глаза на улыбающуюся с экрана веселую Белоснежку.

– Похожа на Эрнесту Равалини в молодые годы.

– Правильно. Значит, не мне одному это очевидно.

Гутьеррес взял со стола пульт дистанционного управления в форме мыла «Сорти». Панемеда невольно подумал: «Можно решить, что Груша – чистюля-параноик: запачкал руки о воздух и сейчас пойдет их мыть». Энрике тоже пропустил по коварным извилинам холодную мысль: «Пора прижать к ногтю нашего Штриха. Ситуация требует его стопроцентного подчинения».

Гутьеррес наконец нажал на кнопку ДУ, тяжелые шторы разъехались, открыв огромное окно с видом на обворожительный ландшафт: могучие эвкалипты и голубое небо в юрких чайках и перистых облачках. Эндрю посмотрел в окно, вздохнул, как бы жалея, что совершенство мира не распространяется дальше этой красивой природной картины, опустил взгляд на листок бумаги, который лежал на столешнице, и несколько монотонно заговорил:

– Я получил факс от своего человека в Гааге. Весть для вас неприятная, но не смертельная. Международный трибунал занес ваше имя в черный список. В самый конец из двухсот фамилий солидных персон. Я давно нахожусь в «расстрельном» реестре, так что беспокоиться не о чем.

– Как это не о чем?! – Карлос дернул по-куриному «клювом». – У меня нет собственного острова, где я мог бы сидеть, поплевывая на всё и всех! – возмутился он спокойствию визави и спросил: – Что они вообще мне инкриминируют? Я не серийный убийца и не террорист-камикадзе!

– Они уцепились за «Каток». Информация о вашей лечебной миссии в тюрьмах просочилась и дошла до этих белоручек-законников. Дескать, мы тут сводим с ума преступников. Правда, доказать точно прокуроры ничего не могут – у МУС нет фактов, документов, видео-свидетельств.

– Я просто лечу людей от психопатии! Про какой-то «Каток» я ничего не знаю!

– Сам по себе Трибунал ничего не значит, пока мы находимся у власти. Но стоит нам её потерять, наши враги с радостью выдадут нас Гааге, – сформулировал сущность ситуации Гутьеррес.

– Спасибо, Энрике! Вы меня здорово утешили! – затравленно воскликнул Панемеда. – Может, теперь перейдете к делу, из-за которого вы выдернули меня с материка?

– Не спешите, дорогой Карлос, – Советник плел прочную паутину вокруг профессора: вслед за «кнутом» должен появиться «пряник» – законы жанра превыше всего! – Жизнь – это не спектакль на провинциальной сцене. Лишь бы как здесь играть не годится. Мы с вами теперь в одной лодке, и я хочу, чтобы вы ясно представили себе, так сказать, величие момента. У каждого человека такой судьбоносный случай бывает только раз, все остальное зависит от того, на сколько продуктивно он сумеет им воспользоваться.

Гутьеррес сделал внушительную паузу и стал гипнотизировать Панемеду дружеским взором, создавая доверительную атмосферу для выплеска заранее подготовленной исповеди.

– Далеко за примером ходить не надо. Всего тридцать лет назад я был нищим. Мыши вешались в моем доме от голода. Я тогда не гнушался общества людей дна. Одного полусумасшедшего старика звали Аканкалик Перейра. Он предсказывал будущее у Храма Святой Марии Надежды. Никто, даже грязные попрошайки, не принимали его в серьез. Мне же его рассуждения показались интересными. Образовался симбиоз: мне он заменял радио, а я был ему нужен в качестве слушателя и собеседника… Аканкалик был помешан на исследовании своих корней, уходивших в древнюю культуру Кечуа. В какой-то пещере он отыскал хроники древних индейцев в виде криптограмм на глиняных дощечках, и последние годы его жизни ушли на их расшифровку. Наряду с самой разной чепухой я узнал о том, что в глубоком прошлом на планете наблюдалось два пятилетия сильнейшей солнечной активности. Первое Эль-Ниньо случилось перед самым началом Первого века нашей эры, второе – на рубеже IX и X веков. Просматривалась цикличность космического процесса, и получалось, что третий температурный скачок должен случиться прямо на днях… В национальной библиотеке Кито я откопал статью в «Нью-Йорк таймс» на эту тему. Вот она. – Гутьеррес вывел на экран медиа-продукт под названием «Две цивилизации погубило изменение климата».

Под спокойную речь диктора возникали живописные кадры из документальных фильмов о древних цивилизациях Центральной Америки и Китая. Текст был следующим: «Ученые из Немецкого национального центра наук о земле попытались установить, почему на рубеже IX и X веков нашей эры на противоположных концах земли практически одновременно прекратили существование крупнейшие цивилизации того времени. Это падения империи индейцев майя и китайской династии Тан, вслед за которым последовал период феодальных усобиц. Обе цивилизации находились в муссонных регионах, увлажнение которых зависит от сезонного выпадения осадков. Однако в указанное время дождливый сезон оказался не в состоянии обеспечить количество влаги, достаточное для развития сельского хозяйства. Наступившая засуха и последовавший за ней голод привели к закату этих цивилизаций, полагают исследователи. Они связывают климатические изменения с природным феноменом «Эль-Ниньо», под которым подразумеваются температурные колебания поверхностных вод восточной части Тихого океана в тропических широтах. Это приводит к крупномасштабным нарушениям циркуляции атмосферы, что вызывает засухи в традиционно влажных регионах и наводнения – в засушливых. Последний император династии Тан умер в 907 году нашей эры, а последний известный календарь майя датируется 903 годом».

– В 90-м году я получил небольшое наследство, – Энрике Луис продолжил свою исповедь, – и температура на экваторе резко пошла вверх. Люди толпами устремились на Север и Юг планеты. Дальше всё провернуть было уже легко. На экваторе остались единицы, которые скупили за бесценок дома, земли, предприятия. Среди них и ваш покорный слуга. Пять-шесть лет нам пришлось попариться, но зато мы выбились в патриции Эквадора и составили Клуб Сьерры и Косты (КСК), теневой кабинет, который влияет на все события в стране… Мой счастливый случай – встреча с Перейрой. Не обладая его знаниями, я бы тоже уехал на Север и стал бы мелким хозяйчиком бензоколонки в Канаде. Ваш пропуск в истеблишмент Эквадора, в мир великих достижений и больших денег вы получите в случае согласия на участие в проекте, реализация которого начнется уже сегодня. Прежде, чем посвятить вас в детали, я обязан спросить: что вы выбираете? Неограниченный счет в Центральном банке Кито или бензоколонку в Ванкувере?

– Энрике, я уже не пацан, и прекрасно понимаю, куда приведет меня задний ход. Про Ванкувер и Гаагу можете рассказывать кому-нибудь понаивнее, – Панемеда был еще немного раздражен, но, обнаружив на горизонте новую радужную перспективу для себя, он благоразумно решил идти вместе со всемогущим КСК до конца. – Мы с вами уже давно в одной лодке, и я пока топиться не собираюсь.

– О’кей, Карлос, я в вас не ошибся. – Добрый взгляд Гутьерреса потух. Первая цель – вербовка Панемеды – была достигнута. Энрике повернулся к компьютеру и набрал на клавиатуре код секретного проекта «Рокировка». – Внимательно смотрите на экран и запоминайте. Записывать ничего нельзя, – сухо предупредил Груша заинтригованного Штриха.

Куаягиль.

Против куаягильской гостиницы «Италия» громоздилось серое здание муниципалитета. Его лепные украшения изрядно разрушились от времени. У скульптурного кондора, венчавшего весь архитектурный ансамбль, зияла дыра в оттопыренном крыле. Три вазона вокруг купола напоминали своими «расстрелянными» силуэтами пьяниц после пирушки.

Опытный служака Агентства Гектор Крум в белом полотняном костюме сидел в кресле возле открытой балконной двери. После обследования балкона он убедился в непрочности кирпичного сооружения и решил не подвергать свой надорванный в скитаниях организм риску падения с третьего этажа.

Спецагент CIA прижимал к уху смартфон, как всегда, широко улыбался и выдавал ценные указания своему напарнику Джеку Лоренцу:

– Ахиллес, твоя главная задача проста, как матрас, – ничем не выделяйся. Наверняка, весь первый месяц в мафии к тебе будут присматриваться. Действуй, как договорились. Твой образ по легенде – тупой молчун, бессердечный убийца. Испанский ты понимаешь еле-еле, два слова из ста. Там у этого Грека должен быть некто типа начальника разведки. Есть?

– Так точно! Это мелкий пигмей Пункева.

– Вот! С ним подружись. Но не навязывайся, как проститутка. Ты – киллер международного пошиба: смотри тяжелым взглядом и надувай щеки. Да он сам должен к тебе подъехать тихой сапой. Работа у него такая. В деле уже был?

– Взяли тут вчера одну контору нахрапом. Мик остался доволен. Я вырубил двух копов. Сейф с потрохами в лайбу загрузил. Для меня это труха, ты знаешь.

– О’кей! Так держать! Отзванивайся только из таксофонов или со стационарных. Мобилу легко проверить. По сотовому в крайнем случае!

– Гектор, ты уже пятый раз повторяешь. Я щас зашел тут в одну лавчонку, старику на солнечное сплетение чуть нажал. Шаман спит, я болтаю. Понял?

– Молодец, малыш! Хотя аборигены все равно по-английски не секут. Ну, я за тебя спокоен.

– Бывай! Пойду куплю что-нибудь пожрать. Никак не привыкну к острому. И чича у них противная.

– Зато текила – ничего. Но сильно не налегай!

– Да, чуть не забыл. Урка мне впарил, что Грек влюблен в бабу, но она кидает ему динаму. Сама капа какая-то.

– Командирша?

– Ну, да. Буду держать тебя в курсах.

– Да, эта линия может пригодиться.

– Ну, всё. Старик оживает. Пока.

– Хай.

Гектор отключил сотовый, швырнул плоский аппарат на стол, взял с фарфорового блюда кисть винограда. «Русский, возможно, уже где-то здесь поблизости, – подумал, жуя, Крум. – В городе он появится в районе порта. Надо завести знакомство с руководством. Дурная река Кауяс течет то в залив, то назад вверх. Не нравится мне всё это!»

Спецагент Крум набрал длинный американский номер шефа Смайла, дождался его покашливания и сказал:

– Оба ваших «терьера» прошли акклиматизацию. Ветра пока нет. Всё о’кей.

Грегори Джозеф грюкнул, прочищая горло, и отключился.

Санта-Елена.

В кафе «Тихий океан» музыка гремела громко и была она гораздо круче, чем в остальных помещениях Культурного Центра. Сейчас модный Флорентино исполнял зубодробильную композицию Эрика Клэптона из альбома «Рептилия». Пульсирующая в бодром ритме афро-рока атмосфера заведения накалялась, как кастрюля на огне. Люсьена в розовом переднике и с кукольным бантом в прическе просто швыряла на стол блюда, заказанные Белоснежкой.

Чертовски красивая блондинка улыбалась смиренной монахиней, наблюдая за обозленной официанткой. Рядом возник только что вошедший в кафе Рай Кури. Он легко пожурил свою подружку: – Лю, не кидай соус в посетителей. Туристы для нас – Боги, сошедшие с небес!

– Да пошел бы ты со своим вшивым юмором! – Люсьена бросила ему и быстро скрылась в подсобке. Девушка явно собралась зареветь, как белуга.

– Можно? – Рай спросил для проформы и сел против Белоснежки.

Она сверкнула лукавыми глазищами и взяла пирожное.

– Конечно! Ты же понимаешь, что я пришла сюда не обедать. Это все тебе.

– Спасибо. Очень мило с твоей стороны. – Журналист старался скрыть свое волнение, у него мало что выходило: руки предательски дрожали, а голос вообще осип.

Рай пододвинул к себе рыбу «энкосадос» с соусом из кокосового молока, томатов и чеснока, ковырнул ложкой, забросил в рот кусочек и заговорил более раскованно:

– По набору блюд видно, что ты гурманша. Суп «локро», морская свинка «куй», бифштекс «ломо», «севиче», кукуруза «кангиль» и «хумитас».

– Надо всегда брать лучшее. Тогда провал исключен! – Белоснежка широко улыбнулась и стала совсем неотразимой – просто неземной Мэрилин Монро.

Рай невольно залюбовался ею, словно Афродитой, вышедшей из пены морской, даже перестал жевать.

– А к уличному спектаклю ты тоже готовилась? – чуть прищурившись, спросил он.

– Нет, это была импровизация. – Она дурашливо замотала головой, и волнистые пшеничные волосы разметались по обнаженным плечам. На Белоснежке был одет топик на одной бретельке. – Бюстгалтер я сняла в машине, случайно увидев тебя на стрэнде. Надо же было как-то обратить на себя твое внимание.

– Смелый демарш, но не заметить тебя и без стриптиза никак не возможно, – Рай искренне признался, что он сражен ее красотой. – Ты все сделала правильно. По-моему, всегда интересней смотреть фильм, пропустив первую нудную серию.

– Я тоже за хорошую скорость, – откровенно сказала Белоснежка.– Если я хочу с тобой спать, почему я должна ждать три года, пока ты сообразишь за мной приударить? На медленный роман у меня нет времени.

– Да, я категорически с тобой согласен! – поспешил поддакнуть Рай. – Так, может быть, прямо сейчас поедем ко мне? – Он застыл с поднятой вверх вилкой в ожидании ответа, который либо сильно осчастливит, либо страшно огорчит.

Белоснежка опять полоснула по нему ведьминым насмешливым взором и возразила чуть охрипшим голосом:

– Нет, пойдем ко мне. К тебе слишком далеко. А я живу тут поблизости, на улице Красного Быка.

– О! Это наверно безумно дорого! – бездумно ляпнул Рай, поднимаясь со стула.

– Плачу не я, а мой Дом Моды. Я сейчас в отпуске. – Белоснежка взяла его под руку.

– Да! А как тебя-то зовут?! – Он вдруг очнулся от сна на яву.

– Сэм. Сэм Дисперадо. А про тебя я знаю почти все. Рай Кури – экстримный репортер и рубашка-парень!

Они уже бодро шагали к выходу из Центра культуры. Стеклянные листы дверей даже свистнули, порывисто разъезжаясь в стороны, чтобы срочно выпустить на жаркую улицу не менее пылкую парочку.

Взявшись за руки и перебрасываясь вожделенными взглядами, плечистый Рай и сексопильная Сэм стремительно дефилировали по булыжной мостовой.

– А ты не боишься, что я тебя на себе женю? – игриво спросила она.

– Нет, – улыбнулся в ответ он. – К семейной скуке ты явно не стремишься.

– То-то! Такая программа по мне.

В метрах двадцати за влюбленными медленно ехал неприметный серенький минивэн «опель» с тонированными, непроницаемыми для любопытных глаз стеклами. Это была оперативная машина службы безопасности Гутьерреса (СБ). В салоне «опеля», сразу за кабиной водителя, возвышался до потолка стеллаж, плотно заставленный электронной аппаратурой. В центре штабеля из эмалированных ящиков с осциллографами, индикаторами, клавиатурами и верньерами находились два дисплея. На одном экране была цветная картинка с изображением Рая и Сэм, на другом – дергалась острыми зигзагами кривая уровня записи звука. Телекамера на кронштейне висела под потолком кабины перед лобовым стеклом, направленным дальнобойным микрофоном была оснащена кривая антенна на крыше.

В «передвижке» работали двое мужчин в голубых, не первой свежести комбинезонах: высокий белесый здоровяк Рути и маленький чернявый хлопотун Чичер. Оба сидели, держа в руках пульты величиной с книгу. Рути время от времени немного поправлял камеру, то есть следил, чтобы влюбленные постоянно маячили посередине экрана. Чичер снял лопухи-наушники и с легким раздражением заявил:

– Какого черта мы по ней ишачим? Болтают про одну постельную шелуху! Хотя бабенка клевая!

– Прекрати! – холодно сказал Рути. – Наше дело – тупо выполнить приказ.

– Слушаюсь, босс! – Чичер кивнул начавшей лысеть головой. – Ты-то получишь премию за художественность, а моему «уху» в этой сонной дыре никаких преград не предвидится.

– Ну, и радуйся, что проблем нет. Как-то моего отца спросили: «Что лучше? Кондор в небе или колибри в руках?» Он ответил: «Лучше иметь того и другого пополам».

– Поэтому нас с тобой всегда ставят в один экипаж: я в душе – кондор, а ты – колибри! Ха-ха-ха!!!