НАНОБОТ и СЕРДЦЕ НЕКСИИ Книга 2

– Стабилизаторы отвечают на десять процентов. Импульс на коррекцию курса. Держись, Зипп!

Зипп не отвечал. Его сознание растворилось в потоках данных, бушующих по уцелевшим нейронным контурам корабля. Его тело пылало тревожными сигналами – короткие, яростные вспышки бордового и тревожного пурпурного выхватывали из полумрака его тонкие конечности, с нечеловеческой скоростью перемещавшиеся по сенсорным панелям. Фоторецепторы Зиппа сузились в две ослепительно белые точки. Он был мозгом, пытающимся обмануть умирающее тело.

– Попытка перенаправить энергию от систем жизнеобеспечения на двигатели… Отвергнуто. Цепь разорвана, – голос был ровным, лишенным эмоций, чистым синтезом логики перед лицом катастрофы. – Активирую аварийные гравитационные буферы. Заряд… недостаточен.

«Хелион» содрогался, будто в гигантской руке, которая трясла его, словно игрушку. Снаружи, за бронированным стеклом иллюминатора, творилось нечто не поддающееся описанию. Это не было падением в пустоте или сквозь однородную среду. Они проваливались сквозь слои реальности, каждый из которых жил по своим законам. Одна секунда – и стены тоннеля текли вниз струями расплавленного камня, от которого исходил фосфоресцирующий жуткий фиолетовый свет. Следующая – и камень кристаллизовался в миллиарды игл, которые тут же рассыпались в облако сизой пыли, заволакивавшее все вокруг. Прожектора корабля, выхватывая фрагменты этого безумия, лишь усугубляли диссонанс: тени ложились не туда, куда должны были, перспектива изламывалась, создавая невозможные, ломающие рассудок геометрические фигуры.

– Еще один удар! – предупредила Спарта, она инстинктивно сгруппировалась перед новой вибрацией, которая была ощутимее предыдущей.

Это было ощущение, будто корабль продирается сквозь густую, вязкую жидкость, обладающую собственной волей. Пространство вокруг корабля сгустилось, стало видимым – клубящимся морем густо-лилового тумана, который цеплялся за корпус с физической силой, замедляя и скручивая их падение в спираль. Давление нарастало, металл корпуса скрипел и стонал, предупреждая о скором разрушении.

– Гравитационная аномалия! – крикнул Зипп, наконец оторвавшись от панелей. – Она не просто тянет вниз! Она… закручивает!

Спарта почувствовала это всем своим существом. Искусственные вестибулярные системы зашкаливали, посылая в ее процессор предупреждения о невозможном ускорении. Но хуже было физическое ощущение – будто ее саму, ее сознание, вытягивали в тонкую нить, закручивая в спираль ДНК. Она увидела, как щупы на руках Зиппа затряслись, потеряв на мгновение форму. Ее собственное сенсорное восприятие искажалось.

– Борюсь! – сквозь стиснутые зубы процедила она, вкладывая всю свою волю в дрожащие рычаги. Ее руки горели от перенапряжения. Она не вела корабль. Она сражалась с самой тканью мироздания, которая рвалась в клочья вокруг них.

И в этот момент, в самый пик борьбы, когда ее воля столкнулась со слепой мощью аномалии, она увидела это. Прямо перед собой, в гуще лилового хаоса. Гигантскую, едва видимую спираль, сотканную из сияющих линий невыразимого цвета, который был одновременно и глубоким фиолетом, и яркой зеленью, но не тем запретным изумрудным, а каким-то другим, новым, болезненным для восприятия. Эта спираль была гравитационной воронкой, дробившей пространство.

– Зипп! Координаты! Смотри! – ее крик был полон ошеломляющего открытия.

Зипп последовал за ее взглядом. Его фоторецепторы, настроенные на анализ спектров, едва не ослепли от перегрузки. Разум Зиппа, способный воспринимать миллионы данных одновременно, на секунду остановился, пытаясь осмыслить увиденное. Это не была природная формация. Слишком идеальна. Слишком сложна. Слишком… красива. Смертельно красива.

– Показания стабилизируются… но на новых значениях, – его голос был полон изумленного понимания. – Это не барьер, который ломает приборы. Это порог. Мы его только что пересекли.

«Хелион», подхваченный этим непостижимым течением, ринулся прямо в центр спирали. Мир за иллюминаторами взорвался светом. Лиловый туман исчез, сменившись ослепительной, слепящей белизной, которая тут же распалась на миллиарды спектральных линий. Их бросало из стороны в сторону, корпус корабля выл, как живое существо. Зипп видел, как панели управления одна за другой гаснут окончательно. Спарта чувствовала, как штурвал в ее руках становится бесполезным куском металла – системы управления окончательно отказали.

Они больше не падали. Корабль выбрасывало. Как щепку из жерла космического ускорителя.

Последнее, что зафиксировали их сенсоры, был резкий, оглушительный удар. Удар был глухим, мощным, будто их поймала гигантская сеть, сплетенная из чистой энергии. Грохот поглотил все остальные звуки. Аварийные огни погасли. Сирены умолкли. Наступила тьма, нарушаемая лишь слабым, потрескивающим свечением панели Спарты в ее груди и тревожными всполохами багряного и лилового на корпусе Зиппа, который от последнего толчка отлетел к противоположной стене и замер, обездвиженный.

Тишина.

Абсолютная, оглушительная. После рева сирен и скрежета металла она была пугающей. В кабине пахло озоном, гарью и чем-то новым, чужим – холодным ароматом древней пыли и статики.

Спарта первой пришла в себя. Ее оптические сенсоры медленно адаптировались к темноте. Она разжала закоченевшие пальцы от штурвала и попыталась подняться. Ее тело отозвалось пронзительной болью в местах соединения пластин. Она проигнорировала предупреждение о структурных повреждениях, мигнувшее в углу дисплея.

– Зипп? – ее голос прозвучал хрипло, нарушая давящую тишину. – Отзовись.

Сначала ничего. Потом, в дальнем углу кабины, слабо вспыхнул свет, знакомое, нежное бирюзовое сияние. Оно было тусклым, неровным, но оно было живым. Зипп пошевелился. Его руки беспомощно взметнулись в воздухе, пытаясь найти опору.

– Я… здесь, – его голос был слабым, прерываемым помехами. – Системный сбой. Критический. Двигатели… мертвы. Внешние сенсоры… не отвечают.

Спарта, превозмогая боль, подползла к нему. Ее рука осторожно обхватила его плечо, почувствовав хаотичное изменение температуры его полимерных пластин. Он дрожал.

– Мы живы, – сказала она.

Спарта помогла ему подняться. Они стояли в полуразрушенной кабине, среди обломков панелей, сплетений оптоволокна, и смотрели в единственный уцелевший иллюминатор. Безумие искажений осталось позади. Снаружи была тьма, тьма огромного, открытого пространства. И в этой тьме, вдали, угадывались контуры целых пиков и долин, вычерченных из металла и неизвестного материала, которые слабо светились изнутри, отливая блеклыми, приглушенными оттенками синего и стального. Это был не город, это был затерянный мир.

Их «Хелион», лежал на боку, искореженный и беспомощный, на краю какой-то гигантской, уходящей в темноту платформы. Путешествие сквозь искажающие барьеры завершилось. Ценой почти что их жизней и их корабля. Но они достигли цели. Они были здесь. В сердце неизвестности. И эта неизвестность смотрела на них из темноты миллиардами невидимых глаз, храня молчание, которое было куда страшнее любого рева. Их падение прекратилось, но приключение только начиналось, и начиналось оно в полной темноте, с разбитой машиной и сомнениями, которые звенели в тишине громче любого сигнала тревоги.

Первый взгляд

Светящиеся частицы пыли, поднятые падением «Хелиона», все еще кружились в неподвижном, застывшем пространстве, словно рассеянные искры от давно угасшей звезды. Зипп и Спарта стояли, опираясь о корпус корабля, их фоторецепторы, привыкшие к ослепительному хаосу пространственного перехода, с трудом привыкали к этому новому, подавляющему своим масштабом миру.

Тьма здесь была субстанцией, тканью, сотканной из тени и отсветов. Вокруг пахло тяжелой, странной, едва уловимой статикой и окисленным металлом. Воздух не двигался, не рождал ветра, а лишь лежал незыблемо, поглощая звук, что их собственное дыхание и тихий гул внутренних систем отдавались в голове неестественно громко.

«Хелион» лежал на массивной выступе полированной черной скалы, которая оказалась частью гигантской, уходящей в обе стороны платформы. Ее поверхность была идеально ровной, без стыков и швов, словно выточенной из единого кристалла обсидиана. Но это было лишь началом.

Вокруг, с верху и с низу простирался он… целый континент, рожденный в глубине планеты.

Он утопал в глубоких сумерках, которые сами по себе были наполнены внутренним свечением. Вдали высились архитектурные пики. Башни спиралевидной формы, оплетенные мостами-серпантинами, которые висели в пустоте, не имея видимых опор. Целые террасы структур, похожих на гигантские кристаллические соты, поднимались ярусами, их грани мерцали блеклым, глубоким фиолетовым и индиго, словно поглощенный ночью океан. Где-то внизу, в бездонных каньонах, струились реки чистого, белого света, текущие неспешно по прозрачным желобам, освещая изнутри колоссальные опоры, на которых держался этот подземный мир.

– Целый континент…! – прошептал Зипп приглушенным голосом, полным благоговейного ужаса. Его микроскопические пластинки, отражая скудное свечение снизу, переливались темно-синими и глубокими лиловыми тонами, будто он сам стал частью этого гигантского сооружения. – Они построили не город, Спарта. Они построили целый мир внутри своего мира.

Спарта молча кивнула. Она казалась в этой обстановке каплей ночи, сияние ее сердца билось ровным, но напряженным ритмом. Ее суженные оптические сенсоры сканировали панораму, выискивая угрозы, следы движения, любые аномалии. Но ничего. Лишь монументальное, оглушительное безмолвие.

– Никаких признаков энергии, кроме фоновой, – доложила она. – Ни движения, ни тепловых следов. Только структурное свечение. Оно похоже на… посмертную биолюминесценцию. Свет после смерти.

Они осторожно сделали несколько шагов от «Хелиона», их шаги глухо отдавались, как будто они шли по крыше гигантского саркофага. Платформа, на которую они приземлились, оказалась краем огромной площади, которая расстилалась перед ними, упираясь в основание ближайших мегаструктур. В центре площади возвышался шпиль из того же черного, полированного материала, увенчанный сферой, внутри которой медленно пульсировал свет, переходя от бледно-голубого к насыщенному фиолетовому и обратно. Ритм был странным, сбивающимся, словно больное сердце.

– Сигнал… – сказал Зипп, указывая рукой в сторону шпиля. – Он исходит отсюда. Он больше похож на… автоматическое повторение. Эхо.

– Постой. Давай на секунду забудем про сигналы и спасение вселенной, – Зипп внезапно повернулся к Спарте, его голос потерял пафос и стал почти обыденным. – Ты ведь тоже это видишь, да? Мы летели сюда, ожидая чего угодно: космических чудовищ, плазменных бурь, чёрных дыр на завтрак. А нашли… – он широким жестом обвёл панораму застывшего великолепия, – архитектурный шедевр. Самый грандиозный, самый печальный и самый безлюдный музей во всём известном космосе. Наша великая миссия по спасению, по сути, свелась к тому, что мы вломились в чей-то заброшенный, пусть и невероятно роскошный, дом. Чувствуешь иронию?

Спарта на мгновение замерла, её оптические сенсоры сузились. В её голосе, когда она наконец заговорила, прозвучала плохо скрываемая, сухая усмешка.

– Ты хочешь сказать, что мы, два Стража Союза, потратившие астрономические ресурсы и едва не разбившиеся, по сути, стали первыми за миллион лет… туристами? Нежеланными, плохо одетыми и без билета. Да. Очень смешно. Теперь можешь перестать философствовать и помочь мне понять, как нам не стать частью этой постоянной экспозиции – в разделе «незваные гости, ликвидированные системой безопасности».

Они двинулись вперед, к шпилю. По мере приближения их начинало окружать нечто иное. Между гигантских сооружений, в нишах и на стенах, они начали различать детали. Это не были просто здания. Это были произведения искусства, застывшая в материи музыка. Стены некоторых башен были покрыты сложнейшей рукотворной структурой, которая не была письменностью в привычном понимании. Это были волнообразные линии, спирали и точки, которые, если смотреть на них под определенным углом, складывались в трехмерные голографические изображения – схемы звёздных систем, биологические молекулы невероятной сложности, математические формулы, проявленные в виде света.

Зипп остановился перед одной такой стеной, его руки нерешительно повисли в сантиметре от холодной поверхности. – Смотри, они не строили. Они… выращивали. Или лепили. Здесь нет ни одного прямого угла. Все течет, все живет, даже в этом окаменевшем состоянии.

Спарта подошла к основанию шпиля. У его подножия лежали предметы, словно аккуратно разложенные инструменты. Сферы, кубы, стержни из темного металла, покрытые тем же светящимся узором. Она наклонилась, ее сенсоры зафиксировали слабый энергетический след.

– Они просто… оставили все и ушли, – произнесла она, в ее голосе прозвучало недоумение, граничащее с трепетом. – Нет следов борьбы, нет повреждений от оружия, нет хаоса. Все на своих местах. Как будто весь народ просто испарился в одно мгновение.

Зипп присоединился к ней. Его корпус, находясь так близко к источнику пульсирующего света, вспыхнул яркой голубизной, отбрасывая длинные, призрачные тени на полированный пол. Он протянул руку, его микроскопические щупы снова приняли форму тонких нитей, готовых коснуться одного из артефактов.

– Не надо, – резко сказала Спарта, хватая его за запястье. Ее хватка была железной. – Мы не знаем, что это. Активная система может среагировать.

– Но она не активна, Спарта. Она мертва. Мы должны понять… – его голос дрогнул от жажды познания, от того самого любопытства, что всегда было его главным двигателем.

Внезапно, ритмичная пульсация света в сфере на шпиле резко изменилась. Ровное перетекание от голубого к фиолетовому, сменилось частыми, нервными вспышками алого. Глухой, низкочастотный гул, которого они сначала не замечали, пронизывая все вокруг, усилился, превратившись в нарастающий вой, исходящий из самой глубины этого металлического континента.

Свет на площади поменялся. Тусклое структурное свечение сменилось резкими лучами прожекторов, которые зажглись на вершинах башен, пронзая тьму. Они были ядовито-зелеными, болезненными. Эти лучи метались по платформе, по стенам, выискивая что-то.

– Система не мертва, – холодно констатировала Спарта, оттаскивая Зиппа в тень у основания шпиля. – Она спала. А мы – несанкционированное вторжение.

Один из лучей скользнул по «Хелиону». Задержался. Зеленый свет выхватил из тьмы искореженный корпус, обломки. Затем луч резко переметнулся на них.

– Беги! – скомандовала Спарта.

Они рванули от шпиля, вглубь платформы, к лабиринту низких, куполообразных структур. За их спинами с оглушительным скрежетом, похожим на смех гигантских шестерен, платформа начала меняться. Секции полированного пола с шипением раздвигались, и из-под них поднимались структуры, увенчанные сферами, с которых уже струились разряды сконцентрированной энергии того же ядовито-зеленого цвета.

Первый разряд угодил в место, где они стояли секунду назад, оставив на непробиваемом материале расплавленную, дымящуюся воронку.

Они нырнули в узкий проход между двумя куполами. Зипп бежал, его гибкие конечности позволяли ему развивать невероятную скорость, пластинки корпуса вспыхивали алыми всполохами тревоги. Спарта двигалась за ним, ее мощная, обтекаемая форма идеально подходила для маневров в ограниченном пространстве. Она обернулась, ее сенсоры зафиксировали движение.

Из-под земли, словно ростки из почвы, на платформу поднимались фигуры. Это не были роботы в их понимании. Они были похожи на скопления жидкого металла, постоянно меняющие форму – то принимая облик многоногих тварей с клинками вместо лап, то превращаясь в шары, усеянные сенсорами. Они двигались рывками, неловко, словно пробуждаясь от долгого сна, но их намерения были предельно ясны.

– Стражи, – выдохнула Спарта, разворачиваясь и поднимая руку. Из ее предплечья с тихим шипением появился компактный бластер, и короткая, яркая вспышка плазмы ударила в ближайшего стража. Тот взорвался, разбрызгав брызги раскаленного металла, но на его место тут же наплыли еще двое.

– Это бесполезно! Их слишком много! – крикнул Зипп, хватая ее за руку, потянув за собой вглубь сужающегося прохода. – Мы должны найти укрытие! Настоящее укрытие!

Они бежали, петляя между немыми исполинами прошлого, под перекрестным огнем пробуждающихся систем безопасности. Воздух вибрировал от гула механизмов и свиста энергетических разрядов. Их первый взгляд на этот затерянный континент стал последним моментом относительного спокойствия. Теперь этот мир, этот колоссальный памятник величайшей цивилизации, просыпался. И просыпался он с одной-единственной целью – уничтожить непрошеных гостей. Они нашли источник сигнала, но он оказался не спасением, а ключом, повернувшим замок на двери, за которой ждала гибель. И дверь эта теперь была распахнута настежь.

Молчание веков

Проход, в который они нырнули, спасаясь от системы безопасности, сузился, превращаясь в низкий туннель, стены которого были пронизаны тончайшими, словно паутина, проводниками, мерцавшими тусклым, угасающим сиянием. От плазменных разрядов пахло озоном и пылью тысячелетий. Бежали они, пригнувшись, почти не дыша, прислушиваясь к затихающему гулу позади.

Туннель резко обрывался, и они оказались на узкой, изогнутой галерее, опоясывавшей необъятное, колоссальное пространство. Здесь не было ни куполов, ни шпилей. Здесь был город внутри города. Сердце Нексии, застывшее в момент своей величайшей и последней секунды.

Зипп замер у самого края, его фоторецепторы расширились, пытаясь вобрать в себя масштаб открывшейся панорамы. Спарта стояла рядом, она казалась крошечной точкой в этом грандиозном зале.

Перед ними простирался огромный атриум, уходящий ввысь в темноту, где терялись очертания невидимого купола. Внизу, на многих уровнях, соединенных изящными, застывшими в прыжке мостами-арками, стояли строения. Они не поражали вычурностью форм, как на поверхности. Здесь царила строгая, пугающая своей продуманностью геометрия. Башни в виде идеальных гексагональных призм, здания-параллелепипеды с безупречно гладкими фасадами, платформы, парившие в воздухе без видимой поддержки. Все было выдержано в едином стиле, в едином порыве.

И все было мертво.

Здесь не было ни трещин, ни следов эрозии, ни обломков. Материал, из которого был построен этот подземный мегаполис, – темный, с фиолетовым отливом металлокерамический сплав – сиял тусклым, ровным светом, словно впитавшим в себя само понятие ночи. Ни одна стена не была повреждена, ни один мост не обрушен. Это был город после того, как все его жители одновременно, по какому-то неведомому сигналу, отложили свои дела и ушли, выключив свет на прощание.

– Ничего… – прошептал Зипп, его голос был поглощен гнетущей акустикой зала. – Ни борьбы, ни паники. Словно жизнь здесь остановилась между двумя ударами сердца.

Спарта медленно прошлась к ажурному ограждению галереи. Ее сенсоры, настроенные на малейшие вибрации, улавливали лишь абсолютный нуль. Ни звука, ни движения молекул, ни перепадов температуры. Это была стерильная тишь, более глубокая, чем в открытом космосе.

– Смотри, – сказала она, указывая вниз.

Зипп последовал за ее взглядом. На широких эспланадах, в тени строгих зданий, стояли ряды устройств, похожих на капсулы. Они были прозрачны, и внутри них угадывались силуэты – гуманоидные, но лишенные четких черт, словно выточенные из дымчатого кварца. Их были сотни, тысячи, выстроенные в безупречном порядке, как на параде. Ни одна капсула не была вскрыта. Ни одна не показывала признаков жизни.

Зипп застыл, его тело перестало переливаться.

– Боже мой, Спарта… Ты видишь? – его голос стал тихим, полным ошеломленного благоговения. – Они же… прекрасны. Как кристаллы, выросшие по заданной, но непостижимой формуле. В них нет ничего лишнего. Ни страха, ни боли. Только чистая, геометрическая завершенность. Это не смерть. Это… идеальная пауза.

Спарта на мгновение отвела взгляд от потенциальной угрозы к лицу своего напарника, а затем снова всмотрелась в ряды капсул. Ее прагматичный ум сопротивлялся, но даже он не мог игнорировать очевидного.

– Прекрасны, – согласилась она, в ее голосе звучала холодная констатация сверхъестественного факта. – Как скальпель или уравнение. Красота абсолютной эффективности. Они отточили свою форму до сути, отбросив все биологические случайности. Но не обманывайся этой красотой, Зипп. Ледяная вершина тоже прекрасна. И столь же смертельна. Эта красота – часть их ловушки. Часть этого вечного, неподвижного сна, в который они хотят всех увлечь за собой.

– Они… спят? – предположил Зипп, чувствуя, как в его процессоре рождается и тут же гаснет абсурдная надежда, отчасти порожденная этим гипнотическим видением.

– Или хранятся, – холодно констатировала Спарта. – Как экспонаты в музее. Или как образцы в хранилище. Никаких признаков пробуждения. Никаких систем жизнеобеспечения. Абсолютный стазис.

Они спустились по ближайшему пандусу, их шаги отдавались гулким, одиноким эхом в немом пространстве. Приблизившись к первому ряду капсул, Зипп рассмотрел их лучше. Существа внутри были прекрасны и чужды. Их формы были плавными, обтекаемыми, словно созданные самой природой неведомого мира. Лица без ртов и носов, с гладкими масками, на которых лишь намечались впадины, где должны были быть глаза. Они застыли в позах покоя.

Зипп осторожно, почти благоговейно, протянул руку, его микроскопические щупы сгруппировались в подобие пальцев. Он прикоснулся к поверхности капсулы. Материал был холодным и абсолютно гладким. Ни единой царапины. Ни пылинки.

– Они приготовились к чему-то, – тихо сказал он, отводя руку. – К долгому ожиданию. Но что могло заставить целую цивилизацию… просто лечь и уснуть? Добровольно?

Спарта обошла капсулу, ее взгляд сканировал основание, ища хоть какие-то интерфейсы, панели управления, провода. Но ничего. Капсула была таким же цельным, законченным объектом, как и все в этом городе. Технология, достигшая уровня, где все лишнее было отброшено, и осталась лишь суть.

– Не добровольно, – возразила она. Ее голос прозвучал особенно громко в этой погребальной тишине. – Посмотри на расположение. На порядок. Это не хаотичное бегство в укрытия. Это… развертывание. По плану. Структурированное, тотальное отступление. Но не от внешней угрозы. От себя самих?

Она указала на стену ближайшего здания. Там, на огромной, идеально отполированной поверхности, мерцал сложный узор. Он напоминал схему или диаграмму, сотканную из линий цвета индиго и глубокого фиолетового. Узор был статичен, в его сложности угадывалась динамика, замороженный алгоритм, готовая к исполнению программа, которая так и не была запущена.

– Сигнал, который мы поймали… – сказал Зипп, подходя к стене. – Он мог быть не призывом о помощи. Он мог быть… будильником. Таймером. Который должен был сработать через тысячелетия. А мы… пришли слишком рано.

Ощущение было столь же гнетущим, сколь и очевидным. Они были не спасителями, пришедшими на зов. Они были некронами, нарушившими вечный сон великого царства. Их присутствие, их энергия, сам факт их существования в этом пространстве было аномалией, ошибкой в вычислениях вселенной.

Внезапно, беззвучно, узор на стене изменился. Линии цвета индиго дрогнули, сместились, образовав новый, более сложный орнамент. От него отделилась небольшая, яркая точка цвета электрической статики, плавно двигаясь по стене, направилась к одному из зданий.

Зипп и Спарта переглянулись. Это было… приглашение? Или диагностика?

Они последовали за точкой, их шаги теперь казались им невыносимо громкими. Точка привела их к массивному, низкому сооружению, напоминавшему храм или архив. Вход в него представлял собой энергетическую завесу, мерцавшую тем же глубоким фиолетовым светом, но сейчас она погасла, рассеявшись, открыв проход в абсолютную черноту.

Завеса сомкнулась за ними, как только они переступили порог. Внутри было темно. Через мгновение, по стенам, по полу и потолку пробежали волны мягкого, рассеянного свечения, выхватывая из мрака интерьеры.

Они стояли в круглом зале. В центре, на невысоком пьедестале, лежал один-единственный предмет – кристалл идеальной кубической формы, размером с кулак Зиппа. Он был прозрачен, внутри него пульсировал, словно живой, сгусток света, цвета расплавленного кобальта. Вокруг, на стенах, проецировались те же сложные узоры, что и снаружи, но здесь они были объемными, голографическими. Они изображали звёздные карты, схемы энерго-потоков, чертежи механизмов невероятной сложности.

И вновь – ни единого признака хаоса, бегства или борьбы. Все приборы, все консоли выглядели активированными и готовыми к работе. Словно операторы отошли на пятиминутный перерыв и вот-вот должны вернуться.