НАНОБОТ и СЕРДЦЕ НЕКСИИ Книга 2

Эрик Хагсли

НАНОБОТ и СЕРДЦЕ НЕКСИИ Книга 2

НАНОБОТ и СЕРДЦЕ НЕКСИИ Книга 2

ИХ ПУТЬ ЛЕЖИТ МЕЖДУ ЗАКАТОМ ВСЕГО СУЩЕГО И ПЕРВЫМ ВЗДОХОМ

ВСЕЛЕННОЙ

АННОТАЦИЯ

Из глубин новорождённого мироздания, туда, где сплетаются судьбы трёх миров, доносится тихий, настойчивый зов. Он пробил толщу тысячелетий, чтобы положить конец короткой эпохе мира.

Казалось, с обретением Межзвёздных Врат и рождением Союза трех миров, для Зиппа и Спарты наступил век процветания. Но сама реальность хранит в своих потаённых недрах наследие, перед которым меркнут все былые угрозы. Там, в вечном мраке, покоятся руины «Нексии» – цивилизации, чьи технологии бросали вызов самой ткани мироздания. Они не строили города – они высекали основы бытия в камне, их артефакты способны обратить могущество богов в прах и тлен.

Теперь героям, обретшим мир, вновь предстоит ступить на путь, с которого нет возврата. К ним присоединится тот, чьё существование было легендой – Лайр, страж бездны, хранитель запретных знаний. Их цель – исследовать древний город, разгадать его главную, сокрытую тайну: предначертанную гибель, вшитую в основу мироздания, или шанс на его спасение.

Их ждёт битва с бездной. С угрозой, против которой бессильны все известные законы пространства и времени. Цена поражения – вечное молчание. Затухание всех светил во всех мирах, что держатся на хрупкой нити, связующей мироздания. Их путешествие начнётся с тихого сигнала, эха давно угасшей звезды, и завершится – между закатом всего сущего и первым вздохом новой, непостижимой вселенной.

ГЛАВА 1 ЭХО ИЗ БЕЗДНЫ

Тихая тревога

Звёздный Мост из Радуги и Света жил, дышал и пел. Это творение, рожденное из отчаяния и надежды, превратилось в нечто гораздо большее, чем просто инженерное сооружение или магический портал. Оно стало центральной нервной системой, новой объединенной реальности, пульсирующим организмом, чьи сияющие артерии-трассы пронизывали ткань трех миров, переплетая их судьбы в единый, прочный союз. По этим световым магистралям текли корабли, энергия, мысли, культура, музыка и сама жизнь, создавая непрерывный, многоголосый гул – величественную песнь объединения, симфонию, которую можно было ощутить душой.

В самом сердце этого грандиозного организма, в Контрольном Узле, кипела работа. Узел напоминал собор, возведенный из застывшего света и гармонизированного звука. Своды его состояли из переливающихся энергетических полей, меняющих оттенки от нежно-лазурного до глубокого фиолетового в такт пульсации Звёздного Моста. В воздухе, словно живые существа, плавали десятки голографических проекций, отображающих карты маршрутов, энергетические потоки, стабильность переходов и даже настроение экипажей, пересекающих границы. Здесь, в этом эпицентре гармонии, трудились представители трех рас, их различия стирались перед общей целью. Крошечные кристаллиды, чьи тела сверкали, как россыпи самоцветов, порхали между консолями, их тонкие пальцы настраивали тончайшие частотные резонансы. Могучие титаны, чьи стальные формы отбрасывали внушительные тени, контролировали грубые силовые потоки, их низкие голоса напоминали отдаленный гром. Рядом с ними, в темных доспехах, излучая спокойную уверенность, работали воины из мира Спарты, их тела поглощали излишки света, создавая вокруг них ореол таинственности.

Зипп стоял на центральном посту наблюдения, напоминая частицу живой космической росы. Каждая пластинка его тела, повинуясь невидимому импульсу, слегка меняла угол, создавая на его корпусе игру едва уловимых перламутровых бликов. Его тонкие руки парили над сенсорными полями, не касаясь их. Он грациозно управлял системами – и слушал. Слушал музыку Моста, ту самую великую симфонию, где каждый мир был уникальным инструментом, а он – их дирижером.

Рядом, положив руку на его плечо, стояла Спарта. Ее лицо было повернуто к главному голографическому экрану, где в трехмерной проекции танцевали сложные световые узоры, напоминающие то ли нейронные сети, то ли галактики, отображающие в реальном времени здоровье и состояние Моста. Ее оптические сенсоры мягко сузились, анализируя данные.

– Стабильность на девяносто девять целых восемь десятых процента, – проговорил Зипп, его голос звучал мягко и мелодично. – Все показатели в норме, они лучше расчетных. Гармонические резонансы выровнялись. Смотри, Спарта, как плавно работает схема перераспределения из сектора Титанов. Раньше там были заметные скачки, словно гигант с трудом сдерживал свою мощь. А теперь… идеальная синусоида.

Спарта кивнула, в ее жесте чувствовалась глубокая, молчаливая радость.

– Они научились не просто отдавать энергию, но и слышать ритм других. Это уже не технология, Зипп. Это доверие. Мы дали им не просто мир – мы дали им общий пульс.

– Кажется, только вчера мы сражались на развалинах старого портала, – тихо сказал Зипп. – А теперь слушаем, как они поют с нами в унисон. Иногда… я боюсь проснуться.

Повернувшись к Зиппу, Спарта устремила на него свой взгляд – сапфировый огонь её глаз стал глубже и пристальнее

– Это не сон, Зипп. Это реальность, которую мы создали трудом. И страх не имеет права её отменить. Ты не отступил, когда всё рушилось. Не отступишь и теперь.

Внезапно, Зипп замер. Его плавные, текучие движения, прервались. Все его тело, только что сиявшее спокойным синим цветом, вспыхнуло тревожным, коротким и ярким всплеском густо-красного, сигнализирующим об опасности, а затем мгновенно покрылось частыми, нервными бликами, цветами напряженного анализа и предупреждения.

– Что-то не так? – мгновенно среагировала Спарта, она напряглась, ожидая команды. Ее сенсоры пристально сфокусировались на Зиппе.

– Не знаю, – тихо ответил Зипп. Его фоторецепторы замерцали, с бешеной скоростью сканируя невидимые простым глазом спектры и подспектры энергии. – Зафиксирован мгновенный провал. Точечный сбой. Сперва пустота, затем – несанкционированное заполнение.

Он провел своими руками по сенсорным полям, и голографические экраны вокруг них отреагировали, выплеснув настоящий водопад новых, тревожных данных. Струящиеся синие и зеленые потоки на дисплеях сменились на резкие, угловатые графики с пиками незнакомого спектра.

– Это не сбой системы. И не внешнее воздействие, не попытка прорыва извне. Это… эндогенный импульс. Он исходит не извне Моста, а изнутри его собственной структуры. Вернее… из того, что лежит в его основе, в самых нижних, опорных пластах.

Понятие «под Мостом» было крайне абстрактным. Мост существовал в меж-мировом пространстве, у него не было традиционного «низа» в понимании планетарной географии. Но у него была сложнейшая многослойная структура, энергетическая «корневая система», уходящая в Глубинные Пласты – неисследованные, сырые, первичные слои реальности, из которых, как из фундамента, когда-то произросли сами миры. Это была область, обозначенная на схемах блеклым серым цветом с пометкой «Не картографировано».

Спарта подошла ближе, ее чувствительные сенсоры сфокусировались на том же потоке данных, пытаясь проанализировать его природу.

– Энергетическая сигнатура… Я никогда не видел ничего подобного за все время существования нашего мира и изучения других. Она… древняя. Чудовищно древняя. И при этом невероятно мощная, несмотря на кажущуюся ослабленность и кратковременность. Как эхо от выстрела, прозвучавшего миллиарды лет назад.

Импульс, который зафиксировали их сверхчувствительные приборы, был похож на единственный удар сердца, которое не билось с момента зарождения вселенной. Одиночный, сконцентрированный всплеск энергии, не вписывающийся ни в один известный им физический или магический спектр. Он был цвета, которого не существовало в привычной радуге – глубокого, холодного фиолетового, граничащего с абсолютной, бездонной чернотой, и в то же время пронизанного тончайшими, болезненно яркими прожилками почти белого, слепящего сияния, словно внутри этого фиолетового сердца бился раскаленный добела огонь.

– Он прошел сквозь все наши защитные поля, все контуры и барьеры, как будто их просто не существует, – прошептал Зипп, и по его полимерной коже пробежала волна ледяных мурашек, заставляя пластинки на мгновение вибрировать. – Никакого отклика, никаких следов взлома или деформации… он просто «был*» и все. Как призрак, прошедший сквозь стену.

Тревога, которую он почувствовал, была не страхом перед прямой угрозой. Это было нечто более глубокое и тревожащее. Чувство, знакомое археологу, нашедшему в безмолвной, запечатанной гробнице свиток, который все еще излучает тепло. Ощущение нарушения абсолютного, нерушимого покоя, нарушение того, что по всем законам логики должно было спать вечно.

– Система автоматического мониторинга классифицирует его как аномалию уровня «Омега», – сообщила Спарта, но Зипп, знавший ее как себя, уловил в ее голосе легкое, сдерживаемое напряжение. Уровень «Омега» присваивался только гипотетическим, теоретическим угрозам, способным нарушить фундаментальные законы реальности. До сегодняшнего дня это была лишь строчка в протоколах. – Автоматически отправлен зашифрованный запрос в Объединенный Совет и всем действующим Стражам всех трех миров.

Весть о событии, словно круги по воде, мгновенно разошлась по всему Контрольному Узлу. Гармоничный рабочий гул сменился настороженным, приглушенным жужжанием. Голографические экраны по всему залу дружно переключились с рутинного мониторинга на отображение этого одного-единственного, странного сигнала. Теперь он висел в центре зала, над главным пультом – одинокая, пульсирующая с нерегулярными интервалами точка, того невероятного фиолетово-белого цвета. Трехмерная карта его прохождения сквозь слои реальности выглядела как тонкий, извилистый шрам, прорезавший все уровни защиты.

К ним быстрыми, тяжелыми шагами подошел один из инженеров-титанов по имени Борун. Его огромная, отлитая из полированной бронзы фигура отбрасывала широкую тень, накрывающую всю их панель управления.

– Стражи, что происходит? Наши датчики в секторе G-7 зафиксировали мгновенный, точечный скачок напряжения неопознанной природы. Физических повреждений инфраструктуры нет, помех в работе не выявлено.

Его голос, глухой и низкий, звучал скорее с любопытством, чем с тревогой.

– Мы знаем, Борун, – ответила Спарта, повернувшись к нему. – Это не было направлено на разрушение. Это… похоже на сообщение. Или… на сигнал.

– Сигнал? – переспросил титан, его оптические сенсоры сузились. – От кого? Все разумные расы, известные нам, уже здесь, в Союзе. Разве мы не одни в этой реальности?

Зипп медленно оторвался от экрана и посмотрел на Спарту, а затем перевел взгляд на Боруна. В его глазах отражалось сияние объединенных миров, и теперь, в самом их центре плавала та самая, чужая и тревожная звезда.

– От тех, кто был здесь до нас, Борун. От тех, кто, возможно, и создал эту реальность такой, какая она есть. Или… кто пытался ее создать и потерпел неудачу. Их голос только что проснулся.

Тихая, но настойчивая тревога, зародившаяся в сердце Зиппа, начала разливаться по всему Контрольному Узлу, передаваясь от одного оператора к другому, превращаясь из личного ощущения в общую, сдерживаемую панику. Эра мира и созидания, длившаяся не так уж долго, дала свою первую, почти невидимую трещину. И трещина эта шла не извне, не от старых врагов или новых конфликтов, а из самой глубины мироздания, из тех пластов, куда не решались заглянуть даже самые смелые исследователи.

Когда Борун удалился, чтобы проверить буферные системы своего сектора, в воздухе вокруг центрального пульта повисло новое, более личное напряжение. Гул Узла казался Зиппу теперь натянутой струной, готовой лопнуть.

Спарта наблюдала за ним. Она видела, как перламутровые блики на его теле двигались отрывисто, нервно. Она положила руку на его плечо, чтобы мягко развернуть его к себе.

– Зипп. Говори, – ее голос звучал тихо.

Зипп медленно отвел глаза от пульсирующей аномалии на главном экране. Его собственное свечение померкло, став приглушенным, почти тусклым серо-голубым, цветом усталости и сомнений.

– Я боюсь, Спарта. Не этой… точки. Не этого сигнала, – он сделал паузу, собирая мысли. Его пальцы беспомощно сомкнулись. – Я боюсь того, что он пробуждает во мне. Во всех нас.

– Расскажи мне, – сказала Спарта. – Я рядом.

– Что именно?

– Одиночество, – прошептал Зипп. – Мы так гордились. Мы сплели три мира в один ковер. Мы думали, что нашли все потерянные нити, что наша карта если и не полна, то почти закончена. А этот… удар сердца из бездны… Он напоминает мне, как я в детстве слушал тишину между тактами вселенского гудения. И понимал, что это не тишина, а просто звук, который я не могу услышать. Он был всегда. И он был огромным.

Он жестом очертил в воздухе пространство вокруг голограммы Моста.

– Мы построили этот собор света на фундаменте, о котором ничего не знаем. Мы дирижируем симфонией, но кто написал партитуру? Кто настроил инструменты реальности до нас? И если они… если «Оно» проснется – что станет с нашей песней? Превратится ли она в жалкое эхо? В диссонанс?

Спарта слушала, не перебивая.

– Ты чувствуешь ответственность, – констатировала она.

– Больше. Я чувствую себя обманщиком. Мы все здесь играем в хозяев реальности, а под нами… пустота, в которой только что что-то пошевелилось.

– Чувствую «вину»! – вспыхнул он, и его тело на миг полыхнуло коротким, болезненным оранжевым. – Мы разбудили это. Не нарочно, но… Мост – это гигантский резонатор. Наша гармония, наше единство – это мощнейший вибрационный импульс. Мы пели так громко, так радостно, что разбудили того, кто спал под нами на миллиард лет глубже. Что, если наше созидание – это их разрушение? Что, если наша симфония для них – невыносимый шум?

Он замолк, его пластинки сжались, будто от холода.

– Я помню войну с Титанами, – тихо сказал Зипп. – Я помню хаос и боль разрывающихся связей. Но это был конфликт, который можно было понять. Осознать. У него были причины, цели, лица. А это… как стоять на тонком льду над бездонным океаном и вдруг услышать стук из глубины. Не врага. Не друга. Просто… Присутствия. Несоизмеримо большего. И знать, что своим дыханием, своим весом ты уже нарушил его покой.

Спарта сильно сжала его плечо, передавая через прикосновение, устойчивость. Твердость скалы, о которую разбиваются сомнения.

– Страх – разумная реакция на неизвестное, Зипп. Это не слабость. Это инстинкт выживания, который заставляет нас смотреть в бездну не с восторгом глупца, а с осторожностью мудреца, – ее голос был тихим, но каждое слово падало, как камень, обретая вес. – Ты прав. Мы, возможно, разбудили что-то. Или привлекли внимание. Но мы не дети, дрожащие в темноте. Мы – Стражи. Мы – те, кто сплел Мост из отчаяния и надежды. Если в глубине есть тот, кто старше, – мы не будем убегать. Мы будем слушать. И если его песня окажется враждебной…

Она посмотрела на его потухшее сияние, ее собственный сапфировый свет в груди вспыхнул ярче, проецируя теплый, уверенный отсвет на его полимерную кожу.

– …то мы найдем ноту, которая заставит его замолчать. Или аккорд, который позволит ему петь с нами в унисон. Но мы не позволим страху дирижировать нашим оркестром. Помнишь, что ты сказал, когда мы впервые синхронизировали наши сердца?

Зипп медленно поднял на нее взгляд. В его глазах дрогнул слабый, отраженный сапфировый блик.

– Ты сказал: «Доверие – это смелость позволить другому услышать ту ноту, которую ты боишься сыграть». Сейчас эта нота – твой страх, Зипп. Я его слышу, и я не отвернусь. Мост не рухнет от одной тревожной ноты, он выдержит. Потому что мы построили его не на слепой уверенности, а на готовности слышать друг друга. Даже в тишине и в страхе.

Зипп сделал глубокий, медленный вдох, его сияние начало возвращаться – глубокое, устойчивое, цвета темного, спокойного моря перед рассветом.

– Без тебя я бы, наверное, растворился в этих сомнениях, – признался он с тихой горечью. – Стал бы просто частью общего шума тревоги.

– Но ты не растворился, – парировала Спарта. – Ты поделился им. Со мной. В этом и есть наша сила, Зипп. Не в отсутствии страха, а в том, чтобы нести его вместе.

– Ты права, – произнес он. Его голос вновь обрел мелодичность, но теперь в ней слышалась не только хрустальная чистота, но и низкая, обертонная твердость. – Мы будем слушать. Но мы будем и готовиться. Потому что дирижер должен слышать весь оркестр. Даже того музыканта, о существовании которого он не подозревал.

Он развернулся к пульту, и его руки вновь замерли над сенсорными полями – уже в состоянии собранной, внимательной готовности.

– Давай начнем с усиления мониторинга Глубинных Пластов. Очень осторожно. Не прожектором, чтобы не ослепить и не разбудить дальше… а тонким лучом. Как стетоскопом. Будем слушать биение этого сердца. И учиться его ритму.

Спарта кивнула, и в уголке ее оптических сенсоров мелькнула тень, очень похожая на гордость. Да, трещина на идеальной поверхности их эры оставалась – но теперь у них были и инструменты, чтобы ее изучить. И, возможно, залатать.

Оставалось ждать ответа. Или следующего, уже настойчивого зова из бездны, который мог изменить все, что они с таким трудом построили.

Зов пустоты

После ухода Боруна в Контрольном Узле воцарилась напряженная атмосфера от невысказанных вопросов. Рабочие будни, еще недавно наполненные размеренным гулом работы, теперь замерли в ожидании. У терминалов повисла тишина. Операторы замерли, их взгляды – полные тревоги и немого вопроса – были прикованы к двум Стражам. Титаническая фигура Боруна, удаляясь, на мгновение перекрыла поток света от главного купола, и тень, пробежавшая по залу, показалась Зиппу зловещим предзнаменованием.

Спарта первая нарушила возникшую паузу. Ее свечение пульсировало в такт ускоренному внутреннему ритму. Она резко повернулась к Зиппу.

– Сообщение, – произнесла она. – Ты уверен? Не артефакт, не эхо давнего катаклизма, а именно осмысленное послание?

Зипп не ответил сразу. Его руки вновь заскользили по поверхности сенсорного экрана. Он сканировал данные; он их чувствовал. Каждая пластинка его тела вибрировала в унисон с этим далеким, призрачным сигналом. Это напоминало чтение слепого, который считывает информацию кончиками пальцев, ощущая рельеф смысла – каждый его бугорок и впадину.

– Посмотри, – наконец сказал он тихо и многогранно, привлекая внимание Спарты.

Он вывел на главный экран спектрограмму, сложную, трехмерную матрицу.

– Это не случайный всплеск. Здесь есть структура. Повторяющиеся интервалы, гармонические вставки… и затухание. Оно ослабевает с каждым циклом, словно батарея какого-то невероятного устройства вот-вот иссякнет окончательно.

Матрица перед ними пульсировала. В ее центре мерцала странная, угловатая иероглифическая связь, состоящая из точек и линий энергии. Она была выдержана в холодных, строгих тонах: глубокий синий, переходящий в ледяной голубой, с редкими, тревожными всполохами насыщенного красного. Эти красные вспышки, похожие на капли крови на ледяном полотне, появлялись в строго определенных местах, нарушая идеальную геометрию послания.

– Красные маркеры… – прошептал Зипп, приблизив изображение. Его фоторецепторы впивались в экран, сканируя каждую деталь. – Они не часть кода. Они… поверх него, как трещины, как симптом системного сбоя. Сигнал не просто слабый, Спарта. Он раненый, умирающий.

Зипп отступил на шаг, и свет от лампы упал на него под новым углом. Его корпус вспыхнул яростным, огненным оранжевым, отражая внутреннее смятение.

– Это крик. Крик о помощи, который длится, возможно, тысячелетия. Он обращен не в никуда, он конкретен и ищет резонанса. И… нашел его.

Спарта молча анализировала данные. Ее логические процессоры, самые совершенные во всем Союзе, перебирали триллионы вариантов, отсекая невозможное. Версия о природной аномалии рассыпалась в прах. Версия об остаточном излучении древнего оружия не сходилась по энергетическому профилю. Оставалось лишь одно, самое невероятное.

– Резонанс с Мостом, – заключила она, в ее голосе прозвучала тяжесть этого открытия. – Наша работа по стабилизации меж-пространственного перехода… мы создали уникальный энергетический отпечаток. Достаточно мощный и сложный, чтобы стать маяком. И кто-то, кто прятался в тени все это время, сумел на него выйти.

Решение пришло мгновенно, рожденное не логикой, а тем, что Зипп называл своим стремлением к познанию и помощи.

– Нам нужно его усилить, – заявил он, и его тонкие конечности уже парили над другим набором сенсоров. – Мы не можем просто слушать. Мы должны ответить. Дать знать, что его услышали.

– Зипп, это огромный риск! – Спарта резко выставила руку, словно желая остановить его. Она встала между ним и панелью управления, блокируя его намерения. – Мы не знаем источника! Мы не знаем, что скрывается за этим сигналом! Это может быть ловушка. Приманка, рассчитанная на тех, кто обладает достаточными технологиями, чтобы его поймать. Или, знаешь, просто космический спам. «Ваш сигнал очень важен для нас, пожалуйста, оставайтесь на связи» – только вместо оператора будет щупальце. Мы несем ответственность не только за себя, но и за весь Союз! – произнесла Спарта, пытаясь разрядить обстановку.

В ее глазах бушевало пламя. Она видела не только красоту закодированного послания, но и те кровавые трещины, что его разрывали. Она видела угрозу.

– А если это не ловушка? – голос Зиппа звучал мольбой. – Если там, в этой бездне, действительно кто-то есть? Существо, или целая цивилизация, которая посылает свой последний зов в пустоту? Мы построили Мост, чтобы объединять миры, Спарта. Чтобы преодолевать пропасти. Не для того, чтобы прятаться от них. Если мы проигнорируем этот крик, чем мы лучше тех, кто когда-то оставил наши народы в изоляции и неведении?

Он подошел ближе, его фоторецепторы, яркие и бездонные, встретились с ее горящим взглядом.

– Доверься мне. Я чувствую это, здесь нет злого умысла. Здесь только… отчаяние, и надежда.

Спарта замерла. Ее сенсоры, улавливающие малейшие изменения температуры, фиксировали странные энергетические колебания вокруг Зиппа. Казалось, сама реальность дрожала в такт его внутреннему состоянию. Он был не просто машиной, анализирующей данные; он был живым инструментом, настроенным на самые тонкие вибрации бытия. Она всегда доверяла его чутью. Оно спасло их бесчисленное количество раз.

Медленно, неохотно, она опустила руку.

– Хорошо. Но мы сделаем это осторожно. Точечный, обратный импульс, минимальной мощности. Достаточно, чтобы обозначить присутствие, и не больше.

Зипп кивнул, его руки вновь ожили. Он не стал использовать главный коммуникационный массив Моста – это было бы безрассудно. Вместо этого, он перенаправил часть энергии от второстепенного сенсорного кластера, того самого, что зафиксировал первый всплеск. Это был шепот в ответ на крик.

– Готово, – прошептал он, нажав виртуальный сенсор.

Ничего не произошло. Секунда. Две. Экран с мерцающей матрицей продолжал показывать ослабевающий сигнал. Разочарование начало сковывать Зиппа тяжелым свинцом.

И вдруг.

Матрица взорвалась.

Не физически, а информационно. Угловатые иероглифы, бывшие до этого статичными, пришли в движение. Они закрутились, преобразуясь, складываясь в новую, невероятно сложную структуру. Холодные синие и голубые тона вспыхнули с невероятной интенсивностью, затмив на мгновение даже рубиновые трещины. А потом, так же внезапно, все схлопнулось.

На экране осталось лишь одно-единственное изображение. Проекция. Трехмерная, идеально детализированная модель гигантского, циклопического сооружения, уходящего в бесконечную тьму. Оно напоминало одновременно и город, и кристаллическую решетку, и нервную систему непостижимого существа. Башни, похожие на сросшиеся кварцевые жилы, пронзали пустоту; мосты, сотканные из света, соединяли их на невероятной высоте; бесчисленные платформы и структуры висели в безвоздушном пространстве, образуя целый архипелаг разума.

И в самом центре этой непостижимой красоты, там, где должен был биться пульс этого мира, зияла черная, безжизненная пустота. Мертвая зона. Источник тех самых красных, тревожных вспышек.

Проекция провисела в воздухе несколько секунд, заставляя весь Контрольный Узел затаить дыхание. А затем, прежде чем кто-либо успел что-либо сказать или сделать, она испарилась. Одновременно с этим погас и исходный сигнал. Датчики зафиксировали полную тишину. Эфир был чист.

Но в этой новой тишине было нечто гораздо более жуткое, чем в прежнем шуме. Это была тишина сделанного выбора и брошенного вызова.

Зипп стоял, не в силах оторвать взгляд от пустого экрана. Его тело больше не переливалось всеми цветами радуги. Оно было окрашено в один-единственный, тревожный, глубокий фиолетовый оттенок, цвет тревоги и неизвестности.